Пьянь, рвать, дрань – а в общем-то японцы

Пьянь, рвать, дрань – а в общем-то японцы

Япония странное место. Изобразим на бумаге глобус, наметим на нем Россию и Японию (мы в клубе так развлекались) и затем пририсуем двух человечков, упирающихся ногами в эти страны: мол, вот тут живу я, а тут вы. Неизменно получится, что японцы окажутся относительно нас головой вниз, и ничего тут не попишешь. Поэтому мы и не понимаем друг друга.

В Японии все не так, даже луна валяется вдрызг пьяная с задранными кверху ногами. Если бы только луна.

В клуб часто заходят целые делегации: платящий за гулянку босс и целая толпа уставших после работы, но все же вынужденных развлекаться в угоду корпоративным правилам, подчиненных. Этих редко когда можно раскрутить на чаевые. Те что пришли в ночной клуб в первый раз сидят, будто аршин проглотив, и низко кланяются на каждое слово.

Скука! Совсем другое дело завсегдатаи и матерые пропойцы. Эти приходят в ночные заведения с завидной регулярностью, оттого и чувствуют себя там практически хозяевами.

В японских клубах и ресторанах никому из начальства не придет в голову не впускать посетителей без галстуков или в непотребном виде. Гость, он же клиент – бог и царь. И не важно, трезвый он или пьяный, одет в грязные шорты и потную майку или явился в халате. Всем почет и уважение.

Гость открывает дверь, и тут же, со всех сторон – многоголосое: «Ирассяимасэ!» («Добро пожаловать!»). Но клиент не спешит проходить, придирчиво осматривая заведение и вскочивших при его приближении девушек. Затем он неторопливо интересуется, кто из девушек «ичибан» [6], и заказывает ее.

Потом, все так же степенно проходит в зал и садиться за предложенный ему столик. Менеджер привычным движением подтягивает брюки и садиться на корточки принимая заказ.

Иногда особенно щедрый гость поит не только девушек, но и менеджера с официантами, и те не смеют отказаться – как же, гость проявил уважение.

Однажды я стала свидетелем того, как постоянный клиент велел страдающему язвой желудка бармену выпить бокал пива. Старика все звали Сухарь, он действительно был похож на высушенную воблу, все знали, что он мучается болями, и я всерьез испугалась за его здоровье. По лицу старика я поняла, что он думает о том же.

Никто в клубе не любил бармена, но и не желал ему смерти. Приняв пузатый бокал и вежливо поблагодарив щедрого гостя, старик произнес роковое «кампай» и, выпрямив свою сгорбленную спину, поднес бокал к губам.

В тот же миг филиппинка, сидевшая рядом с гостем и наблюдавшая ту же сцену, уронила на пол бутылку с пивом. Гость обернулся на резкий звук, а я в это время выхватила из рук старика бокал, поставив рядом с ним пустой.

Бармен бросил на меня быстрый благодарный взгляд и тут же отер рукой свои сухие губы.

– Спасибо господин! Не желаете ли чего-нибудь еще?

Филиппинка, уронившая бутылку, улыбнулась мне из-за плеча гостя.

Ни с Сухарем, ни с филиппинкой мы никогда впоследствии не обсуждали произошедшего.

Я уже говорила о том, что японцы могут явиться в клуб в самом что ни на есть затрапезном виде. Но на самом деле их тоже можно понять, попробовали бы вы целый день, даже в жару ходить в черном похоронном костюме, быть в напряжении, как бы чего не ляпнуть и кланяться, как болванчики. Не удивительно, что выбравшись из этого казенного футляра, они становятся совершенно другими людьми, веселыми, пьяными и отвязными.

Да что там японцы. В рабочие часы мы и сами были вынуждены ходить в клубе в вечерних платьях и туфлях на высоченных каблуках, с прическами и макияжем. Потом шли шоу таймы [7], где из одних узких и жмущих во всех местах платьев и туфлей мы перебирались в другие, более блестящие и вызывающие театральные костюмы – декольте, перчатки, ботфорты или кожаное белье. А потом – опять в вечерние платья, и опять театральные костюмы.

Ничего удивительного, что в свободное время мы не красились и одевались в самые свободные комбинезоны, в старые сандалии и линялые футболки. Главное – чтобы ничего не давило и тело дышало.

Появись я в таком затрапезном виде в Питере, на меня бы косились, как на бомжиху, но в Японии я гость, а гость – бог и царь, делает, что хочет и никого не спрашивает.