Глава IV ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ АФГАНИСТАНА В 1919–1972 гг
Глава IV
ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ АФГАНИСТАНА В 1919–1972 гг
Афганистан вступил в новейшее время экономически отсталой и политически зависимой от Англии страной. Говоря об Афганистане тех лет, В.И. Ленин отмечал: «Номинально самостоятелен вполне. На деле вся внешняя политика в руках Англии; эмир на ее жаловании»[353].
В социальном строе страны, многонациональное население которой в середине второго десятилетия ХХ в. составляло около 4,5 млн. человек, продолжали господствовать феодальные и патриархальные отношения. Довольно значительная часть пуштунского населения, особенно на территориях, расположенных к югу от Гиндукуша, вела кочевой и полукочевой образ жизни, занимаясь, как это было сотни лет назад, скотоводством, караванной торговлей и обслуживанием транзита товаров из Индии в Афганистан, Среднюю Азию и обратно.
Какие-либо существенные экономические связи между различными районами, прежде всего между областями к северу и югу от Гиндукуша, практически отсутствовали. Более того, хозяйство многих частей и районов страны и даже отдельных долин и оазисов носило изолированный, замкнутый, натуральный и полунатуральный характер. Часто вблизи крупных экономических центров и торговых путей встречались «совершенно изолированные хозяйственные долины, сохранившие в нетронутой чистоте древние хозяйственные формы, язык и уклад»[354].
Преобладающая часть сельского оседлого населения занималась земледелием, которое базировалось на примитивных средневековых орудиях и приемах труда. Земля находилась в руках дворцовой аристократии, крупных феодалов и помещиков, ханов племен, высшего слоя мусульманских богословов и зажиточной деревенской верхушки. Большинство крестьян оставалось безземельными и малоземельными. Они страдали от тяжелой издольщины и арендной платы, непосильного налогового бремени, нищеты, болезней, произвола властей. Не легче было и положение трудящихся города. Все это вместе взятое не могло не приводить к усилению социальной напряженности в афганском обществе, находившей свое выражение в стихийных крестьянских восстаниях, народных волнениях, убийствах представителей местной администрации, в возникновении шаек разбойников, грабивших население и торговые караваны на дорогах и т. п.
Промышленности в стране фактически не было, не считая кустарных мастерских, обеспечивавших скромные нужды населения страны в традиционных товарах повседневного быта, а также единственного в стране завода «Машин-хана», построенного с английской помощью в 1885–1887 гг. и несколько расширенного в последующие десятилетия.
Однако, несмотря на общую социально-экономическую отсталость, отсутствие единого внутреннего рынка, изоляцию страны от внешнего мира, в Афганистане с начала ХХ в. стали постепенно развиваться хозяйственные связи с мировым капиталистических рынком и расти товарно-денежные отношения. Это проявлялось главным образом в расширении ввоза промышленных товаров, прежде всего хлопчатобумажных тканей, и вывозе из страны продукции сельского хозяйства — каракуля, шерсти, кож, хлопка, фруктов. Расширившиеся потребности внешней торговли стимулировали развитие экспортных отраслей сельского хозяйства.
Указанные выше процессы приводили, в свою очередь, к определенным социально-классовым изменениям в афганском обществе: в стране начали формироваться буржуазные элементы, прежде всего в сфере торгово-посреднических связей с мировым капиталистическим рынком, расти концентрация скота и земли в руках помещиков, которые вели товарное хозяйство, накапливаться свободные капиталы у отдельных представителей господствующих классов, усиливаться эксплуатация непосредственных производителей материальных благ и их расслоение, обостряться противоречия между традиционными элитарными слоями и классами общества, с одной стороны, и складывавшейся торговой буржуазией и новыми помещиками — с другой.
В такой социально-экономической и политической обстановке и особенно под воздействием освободительных идей Великого Октября и образования дружественного народам Востока Советского государства активизировались прогрессивные элементы Афганистана, вошедшие в историю под названием младоафганцев. Они, объединяя в своих рядах представителей либеральных помещиков, национального торгового капитала, группу молодой интеллигенции из числа чиновничества, учителей, передового офицерства и учащуюся молодежь, выступали за полную национальную независимость и установление в стране такого правопорядка (в форме конституционной монархии), который мог бы обеспечить развитие экономики и культуры, изживание наиболее одиозных феодальных институтов и занятие Афганистаном подобающего ему места среди суверенных государств мира.
Идеологом младоафганского движения был Махмуд-бек Тарзи. Идеи младоафганцев разделял и воспитанник Махмуда Тарзи, один из сыновей эмира Хабибуллы — Аманулла-хан. Идейное влияние учителя на своего воспитанника дополнялось родственными связями: оба происходили из одного и того же рода баракзаев и, кроме того, Аманулла-хан был женат на дочери Махмуда Тарзи — Сорейе.
Политическое брожение в афганском обществе, повсеместные народные волнения, недовольство чиновничества и армии уменьшением жалованья в связи с финансовыми затруднениями казны, вызванными последствиями первой мировой войны первых послевоенных лет и рядом других причин, борьба в правящей верхушке вокруг вопросов национальной независимости и будущего развития страны, — все это накаляло обстановку в стране и привело к ликвидации режима эмира Хабибуллы.
Власть в стране сначала попыталась захватить группировка консервативно настроенных деятелей (так называемых староафганцев), во главе которой стоял Насрулла-хан, брат эмира Хабибулы. Однако Аманулла-хан, выступив с эмоциональной речью перед гарнизоном столицы и пообещав добиться независимости Афганистана и провести внутренние реформы, обеспечил себе широкую поддержку населения Кабула и армии и вскоре занял эмирский престол. Намерение добиться независимости Аманулла-хан подтвердил в своем обращении к населению 27 февраля 1919 г., заявив, что «Афганистан должен быть свободным и независимым».
3 марта 1919 г. эмир Аманулла направил специальное послание вице-королю Индии Челмсфорду, предлагая пересмотреть условия, на которых до этого строились англо-афганские отношения. Английские колонизаторы фактически игнорировали это предложение и в начале мая начали войну против Афганистана, намереваясь с помощью военной силы сохранить свои позиции в этой стране. При этом они рассчитывали на свое военно-техническое превосходство и перевес в численности войск (340 тыс. человек против 60 тыс. у афганцев).
Однако британские агрессоры снова, как и во время первой (1838–1842) и второй (1878–1880) англо-афганских войн, натолкнулись на мужественное сопротивление афганского народа. Следует отметить, что на сей раз его борьбе исключительно благоприятствовала обстановка, сложившаяся вокруг Афганистана, моральная и политическая поддержка, которую ему оказала молодая Советская республика, официально признавшая афганский суверенитет 27 марта 1919 г. и выразившая готовность оказать всяческую, в том числе и военную, помощь. Неоценимое значение для успеха освободительной борьбы афганского народа имел и разгром Красной Армией английских интервентов в Средней Азии, начавшийся в мае 1919 г., а также развернувшееся в Британской Индии антианглийское национально-освободительное движение (восстание пуштунских племен на индо-афганской границе) и подъем демократической и антиимпериалистической борьбы в Иране.
Английские правящие круги вынуждены были 3 июня 1919 г. принять предложение эмира Амануллы о перемирии, а 8 августа подписать в Равалпинди англо-афганский прелиминарный мирный договор и в приложенной к нему особой ноте признать независимость Афганистана. Таким образом, для Афганистана открылся завоеванный в ходе долгой и упорной борьбы путь независимого, суверенного развития.
Усилия младоафганского правительства по реорганизации и укреплению армии
Становление независимого Афганистана происходило в сложной международной и внутренней обстановке, характеризовавшейся, с одной стороны, непрекращавшимися происками британского империализма, который не оставлял попыток восстановить свое влияние в этой стране и ограничить ее самостоятельность, с другой — противодействием внутренней реакции курсу младоафганского правительства, направленному на преодоление экономической отсталости страны, ликвидацию архаичных феодальных институтов и укрепление центральной власти. В связи с этим перед правительством эмира Амануллы с первых дней его правления в числе самых важных и первостепенных задач государственной политики встала задача создания надежных, оснащенных современной техникой вооруженных сил, способных подавить сопротивление внутренней реакции и защитить национальный суверенитет.
Решение этой неотложной задачи было далеко не из легких. Военная организация Афганистана, как и страна в целом, в результате длительной полуколониальной зависимости оставалась слабой и отсталой. Это со всей отчетливостью показала война за независимость 1919 г., хотя она и носила кратковременный характер[355]. Страна в то время не располагала ни необходимыми материальными и финансовыми средствами, ни военной промышленностью, ни подготовленными военными кадрами.
В этих трудных условиях руку дружбы и помощи независимому Афганистану протянула молодая Советская республика. Еще в апреле 1919 г. она наряду с признанием суверенного афганского государства выразила готовность оказать ему вооруженную помощь[356]. Еще раз подтверждая эту готовность, В.И. Ленин писал 27 мая 1919 г. эмиру Афганистана в ответ на его первое послание главе Советского правительства: «Установлением постоянных дипломатических сношений между двумя великими народами откроется широкая возможность взаимной помощи против всякого посягательства со стороны иностранных хищников на чужую свободу и чужое достояние»[357].
На основе этого предложения афганское правительство обратилось 8 мая 1920 г. к правительству РСФСР с просьбой об оказании Афганистану всесторонней, в том числе и военной, помощи, а также с предложением заключить торговый договор и военный союз между Афганистаном и РСФСР. Молодая Советская республика незамедлительно откликнулась на эту просьбу, дав согласие предоставить Афганистану безвозмездно 1 млн. руб. золотом, передать несколько самолетов и 5 тыс. винтовок с необходимым запасом патронов, создать в Кабуле авиационную школу, построить завод по изготовлению бездымного пороха, поставить оборудование для телеграфной линии Кушка — Герат — Кандагар — Кабул, направить в Афганистан технических и других специалистов[358].
В 1920 г. младоафганское правительство приступило к осуществлению военной реформы. Прежде всего известному пересмотру была подвергнута структура высшего военного командования: расширены штаты военного министерства, впервые создан Главный штаб и организовано судебное управление. При военном министерстве был учрежден совещательный орган — Военный совет. Однако верховное командование вооруженными силами по-прежнему оставалось в руках эмира, которому непосредственно подчинялся военный министр, наделенный правами главнокомандующего армией. С целью централизации управления всеми военными формированиями на местах и их оперативного использования войска, расквартированные на территории каждой провинции или области, объединялись под общим командованием одного из старших командиров частей и составляли самостоятельную военную силу, подчиненную непосредственно военному министерству, минуя губернатора.
В соответствии с принятой в то время организацией, афганские вооруженные силы состояли из регулярной армии и ополчения. Высшим войсковым соединением при Аманулле стала пехотная дивизия, состоявшая из 2–3 пехотных бригад (фактически, полков), 2–3 кавалерийских эскадронов и 2–3 артиллерийских батарей общей численностью 2–3,5 тыс. человек. Пехотная бригада включала 3 батальона, батальон — 4 роты, а рота (в составе 126 рядовых) — 3 взвода. Взвод, в свою очередь, состоял из 2 полувзводов по 3 отделения в каждом. Батальоны носили название той местности или племени, где они были укомплектованы. Штабы имелись лишь при дивизиях и бригадах. Примерно такой же была организация кавалерии с той лишь разницей, что в кавалерийском дивизионе было 3 эскадрона (каждый в составе 128 рядовых), в эскадроне — 4 взвода, во взводе — 2 полувзвода, а в последнем — 2 отделения[359].
Армия при Аманулле-хане комплектовалась в основной своей части, как и раньше, на основе установленной нормы рекрутского набора. Лица, подлежавшие зачислению в ряды армии определились путем жеребьевки («пешк»). Практиковавшаяся в эти годы система рекрутирования допускала и откуп от военной службы, чем широко пользовались богатые люди, выставляя вместо себя наемников.
Понимая недостатки системы комплектования армии, эмир Аманулла-хан сделал в марте 1923 г. попытку ввести закон о всеобщей воинской повинности, однако через два месяца в результате противодействия феодально-племенных кругов был вынужден отменить его[360].
Новое в системе комплектования афганской армии в этот период заключалось в том, что вместо пожизненной службы солдат была введена срочная служба продолжительностью два года, проведено значительное сокращение и омоложение армии путем увольнения стариков и оставления средних возрастов, а пополнение рядов армии осуществлялось преимущественно за счет представителей национальных меньшинств. Последнее вызывалось, на наш взгляд, стремлением Амануллы-хана расширить базу пополнения вооруженных сил личным составом, продемонстрировать равные обязанности и права всех этнических групп страны нести военную службу, а главное — создать в лице неафганоких воинских формирований надежную силу на случай борьбы с верхушкой афганских племен, а также обеспечить себе известную независимость от этой верхушки в вопросах комплектования армии.
Правительство младоафганцев провело значительное сокращение регулярной армии. По свидетельству В.М. Примакова, летом 1923 г. численность армии была сокращена до 50 тыс. человек[361], т. е. почти наполовину. По мнению американского историка В. Григорьяна, «приблизительная общая численность афганской армии в 1920 г.», т. е. перед ее сокращением, составляла 98 тыс. человек, включая 18 тыс. кавалерии при 396 орудиях[362]. В последующие годы этот процесс неуклонно продолжался, и в 1928 г. ее штатная численность была доведена до 23 тыс. человек. В действительности же в результате большого некомплекта личного состава в соединениях и частях афганской армии накануне восстания Бачаи Сакао не было и 10 тыс. человек[363].
Основные силы этой значительно сокращенной армии в составе 6–8 тыс. человек и 18–20 орудий были сосредоточены в Кабуле и организационно состояли из 2 пехотных дивизий, 1 кавалерийской дивизии и 1 артиллерийской бригады. Остальная, крайне немногочисленная часть регулярных войск, именовавшихся «отдельными дивизиями», располагалась в Герате, Мазари-Шарифе, Джелалабаде, Ханабаде, Гардезе и Кандагаре.
Командные посты в армии, особенно высшие, по-прежнему находились в руках ханов племен (сардаров), для которых военная служба была наследственной привилегией и традицией и составляла источник немалых доходов. Эмир Аманулла-хан принял ряд мер к преодолению этой традиции: он стал готовить молодых офицеров, воспитанных в младоафганоком духе, и назначать их на командные посты в воинские формирования независимо от их племенной принадлежности, а также открыл доступ в военную школу для сыновей новых помещиков и купцов, в том числе и для молодых индусов — афганских подданных[364].
Осуществляя военную реформу, афганское правительство уделяло определенное внимание укреплению дисциплины, улучшению боевой подготовки войск, удовлетворению нужд армии в вооружении, а также упорядочению материального довольствия личного состава. В 1924 г. было, в частности, принято Положение о воинских наказаниях, что, несомненно, должно было в известной мере способствовать укреплению порядка и организованности в войсках. Это Положение содержало не только перечень воинских проступков и преступлений, которые влекут за собой определенное дисциплинарное и уголовное наказание в диапазоне от простого ареста продолжительностью 24 часа до пожизненного тюремного заключения и смертной казни, но и подробно излагало дисциплинарные права всех категорий командного состава.
В соответствии с ним создавались военные суды отдельно для каждой категории военнослужащих в Кабульском корпусе и во всех отдельных полках и дивизиях в составе председателя и шести членов.
Положение предусматривало и телесные наказания для солдат и унтер-офицеров — от 15 до 80 палочных ударов, назначаемых как по решению суда, так и в дисциплинарном порядке[365].
Введением в 1925 г. Паспортного устава и учреждением в провинциях должности специальных чиновников по переписи населения и паспортизации была сделана первая попытка определить количество призывного контингента для планировавшегося введения всеобщей воинской повинности. Армия получила несколько уставов, переведенных с турецкого языка. С апреля 1920 г. стал выходить предназначенный для офицеров армейский журнал «Маджмуайи аскари». В 1924 г. военное министерство начало издавать газету «Хакикат».
Вопросами организации боевой подготовки и обучения афганской армии, как и разработкой основных направлений военной реформы, занимались в основном турецкие офицеры. Кроме того, в афганскую армию были приглашены военные инструкторы и советники из Италии и Германии. Итальянские офицеры, в частности, служили в авиационных подразделениях и артиллерийских частях. Часть афганских военнослужащих была направлена на учебу в Турцию, Германию, Францию, Италию, Британскую Индию и Советский Союз[366].
Почти все имевшиеся в то время в распоряжении правительства предприятия (в основном кустарные) работали исключительно на нужды армии. Самое крупное из них — завод «Машин-хана», насчитывавший свыше 5 тыс. рабочих, производил ружья, патроны, холодное оружие, шинельное сукно, хлопчатобумажные ткани, армейскую обувь, мыло, порох, кожи и т. п. Часть вооружения и боеприпасов закупалась в странах Запада — Германии, Италии, Англии и Франции[367].
Среди нововведений, характеризовавших известный прогресс в деле создания более или менее современной армии, следует назвать и перевод всех солдат на постоянное котловое довольствие (казенный паек). До этого каждый солдат должен был сам заботиться о своем пропитании. Другим важным мероприятием, направленным на обеспечение бесперебойного снабжения войск, была организация во всех важных пунктах страны армейских складов продовольствия[368].
В дополнение к армии эмир Аманулла создал полицейские и жандармские формирования. Как писал В.М. Примаков, «полицейско-жандармский аппарат (кутвали) был централизован и подчинен руководству из столицы. Вся полицейская организация сведена в 5 полков и 4 отдельных батальона по числу пяти главных провинций и четырех областей, на которые был разделен Афганистан. Эти полки и батальоны через провинциальные управления кутвали подчинялись министерству юстиции в Кабуле, а на местах они были подчинены губернаторам». В западной буржуазной историографии Афганистана встречается иное, явно ошибочное толкование вопроса о подчиненности полиции и жандармерии в этот период. По мнению, например, Дональда Уилбера, они будто бы входили тогда в состав армии и лишь при Надир-шахе были выделены из нее[369]. Такая точка зрения совершенно не согласуется с данными афганских источников, в частности со ст. 35 Положения о государственном устройстве Афганистана, изданного в Кабуле в 1924 г.
Полки «Кутвали» получили военную организацию, форму и были вооружены современными винтовками[370].
Младоафганское правительство, учитывая опыт войны за независимость когда отсутствие хороших путей сообщения и современных средств связи исключило возможность координации действий афганских войск на различных направлениях, приступило к строительству дорог, пригодных для автомобильного движения, и к созданию в стране сети кабельных и беспроволочных телеграфных линий, которые должны были, по замыслу правящих кругов, обеспечить прежде всего нужды армии. Как пишет В.М. Примаков, Аманулла-хан путем применения принудительной дорожно-строительной повинности превратил старые военные дороги в благоустроенные автомобильные пути. В этот период были усовершенствованы дороги Кабул — Бамиан, Кабул — Гардез, Кабул — Пешавар, Кабул — Кандагар, Кандагар — Герат — Кушка[371].
Большое значение в решении задач реорганизации и укрепления армии имела бескорыстная помощь Советской республики. Эта помощь была тем более примечательной, что она оказывалась в то время, когда наша страна в условиях гражданской войны и иностранной военной интервенции сама остро нуждалась в подобных технических средствах.
14 августа 1920 г. в Кабул был доставлен дар Советского правительства — радиостанция, вместе с которой прибыл специальный технический отряд. 24 августа Махмуд Тарзи, афганский министр иностранных дел, в письме советскому послу Я.3. Сурицу передал благодарность эмира В.И. Ленину за этот дар. Вскоре афганское правительство направило 8 человек в Ташкент на специальные курсы связи и для последующего прохождения практики в Ашхабаде и Самарканде. Это была первая группа афганских военнослужащих, обучавшихся в Советской России. По возвращении на родину они составили штат радиостанции, подаренной Афганистану правительством РСФСР[372].
В 1924–1925 гг. при технической помощи Советского Союза была построена существующая и поныне телеграфная линия на железных опорах, соединившая Кушку, Герат, Кандагар, Кабул. В первые месяцы 1927 г. было начал строительство телеграфной линии от Кабула до Мазари-Шарифа. В период строительства этих линий функционировала школа, в которой советские специалисты готовили национальные технические кадры связистов.
В эти же годы Советский Союз оказал помощь Афганистану в создании национальных военно-воздушных сил: афганской стороне было передано несколько самолетов, группа афганских летчиков прошла подготовку в советских учебных заведениях, а советские авиационные специалисты, прибывшие в Афганистан, помогли в организации боевой учебы афганских летно-технических кадров и в эксплуатации авиационной техники.
В конце 1927 г. Аманулла-хан предпринял длительную заграничную поездку. Будучи в европейских странах, он закупил и заказал вооружение и боевую технику, в частности, в Италии — 100 грузовых и легковых автомашин, полевую артиллерию и броневики, во Франции — пулеметы и винтовки, в Германии — 200 автомобилей фирмы «Оппель» и «Бенц» и два 3-моторных самолета «Юнкерс» (еще один «Юнкерс» был подарен Аманулле германским правительством), в Великобритании — 2 самолета и т. д. Конкретизируя вышеуказанные закупки, кабульская газета «Анис» отмечала 30 августа 1928 г., что в общей сложности было приобретено 53 тыс. винтовок (к каждой винтовке — 1 тыс. патронов), 106 пушек (к каждой пушке — 1 тыс. снарядов), 6 пулеметов, 18 самолетов, 5 броневиков, 6 танков, 10 тыс. военных шлемов, 1 тыс. фляг для воды, 300 биноклей и 800 радиоаппаратов[373].
Возвратившись в Афганистан в августе 1928 г. Аманулла-хан с еще большей настойчивостью продолжал осуществление своего замысла — иметь хорошо обученную, вооруженную современным оружием регулярную армию из восьми дивизий. В конце августа Большая джирга под нажимом младоафганского правительства приняла Закон о всеобщей воинской повинности, в соответствии с которым военную службу должны были проходить все граждане мужского пола, достигшие 17 лет. Запрещался откуп от службы. Срок действительной службы в армии был увеличен до 3 лет. С введением Закона о всеобщей воинской повинности ханы и вожди племен лишались доходного права поставлять рекрутов в королевскую армию[374].
Однако было бы ошибочным переоценивать значение мер, предпринимавшихся в это время афганским правительством в военной области. Проводившиеся военные преобразования, несмотря на их значимость, все же носили ограниченный, далеко не завершенный, а подчас и рискованный характер (имеется в виду, в частности, резкое сокращение численности вооруженных сил в условиях постоянной и прямой угрозы младоафганскому режиму со стороны внутренней и внешней реакции).
Афганская армия в период правления Амануллы-хана не подверглась коренной реорганизации и оставалась ненадежной и по-прежнему отсталой в техническом и организационном отношениях. Что же касается последних попыток реорганизовать и перевооружить армию, предпринятых в 1928 г., то они остались почти полностью нереализованными ввиду начавшегося в конце года восстания Бачаи Сакао. Закупленные за границей оружие и боевая техника к этому времени еще не поступили а страну. Закон о всеобщей воинской повинности не был претворен в жизнь, а новая турецкая военная миссия, прибывшая в Кабул в 1927 г., не успела сколько-нибудь существенно повлиять на повышение боеспособности афганской армии[375].
Характеризуя афганскую армию того времени, В.М. Примаков, бывший в конце 20-х годов военным атташе в Афганистане, совершенно правильно указывал, что «реорганизованная армия была плохо подготовлена для внешней войны и мало пригодна для решения внутренних междоусобиц, так как: a) система откупа от военной службы дала в ряды армии известный процент наемных солдат, набранных из худших элементов населения; б) солдаты, приходившие в армию на короткий срок службы, не теряли связи со своими племенами и не годились для борьбы против племен в случае междоусобицы; в) гвардия была малочисленна и не могла стать ядром армии, по которому равнялись бы и учились армейские полки»[376].
Боевая подготовка афганской армии в результате неподготовленности офицерского состава и косности высшего военного руководства не была по-настоящему организована. Многие офицеры были неграмотны, и, как пишет К.И. Соколов-Страхов, они «гораздо больше интересовались базаром, где имели свои лавки, чем вопросами обучения своих подчиненных»[377]. По его же свидетельству, «для обучения войск почти ничего не было сделано, кроме небольшого плаца вблизи кабульского аэродрома. Несмотря на наличие современных орудий, из экономии боевых припасов не производилось почти никакой практической стрельбы круглый год»[378].
Слабость афганской армии, как и прежде, определялась наличием в ней значительного числа реакционно настроенных офицеров и генералов — выходцев из знати племен, недовольных реформами младоафганского правительства. Занимая ключевые посты в армии, при дворе и в государственном аппарате, они всеми силами противились новому внутри— и внешнеполитическому курсу Амануллы. Как справедливо подчеркивал И.М. Рейснер, «младоафганская группа получила в свое полновластное обладание всего одно ведомство иностранных дел, где ею были заняты все посты до министерского включительно. Большинство же министерских портфелей оказалось в руках старых влиятельных сардарских родов. Последние по своим взглядам были чужды нововведениям и реформам»[379]. Офицеров-младоафганцев в армии было крайне мало, и они, находясь в основном на низших ступеньках служебной лестницы, не могли составить серьезного противовеса консервативной армейской верхушке.
Политические и экономические преобразования Амануллы-хана при всей их объективной прогрессивности для конкретных условий Афганистана практически ничего не дали подавляющему большинству крестьянского населения страны и не улучшили его положения. Этот фактор предопределил антиправительственные умонастроения солдатских масс — представителей обездоленного крестьянства, что в целом усугубило ненадежность армии как опоры младоафганского режима.
Недовольство солдат существующим положением и их враждебное отношение к командирам и начальникам принимали в этот период в некоторых частях афганской армии характер открытых выступлений. Особенно неспокойно было в гарнизонах на севере страны. Причиной волнений рядового состава часто становилось уменьшение его и без того маленького жалованья, предпринимавшееся младоафганским правительством в поисках средств на осуществление различных проектов.
Есть все основания предполагать, что разложению афганской армия и укреплению среди ее личного состава антиправительственных настроений содействовали также и штатные муллы подразделений и частей, тесно связанные со своими духовными наставниками и учителями — высшим слоем мусульманских богословов — и проводившие в жизнь свою линию в армии.
Не последнюю роль в разложении и ослаблении афганской армии сыграла и антиамануллистская пропаганда, которую развернули среди населения и войск консервативно настроенные муллы и знать племен, пользуясь почти восьмимесячным отсутствием в стране Амануллы в период его заграничной поездки 1928 г. Не случайно, что вскоре после возвращения в страну Аманулла арестовал двух наиболее влиятельных религиозных деятелей — Хазрата Саида Шурбазара (Гул Ага Моджаддади) и его племянника по обвинению в антиправительственной агитации и сборе подписей под петицией, осуждавшей проводившиеся реформы.
Слабость военной опоры Амануллы-хана резко обнаружилась в период мятежа 1924–1925 гг. и восстаний 1928–1929 гг. Первый из них, поднятый в Хосте ханами племен мангал и джадран при непосредственной английской поддержке оружием и деньгами, продолжался более девяти месяцев. В самый решающий момент, когда мятежники предприняли поход на Кабул, военный министр Надир-хан отказался возглавить правительственные войска, что, естественно, не могло не оказать отрицательное воздействие на боеспособность армии и мобилизацию сил для разгрома восстания. В этих условиях Аманулла-хан, не полагаясь на пуштунские формирования армии, использовал против восставших племен воинские части из таджиков и хазарейцев, а также прибег к формированию отрядов добровольцев («федакаран») из числа приверженцев нового режима, которые сыграли заметную роль в ликвидации мятежа. Следует отметить, что достижению этой победы содействовала и своевременная помощь Советского Союза, предоставившего Афганистану самолеты и вооружение, а также советская политика добрососедства и дружбы.
Однако роковыми для младоафганцев явились восстания, вспыхнувшие осенью 1928 г., через несколько месяцев после возвращения Амануллы из заграничной поездки, и охватившие север и юго-восток страны. На юго-востоке мятеж был поднят ханами и муллами племени шинвари. Во главе северного антиправительственного фронта встал Бачаи Сакао — таджик по отцу и хазареец по матери, беглый унтер-офицер афганской армии, занимавшийся со своей шайкой разбоем на дорогах в районе Кухдамана (к северу от Кабула)[380].
Афганская армия оказалась неспособной противостоять повстанческим отрядам как из-за своей малочисленности (особенно гарнизон Кабула), так и некомпетентности высшего командования в вопросах организации и ведения контрпартизанской борьбы, но главным образом ввиду нежелания солдат сражаться в рядах правительственных войск и их массового перехода на сторону мятежников. Как писал В. Григорьян, часть кабульского гарнизона, пополненная за счет племени хугиани, при первом же столкновении перешла на сторону восставшего племени шинвари[381]. Некоторые офицеры были убиты солдатами или покинули свои подразделения и самоустранились от участия в боевых действиях.
В.М. Примаков следующим образом описывал те полные драматизма дни: «Гарнизон Кабула, состоявший из корпуса пехоты (около 6 тыс. человек) и дивизии гвардии был раздерган на части: половина гарнизона была отправлена в Джелалабад, около шести батальонов были посланы к Чарикару и разбиты отрядами Бачаи Сакао. В Кабуле оставалось около 2 полков пехоты и дивизия гвардии… Технические средства, находившиеся в Кабуле — итальянские бронемашины и полученная из Италии артиллерия, были плохо использованы отчасти из-за недостатка прислуги (артиллерия), отчасти из-за неуменья использовать боевую мощь (бронемашин)»[382].
В создавшейся обстановке, стремясь найти компромисс с восставшими, Аманулла-хан объявил 9 января 1929 г. об отказе от некоторых своих реформ, в частности отменил Закон о всеобщей воинской повинности. Однако сласти положение было уже нельзя. Бачаи Сакао захватил королевскую артиллерию и часть стрелкового оружия кабульского арсенала. В ночь на 13 января 1929 г. ополчение племени мангал, перейдя иа сторону мятежников, предрешило падение Кабула. Афганская армия распалась и фактически перестала существовать. Король Аманулла-хан вынужден был отречься от престола и через некоторое время эмигрировал в Европу.
Таким образом, правительству Амануллы-хана не удалось создать в лице армии и ее офицеров надежной опоры младоафганскому режиму. Более того, оно фактически лишило себя вооруженных сил в результате их опрометчивого сокращения с 98 тыс. в 1920 г. до примерно 10 тыс. в 1928 г.
Приход к власти династии Надира. Меры по укреплению социальной и военной опоры нового королевского режима
В марте 1929 г. руководство борьбой против Бачаи Сакао взял на себя бывший военный министр Надир-хан, возвратившийся из Франции, где он находился на положении частного лица. С разрешения английских колониальных властей, которые к этому времени поняли бесперспективность поддержки Бачаи Сакао, Надир-хан набрал в полосе пуштунских племен к югу от афганской границы, а также в районе Хоста вооруженный отряд численностью в 12 тыс. человек, костяк которого составили ополченцы из вазиров. Под лозунгом «спасения родины от катастрофы» он выступил из Хоста на Кабул и 6 октября, разгромив силы Бачаи Сакао, овладел столицей. 15 октября Надир-хан был провозглашен королем Афганистана.
Новый афганский режим буквально с первого дня приступил к организации крепкой регулярной армии. Надир-шах и его окружение отчетливо понимали, что их власть не может быть прочной и длительной без надежной опоры в лице преданных династии командных кадров, без хорошо обученных и оснащенных современным оружием и техникой вооруженных сил. «Пpaвителвство, — говорилось в декларации Надир-шаха, — обращает самое серьезное внимание на этот вопрос, который является вопросом жизни и смерти Афганистана»[383]. Срочность мер по организации армии вызывалась, кроме того, необходимостью подавления все еще продолжавшихся восстаний племени шинвари в районе Джелалабада и народных волнений и бунтов в Мазари-Шарифе, Кандагаре, Газни и Кунаре[384], а также потребностью обеспечения независимости страны от империалистических посягательств.
В основу организации и подготовки регулярной афганской королевской армии были положены принципы, качественно отличные от предшествовавшего периода. Прежде всего это касалось назначения на ключевые армейские посты верных новой династии военных. Так, пост военного министра занял брат короля Шах Махмуд (впоследствии, с 1946 по 1953 г., премьер-министр Афганистана). Высший командный состав армии был подобран исключительно из представителей знатных ханских родов и крупных помещиков. Верховное командование афганской армией, как и прежде, сохранялось за королем.
В октябре 1929 г. было сформировано новое по своей структуре военное министерство в составе министра, трех его заместителей, канцелярии и Главного штаба (включавшего судебное управление, управление по делам племен, управление по проверке и списанию материальных средств, управление инспекции, организационно-штатный отдел, отдел боевой подготовки, отдел контрразведки, отдел переводов, отдел чиновников, интендантский отдел, лечебно-медицинский отдел, отдел по призыву на военную службу и авиационное командование). Министерство сразу же приступило к разработке единой организации частей армии и вскоре дало распоряжение относительно их формирования в различных районах страны, в частности в Центре, в Герате, Кандагаре и других местах.
Регулярная армия стала комплектоваться на основе обязательного ежегодного рекрутского набора, а также на добровольных началах при содействии ханов племен, которым Надир-шах восстановил титулы и субсидии, отмененные младоафганским правительством. Каждое афганское племя должно было поставлять в армию определенное количество рекрутов; остальная часть солдатского контингента набиралась путем жеребьевки из расчета одного солдата от каждых восьми годных к службе мужчин.
Добровольцы обязаны были служить в армии пожизненно. Что касается рекрутов, то для них устанавливалась 10-летняя продолжительность пребывания на военной службе, из которых 2 года приходилось на действительную службу, а остальное время — на нахождение в запасе. При чрезвычайных обстоятельствах на военную службу могли призываться мужчины в возрасте до 60 лет. В случае необходимости ханы племен должны были выставлять в помощь монархии также и ополчение своего племени. Однако при этом за верхушкой племен сохранялось право командования данными формированиями.
Укрепляя социальную опору династии за счет феодально-племенной аристократии, Надир-шах принял решение о комплектовании авиационных подразделений и королевской гвардии исключительно из сыновей ханов, проживавших в центре и в провинциях[385].
Предметом особой заботы правящих кругов страны в рассматриваемый период стало создание корпуса офицеров, способных, как указывалось в одной из директив Надир-шаха, защитить «религию, родину, правительство и новые устои»[386]. С этой целью делалось все возможное, чтобы привлечь в офицерское училище как можно больше молодых людей из верхушки пуштунских племен и таким образом создать в лице этнически связанного с династией офицерства надежную опору для умиротворения неспокойных районов, населенных пуштунскими племенами и национальными меньшинствами, а также удовлетворить честолюбивые претензии феодально-племенной знати на представительство в государственных органах власти.
Монархическое правительство. Надира поставило перед собой цель резко поднять уровень военной подготовки всех офицеров армии, пропустив их через сеть краткосрочных курсов. Для этого в столице были открыты три учебных центра (пехотный, кавалерийский и артиллерийский). Преподавание в них вели иностранные специалисты, в основном турецкие и немецкие. Непосредственное руководство этими центрами осуществлял Главный штаб через специально назначенных советников военного министерства. Сержантский состав для гвардейской шахской дивизии и кабульского гарнизона готовился в специальном столичном учебном центре[387]. В 1933 г. в Кабуле была открыта военная подготовительная школа — «Мактаб-и эхзарийа» для сыновей ханов и сардаров племен. Часть афганских юношей направлялась на учебу в военные учебные заведения Турции, Германии и Франции.
Необходимые меры были приняты и для удовлетворения нужд армии в вооружении, снаряжении, одежде и продовольствии. У населения сразу же после подавления восстаний 1928–1929 гг. было изъято большое количество захваченного им в этот период оружия, боеприпасов и военного имущества. В конце 1929 г. вновь приступили к работе завод «Машин-хана» и армейские производственные мастерские. Были восстановлены и начали свою деятельность лечебные учреждения армии.
На первых порах для покрытия больших военных расходов Надир-шах обратился за финансовой помощью к крупной афганской торговой буржуазии. Кроме того, в 1929–1931 гг. он получил помощь правительства Англии. Она включала безвозмездную субсидию в размере 175 тыс. ф. ст., 10 тыс. винтовок и 500 тыс. патронов. В эти же годы Афганистану было предоставлено 5 тыс. винтовок и полмиллиона патронов Германией и 16 тыс. винтовок и 1,8 млн. патронов — Францией. В тот же период в Великобритании было дополнительно закуплено еще 5 тыс. винтовок[388].
Надир-шах перевел всех солдат на казенный паек без какого-либо вычета из их жалованья за питание и одновременно стал регулярно выплачивать им установленное денежное содержание, устранив таким образом одну из причин, которая прежде всегда вызывала брожение и недовольство солдатских масс афганской армии. Кроме того, в 30-е годы королевский режим несколько раз повышал жалованье солдатам. Так, с 1930 по 1937 г. оно было увеличено в 4 раза.
Формирование и укрепление армии Афганистана проходило в обстановке непрекращавшихся волнений внутри страны, выливавшихся в некоторых районах в острую вооруженную борьбу, а также в условиях напряженности на южной и восточной границе, вблизи которой, в Северо-Западной пограничной провинции Британской Индии, развернулось мощное антианглийское национально-освободительное движение. В это же время север Афганистана активно использовался басмачами в качестве убежища и базы для бандитских набегов на пограничные районы советских Среднеазиатских республик, что в корне противоречило обязательствам, взятым на себя афганской стороной по договору о нейтралитете и взаимном ненападении между СССР и Афганистаном от 31 августа 1926 г.[389]
Начиная с лета 1930 г. афганское правительство приступило к постепенной ликвидации басмаческих банд на своей территории. Эту операцию возглавил военный министр Шах Махмуд.
С момента прихода к власти Надир-шаха численность афганских вооруженных сил неуклонно увеличивалась и к 1933 г. достигла 70 тыс. человек. Однако двор, учитывая внутреннее и международное положение, ставил перед собой задачу создать еще более сильную и организованную 100-тысячную армию, которая могла бы с успехом обеспечить выполнение ее главной функции — «борьбу с внутренним врагом», а также защиту независимости страны. При этом планировалось следующее размещение войск на территории страны: Южная провинция — 15 тыс., Кандагар — 15 тыс., север Афганистана — 15 тыс., Джелалабад — 10 тыс., Газни — 5 тыс. и Кабул — 40 тыс. солдат и офицеров.
Указанная выше дислокация, по которой подавляющая масса войск — 85 тыс. — располагалась в узкой полосе к югу и юго-востоку от линии Джелалабад — Кабул — Газни — Кандагар, весьма показательна с точки зрения понимания взглядов правящих кругов Афганистана на предполагавшееся использование вооруженных сил. В ней прежде всего отразилось глубокое беспокойство афганских правителей по поводу угрозы свободе и независимости страны, исходившей с территории Британской Индии от империалистических кругов Англии. Кроме того, располагая крупные силы в районах расселения неспокойных афганских племен, монархический режим намеревался этим стабилизировать положение в пограничной зоне и обезопасить себя от вероятных антиправительственных выступлений и вооруженных межплеменных конфликтов. Сосредоточивая 40 % всех вооруженных сил в районе столицы, правительство Надир-шаха создавало себе надежную опору на случай чрезвычайных обстоятельств. Оно также получало широкую возможность маневрировать центральной группой войск и перемещать их в любой угрожаемый район страны. И наконец, размещение незначительных гарнизонов на севере Афганистана, предназначавшихся главным образом для выполнения полицейских функций, свидетельствовало о признании афганскими правящими кругами миролюбивого курса Советского государства и о вытекающей отсюда полной убежденности в безопасности своей северной границы.
Одновременно с укреплением армии афганское правительство приняло меры к созданию полиции и жандармерии в столице, в провинциях и областях, передав их в подчинение министерству внутренних дел. Полицейские силы, как и прежде, комплектовались из числа солдат, а на руководящие посты в полиции и жандармерии назначались армейские офицеры.
Курс на создание современной армии продолжил и Мухаммад Захир-шах, пришедший к власти в 1933 г. Он, как в свое время его отец, Надир-шах, объявил, что правительство Афганистана «хочет создать регулярную армию, оснащенную новый оружием, и все свое внимание обратит на этот вопрос»[390]. Как показали последующие события, эти расчеты и намерения строились прежде всего на получении военной помощи от соперничавших в этом районе империалистических держав.
В первые годы правления Захир-шаха сохранялись прежние основы строительства армии. Однако ее численность неуклонно увеличивалась и достигла в 1936 г. 80 тыс., а в 1941 г. — 90 тыс. человек. До 1937 г. почти 50 % всех ежегодных доходов страны шло на содержание армии. В последующие годы расходы на армию значительно возросли[391].
В 30-е годы Афганистан и его вооруженные силы приковали пристальное внимание немецких империалистов. Активность немецкой агентуры в этой стране особенно усилилась после установления в Германии фашистской диктатуры. Немецкие фашисты настойчиво добивались превращения Афганистана в плацдарм для осуществления подрывной деятельности против Советского Союза и Британской Индии. Следует отметить, что проникновению германских и итальянских империалистов в Афганистан благоприятствовал внешнеполитический курс афганских правящих кругов, стремившихся извлечь максимум экономической и политической выгоды путем использования империалистических противоречий в Азии между Великобританией, с одной стороны, и державами оси — с другой. Однако, как справедливо указывал Л.Б. Теплинский, «идя на расширение экономических отношений с фашистскими странами, афганское правительство… не брало на себя каких-либо военно-политических обязательств перед державами оси и стремилось проводить самостоятельный курс внешней политики»[392].