52. Нехорошая болезнь

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

52. Нехорошая болезнь

«Господи, помоги мне быть таким человеком, за какого меня принимает моя собака…»

Януш Лион Вишневский

1. До чего приятно расслабленно сидеть в ресторане Симферопольского аэропорта и наблюдать за взлетом и посадкой самолетов! Огромные окна ресторана освещены последними лучами заходящего солнца, а за стеклом идет напряженная жизнь аэродрома. С ревом взлетают стальные птицы, каждый раз вызывая у меня восторг: «Как такие многотонные шедевры человеческой мысли могут летать на фантастических скоростях с десятками и даже сотнями пассажиров на борту….» Мой рейс завтра утром. Лечу в военный санаторий, да не куда-нибудь, а на знаменитое озеро Иссык-Куль. В полдень распрощался со своими домашними в Феодосии, сел в такси и, к своему стыду, почувствовал такую легкость, такую свободу, такой эмоциональный подъем, что даже жутко стало. Неужели мы, мужики, так созданы, что глоток свободы дает возможность на двадцать четыре дня (срок действия путевки) вновь ощутить себя молодым, сильным, и главное, почти свободным! До чего здорово! Впереди масса приключений. Давно мечтал окунуться в холодные воды горного Иссык-Куля, посмотреть, если повезет, на лошадь Пржевальского, оценить величественные хребты Киргизии. Недаром великий Леонардо да Винчи говорил: «Познание минувших времен и стран Света есть пища и украшение человеческих умов». Мне нравится путешествовать, люблю смену обстановки, знакомиться с новыми людьми, обогащать себя новыми эмоциями. Согласно Конституции и законам о семье и браке имею право совершать поездки один, без жены, и не вижу в этом ничего плохого. По опыту морской службы знаю, что разлука только обостряет чувства, дает возможность на расстоянии оценить прелести семейной жизни, которые иногда давят. (Это, если очень красиво сказать!) Как, например, двести лет тому назад сказал Артур Шопенгауэр: «Жениться – это значит наполовину уменьшить свои права и вдвое увеличить свои обязанности». И за двести лет ничего не изменилось!

2. Время позднее, посетителей в ресторане немного. Начало октября 1976 года – юбилейного года Леонида Ильича Брежнева. (В канун своего семидесятилетия он скромно обратился к товарищам по партии: «Называйте меня просто – Ильич!»)

Летний сезон даже в Крыму уже подходит к концу. Вижу, ко мне идет очень приятная официантка. Молодая, лет тридцати, для меня это молодая, поскольку мне уже слегка за сорок. Обаятельная. Улыбнулась, ямочка на щеке сразу меня сразила. Моя морская форма привлекает женщин, спасибо Петру Первому. Знаю и вижу, народ любит моряков. Моряки отвечают взаимностью, стараются Флот не опозорить. «Товарищ капитан 2 ранга, я знаю, чем вас накормить», – я второй раз сражен наповал ее знаниями флотской субординации. Официантка с улыбкой продолжает: «Заливная осетрина под водочку. И большой антрекот с цветной капустой, пассированной с сухариками и сыром. Десерт вы выберете сами». Я в шоке, даже перехватило дыхание, но взял себя в руки и любезно вымолвил: «Ваше предложение, сударыня, утверждаю при одном условии, что вы выпьете со мной рюмочку коньяка». Она загадочно улыбнулась глазами, подарив неясную надежду, и молча удалилась. «Хороша, чертовка! Причем, как спереди, так и сзади! Как она меня сразу расположила к себе». Я еще не знал тогда, что она набросила на меня лассо. Нам кажется, что мы, сильные мужчины, выбираем женщин. Величайшее заблуждение! Они нас выбирают и разрешают нам ощутить якобы нашу победу. Это происходит на генном уровне. Мы даже не замечаем, что мы уже в капкане. Увы! Заливная осетрина с хреном и запотевшая рюмочка с пшеничной водочкой – что еще надо отпускнику, чтобы ощутить прелесть жизни. И все это из рук женщины, глаза которой говорили о многом. У нее был вид девушки-подростка, но глаза выдавали ее, (меня не проведешь!), глаза говорили, что она еще во времена Калигулы познала чувственные наслаждения. В ее глазах я увидел древний Рим, карнавалы полуобнаженных красавиц в Рио-де-Жанейро, что-то от Клеопатры и Марлен Дитрих, и даже, о, боже! роковую дуэль Пушкина.

Но меня уже понесло, и было не остановить. Когда она принесла сочный антрекот, украшенный изысканным гарниром, и графинчик армянского коньяка, я тут же заставил ее выпить со мной рюмку коньяка. Она не стала жеманиться, окинула быстрым взглядом почти пустой зал, села рядом и спокойно с достоинством и наслаждением выпила мое угощение. Красиво закусив кусочком лимона, посыпанного сахарной пудрой, она с улыбкой встала: «Спасибо! Кушайте, вы у меня последний. Пора заканчивать работу. Я пойду, рассчитаюсь с кассой и принесу вам кофе». Я вытащил крупную купюру: «Принесите два кофе и бутылку шампанского с плиткой шоколада. Мы с вами вместе выпьем кофе и отметим окончание вашего трудового дня. Я прошу вас, сударыня!» Видимо, ей понравилась моя смелость. Она улыбнулась, и глаза ее как-то демонически засверкали. Если бы я знал тогда, что это обозначает.

3. Я уже закончил наслаждаться мясом, когда она появилась в цивильной одежде, уже не как официантка, а как красивая женщина. Я замер от предвкушения чего-то необычного. В руках у нее был пакет. Она подошла и доверительно сказала: «Я решила, что кофе и шампанское мы лучше выпьем у меня. Я живу рядом, самолет ваш только завтра, вы не опоздаете. Я взяла фруктов и легкую закуску». Она показала глазами на свой пакет. «Спиртного не стала больше брать. Оно притупляет остроту отношений. Такси вызвала, машина стоит у подъезда. «Полный вперед!» – так у вас говорят?» Она взяла меня за руку и я, словно загипнотизированный, безропотно пошел за ней. Куда? Зачем? Теперь-то я знаю, я пошел на свою Голгофу.

Я провел лучшую ночь в своей жизни. Не скрою, все было прекрасно! Мне кажется, что этой волшебной ночью я летал над Каспийским морем, над озером Иссык-Куль и даже, раза два, над Индийским океаном. Оказывается, незнакомая женщина может подарить неизведанные тобой раньше неземные наслаждения! Она была нежной, она была ласковой, она была освежающей, как черноморская волна в жаркий день. Таких женщин я никогда прежде не встречал. Утром она обняла меня на прощание, правда, смотрела как-то в сторону, и сказала так многозначительно, что я даже внутренне вздрогнул: «Лети, голуб, лети!»

4. И я полетел. Наш самолет первую посадку совершил в Тбилиси. Мы вышли из лайнера и часа три находились в зале аэропорта, пока самолет заправлялся перед броском через Кавказ. Наконец, мы взлетели и помчались строго на восток. Пересекли Кавказский хребет, подлетели к Каспийскому морю. Быстро стемнело, потому что мы летели навстречу ночи. С высоты десять километров я смотрел в черную страшную пропасть, но видел только свою «ночную Клеопатру». Я был не в себе. Я видел волшебное мраморное тело, меня пьянил аромат ее духов, и мне хотелось плакать от нежности и от горя, что я больше ее не увижу. (Странно, я впервые «споткнулся» на этой проблеме, когда прочитал у Ивана Алексеевича Бунина рассказ «Солнечный удар». Как мучился и страдал поручик после разлуки «с маленькой, загорелой женщиной», проведя с ней накануне волшебную ночь. Дело в том, что и со мной нечто подобное бывало. Не скрою. Теперь, читая Януша Вишневского «Зачем нужны мужчины?», выяснил, что такое поведение мужчин имеет научное объяснение. Американские сексологи, проведя 12 тысяч экспериментов(!), выявили у мужчин после эякуляции (бурной ночи) своего рода меланхолию, которую связали с так называемым явлением «прощания со своей спермой». Мудрые философии и религии Востока говорят: «Сперма – это драгоценная энергия жизни. Каждое семяизвержение – утрата столь драгоценной энергии и приближение на один шаг к смерти. Даже если это доставляет мужчинам необыкновенное наслаждение, от которого они не в силах отказаться».

5. Я страдал. Я испытывал мощную меланхолию. Какую власть имеют над нами женщины! Я даже не знаю имени моей королевы. Я пытался спрашивать ее ночью, она только смеялась. Конечно, как говорил на нашей подводной лодке старший помощник Юрий Павлович Колчин: «Легкий флирт не повод для знакомства!» Ничего себе, легкий флирт. Я обращался к ней – «Моя Клеопатра!» Оставив далеко на западе Каспийское море, глубокой ночью мы, наконец, приземлились в Ташкенте. Удивительно, но очень организованно транзитных пассажиров куда-то перевезли и разместили на ночлег в огромном зале. Утром, также организованно, привезли всех в аэропорт. Мне надо было продолжить покорение Средней Азии. На утренний рейс в Киргизию я билетов не достал. Придется лететь вечерним рейсом. Прекрасно. Сел в некоторой прострации. Ни о чем думать не могу. Только о ней, о моей Клеопатре. Я все еще с ней. Мысленно переживаю минуты блаженства, которые она мне подарила. Я ощущаю ее бархатную кожу, я смотрю в ее глаза и тону в них. Странно, ее глаза чем-то меня смущают. Что-то опасное, что-то для меня тревожное вспыхивает в глубине ее глаз. Если бы мы прислушивались к сигналам своего тела! Чувство опасности заложено в нас на генном уровне со времен первобытного пребывания на Земле. Поэтому и выжил человек, что он эти сигналы воспринимал. Сейчас мы разучились слушать себя, поэтому и страдаем.

Вдруг ко мне подошел мужчина в кепке-аэродром, явно грузин. (Везет мне на приключения!) В руках у него молодое деревце, корни которого обернуты слегка влажной тряпкой. Вежливо обращается ко мне: «Послушай, дорогой. Мы стояли вместе в кассу за билетами лететь во Фрунзе. Я билет достал на утренний рейс, а ты, я понял, полетишь вечерним. Но меня не пускают в самолет, так как дерево не прошло санобработку и не оформлен соответствующий паспорт на него. Я не могу сейчас не лететь, так как со мной жена и трое детей, и нас там уже встречают. Я хочу тебя попросить съездить на биологическую санитарную станцию здесь в Ташкенте и оформить все, что необходимо на дерево. Оно мне дорого, потому что это веточка от нашего семейного дерева, которое посадил еще мой отец, погибший на войне. Я очень прошу, дорогой. Вечером во Фрунзе я буду тебя встречать на аэродроме. Очень хорошо буду встречать». У него был такой просительно-вежливый вид, что я переключился от своих грустных мыслей, улыбнулся его детской наивной доверчивости и сказал: «Ара!» (Что, скорей всего, по-грузински обозначает: «Да, согласен!») Он передал мне дерево, сунул на расход деньги, и счастливый побежал по аэродромному полю в самолет, где уже заканчивалась посадка.

.

6. Забота о дереве помогла мне пережить день. Сначала долго искал в незнакомом городе санитарную станцию. Оказалось, что дерево должно быть окурено каким-то газом с серой и еще чем-то. Потом надо было два часа ждать, пока оно проветрится. Затем оформили все необходимые документы и в торжественной обстановке выдали мне. Усталый сел в самолет и заснул с сознанием выполненного долга. Поздно вечером мой самолет приземлился в аэропорту города Фрунзе. Увидев на трапе меня с деревом в руках, шумные грузины на земле зааплодировали. Их радости не было предела. Они потащили меня в машину, где рекой полилось домашнее виноградное вино, появились горячие чебуреки, шашлыки и еще что-то незнакомое, но очень вкусное. Я переживал за чемодан, который остался в багаже. Но после второго или третьего стакана терпкого грузинского вина махнул рукой: «Не пропадет!» Через час, когда они уже перешли на песни, с трудом отбился от гостеприимных южан. Не отпускали. Прекрасные хорошие люди, они были благодарны мне за бескорыстную помощь. Хозяин дерева при расставании признался, что почти не верил, что я выполню его необычную просьбу. Вернулся в здание аэропорта, там паника. Пропал пассажир. Чемодан прилетел, а хозяина нет. ЧП. Уже запросили Ташкент, садился ли я в самолет. Там и здесь ответственные люди волнуются. Я появился вовремя. Дежурный хотел было наброситься на меня, но моя рожица с улыбкой от уха до уха, глаза раскосые, но безобидные, и мой покачивающийся профиль сказали ему больше, чем он мог услышать от меня. «Берите чемодан и идите спать. Утро вечера мудренее!»

Аэропорт Ташкента. Открыт в 1976 году

7. Утром я со свежей головой хотел продолжить движение воздушным транспортом. В кассе объяснили: «Лететь на Иссык-Куль можно только вертолетом. Он берет на борт шесть пассажиров. Но сегодня он не полетит, потому что горный перевал на высоте почти две тысячи метров закрыт туманом. Поезжайте автобусом, он ходит каждый день. Так будет надежней». Я с великим оптимизмом прибыл на автовокзал. Вместо мягкого, как я предполагал, «Икаруса» подали на посадку почти игрушечный автобус марки ПАЗ (его производили в городе Павлово на Оке).

Автобус мгновенно оккупировали «басмачи» с мешками и тюфяками, спокойно оставив на моем кожаном чемодане автографы своих ног, и мы тронулись в путь. («В путь, так в путь, – сказал джентльмен, падая в колодец» – моя любимая английская поговорка.) Я дремал, просыпался, снова дремал, что-то перекусывал на остановках, испытывая при этом легкую брезгливость, кругом было довольно грязновато. Ехать пришлось целый день, то по равнине, то преодолевая Киргизский хребет. Общей сложностью 300 километров. Я сел в автобус в черном костюме, а приехал в санаторий в сером. Когда я слегка ударил себя ладошкой по груди, то скрылся в облаке микроскопической пыли, которая, в дальнейшем, сопровождала всех нас – курортников в течение всего времени пребывания в Киргизии. Это общий недостаток Средней Азии. И в Ташкенте такая же пыль. Она неискоренима, ведь рядом Каракумы и Кызылкумы, огромные хранилища песка. «Ничего себе, пляжик», – подумал я, разглядывая висящую на стене карту.

8. Утром меня разбудил противный скрип то ли несмазанной телеги, то ли кто-то разрабатывал давно не открывавшиеся ворота. Встал с легкой головной болью. Врач, женщина средних лет, с лицом крестьянки полуразвалившегося колхоза, на мои жалобы не обратила внимания. «Это у вас высотная болезнь. Вы же моряк, всю жизнь живете у моря. А здесь в горах атмосферное давление отличается от вашего привычного. День – два и все пройдет». А когда я собрался уходить неудовлетворенный, она проявила ко мне повышенный интерес с совершенно неожиданной стороны. «У вас очень красивая рубашка. Вы должны мне ее продать. У мужа день рождения и я ему ее подарю. Разве здесь в поселке Тамга я смогу купить такую рубашку?» У меня глаза на лоб. Рубашку эту я надел первый раз. Специально купил ее для отпуска. И расцветка, и размер мои. Долго выбирал. На такие наглые поползновения на мою обновку я даже хотел, было, обидеться. Но после легкого шантажа с ее стороны, я понял, что лучше сдаться без боя. Так как впереди почти двадцать дней лечения и от нее зависит, как оно будет организовано. После этого я, действительно, стал ее лучшим другом, и она мне прописала дополнительно грязевые ванны, после которых мне стало позднее не очень хорошо.

Военный санаторий Тамга. Гагарин в санатории. Фото из музея

На второе утро я опять был разбужен противным звуком. Быстро надел спортивный костюм и пошел на разведку, делая вид, что я заядлый спортсмен. На улице, метрах в пятидесяти от моих окон, я обнаружил гнусную причину отвратительного звука. Хорошо упитанный осел при виде меня как-то напрягся и запел свою любовную песню, от звука которой даже зубы заныли. Наградила же природа этого ишака таким «чудным» голосом! Более того, своим мужским достоинством он показывал, что ему нужна «девушка». Вот в такой обстановке началось мое пребывание на курорте на озере Иссык– Куль. Теперь-то я понимаю, что это был символ, говорящий, что еще один «осел» прибыл на озеро.

.

9. Где-то, через месяц, после возвращения из отпуска я стал замечать какие-то неприятности с голосом. Он у меня начал сипеть, и я испытывал некоторый дискомфорт: слабость, головокружение, небольшое повышение температуры. Думал, легкая ангина, пройдет. Раза три даже прополоскал горло содой. Еще через месяц мне стало трудно говорить и выполнять свои функциональные обязанности. Я на морском полигоне начальник организационно-планового отдела. Кроме многих других задач, я обязан по пятницам объявлять офицерам и мичманам руководящие документы, зачитывать приказы и директивы Командующего Флотом и Министра Обороны. Один раз я поручил эту работу своему заместителю, затем второй раз. Потом вызвал меня к себе заместитель командира по политической части, очень строгий и серьезный капитан первого ранга Петров Андрей Александрович: «Если вы больны, направляйтесь к врачу. Пусть вас обследуют и сделают заключение о вашем здоровье. Я вам не позволю дискредитировать важные руководящие документы». (Замполит любил излагать свои мысли коротко и ясно: «На служебной лестнице стойте справа, не мешайте идущим вниз!» Однажды он собрал офицеров, работающих над диссертациями. Увидел, что их много, и сказал: «Диссертантов столько, что они не нуждаются в защите». Когда он ругал очередного начальника испытательного отдела за нерадивость, всегда заканчивал свою тираду, перефразируя Вольтера: «Если в вашем отделе обитает хотя бы один умный человек, – передавайте ему привет!») На следующий день утром я пошел в военную поликлинику. Врач, майор медицинской службы, бывший подводник, очень внимательно выслушал мои жалобы. Стал серьезным, открыл какой-то справочник, почитал его, после этого долго изучал мое горло. Затем сказал сакраментальную фразу: «Идите в госпиталь, сдайте в лабораторию кровь на анализ!» «На какой анализ?», – спрашиваю я. «На реакцию Вассермана!» Через два дня врач позвонил мне и сказал, что надо повторить анализ, но уже в лаборатории городской больницы. Я сказал: «Легко!» Пошел и сдал порцию крови, не чувствуя пока никакого беспокойства. А напрасно!

10. Вот и наступил мой самый черный день в жизни. В первой половине дня вызывает меня гневный замполит, на нем нет лица. В кабинете какие-то люди. Вот, вижу врач – начальник военной поликлиники, и незнакомый милиционер в форме майора. «Только что получены результаты ваших анализов. И первый, и второй анализы крови подтверждают, что у вас сифилис. Вы, самый падший офицер в нашей части. Вы опозорили не только воинскую часть, вы опозорили весь военно-морской Флот. Вы …, вы …», – он что-то еще долго говорил злое и обидное, но я ничего не понимал, я был в ступоре. Наконец, я вымолвил: «А причем здесь я?» Замполит быстро и решительно мне объяснил, что не надо было соваться, куда попало. «Я даже не понимаю, о чем вы говорите!», – пытаюсь я вставить свой «полтинник». Капитан 1 ранга Петров, борец за чистоту партийных рядов, взревел: «Вы сейчас напишите рапорт об увольнении с действительной военной службы. Флоту сифилитики не нужны! А затем работник милиции и врач допросят вас о ваших контактах с проститутками, чтобы выяснить, кто является разносчиком этой гнусной болезни. Парткомиссия рассмотрит ваше персональное дело, и вы будете исключены из рядов КПСС. Завтра, чтобы я вас не видел в части! Доктор, уложите его в госпиталь, и пока он будет лечиться, мы оформим все необходимые документы на увольнение его из рядов военно-морского Флота. Идите!» И я пошел туда, куда меня направил комиссар. Конечно, руки не подал. Я стал изгоем. Весть о моей болезни мгновенно разлетелась по воинской части. (Великий мудрец Сократ давно дал определение этой человеческой слабости: «Людям легче держать на языке горящий уголь, нежели тайну». Болезнь же заразная. Спасайся, кто может!) А когда увидели милиционера и врача, ведущих меня на допрос, телефон в моем кабинете перестал звонить, и все подчиненные скрылись в каких-то таинственных шхерах.

Скажу коротко – на допросе меня пытали где, когда и с кем, чтобы выяснить, кто меня заразил? Я не задумываясь, сказал – нигде, никогда и ни с кем. И даже попытался пошутить английской поговоркой: «Не спрашивайте меня, и я не солгу». После третьей попытки, врач провел со мной профилактическую беседу. Оказывается, «еще в марте 1903 г на конгрессе во Франкфурте-на-Майне известные юристы: профессоры фон Лист, фон Бар и другие – разбирали уголовное и гражданское значение венерических болезней и настаивали на строгом преследовании законом заведомой передачи другому лицу венерической болезни. Профессор Лист признал желательным внесение в законодательство следующего параграфа: „Кто, зная, что он болен заразительной половой болезнью, будет иметь половое сношение или иным путем подвергнет другого человека опасности заражения, заключается в тюрьму на срок до двух лет, иногда с лишением гражданских прав. Если это преступление совершено супругом по отношению к другому, то оно преследуется лишь по жалобе потерпевшего“. „Сегодня, – продолжил на полном серьезе врач, – установлена уголовная ответственность за заражение другого лица БППП (болезнью, передающейся половым путем) лицом, знавшим о наличии у него этой болезни“. Когда зачитали Уголовный кодекс, на меня снизошло какое-то просветление, и я предположил, что, возможно, встреча с официанткой в аэропорту была для меня роковой. Других контактов не было. Майор милиции записал ориентиры, сказал, что быстро разберутся и сообщат нашему врачу результаты для принятия мер в гарнизоне. Врач сказал: „Завтра в девять утра быть в госпитале!“ Официальные лица ушли, тоже не пожав руки. И я остался один на один со своим горем. Позвонил заместителю, сообщил, что с завтрашнего дня меня не будет на службе, убываю на плановое лечение в военно-морской госпиталь.

Демон (сидящий). М.Врубель

11. Я сидел без сил, разбитый и раздавленный, без желания жить. Как идти домой? Что сказать жене, которой тоже потребуется лечение? Я, только я, принес в дом, в семью страшную болезнь. Как смотреть в глаза моим близким? Я мгновенно постарел, осунулся и даже поседел. Не помню, как я побрел домой, ничего не видя, не понимая, не соображая. Какая страшная плата всего за одну ночь! Я, в принципе, не «ходок налево». Можно сказать, веду себя, как все. Да, женщина предложила, я же не мог отказаться! То есть, конечно, мог, но не смог. А кто бы смог?! Да, и как отказаться, такая красивая женщина, работник общественного питания, их же проверяют. Нет, она не может быть носителем «французской болезни». Это где-то на бытовом уровне я заразился: в бане, в парикмахерской, в кафе. Но, почему я? Я никогда не изменял своей жене, так как смолоду «взял на вооружение» теорию одного французского специалиста. Он учил, что «измена – это когда мужчина в постели обсуждает с любовницей недостатки своей жены». Я никогда так низко не падал! Никогда не позволял себе это делать. Я считал себя крепким семьянином. И на вопрос, был ли я верен своей жене, всегда отвечал: «Очень часто!»

12. Только в инфекционном госпитале в кожно-венерическом отделении я осознал весь ужас своего положения. Прочитал много литературы об этой страшной и долгое время неизлечимой болезни. «Сифилис является одним из главных ужасов человечества на протяжении веков, получившим еще одно название – „любовная чума“. Он все еще остается среди нас: 50 тысяч только зарегистрированных случаев в год плюс достаточно много незарегистрированных. „Жертвы сифилиса платят за свое аморальное поведение“, – таково общественное мнение. Из-за страха перед общественным мнением и осуждением люди часто умалчивали о своем заболевании и не обращались к врачам. Что еще больше способствовало его распространению». Меня удивило, что сифилис последовательно и настойчиво поражает весь организм человека: кожу, слизистые оболочки, внутренние органы, кости, нервную систему. Болезнь вызывается бактериями вида бледная трепонема, более распространенное название – бледная спирохета, из-за схожести по внешнему виду со спиралью. Трудно представить, но к концу 19 века 15 % населения Европы были заражены сифилисом.

«Я никогда не любил» Ги де Мопассан

Многих известных людей постигла эта печальная участь. Особенно меня поразила судьба Ги де Мопассана, любимого мною французского писателя.

30.01.1893 года в его больничном листе была сделана запись: «Больной начинает опускаться до животного». У него с годами развилась мания подозрительности и нелюдимости. Достигнув славы к 40 годам, он перерезал себе горло, но остался жив. Его заперли в сумасшедший дом, где он в дальнейшем и умер. Существуют данные, согласно которым Поль Гоген и его друг Винсент ван Гог, также стали сифилитиками, заразившись от своих натурщиц.

Великий художник Анри де Тулуз-Лотрек, часто писавший свои картины в публичных домах, к 30 годам заболел сифилисом, и в 1901 году скончался в своем родовом замке, на руках матери. «Французскую болезнь» было принято скрывать как позорную тайну, поэтому документальных подтверждений о болезни некоторых знаменитых людей нет, но по раздражительности, резким перепадам настроения, потери слуха и незаживающим язвам, которые часто бывают на последних стадиях сифилиса, больными, скорее всего, были Авраам Линкольн, Франц Шуберт, Фридрих Ницше, Иван Грозный, Эразм Роттердамский, король Англии Генрих VIII (1509–1547), Людвиг ван Бетховен, Михаил Врубель, А.Гитлер. Сифилис опасен тем, что вероятность заражения даже при однократном половом акте с больным партнером составляет около 30 %. Впрочем, и презерватив, при всей своей надежности, не дает 100 % защиты от этой «любовной чумы». Конечно, меня интересовало, смогу ли я вылечится? Да, сегодня при наличии антибиотиков «французская болезнь» полностью излечима. Но лечение сифилиса для каждого больного назначается по индивидуальной схеме и проводится под постоянным контролем со стороны венеролога. Оно включает несколько этапов и предполагает много ограничений для больного. Запрещается употребление алкоголя и курение, и, конечно, всякие половые контакты. Даже, если лечение дало положительный эффект, больной продолжает находиться под наблюдением врачей. В первый год – каждые три месяца, потом – каждые полгода, затем – раз в год. После 10 лет наблюдения его снимают с учета.

13. Начитавшись всего этого, я взвыл: «Куда я попал!» Все отвернулись от меня. Никто не приходил в госпиталь навещать, выразить сострадание, как-то утешить. Я замкнулся, не ел и не пил, плохо спал. Опустился морально и физически, не брился и не расчесывался. Я каждый день задавал себе один и тот же вопрос: «Почему я? Почему мне так не повезло? Где я совершил ошибку? Что я сделал не так? Почему такая страшная расплата за одну ночь „аморального поведения“? Увы, если бы все начать сначала. Я утратил, как определил А.Н.Толстой, ценнейший дар жизни – беспечность.

14. После завершения первого курса лечения меня отпустили домой, лечение будет продолжено амбулаторно. Жена, мужественная женщина, стойко несла свой и мой крест. Она, единственная, кто сочувствовал мне. Как здесь не вспомнить стихи Николая Доризо:

«Любимые женщины вовеки не старятся,

И стать их достойными нам выпала честь.

Любимые женщины нас любят, как матери,

С грехами, с ошибками, такими как есть».

Рождение Венеры. Сандро Боттичелли

Только жена верила в меня и поддерживала. Святая женщина! Как был прав ученый и писатель Януш Вишневский в повести «Молекулы эмоций», сказав: «Нет ничего более родного, чем мужчина, нуждающийся в заботе». Да, я нуждался в ее заботе, внимании, в ее добром слове, в ее природном оптимизме: «Все будет хорошо!» Мне перед ней стыдно, тем более, что частенько в шутку я называл ее: «Душа Тряпичкин». Я не мог пережить свое унижение. Я страдал ежеминутно, ежечасно, ежесуточно. Сто раз уже дал ей слово впредь быть осмотрительным. (То есть, когда поправлюсь, то буду отбиваться от женщин).

15. Наступил День военно-морского флота. Я гордился, читая в юности мужественные стихи Редьярда Киплинга: «Былые походы, простреленный флаг, и сам я отважный и юный…» Я двадцать пять лет прослужил на Флоте, и никто ни одного доброго слова не сказал мне сегодня, ни одного звонка, ни одного поздравления. Я отвергнут морским сообществом. Если бы можно было выпить, я бы сегодня напился … «как Вальтер Скотт». И вдруг, совершенно неожиданно, во второй половине дня, зазвонил давно молчавший телефон. «Слушаю». – «Владимир Александрович! Я поздравляю вас с нашим профессиональным праздником – Днем военно-морского флота. Вы заслуженный морской офицер. Подводник. Вы командовали соединением кораблей. Много сил и здоровья отдали Флоту. С вами случилась беда. Вам не повезло. На вашем месте мог оказаться любой из нас. Я искренне вам сочувствую. Я желаю вам мужества в борьбе со своей бедой и полного выздоровления. Удачи вам». – «Кто говорит? Представьтесь, кто это говорит?», – закричал я в трубку, задохнувшись от рвущихся наружу эмоций. «Я не хотел называть себя, но раз вы настаиваете… Инженер – испытатель из вашей части Игольников Алексей Иванович. Капитан 3 ранга».

«Да здравствуют военные моряки СССР!». А.Кокорейкин

– «Дорогой вы мой! Вы даже не представляете, как мне важен ваш звонок. Вы очень хорошо воспитанный молодой человек. Настоящий морской офицер. Спасибо вам за уважение к ветерану флота, спасибо за ваши высокие человеческие качества». Я положил трубку и с трудом сдержался, чтобы не заплакать. За все время болезни никто никогда не говорил мне слов сочувствия. Правильно сказал Алексей Игольников, каждый мог оказаться на моем месте. На женщине ведь не написано, что она больная. А не смотреть на женщин, игнорировать их мужчины не в силах. Так было, и так будет всегда! Я в этом уверен, что бы там ханжи не говорили.

16. Но мои страдания, оказывается, должны были продолжаться. На днях врач из военной поликлиники, который меня допрашивал, выявляя мои «контакты», пригласил меня на приватную беседу. «Возьмите себя в руки», – начал он разговор. Я вздрогнул. «Мы нашли вашу Клеопатру. Если в древнем Египте она под утро убивала своих любовников, то наша современница мстила всему мужскому роду, сознательно заражая своих партнеров сифилисом! Она знала, что больна. Она выбирала интеллигентных людей, совращала их, с садистским наслаждением одаривая „любовной чумой“. Она совершала преступления и будет привлечена к уголовной ответственности. Эта женщина была великой актрисой. Она заразила 17 мужчин и двух женщин. Никто из заболевших не мог поверить, что она это делала сознательно. Никто даже не мог подумать на нее».

Клеопатра VII Филопатор – легендарная и роковая женщина античного мира

Врач остановился. Он увидел, что я теряю сознание. Стены и потолок завертелись у меня перед глазами. На какое-то время я вырубился. Очнулся от резкого запаха нашатырного спирта: «Держите себя в руках. Вы же подводник. Я видел, у вас вся грудь в медалях». Я простодушно ответил: «Это юбилейные медали, их дают всем. Ни за что». И снова оказался в прострации. Не помню, как я ушел от врача. Только к вечеру я стал что-то соображать. Я потерял жизненный ориентир. Я, который всю жизнь восхищался и боготворил женщин, вдруг осознал, что они могут быть злыми и коварными. Они наши враги. Вспомнил прочитанный недавно один из первых царских указов от 17 мая 1793 года «О лечении распутных женщин, одержимых франц-венерией, и о ссылке оных на поселение». Мне тогда показалось, что слишком жестоко так поступать с больными женщинами. Теперь я даже жалею, что их не сжигали на кострах. Только так надо было поступать с ними. Сколько нам от них неприятностей. Какие они отвратительные и коварные! Даже надменная медсестра, делавшая мне многочисленные уколы, стала казаться подозрительной. С какой радостью она, расфуфыренная и соблазнительная, всаживала в меня иглу, мол, «получай, фашист, гранату!» и я каждый раз замирал, не оставит ли она там обломок иглы назло мне. Ее грудь в полужидком состоянии, слегка прикрытая халатом, колыхалась, и я, кажется, даже слышал какое-то бульканье внутри, когда она победоносно уходила из палаты с загадочной улыбкой Моны Лизы, как бы говоря: «Мужики, мужики, ничтожества!» О, женщины, сколько от вас страданий нам, мужчинам! За что? Теперь-то я видел мстительный блеск в глазах моей пассии, принимаемый мною за любовную страсть. Видел ее податливость и доступность, считая это своей заслугой. Какое жестокое коварство! Я потерял сон. Женщина, перед которой я восхищенный стоял на коленях, женщина моей мечты – Клеопатра, так жестоко обошлась со мной. Я мучился. Я кричал от злости и возмущения. Нет, бежать от них. Бежать! Только бежать!!! И я побежал.

17. Я бежал. В ярости размахивал руками и кричал. Падал. Снова бежал. Но сил не было. Ноги были как ватные. У меня ничего не получалось. Я в отчаянии закричал во всю мощь страшным криком моих предков… Очнулся от того, что жена, обеспокоенная моими ночными криками, склонилась надо мной и мягко гладила по щекам, приговаривая: «Тихо, тихо! Успокойся, дорогой. Что с тобой? Вот до чего довела тебя служба. Ничего. Завтра мы с тобой поедем на курорт, далеко-далеко на озеро Иссык-Куль. Там ты придешь в себя. Успокоишься. Ты уже давно не был в отпуске. Служба совсем тебя замучила. Мы с тобой впервые побываем на этом знаменитом озере в горах Киргизии. Спи, дорогой. Все будет хорошо». Она обняла меня и нежно баюкала. Какая добрая, мягкая, ласковая моя жена! Я еще не отошел от дикого и страшного сна. Выходит, «Любовная чума» мне приснилась! Камень свалился с моей души. Меня медленно отпускало после ночных страхов. Дышать стало легче. Я уткнулся в ее теплое плечо и тихо, бесшумно, без слез заплакал, переполненный нежностью к жене. И жалостью к себе. Приснится же такое! А жена мягко так говорит: «Спи, голуб, спи!» Какое-то далекое-далекое приятное воспоминание от этих слов всколыхнулось в глубине памяти, я даже вздрогнул: «Ах, до чего же хороша была Клеопатра!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.