Секретное донесение, 1955

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Секретное донесение, 1955

С середины марта я провел шесть недель в вышеградском доме творчества. В одно время со мной там находился товарищ Иштван Эркень и товарищ Бела Ремени[8]. Мы неоднократно беседовали на литературные темы, обсуждали проблемы формирования личности и отражения действительности в духе социалистического реализма.

Как-то раз беседовали втроем, находясь в комнате Ремени, и Эркень заявил, что, мол, отражение действительности в партийном духе столкнулось бы с большими трудностями: ведь не напишешь же, что спокойствие в стране достигается лишь средствами диктатуры с помощью АВХ[9]. Не будь АВХ столь сильной организацией, могло бы дойти до беды.

В другой раз, в более широкой компании, Эркень в юмористическом стиле пересказал свою так называемую историю «Тринадцать партизан из Нови-Сада», наверняка известную партийному руководству. Меня поразила такая деталь: Эркень был у товарища Ракоши и, когда выходил из кабинета, товарищ Ракоши сказал ему вслед: «Вот видите, мы даже не докапываемся до вашей истории про тринадцать партизан»[10]. Не уверен, что передаю слова Эркеня буквально.

Не будучи в курсе подробностей, не считаю себя вправе делать какие-либо выводы, я всего лишь изложил факты. В свою очередь настаиваю на строжайшем соблюдении секретности, так как кое-кого даже в партийном руководстве связывают с Эркенем дружеские отношения.

Л.

В 56 году я, по сути, принимал участие в немногих политических акциях. В конце октября, когда зародилось Свободное радио, меня пригласили в парламент (вещание происходило оттуда) и попросили написать вступление к первой передаче. Я с готовностью согласился и прямо там, на месте, сочинил текст, начинавшийся словами: «Долгие годы радио выступало рупором лжи. Мы лгали днем и ночью, лгали часто и на всех частотах…» Эта заставка к радиопередаче да газетная статья — гимн революционному Будапешту — вот и все мои деяния. Больше ничего не могли вменить мне в вину. <…> Правда, когда писателей призвали к ответу, я отказался признать свои ошибки, не считая собственные убеждения заблуждениями. За это и угодил в черный список: пять лет мои произведения не печатали, я был лишен работы репортера и даже корректора. <…> Извлек на свет божий пылящийся втуне диплом инженера-химика и пошел работать на фармацевтический завод.

И между делом продолжал писать, обретя свой голос. Тогда-то зародились мои рассказы-минутки.