Письма В Балатонфюред, Супругам Липтак[13]
Письма В Балатонфюред, Супругам Липтак[13]
Дорогие Габор и Пульчи!
Приехать нам не удастся. В ночь с субботы на воскресенье я оставил машину возле дома, чтобы с утра пораньше не заходить в гараж, а сразу тронуться в путь. Сотни раз оставлял на улице, и все обходилось без происшествий.
А тут в шесть утра звонит в дверь привратница, которая на радостях даже челюсть вставить забыла, и сообщает, что в машине вышибли окно и залезли внутрь. Кошмар, да и только: сбили дверную ручку, расколошматили стекло и выгребли все подчистую — красивый плед, все запчасти, очки и документы. Вольно тебе смеяться над чужой бедой, коли сам машиной не обзавелся. Но я с тебя усмешечку сотру. Грабители утащили и книгу, которую тебе так хотелось заполучить, — ее я тоже оставил в машине. Тем самым рассчитывал внести свой вклад в празднование вашей четвертьвековой моногамии. Подарок теперь ищи-свищи, а ты хохочи вволю.
Явилась полиция. У меня и привратницы взяли отпечатки пальцев. Думаю, на том дело и кончится. К сожалению, без документов машиной не воспользуешься, вот и ношусь, пытаясь восстановить водительские права. Мораль — яснее некуда: кому нечего терять, тому не о чем горевать. Блажен, кто без мотора.
Кстати, поздравляю с 25-летней годовщиной. Желаю и на ближайшие 25 годов попутного ветра, пусть на вашей мачте и впредь развевается знамя любви.
С тем и обнимает вас потерпевший, ограбленный, обездоленный, у которого и не осталось-то ничего, кроме отпечатков пальцев,
Иштван Эркень.
Мои дорогие!
Переписка моя настолько обширна, что приходится соблюдать хоть какую-то очередность. Вчера — запрос от эмигрировавших гомиков, можно ли им вернуться на родину. Позавчера— Мао Цзэдун, убивается, что жизнь пошла псу под хвост, спрашивает, как быть. Объявилась Бриджит Бардо: замучило одиночество, по ночам плачет, взывает к моей помощи.
Вот и вам пишу в двух словах. Приедем ли к вам? Возможно, в феврале. Числа 6–8-го, как там выпадут выходные. И если будет хорошая погода. От ночевки в отдельных комнатах готовы отказаться. Отапливать помещение желательно не этнографическими редкостями, а обычными печками.
Отвечайте, да поласковее, не то испарится даже слабое желание заглянуть в ваши края.
Обнимаю.
Пишта.
P. S. Сочинил повесть[14]. Я гений.
1965
Жужа Радноти и Иштван Эркень
с радостью извещают, что 17 июня с. г. вступили в законный брак, стало быть, размещению по отдельным комнатам не подлежат.
Поздравления, свадебные подарки, денежные конверты принимаются по адресу:
Будапешт IX, пр. Ференца, 1.
1965
Золотые вы мои, бесценные!
Не приходилось ли вам подмечать, что даже сама форма приглашения проливает яркий свет на характер человека?
Например, если вам пишут:
«В связи с приближающимся двойным праздником будем рады видеть вас у себя в фюредском доме» и т. д. и т. п.
Что за человек, ваш корреспондент?
Честный, открытый, душа нараспашку, истинный венгр. Смотрит прямо в глаза, не хихикает у тебя за спиной. У такого что на уме, то и на языке.
Такого человека нельзя не любить.
На могилку ему кладут цветы, вспоминают добром.
«До зельца был большой охотник» — даже такие мелочи всплывают в памяти.
Но ведь не всякий ему чета.
Напишет, к примеру:
«Вот когда мы вернемся с лечебного курорта, да когда покончим с ремонтом, опрыскаем виноградник, да ежели не нагрянет знатный гость, и если бы да кабы…»
Спрашивается, что это за тип? Истинный венгр? Прямой человек? Не венгр, и не прямой.
У этого всегда припасен камень за пазухой. Тихоня, а себе на уме, с такого станется в обществе исподтишка воздух испортить, а выковырянную из носа козюльку прилепить снизу к сиденью стула.
Даже Ленина и того небось недолюбливает.
Язык держит на привязи, за гнилыми зубами. Могила его зарастет бурьяном, лебедой да лопухами, а усопшего никто и словом не помянет.
К нам ведь многие обращаются с вопросом: «Что они за типы такие, эти Липтаки?» Мы сдержанно отвечаем: сами, мол, не знаем. Или: «Сами знаем — не проболтаемся». И выжидаем.
Берегитесь, Липтаки! Мы пока что помалкиваем да ждем.
Пишта и Жужа.
Дорогой Габор!
По-прежнему ничего не знаем о Пульчи и очень беспокоимся о ее здоровье. Черкнул бы хоть несколько строчек.
У нас все хорошо, произошел целый ряд приятных перемен, касающихся прежде всего меня. Мой репортаж о наводнении вызвал целый переполох, и наш замминистра на каком-то высоком собрании расхвалил меня почем зря. Повесть «Кошки-мышки» тоже пользуется успехом — одним словом, положение в корне изменилось. В идеологическом отделе ЦК состоялась беседа, закончившаяся для меня весьма положительными результатами: от Издательства художественной литературы пришел договор на сборник рассказов, а на другой день я получил заграничный паспорт.
Разумеется, тотчас разнесся слух о том, что положение мое изменилось, и в один день объявились просители от двух газет и двух театров за материалами.
Надеюсь, вскорости тебя постигнет невезение, и уж тогда-то я сумею отплатить тебе за все, что ты делал для меня в черные дни.
Пульчи желаем скорейшего выздоровления!!! Обнимаю.
Пишта.
1965