Из жизни «засекреченных»

Из жизни «засекреченных»

Непосредственные участники штурма Рейхстага, отправленные по начальственной воле в историческую ссылку, жили после войны по-разному. Но страшная закономерность: биографический финал многих из них все равно оказался преждевременным и трагическим. Грубо оболганным, походя отброшенным в небытие оказалось то, что было, наверное, лучшей страницей в их жизни и высшей точкой в судьбе. Немногим оказалось по плечу вынести такую вопиющую, да еще подкрепленную всей государственной мощью несправедливость.

Кто-то – как это показал ход встречи ветеранов в 1961 г . – подломился на командирских обещаниях «вернуть их в историю», «повесить на грудь Золотую Звезду». Но в итоге очень скоро обнаружил себя в зоне саморазрушительной «жизни во лжи». Как с таким камнем существовать дальше?

Кто-то, не вынеся «высочайшей подлости», по старой русской привычке пошел «в разнос», срываясь на пьянки и уголовно наказуемые деяния.

Помните занесенного 2 мая 1945 г . в вечность военной хроникой фотокорреспондентами Шагиным и Рюмкиным симпатичного девятнадцатилетнего паренька – Григория Булатова? После войны его надежно задвинули в тень. Правда, бывший разведчик, орденоносец Григорий Петрович Булатов или, как его иронично прозвали завсегдатаи пивных и напарники по сплаву древесины, «Гришка-Рейхстаг» поначалу хорохорился: герои, дескать, не умирают… Вернувшись в 1949 г . в родной городок Слободской, что в Кировской области, Григорий «под большим секретом» рассказывал близким, как «его прямо из Берлина тайно доставили к Сталину и тот повелел герою из высших политических интересов помалкивать 20 лет. Потом – понятное дело – „пообещал Золотую Звезду Героя и всесоюзный почет“. „Героя“ Григорий не дождался. А дальше новая легенда: „звезду“ – правда, вытатуированную на теле – „получил“ на зоне, куда попал после инсценированного спецслужбами „изнасилования“.

Григорий действительно был судим дважды. Но совершенно по другим статьям. Первый раз в сентябре 1966 г . за мелкую кражу. На следствии не вилял, не выкручивался. Подарил следователю три школьных тетрадки, а в них переписка с оператором-документалистом Романом Карменом и маршалом Г. Жуковым. Из заключения вышел досрочно. Говорили, генерал Шатилов походатайствовал: он приезжал лично в Слободское, когда Булатов еще сидел.

Так или иначе, но Григорий освободился. И весной 1969 г . ездил в Москву. Там он встретился с некоторыми своими однополчанами и увидел себя на фотоснимке в книге Г. Жукова «Воспоминания и размышления». Похоже, эта встреча, снимок, а главное, шум вокруг реанимированной «знаменосной миссии» взвода капитана Сорокина снова выбили его из колеи. Потому что, вернувшись домой, все равно встретил то же самое, что и раньше: равнодушие и недоверие. Так что где-то совсем не случайно в 1970 г . Григорий снова был осужден – на этот раз за «хулиганку». Еще бы! Как очередной праздник Победы – про него ни слова, ни полслова. Ходил в горком, чтобы энергично «протереть» начальникам глаза. Выводили с милицией, сажали в КПЗ, штрафовали. Словом, опять «загремел». И опять был освобожден условно-досрочно.

Однако жизнь на воле уже хронически «не задавалась». Хотя все, вроде, было как у людей: женат, росла дочь, работал на фанерном комбинате «Красный якорь» мотористом катера. Но нет-нет, да и вспоминал свое боевое «секретное» прошлое. И при этом то замыкался в себе, то начинал пить в одиночестве и бузить на людях. Таким поведением он скоро практически свел к минимуму круг близких и родных людей.

Утром 19 апреля 1973 г . Григория Булатова нашли повесившимся в туалете ремонтного цеха Слободского механического завода – места его последней работы…

По-другому, но тоже драматично закончил свой земной путь боевой заместитель комбата Неустроева – лейтенант Алексей Берест. С обещанным начальством «местом в истории» его, конечно же, обманули. Зато горький привкус от собственного некрасивого поведения на встрече с однополчанами на совещании 1961 г . остался, видимо, на всю жизнь. А еще стояло в глазах письмо от Неустроева, который не только не брался его осуждать, а старался даже где-то понять. «Здравствуй, боевой друг! – писал ему в своем послании бывший комбат. – Письмо получил – от души рад, Алеша! По истории Рейхстага, как ты знаешь, много было допущено ошибок сразу же после войны. Много настоящих боевых людей, таких, как ты, в первую очередь Пятницкий, Гусев, Щербина, были обижены…

Ты хорошо помнишь, когда наш батальон взял Рейхстаг и закрепился в нем, пришел Зинченко и стал спрашивать: «Где Знамя?», а знамя было в штабе полка, тогда Зинченко приказал Казакову, его НШ (начштаба. – Примеч. авт.), доставить знамя с кем-нибудь в Рейхстаг, вот только тогда-то и появились Егоров и Кантария в Рейхстаге, и те поставили знамя при твоем руководстве и при охране отделения Петра Щербины… Одним словом, Алеша, приходится удивляться, до чего все перепутано!»

Сильно перепутанной оказалась у Береста вся послевоенная жизнь. Демобилизовавшись из армии и поменяв несколько мест работы, бывший старший лейтенант задержался на должности начальника управления кинофикации Ростовской области. Из-за бухгалтера-растратчика, ловко списавшего свои грехи на шефа, Берест оказался под следствием. При разбирательстве старался все объяснить. Дескать, воевал, Рейхстаг брал – словом, не такой человек, чтобы воровством мараться.

На что следователь – молодой да ранний – с издевкой заметил: «Много вас сейчас таких, кто лично Рейхстаг брал!»

Почти двухметровый Берест больше слов тратить не стал. А достал следователя за грудки из-за стола и выбросил в окно. Этаж, к счастью, оказался не высоким. Так что «должностное лицо» не сильно-то и пострадало. Но Берест «загрохотал». Правда, ненадолго. Попал под амнистию. Выйдя на свободу, устроился на «Россельмаш», где и проработал до конца дней своих…

В ноябре 1970 г . отправился за внуком в детсад. По дороге на переезде близ железнодорожной станции увидел на рельсах заигравшегося ребенка. А тут, как нарочно, скорый поезд «Москва – Юг» к станции подходил. Берест к ребенку и рванул. Того от локомотива отбросил, а сам уклониться уже не успел. Так его и протащило вдоль всей платформы. Скончался в «скорой» по пути в больницу. Врачи потом на вскрытии удивлялись: этот человек, говорили, на сто тридцать лет был запрограммирован – такой организм могучий.

Так что и Берест, считай, не в свой срок из жизни ушел. Пал смертью храбрых, спасая чужую жизнь…

Впрочем, и умершим в своей постели бывшим участникам штурма Рейхстага судьба оказалась не сахар. Взять хотя бы Семена Сорокина, командира Г. Булатова. Он-то в 1994 г . умер в родных, домашних стенах. Да, видно, не очень-то вся предшествующая этому печальному итогу полувековая кутерьма с «первый – не первый» жизнь ему самому, его родным и близким облегчала. Не случайно после похорон вдова Сорокина сказала: «Нам сейчас ничего не надо. Устали мы от всего этого!»

Судя по всему, очень «от всего этого устал» даже Михаил Егоров. Как-то уж очень лихо для немолодого, степенного человека он 20 июня 1975 г . разогнался на своей новенькой «Волге». И точно попал под некролог, в котором с прискорбием извещалось, что в автомобильной катастрофе трагически погиб известный всей стране человек, почетный гражданин Берлина…