Цвет и форма

Цвет и форма

Продолжая сидеть на коленях, японка берет небольшой поднос из черного и красного лака, на котором стоит чайный прибор, и на руках переносит его через порог в комнату. Чашки из крупнозернистой керамики рыже-коричневого цвета рельефно выделяются на ярком свете и впечатляюще контрастируют с зеркальной поверхностью лакированного подноса. «В хорошей посуде и чай вкуснее», – гласит народная поговорка японцев.

Среди чашек высится керамический чайник конической формы с едва заметным носиком в виде прилива и небольшой ручкой. Он принадлежит к стилю «тэммоку» – керамика с черной глазурью, покрывающей темно-коричневую основу изделия в виде мелкой чешуйчатой сетки. Характерно, что техника «тэммоку» восходит к древности и первоначально была применена в X–XI веках. Лишь верхняя часть чайника покрыта глазурью: она как бы стекала с вершины и не достигала основания, оставив нетронутой обожженную глину серо-коричневого цвета. Движение глазури по сферической поверхности навсегда сохранилось неповторимым рисунком. Просвечивающая глазурь отливает красновато-коричневым тоном, который будто непрестанно излучает тепло. Мелкие чешуйки – «масляные точки», подобные дышащим порам, – придают керамике особую структуру, своеобразную одушевленность.

В приготовленные пустые чашки и чайник, чтобы прогреть их, японка раньше всего наливает кипяток из темно-бронзового круглого чайника приплюснутой формы с высокой ручкой. Остывший кипяток она выливает в фарфоровую чашу в виде лодки, кладет в керамический чайник несколько ложек чайных листьев, тщательно свернутых в трубочки, засушенных лепестков темно-зеленого цвета, а затем заваривает чай несколько остуженным кипятком. Японский зеленый чай крутым кипятком обычно не заваривается. Считается, что высокая температура убивает или снижает вкусовые и целебные качества зеленого чайного листа. Об этом вас любезно предупредят в чайной лавке, особенно если вы поинтересуетесь способом приготовления избранного сорта, Там же вас снабдят соответствующими письменными пояснениями, относящимися к характеристике вашего чайного листа, его возрасту, месту плантаций, где он выращен, его вкусовым и целебным свойствам.

Примечательно, однако, что в другой стране высокой чайной культуры, в Индии, существуют свои традиции и способ приготовления чайного напитка, значительно отличающиеся от японских. Индийский черный чай, в отличие от японского зеленого, рекомендуется заваривать не остуженным слегка, а крутым кипятком. Кроме того, в Индии в чай часто добавляют молоко, сахар, лимон и т. д. Японский зеленый чай отнюдь не принято смешивать с молоком или пить его с сахаром, лимоном и т. п. Считается, что это лишает чай его оригинального вкуса и своей прелести.

Закрыв чайник крышкой, японка поставила заваренный чай настояться. Иногда японцы кладут чай не в чайник, а прямо в чашку и заливают несколько остуженным кипятком, а затем покрывают чашку плотной крышкой. Вскоре японка наливает чай в чашки сперва до половины, а затем дополна, чтобы в каждой чашке напиток был одинаковой крепости и вкуса.

Держа чашку двумя руками, японка ставит ее на стоящий рядом со мной низкий лаковый столик, осторожно поворачивает чашку передо мной, что символически выражает предназначение этой чашки именно мне, и только после этого, не спеша, переходит к Охара сэнсэй. Затем она таким же образом ставит чашку на столик Охара, который в знак благодарности делает небольшой поклон в сторону японки.

Круглый, будто расплюснутый, бронзовый чайник, темно-зеленый, покрытый какой-то древней чернотой, с высокой вытянутой тонкой ручкой, японка ставит в керамический горшок с горячей золой и тлеющими древесными углями, чтобы через некоторое время вновь заварить свежий чай.

Пока настаивался чай, японка приготовила «о-сибори» – небольшие махровые салфетки, которые она подержала в горячей воде, а затем изящными движениями рук ловко выжала. О-сибори обычно подаются в японском доме тотчас, как прибывает гость, чтобы он мог освежить лицо и руки после улицы. Ими пользуются в любое время года. Горячие и влажные о-сибори особенно приятны в изнурительные жаркие дни, когда лицо и руки покрываются липкой раздражающей испариной. Обтирание горячим полотенцем – лучшее освежающее средство, широко распространенное в странах Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока, но более всего в Японии. Теперь о-сибори получили иностранное прозвище «хот тауэлз» (горячие салфетки) и включены в сервис пассажиров на межконтинентальных воздушных лайнерах Токио–Копенгаген и других.

Белоснежную о-сибори японка помещает в небольшую изящную корзиночку, созданную руками японских умельцев из простых бамбуковых пластинок воскового отлива, и подносит поочередно ко мне и Охара, протяжно произнося слово «додзо» – «пожалуйста». Взяв о-сибори из корзиночки, хозяин некоторое время держит эту салфеточку в руках, как бы желая насладиться приятной теплотой и ароматом излучаемого пара, осторожно разворачивает ее, не спеша прикладывает к лицу, обтирает руки, затем свертывает и кладет в решетчатую корзиночку.

– Шестидесятилетие, – произнес Охара с некоторым ударением на этом слове, – весьма знаменательная дата в жизни японца: цифра шестьдесят, которая считается японцами наиболее совершенным числом, завершает полный цикл календарного исчисления и в переносном смысле рассматривается как начало нового, второго шестидесятилетия в жизни человека или второго детства. «Человек шестьдесят лет живет, а тридцать из них спит», – гласит японская поговорка. Быть может, поэтому японцы говорят, что учиться и в шестьдесят лет не поздно. Шестидесятилетие со дня рождения – «канрэки» – отмечается у японцев особенно торжественно и радостно. Интересно также, что семидесятисемилетие японцы считают наиболее «счастливой датой». Характерно, что в этом проявляется своеобразный символизм: сокращенное начертание иероглифа «счастье» состоит из тех же графических элементов, что и начертание иероглифа «семидесятисемилетие» (семерка, десятка и семерка). Таким образом, графическое подобие порождает смысловую аналогию, идентичность. Не менее любопытно и то, что, например, «восьмидесятивосьмилетие» – «бэйдзю» – у японцев означает «рисовое долголетие» или «возраст благодарения». И в данном случае смысловой символизм возникает из иероглифики, ее графического выражения. Композиционно цифра «восемьдесят восемь» по своим графическим элементам (восьмерка, десятка, восьмерка) составляет иероглиф «рис» – «бэй», который в широком смысле имеет также значения «урожай», «благополучие», «обеспеченность», «богатство», «благодарение» и т. п.

После небольшой паузы Охара сперва осторожно прикасается пальцами, а потом как-то мягко охватывает двумя ладонями стоящую на низком столике чашку, не торопясь подносит ее к себе, медленно отпивает несколько глотков. Затем так же не спеша ставит чашку на небольшую деревянную подставку, которая как бы служит блюдцем, но используется лишь для предохранения от порчи гладкого полированного столика, на котором сервируется чай.

– По японскому традиционному толкованию, – методично повествует Охара, возвращаясь к затронутой ранее теме, – знак «Уси» – «Вол» – является образом «трудолюбия», «спокойствия», «мира», в отличие, например, от иероглифического знака «Ума» – «Конь», нередко являющегося выражением «раздора», «распри», «войны». С иероглифом «Вол» часто ассоциируются также понятия «процветание», «культура», «искусство», «философия». Характерно, что на картинках вол обычно изображается вместе с беспечно сидящим на животном или рядом с ним ребенком. Психология природы вола раскрывается и в одной из народных пословиц: «Продать меч и купить вола», которая близка по смыслу русскому выражению «Перековать мечи на орала».

Приветливым жестом руки Охара приглашает меня отведать приготовленный чай. У японцев весьма развит язык жестов – ручной язык. Порою он прекрасно выражает мысли, намерение, ситуацию. Жест часто служит литературным намеком. Все это нашло свое выражение и в японском лексиконе, в пословицах и поговорках. Известно, например, выражение: «Он приказы отдает подбородком» или «Он мух подбородком отгоняет».

– Европейцам, очевидно, непривычен символизм, столь распространенный в Японии. Но мы воспринимаем его, позволю заметить, с самого своего рождения и настолько привыкаем к условностям, что без них не мыслим себе жизнь. Символика широко применяется в литературе, поэзии, искусстве, на театральной сцене, в живописи, на каждом шагу в нашей жизни. Символика обладает многообразными преимуществами. Весьма примечателен, например, язык веера, веера, который распространен в Японии, вероятно, более, чем в любой другой стране, и сам по себе выполняет очень полезную функцию. Язык веера очень выразителен. Однако его условные жесты и движения понятны лишь посвященным. Язык веера, как иероглифика, позволяет объясняться молчаливо, без слов.

Закончив фразу, Охара вновь характерным для него жестом руки приглашает меня выпить приготовленный чай, так же протяжно, с ударением на первом «о», произнося «додзо».

– Мало признать условность в искусстве, в художественном творчестве, – продолжает свою мысль Охара. – Нельзя не считаться с тем, что условность давно и очень прочно завоевала свое место как равноправный фактор искусства. Условность представляется японцам тем существенным явлением, которое органически вошло в художественное творчество и без которого искусство едва ли мыслимо в широком значении слова.

Нарушение гостеприимства противоречит основным правилам японской традиционной учтивости. Обычай повелевает «не пренебрегать» гостеприимством хозяина, «не побрезговать» даже самым скромным угощением – «ничтожной трапезой», как принято у японцев говорить в условной, уничижительной форме.

Передо мной поразительно простая, круглая, несколько вытянутая чашка без каких-либо признаков украшательства, без затейливых сюжетов, даже без традиционной ручки или «модерновых приливчиков».

– Художник должен сочетать правду с красотой, – вполголоса говорит Охара, заметив, видимо, мой сосредоточенный взгляд на керамике.

Как-то особенно бросается в глаза ощутимая шершавость поверхности японской керамики, первородность обожженной глины. Видна ее неразглаженная грубоватость, нарочито сохраненная полосообразная неровность, как она возникала в руках мастера на гончарном круге. Зримо обнаруживается побежалость цветов и оттенков прокаленной на белом огне пескообразной породы. В Японии часто говорят, что большое искусство отличает скромность.

Крепко заваренный зеленый чай, тщательно процеженный и отстоявшийся, но всегда свежий и горячий, наиболее популярный и едва ли не самый излюбленный напиток японцев. Терпковатый на вкус, он обладает редкостным свойством гигроскопичности, надолго удерживается в организме и утоляет жажду даже в самую знойную пору. «Он удаляет усталость, – говорится в „Чацзин“, древнем китайском трактате о чае, – он пробуждает мысль и не дозволяет поселиться лености; облегчает и освежает тело и усиливает восприимчивость».

Японцы – большие любители зеленого чая. В каждом доме пьют свой излюбленный сорт чая, но почти всегда именно чай подается перед едой в любое время – утром, днем, вечером. Чай подается перед едой, во время и после еды. Чай непременно подается гостю, как только он входит в дом.

Чайный напиток и глиняная посуда – два простейших и незаменимых элемента японского быта, каждодневного их существования. И кажется, не очень многое изменилось в этих самых насущных вещах, сопутствующих человеку: в чайном листе за его многовековую историю и в глиняной посуде, которая существует уже тысячелетия.