Целуя знамя в пропыленный шелк…
Целуя знамя в пропыленный шелк…
Полторы сотни самых достойных, прославленных в боях бойцов, сержантов и офицеров 3-й ударной армии уже вовсю готовились в Москве к параду, когда вдруг из штаба 1-го Белорусского фронта по команде в 150-ю дивизию, дислоцирующуюся тогда в Эберсвальде, пришел приказ подготовить Знамя Победы для транспортировки в столицу нашей Родины…
Кто из больших начальников вспомнил о нем в столице – точно неизвестно. Но если исходить из того, кому это было более всего важно из маршалов – командующих фронтами, то получается, что Жукову. Последний, конечно, мог делать это без особой охоты: уж кому-кому, а ему-то не очень было приятно вновь вспоминать и невольно ворошить всю эту так до конца и не распутанную им историю с преждевременным докладом и водружением. Но, видно, кто-то настойчиво наталкивал его на мысль, что не гоже отказываться от предъявления на параде такой замечательной реликвии, особо выделяющей среди прочих фронт, которым он командует.
Среди этих «кого-то», конечно же, был командарм 3-й ударной армии В. Кузнецов и армейские политорганы, действовавшие, кроме всего прочего, через Главпур.
О том, что это все, скорее всего, было именно так, свидетельствовала та суета, которая вдруг разгорелась в политотделе армии сразу же по получении приказа из штаба фронта. Буквально в пожарном порядке командованием решались два главных вопроса. Первый – как оформить Знамя Победы так, чтобы первенство армии было на нем закреплено навеки. Второй – кто, собственно, его понесет на самом параде.
Судя по невиданной – не обремененной ни принятым порядком, ни элементарной правдоподобностью – стремительной процедуре представления Егорова и Кантарии на «Героя» всего за один день, именно они с самого начала планировались на роль почетных знаменосцев. Так оно и произошло. С той только добавкой, что командование и политотдел 3-й ударной армии сочли необходимым подкрепить «правильных героев» еще и небольшим эскортом в лице героев действительных. Из того факта, что всем убывающим в Москву вручили командировочные предписания за подписью начальника политуправления 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта С. Галаджева, можно с большой долей уверенности предположить: вновь Знамя Победы развернул мощный пропагандистский ветер, поднятый приставленными к Жукову политорганами.
Итак, наступило время проводов святыни в Москву.
Из воспоминаний С. Неустроева: «20 июня 1945 года я, Егоров, Кантария и Съянов в сопровождении начальника политотдела 150-й дивизии подполковника Михаила Васильевича Артюхова приехали в штаб 79-го стрелкового корпуса. Нас встретил начальник политотдела корпуса полковник Крылов. Из 171-й стрелковой дивизии приехал Самсонов. Вся группа, которой поручалось доставить Знамя Победы в Москву, была в сборе».
Далее капитан Неустроев вспоминает знаменательный эпизод, в котором процедура закрепления «исторического первенства» предстает следующим образом: «Полковник Крылов проверил боевую характеристику Знамени Победы, развернул знамя и помрачнел. На нем было написано, что „150 стр. ордена Кутузова 11 ст. Идриц. див.“.
Крылов пристальным взглядом в упор посмотрел на Артюхо-ва и спросил: «Кто вам дал право писать это?» И он ткнул пальцем в цифру 150. Артюхов понял, что надо как-то загладить самовольные действия командования дивизии, и предложил Крылову не стирать надпись, а добавить «79-й стрелковый корпус»… Конфликт был улажен», – заключает свой рассказ Неустроев[125].
На самом деле не совсем, потому что весьма похожая сцена случилась и на уровне политотдела армии. Командир «поарма» Ф. Лисицын в своих воспоминаниях пишет: «Перед самой отправкой Знамени Победы в Москву уже по моему указанию художник дивизионного клуба добавил к написанному ранее: „3 УА 1БФ)“ [126]. Последняя приписка означала: «3-я ударная армия 1-го Белорусского фронта». С такой добавкой вся надпись уже вполне могла удовлетворить даже самого Жукова…
Так что сегодня внимательный посетитель Центрального музея вооруженных сил в Москве, подойдя к стенду, за стеклом которого хранится реликвия, может сам легко заметить, что все три записи на красном полотнище нанесены разными руками…
Но вернемся к воспоминаниям Ф. Лисицына: «20 июня эти герои штурма Рейхстага прибыли на Берлинский аэродром. Там состоялся короткий митинг. Под звуки оркестра я вручил Знамя старшему сержанту Илье Съянову… Во второй половине того же дня посланцы 3-й ударной армии уже прилетели в Москву, на Центральный аэродром» [127].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.