Бедная, бедная Лиза…

Бедная, бедная Лиза…

Концерт русской певицы, исполнительницы романсов Тамары проходил в помещении частного загородного клуба. Ничем непримечательное кирпичное ранчо с двускатной низкой крышей и небольшими продолговатыми окнами, закрытыми жалюзи, перед ним лужайка. Ни объявлений, ни табличек, но забитая автомобилями стоянка, показывала, что гостей собралось немало.

Помещение оказалось гораздо вместительнее, чем представлялось снаружи. Широкий коридор вел к холлу, оттуда дойная дверь в зал. Внизу небольшая сцена, а ряды кресел поднимаются вверх, отовсюду хороший обзор. Свет в зале неяркий, людей довольно много, поэтому заметить тетку Риты с ее молодым спутником мы не смогли. Наши места были на предпоследнем ряду, мы поднялась, сели, стали рассматривать людей внизу и рядом с ними.

И хоть я видел Лизу только на фотографиях, понял, что здесь ее нет, нам снова не повезло. Может, еще придет? Прошли десять минут, людей прибывало, уже и свободных мест почти не осталось, но Лизы нет. Концерт задержали всего на четверть часа, – в Америке и дольше задерживают, – свет стал меркнуть.

Вспыхнули софиты, на подмостки вышел мужчина с усталым лицом и объявил в микрофон, что долгожданная встреча с соотечественниками, ценителями русского романса, наконец, состоялась, и он очень рад приветствовать… Ну, и так далее. По голосу, тонкому, с металлической ноткой, я узнал продюсера или менеджера, с которым разговаривал по телефону в Торонто. Вышили два аккомпаниатора, скрипачи и пианист, следом – дама неопределенных лет в длинном бархатном платье с глубоким декольте и бантом на шее.

Музыканты заиграли, дама запела "Здесь, под небом чужим". Я слушал невнимательно, сидел и гадал, что будет дальше: захочет Рита продолжить поиски тетки или сделает остановку и вернется в Москву. Скорее, первое. Но где Лизу искать? Опять в Америку возвращаться?

И тут в зал вошли двое, даже в тусклом свете не ошибешься, – впереди друг Лизы Берт, а за ним средних лет незнакомая женщина в коротком черном платье, парочка заняла два свободных места во втором ряду.

Рита вздрогнула.

– Я так и знала, – прошептала мне в ухо. – Он уже избавился от Лизы… Уже все. Случилось нечто страшное.

* * *

Едва дождавшись окончания первого отделения, Рита бросилась вниз. Мы настигли Берта, когда он оставил свою спутницу и уже вышел в открытый внутренний дворик, чтобы покурить. Но тут Рита вцепилась в его рукав, что-то зашептала в лицо. Берт побледнел и отступил назад, выронив сигарету. Тут подоспел я, оттеснил Риту плечом. Последние ее слова, что удалось разобрать:

– Сейчас вызову полицию…

Рита сжимала мобильный телефон и глядела на мужчину страшными глазами. Я извинился, представился и коротко изложил Берту историю наших поисков. Рита стояла за моей спиной, готовая снова броситься в атаку. Берт немного разволновался, но быстро взял себя в руки, поняв в чем дело. Он внимательно выслушал мой рассказ о наших с Ритой странствиях по Америке и Канаде в поисках Лизы.

– Черт побери, ну, вы меня напугали, – это были первые его слова. – Сразу видно, что она, – он кивнул на Риту, – родственница Лизы. Та тоже любила… Пошуметь.

– Любила? – Рита выскочила из-за моей спины.

– Любит, – поправился Берт. – Она жива и здорова. Что с ней сделается?

На тех фотографиях, где я видел Берта, он казался куда моложе и представительнее, но вблизи не производил впечатления почти юного альфонса, отдающего свою любовь щедрым стареющим женщинам. Его можно было принять за молодого человека только издали. Это был мужчина лет сорока с гаком, среднего роста и довольно хрупкого сложения с мелкими чертами лица и большими выразительными глазами, похожий на постаревшего мальчика. Если он и младше Лизы, то всего лет на десять с небольшим. На Берте был темно коричневый вельветовый пиджак, бежевые брюки и туфли на высоком каблуке, прибавлявшие три дюйма роста.

– А вы русский? – спросил я, запоздало заметив акцент.

– Я так давно здесь живу, что сам не понимаю русский я или американец, – ответил он по-русски, достал пачку сигарет и наконец прикурил. – Господи… У меня чуть инфаркт не случился. Набрасываетесь на честного человека, будто бандита поймали.

Пришлось еще раз принести извинения и попросить рассказать, что случилось с Лизой и где ее теперь искать. Немного смягчившись, Берт, видимо, любивший поговорить, рассказал свою историю. С Лизой он познакомился года полтора назад в Майами, на пляже, завязались какие-то отношения, нечто похожее на любовь, – так он выразился.

Берт переехал в Талсу, но быстро понял, что в этой дыре он долго не выдержит, провинциальные южные города не для него, человека образованного (в молодые годы, еще в России, он окончил строительный техникум по специальности "малая механизации") привыкшего к жизни в культурных столицах. Правда, они с Лизой много путешествовали, эти поездки вносили разнообразие в скуку провинциальной жизни. Четырежды побывали в Европе, Америку исколесили.

Договорились, что дом в Талсе продадут, переедут в Сан-Франциско и там поженятся. По мнению Берта, – это самый европейский город, а Берт всегда ощущал себя именно европейцем. И все бы шло гладко, даже большая разница в возрасте не помеха. Но Лиза патологически ревнива. Она все время закатывала истерики по самым ничтожным поводам, а если поводов не подворачивалось, сама их выдумывала.

Да, Берт, видный мужчина, он пользуется вниманием, благосклонностью женщин, но ведь не злоупотребляет. Не лезет в постель к каждой знакомой и незнакомой. В конце концов, он не в монастыре живет, а в мире людей… Иногда не удается совладать с желаниями, отказать очень настойчивой женщине, особенно женщине привлекательной. Короче говоря, жизнь сделалась невыносимой.

Во время поездки по островам на реке Святого Лаврентия Лиза приревновала к своей подруге, гостеприимно приютившей путешественников. А что произошло? Почти ничего. Томные взгляды, пара безобидных почти дружеских поцелуев… Всего-то. Господи, ведь взрослые люди, а она ведет себя как девчонка. Должна понимать, что Берт положил на алтарь любви свою молодость и красоту. Он все отдал ей, свою молодость, любовь и красоту, не получив взамен почти ничего.

Если Лиза иногда оплачивала какие-то его счета, так то было ее желание, он сам ни о чем не просил, не настаивал. Тогда, на острове, – это была последняя сцена, которую вытерпел Берт. У него есть немного денег, пока он поживет один, а дальше как-то определится.

– Смотрю, вы уже не один, – сказала Рита. – С новой подругой?

– Хоть бы и так. Это вас не касается.

Я снова потеснил Риту, задал несколько вопросов. Берт рассказал, что ссора случилась пару недель назад, сейчас Лиза наверняка где-то в Америке. Наверное, у знакомых или друзей. Кстати, у нее подозрительно много друзей, в том числе мужчин. И все как на подбор сомнительные. Малообразованные, чуждые высокой духовной жизни. Но Берту никогда не приходило в голову закатывать истерики по этому поводу. И что в ответ? Только черная неблагодарность. Он вытащил блокнот, накарябал на нем несколько цифр и протянул мне.

– Вот новый номер этой особы, – сказал он. – Старый телефон она держит при себе, – где-то в чемодане валяется, – но им не пользуется. Поэтому вы не можете дозвониться. Короче, Бог помощь. Но привет от меня не передавайте. И вообще: ни слова о том, что меня видели. Все, хватит. Натерпелся.

Берт с чувством растоптал окурок, вернулся в фойе и, подхватив свою спутницу под локоть, потащил ее дослушивать концерт. Пара курильщиков ушли вслед за Бертом, мы с Ритой остались одни, сели на скамейку под деревцем.

– Вот тебе и Берт, – сказал я. – Готовый персонаж для твоей будущей книги.

– Да уж, – кивнула Рита. – Персонаж – одно слово. Но если он соврал, я вернусь в зал. И зрители увидят не концерт, а сцену жестокого убийства.

Рита перевела дух, вынула из сумочки мобильный телефон и набрала номер с бумажки. Я сидел рядом и слышал бодрый голос тетки.

– Рита, где тебя носит? Звоню твоему отцу. Никто трубку не берет. Впрочем, он никогда не подходит… Звоню всем знакомым: никто ничего не знает. Господи, я дала себе словно: еще день и пойду в полицию с заявлением.

Я вздохнул с облегчением: наше путешествие подходило к концу.

* * *

Следующее утро мы побродили по Квебеку. Это город крепость с богатой интересной историей, город, основанный 1608 году французами и переживший несколько кровопролитных сражений: французов с англичанами, англичан с американцами… Главная доминанта – это крепость и старый город, расположенный на вершине скалы над рекой.

Горбатые и кривые улицы, мощеные стертым булыжником, без машин, дома с узенькими окнами, – так везде в северных городах, – с толстыми стенами, сложенными из светлого природного камня. Иным домам двести и более лет. Над антикварными лавками и ресторанами вывески на французском языке, – только каждый восьмой горожанин знает английский, повсюду французская речь, флаги Франции.

Квебек не похож на другие канадские города, где в центре – тесная группа небоскребов. Весь центр города – только старые дома, над которыми, как гигантский исполин возвышается готический замок Фронтенак, построенный в конце 19-го века, настолько величественный и красивый, что, при взгляде на него захватывает дух.

В замке помещается отель, где можно остановиться без проблем. Правда, мы выбрали другой отель: в замке шел ремонт, а Рита не любила, когда ее беспокоят посторонние запахи или звуки. Но туда можно свободно войти, подняться наверх и полюбоваться городом, рекой и панорамой горной гряды на горизонте. По статистике Фронтенак – самый фотографируемый отель в мире.

В старом городе бесчисленное множество летних кафе, где подают французские блюда, можно посидеть и насладиться расслабленной жизнью французской Канады: здесь никто никуда не спешит, кроме туристов, и близко нет американской деловитости, скорости. Жизнь неспешна как неспешна река Святого Лаврентия, протекающая у подножья скалы.

Из верхнего города вниз можно спуститься по крутым ступеням каменных лестниц, можно на фуникулере. Внизу тоже полно лавок с сувенирами, кафе и небольших магазинов. Сморишь вверх на скалу и понимаешь, что со стороны реки крепость – неприступна. Зрелище завораживающее. Мы снова заняли место на летней веранде кафе под тентом и заказали кофе. Здесь его пьют как в Европе, маленькими чашечками, а не пол-литровыми бумажными стаканами, как в Америке.

* * *

Туристов хватает, отдельных столиков почти нет, рядом оказался мужчина лет сорока по имени Эрик, он живет в старом городе и работает инженером в порту. Мы разговорились, я спросил, в чем причина в значительных различиях в характере между американцами и канадцами. Американцы деловиты и собраны, канадцы, особенно на севере, расслаблены. Вопрос можно сформулировать по-другому: почему Канада не Америка.

– Во-первых другая кровь, здесь в основном французы, которые не американцы по своей сути. Это другая культура, другие мозги. Они не лучше и не хуже американцев, они просто другие. Если в Америке человека выгонят с работы, он будет судорожно искать новое место. А здесь многие мои знакомые сидят на пособии и тянут с устройством на работу до самого конца, – когда все сроки выйдут, и пособие закончат платить. Медлительность, неспешность… Но и привычка подумать перед тем, как что-то начать. Другой характер.

– И это все?

– Еще здесь слишком много социализма. Разные государственные программы помощи бедным, бездомным, больным… Льготы, пособия, разные бонусы. Бесплатная медицина для всех. Может быть, она не высшего уровня, но ведь бесплатная. Все, что бесплатно, не может быть высокого уровня. За это удовольствие кто-то должен платить, особенно если государство не богато. Поэтому – огромные налоги на обеспеченных людей и даже на средний класс. В Америке человек заработает миллион, отдаст на налоги половину. А здесь заберут девяносто процентов. Да… И спасибо не скажут. Поэтому люди уезжают в Америку, чтобы открыть там свой бизнес.

– Ну, с первого взгляда кажется, что народ живет хорошо.

– Да, уровень жизни довольно высокий. За счет перераспределения доходов от богатых к бедным. Но приглядитесь, – не увидите роскошных особняков, яхт или автомобилей, их полно в Америке, но не здесь. Обеспеченных людей немало, но нет богатства, бьющего через край.

– Каково жить в старом городе? – спросила Рита. – Наверное, здорово?

– Я просто привык, но на самом деле жить трудно, – ответил Эрик. – Все равно что в антикварной лавке. Вокруг много красивых вещей, но они не твои, даже пользоваться ими нельзя – только смотреть. В своем доме невозможно устанавливать внешние кондиционеры, даже оконные – и те нельзя. Нельзя перестроить квартиру, даже отремонтировать по своему вкусу. Потому что это не дом, а памятник истории. Здесь, как видите, почти нет продуктовых магазинов, только маленькие лавочки, где ничего не купишь. Нет подземных гаражей. И под окном машину не оставишь, – улица пешеходная.

– Зимой здесь по-другому?

– Туристов нет. Но те же узкие улочки, занесенные снегом, отсутствие магазинов и стоянок для машины… Короче, тоже самое. Плюс холод и снег, минус – туристы. Правда, есть, где провести время. Много ресторанов и очень много театров, совсем небольших, камерных. Меня просит, просто умоляет, режиссер одного из таких театров продать ему свою квартиру. Пожалуй, я соглашусь.

– Но вы ведь до сих пор не уехали.

– Люди привыкают даже к сумасшедшему дому.

– Что вы имеете в виду?

– Оглянитесь вокруг и поймете.

Я оглянулся. На тротуаре на раскладном стульчике устроился человек, похожий на древнего грека, прямой крупный нос, высокий лоб, разрезанный морщинами, выразительные глаза, тяжелый подбородок, вьющиеся седые волосы, – одет в светлую тунику, подпоясанную шнурком. Древний грек играл на позолоченный арфе. Доводилось видеть разных уличных музыкантов, очень живописных, – но древнего грека с золотой арфой – первый раз. Наверное, если его о чем-то спросить во время музыкальной паузы, он ответит на древнегреческом.

На цветочной клумбе лежал человек в лохмотьях. На пьяного не похож, но и на трезвого – тоже. Он раскинул руки по сторонам, надолго закрывал глаза, а когда открывал их, бессмысленный взгляд был устремлен к небу. Другой человек, в костюме и галстуке, с ног до головы обмазанный блестящей краской, пытался стоять неподвижно, изображая бронзовый памятник. В целом – неплохо, но колени почему-то дрожали. На доме был укреплен дорожный знак: на желтом ромбе три темных фигурки длинноухих кроликов, один меньше другого. Так надо понимать: осторожно, дорогу перебегают кролики.

Шум, музыка, праздник. Но, наверное, не для тех, кто живет здесь постоянно. Да, Эрика можно понять, – к этой обстановке придется долго привыкать, да и можно ли привыкнуть – еще вопрос.

Интересно, этот грек, он и зимой, при снеге и ветре, на своей арфе играет? Весьма возможно. С отсутствующим видом сидит в своей прозрачной тунике среди сугробов и задумчиво перебирает струны.

* * *

Мы вернулись в гостиницу, но я не стал подниматься наверх, остался в холле. Я сидел в кресле и ждал Риту. Сегодня утром уговаривал ее не торопиться в Москву. Перелет больше семнадцати часов, с двумя пересадками.

Можно сесть на самолет в Монреале или в том же Торонто. А заодно, уж поскольку в тех краях оказались, прокатиться на канадское сафари. Это когда вы не вылезая из машины, едите по заповеднику, по узкой асфальтовой дороге, а на воле вокруг вас гуляют зебры, жирафы, бизоны, львы и леопарды. Впрочем, для каждого зверя свой участок, отгороженный от других высоченным забором. А то сожрут друг друга, они же дикие. Больше всех веселья доставляют туристам обезьяны, липнущие к машинам, загораживающие лобовое стекло и стремящиеся отломать зеркальце.

Но Рита сказала, что перелет из Монреаля и Квебека до Москвы занимает одинаковое время, те же две пересадки, и цена билетов – та же. А на зверей в неволе, – а сафари – это тот же большой зоопарк под открытым небом, значит, одна из разновидностей неволи, – она смотреть не любит. Даже отказалась от предложения подбросить ее до аэропорта, мол, не может терпеть, когда ее встречают или провожают, – и заказала такси.

Я и сам сначала думал оставить здесь машину в пункте проката и вернуться в Америку самолетом, но вдруг я забыл о своей спешке, о сценарии и недописанной книге. Проедусь, еще раз посмотрю на Канаду. На ее поля, на ломаную линию горного горизонта, на леса… Кстати, здесь они совсем не такие, как в России. И популярная песня А. Городницкого, про березки, которые похожи на Россию, "только все же не Россия", – это неправда. Никакой схожести нет.

Леса здесь низкорослые, совсем жиденькие, березки – жалкая копия русских. Но красота этой страны не в ее похожести на другую страну, а именно в непохожести, своя красота, канадская, неповторимая. Широта, размах, горы, огромные озера, сравнимые с морями, широкие реки, бескрайние поля, многой дикой природы, до которой еще не дотянулся человек…

* * *

Утром по интернету я узнал, сколько денег на счете. Хватит, чтобы отдать долг и еще останется, но совсем немного. Я вытащил чековую книжку и выписал чек, – проспорил, так проспорил. Надо отдавать (не стану называть общую сумму, чтобы лишний раз не расстраиваться). Появилась Рита в сопровождении коридорного. Я вздохнул с облегчением, все чемоданы при ней, значит, серебряный чайник и прочие бесполезные безделушки она забирает с собой, а не оставляет мне. И то ладно.

Коридорный помог вынести чемоданы и загрузить их в такси.

Я протянул чек и сказал:

– Только не рви. Не надо широких жестов.

– Как скажешь. Я рвать не хотела. Деньги нужны.

– Папа отказал в кредите?

Рита не ответила, сложила чек вдвое и засунула в бумажник.

– А почему ты не хочешь увидеться с теткой? – спросил я, еще не оставляла надежда, что она передумает и останется. – Мы столько за ней охотились… И вдруг ты оставляешь добычу. Даже встретиться отказалась. Бедная Лиза… Она завянет без тебя, как цветочек без солнца.

– Зачем встречаться? Лиза нашлась. Мы обо всем поговорили. Она меня помнит и любит. И вообще все прежние обиды, что между нами были, давно забыты. Их больше нет. Она очень рада, что развязалась с Бертом. И теперь обещает начать новую жизнь, без него. Никаких плотских утех. Только интеллектуальные удовольствия: театр, музыка, поэзия… Не знаю, надолго ли ее хватит. Снова съездит в Майами, встретит нового Берта. И опять начнутся приключения, почище прежних. Но пока этого не случилось, я могу спать спокойно.

Скороговоркой Рита поблагодарила меня за поездку. Она узнала много нового, собрала материалы для книги. Впечатлений столько, что несколько дней уйдет только на то, чтобы их записать, пока не забылись. Своим записям она и посвятит все ближайшее время. И позвонит, когда освободиться, но не раньше. Она чмокнула меня в щеку, села в такси и укатила. Я постоял, глядя вслед, и не зная, чем теперь себя занять, куда направить стопы.

Освободилась Рита через два месяца. Позвонила и попросила прислать ей какие-то мелочи, которая выбрала на интернете. В Москве их купить трудно. И снова надолго пропала. Времени уж прошло порядочно, я иногда следил за состоянием банковского счета, деньги Рита так и не сняла. Я даже подумал, что в Москве трудно обналичить чек. Но ведь она часто бывает в Европе, наверное, можно там.

Недавно она снова позвонила, сказала, что новая повесть на американском материале близка к завершению. Как только будет поставлена последняя точка, Рита соберется в Америку, чтобы найти издателя.

– Попробуй угадать название.

– Твоя повесть века будет называться… "Сломанный забор – 2"?

– Мимо.

– "Кривой забор"?

– Не юродствуй.

– Тогда не знаю.

– "Мое открытие Америки". Как тебе?

– Самоуверенно, но оригинально. Однако мне почему-то раньше казалось, что Америку открыли до тебя.

– Не смешно. Глупо.

Запикали короткие гудки отбоя, – это она разозлилась и бросила трубку. Я стал ждать нового звонка Риты, был уверен: ждать не долго, но ошибся. Она не позвонила до сих пор, но деньги с моего счета сняла мгновенно. Черт, мне давно пора запомнить: с женщинами шутить не надо, а литература дело серьезное…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.