НА СВЯЗЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НА СВЯЗЬ

У леса возле крайней хаты заботливо сложены дрова, холодный ветер треплет веревку с бельем. Наметанный глаз разведчика сразу видит, что здесь живет небольшая и небогатая семья. Олешинский с Олегом подошли к двери. Постучали. Не открывали им довольно долго. Наконец заскрипела дверь. Высокая худощавая пожилая женщина, увидев на пороге двух военных, онемела.

— Вы из гестапо? — спросил из-за спины женщины старик.

— Нет, не из гестапо. — Они шагнули в хату. — Пришли с просьбой: если можете, продайте нам что-нибудь из еды.

При слабом освещении старику трудно рассмотреть военных, он угрюмо молчит. Прибывшие терпеливо ждут.

— Берите сами. Вы ведь из гестапо, — наконец проговорил старик.

— Мы не из гестапо, поэтому и не берем, а просим за деньги. А если нет, простите нас, батьку, за беспокойство. Пойдем, Олег, — сказал капитан, и партизаны вышли из хаты.

Уже возле сарая их догнал хозяин. Он забежал вперед, расставил руки, пытаясь остановить незнакомцев.

— Прошу вас, панове, извинить старика за его негостеприимство. Возьмите вот этот хлеб.

Будто из-под земли, за ним выросла фигура жены. В дрожащих руках она тоже держала что-то, завернутое в платочек.

— Не знаю, кто вы, но сердце мое чует, что вы не из тех… — Она указала рукой в ту сторону, где поодаль темнела усадьба. — Там искали каких-то переодетых в форму немцев… Не ходите туда, там гестаповец. Ой, людоньки, там страшный суд, — простонала женщина.

Олешинский и Олег метнулись в лес. Обходя кусты, прислушивались каждый раз к звукам. Вдруг в ночной тишине ухо уловило приглушенные стоны.

Снова тишина. Олешинский проверил свой автомат.

Навстречу вышел Мордвинов.

— Вы слышали?

— А что там? — спросил капитан.

— Были немцы. Трое вышли, пошли прочь. Но, кажется, там есть еще кто-то, потому что очередь из автомата я слышал позднее.

Олешинский и Олег молча спустились с высотки и подкрались к домику. Окна в домике пробиты пулями. Входные двери распахнуты настежь. Капитан неслышно вошел в сени. Дверь в комнату тоже приоткрыта.

Над ящиком шкафа склонился ефрейтор. Он выгребает и выбрасывает оттуда какие-то вещи. Недалеко от него, на полу возле детской кровати, неподвижно лежит, уткнувшись во что-то лицом, женщина с растрепанными волосами. Ефрейтор не спешит. Он так старательно ищет, что даже сбросил шинель. Автомат лежит рядом.

Олешинский бросился на ефрейтора, схватил его за локти и скрутил. На помощь подскочил Олег. Две пары сильных рук мертвой петлей обхватили шею врага. Олег посветил фонариком — и они с капитаном замерли от ужаса. Возле женщины лежал ребенок. Струйка свежей крови еще текла из его носика, и женщина снова припала к мертвому тельцу. Олег приподнял ее.

— Вам нельзя оставаться здесь, — сказал он дрожащим голосом. — Мы убили этого фашиста! Мы партизаны. Нет, не обращайте внимания на нашу форму. Так нужно. У вас есть еще кто-нибудь?

— Муж, Вацлав Рубешка. Он тоже в партизанах. Меня зовут Божена Рубешкова. Возьмите меня с собой и дайте оружие. — В больших серых глазах мольба.

— Нет, вам нельзя с нами. Мы поможем вам похоронить ребенка. А потом вам нужно перейти в другое место, к каким-нибудь знакомым…

Пройдены нелегкие километры. Вот и высотка. Ночь. Лес молча встречает партизан. Они голодны, утомлены переходом и бессонными ночами. А до рассвета еще нужно выкопать землянку и замаскировать ее. Теперь тут разместится штаб, сюда прибудет связной из Праги, тут начнет действовать партизанское соединение «Смерть фашизму!».

Лес не похож на Брянский, но он тянется на десятки километров, идет в предгорья, а это означает, что в нем можно маневрировать.

Люди копают мерзлую землю. Как хочется упасть на эти холодные комья и заснуть, расправив плечи! Но каждый отгоняет предательские мысли.

…Бледная, с глубоко запавшими глазами, Маша совсем обессилела. Баумгартл осмотрел вокруг деревья.

— Маша, слышишь, Маша, — шепчет он, склонившись над Игнатовой, — я нашел березку. Уже и котелок прицепил.

Девушка благодарно смотрит в голубые, уставшие глаза комиссара, и ей кажется, что эти запавшие щеки, эти седые виски уже не раз склонялись над ней в тяжелую минуту. И тут Маша вспомнила, что Баумгартл чем-то очень похож на одного учителя из соединения Наумова. Тот, когда она лежала раненая, тоже вот так же заботился о ней. Маша смотрела на комиссара и улыбалась теплой, чуть виноватой улыбкой. Когда выкопали землянку и стали делить хлеб, комиссар отрезал половину от своей порции, аккуратно завернул ее и спрятал. У него было много потайных карманов.

— Нужно всегда иметь при себе какой-то запас, — не раз говорил он. — Я наловчился экономить во время подпольной работы. Эрнст Тельман не раз учил нас премудростям подпольщиков.

Все хорошо понимали, что комиссар экономит свою порцию для Маши и Тани. Разговор Баумгартла с Машей слышал Манченко и, пока комиссар рассказывал о тонкостях подпольной жизни, взял свой порожний котелок и исчез. Он любил подсмеиваться над тайниками комиссара. И когда Баумгартл направился к березе, Манченко торжественно поднес Маше котелок с соком.

— Не вода, а целительный бальзам.

Баумгартл возвратился с пустым котелком.

— Наверное, здесь и березы не такие, как в России, — словно извиняясь перед Машей, сказал он.

Манченко подмигнул Маше: мол, знай наших и показал комиссару котелок с соком.

Из разведки возвратился Олег. Бушлат у него спереди оттопыривался.

— Связного нет, но вот в лесу, возле оленьих яслей, лежал этот хлеб, завернутый в рушник, и на бумажке была нарисована звезда.

Запах свежего хлеба донесся и до радистов. Сергей вздохнул.

— У нас уже скоро будут сеять, — мечтательно сказал он.

— О, уже вспомнил свою Макеевку, — улыбнулась Маша и принялась налаживать рацию.

Сергей умолк, сосредоточенно прислушиваясь к работе аппарата.

Осмотрев загадочную находку, все согласились, что хлеб, возможно, приготовлен для связных, однако ради осторожности капитан приказал не употреблять его «до выяснения». Олег принес и важные вести. По Пршибрамскому шоссе с ночи движутся войска. Есть и танки. Похоже на то, что в город прибыло подкрепление. Везде по лесам облавы.

Ни с Москвой, ни с Киевом наладить связь не удалось.

И связного не было. Что с ним случилось? Может, гестапо напало на след тех, кто должен был его послать? А может, сам не миновал вражеских рук?

Так оно и было на самом деле. Незнакомец, с которым тайно встретился во дворце Бранку майор Мюллер, сыграл свою коварную роль в судьбе партизан. Именно этот человек выдал немцам двух связных, посланных пражским подпольем на высотку Велька Баба. Оба связных погибли от пыток, ничего не сказав своим мучителям…

Олешинский искал выход из тяжелого положения.

Логика подсказывала одно решение: нужно немедленно самим устанавливать связи с местным населением, с группами патриотов и действовать, решительно действовать.

«Пока есть взрывчатка, — рассуждал капитан, — будем ходить на диверсии». Все вместе нашли на карте нужные места. Недалеко от местечка Писек находился железнодорожный узел. Туда на разведку направился комиссар. Он возвратился быстро: с горы хорошо была видна вся местность.

Как только стемнело, три подрывника — Манченко, Мордвинов и Олег — оставили землянку.

С диверсии возвратились довольные, бодрые. Михаил, подышав в задубевшие руки, подтянул ремень и подошел к капитану.

— Сделали треугольник: сначала заложили «мыло» в путепроводе, потом разделились на две группы и начинили взрывчаткой обе железные дороги. По ним пошли эшелоны с военным грузом: танками, продовольствием, оружием, цистернами. Все взлетело на воздух. После этого мы всей группой встретились возле леса. Не прошли и километра, как снова услышали взрыв. Наверное, взлетел путепровод. Там была мина замедленного действия. Задали фрицам хлопот.

— Молодцы! — похвалил их Олешинский. — «Хвост» за собой не притащили?

— Порядок, капитан! — потирает руки Мордвинов. — А что здесь слышно? — настороженно спрашивает он, хотя по капитану видно, что дела неутешительные.

— Связного нет, — нехотя говорит Олешинский и, привычным движением поправив фуражку, почесывает затылок. — Продукты кончились, рация испортилась. Сейчас передохните, а утром пойдете на связь сами.

* * *

Домик лесника партизаны приметили еще неделю назад, как только побывали на высотке. Фашисты, видно, интересовались лесником и приходили к нему днем и ночью. Вероятно, они надеялись найти там партизан. Немецкая точность была безукоризненной: каждый обыск сопровождался проверкой документов семьи старика. Было понятно, что фашисты не доверяют леснику. А человек, который ходит лесными стежками, знает немало. «Может, он знает и о подпольных связях?» — теплится надежда у партизан. Нет, не обойтись без старого лесника, к которому так часто наведывается враг.

Пятеро тихо подкрались к усадьбе. Двое остались на посту возле домика. Олег осторожно постучал в дверь. Заскрежетал засов. «Странно, даже не спрашивают, кто это», — промелькнуло в голове капитана. Дверь открыл сам хозяин. Он тяжело дышит, фонарик дрожит в руке.

— Можно зайти? — спрашивает по-чешски Олег, входя вместе с капитаном и комиссаром в дом. На столе мигает керосиновая лампа, за столом сгрудилась, наверное, вся семья. Две девушки и чернявый юноша вскочили с места.

— Мои племянники, — хмуро кивнул на них старик. — Вот их документы. — Он мигом снял с полки паспорта и положил на стол.

Партизаны помолчали, не обращая внимания ни на суету в комнате, ни на документы.

— Кто вы? — сурово спросил наконец старик и даже поднял фонарь, который забыл оставить в сенях.

— Мы партизаны, — просто и серьезно ответил Олег. — Нас прислал к вам Советский Союз и генерал Свобода.

Лесник недоверчиво оглядел гостей.

— Ты видишь, как их запугали фрицы? — подтолкнул капитала Олег.

Лесник молчал.

— Вы же слышите, — обратился к старику капитан, — мы разговариваем на русском языке.

— На русском языке разговаривают разные люди… — так же сурово ответил старик.

— Правду он говорит, власовцев слоняется тут до беса, — согласился капитан и уже решил было идти отсюда. Но в этот момент из другой комнаты вышла женщина, вся в черном, в накинутой на голову черной повязке. Она какой-то миг постояла на пороге, потом бросилась к старику.

— Тату, это он, он! Тот самый, что отплатил им за нашу Ганку. — Ее голос прервался рыданием. Это была Божена Рубешкова.

Старик беспомощно оглянулся вокруг, будто ища чего-то, а потом, справившись с волнением, широким жестом пригласил партизан.

— О, дорогие мои, бог свидетель — старый Милан ошибся. Прошу, садитесь. Я сейчас же поставлю на стол все, что бог послал.

Лесник хлопотливо забегал по комнате и все говорил, говорил о себе в третьем лице. Олег едва успевал переводить.

— У старого Милана большое горе, единственную внучку убили эти звери. Я вижу на вас оружие. Я доволен. Мой сын тоже там, в партизанах. — Он показал в направлении села. — И Милан еще умеет держать винтовку. С взбесившимся зверем только так нужно поступать. Это говорит вам старый лесник, который обошел за свой век самые темные лесные чащи, видел всякого зверя.

Тем временем на помощь отцу пришли две дочери. На столе появилась буженина, сыр, вареная картошка и даже бутылка сливянки.

— Извините, — остановил хозяина капитан, — нам тут сидеть небезопасно. — И прошептал ему на ухо: — Нас ожидают товарищи, они тоже голодные. Если разрешите, мы возьмем с собой немного еды, а сейчас выпьем по чарке за победу над фашистами.

Все встали. А старик метнулся в кухню и быстро возвратился со свертком.

— Прошу вас. Здесь хлеб, немного мяса, картошка. — Заметив, что партизаны вопросительно смотрят на капитана, лесник горячо зашептал:

— Берите, берите, у меня еще есть, много. — Он хитро подмигнул, но партизаны хорошо понимали, что старик приукрасил положение своей семьи.

Олег поблагодарил хозяина и спросил, есть ли в соседних селах надежные люди, с которыми можно иметь дело, не знает ли он, как лучше связаться с местными силами Сопротивления: наверное, партизаны наведываются к нему.

— В наших селах такие люди есть, — рассудительно произнес лесник, — но связываться с ними нужно осторожно, гестаповцы рыскают по селам, а в местечках полно шпионов. — Старик задумался: — В Малой Буковой, что за левадой, как спуститься с горы, жил мой приятель, тоже лесник, Гоудков. Жил… — лесник тяжело вздохнул. — Замучили его. Умер после допросов в гестапо. Вот это его дочери Квета и Либуша.

— Квета — по-русски цветок, — сказал Олег капитану.

Она и в самом деле напоминала нежный цветок: пряди курчавых волос падали на высокий лоб; задумчивые карие глаза; белое личико, немного мальчишеское, упрямое.

Искоса взглянув на Олешинского, она застенчиво улыбнулась ему.

— Советую связаться в Буковой с семьей пекарки Ружены Матисовой, — продолжал лесник. — Очень порядочные люди. И еще Эмиль Гейдук. Вы не смотрите, что он полицай. Это нужно. Надежный хлопец. А в отношении подполья, то тут мой сын может ниточку дать, но не знаю, как с ним поговорить. Он тут не бывает, и я к нему не хожу. Но постараюсь найти его.

Стало совсем тихо.

— Нам еще нужны немецкие документы, — обратился к хозяину Баумгартл, который до сих пор не принимал участия в разговоре. — Понимаете, такие, как немцы выдают чехам.

Лесник закивал головой: он понимает, но, подумав, развел руками:

— Вот с этим уж не знаю…

— Дядя, — отозвалась из темного угла комнаты Либуша, старшая из сестер. — У нас же есть паспорт отца.

Все обернулись к девушкам. Квета достала из комода серую книжечку и положила перед Олешинским.

— А вот еще разные справки, квитанции, свидетельства. Пригодятся.

Партизаны рассмотрели паспорт.

— Спасибо! Правда, здесь нужно кое-что подчистить, но это уже наше дело. Нам нужен еще один настоящий документ, чтобы можно было по нему немедленно перебраться в Прагу.

— В Прагу? — даже привстала Либуша. — Я собираюсь туда и могу все сделать: и паспорт прописать, и даже достать справку о том, что работали на принудительных работах. У меня есть подруга в канцелярии приматора. Мы с ней уже несколько человек спасли от угона в Германию. Но нужны фотокарточки.

— Все будет! — Олег на радостях даже обнял девушку. — Все будет.

Фронт с каждым днем приближался к границам Чехословакии, и времени у десантников было настолько мало, что нужно было рисковать: идти на связь к местам, туда, где действовало коммунистическое подполье, в руках которого была сосредоточена вся сеть сил Сопротивления.

Комиссар предложил свой план: он проберется в Пльзень, в котором работал до 1938 года, свяжется с давними друзьями по подпольной работе, и таким образом наверняка связь с центром будет найдена. Баумгартл также уверял, что есть смысл воспользоваться паспортом Гоудкова.

— Пойми, — убеждал комиссар Олешинского, — в нашем положении, не имея связи с центром и сводок с фронта, нельзя тратить ни единого дня.

Олешинский, хотя и был решительным командиром, все же не сразу согласился с планом Баумгартла в отношении поездки в Пльзень. Что-то было в нем опрометчивым, необдуманным, даже авантюрным. А этого капитан не терпел. Во всех случаях, даже тогда, когда нужно было принять молниеносное решение, Евгений Антонович стремился, чтобы оно было предельно логичным и осуществимым. А тут… И все-таки приходилось идти на риск.

Со всеми своими документами Баумгартл добрался до Пршибрама и там сел в поезд, идущий в Пльзень. Все было в порядке. Отъехав немного от Пршибрама, Вацлав соскочил на каком-то полустанке и, делая вид, что опоздал на поезд и догоняет его, пробежал метров сто за последним вагоном. Несколько станционных служащих, бывших на перроне, пожалели старика (он снова стал похож на пожилого человека) и взялись посадить его на попутную машину. Комиссар согласился и… допустил ошибку. На контрольном пункте автомобиль задержали. Проверка документов. Немцы сначала пересмотрели бумаги у шофера, а потом дошла очередь до Баумгартла. Тот, не торопясь, насадил на нос очки и со старческой старательностью вытащил из кармана свой паспорт. Унтер быстро просмотрел документы и передал их офицеру. Лейтенант осмотрел паспорт раз, другой, перевел взгляд на Вацлава и снова углубился в чтение, медленно переворачивая странички. Что-то вызвало у него подозрение. Вацлав, почувствовав беду, отступил на два шага и едва заметным движением нащупал в кармане пистолет. «Спокойно! Спокойно! Обойдется». Нет! Офицер раздраженно требует, чтобы он прошел вон в ту будку, и приказывает двум солдатам привести начальника. «Какая нелепость: попасть в гестапо, не выполнив задания! Там проверят паспорт и увидят подделку». Холодный пот выступил на лбу, сердце бешено забилось. Баумгартл принял решение. Миг — и сгорбленный старик выпрямляется и ловко отскакивает в сторону. Раздаются выстрелы. Баумгартл бросает в постовых гранату и прыгает в кювет. Ага, прямое попадание, потому что сзади становится тихо… Вдруг откуда-то со стороны застрекотал автомат. Черти бы взяли этих фашистов! Они выскакивают из всех домов, будто крысы из нор. Комиссар залег. Он стреляет метко. «Последнюю пулю для себя», — думает он, но, почувствовав жгучую боль в ноге, падает. Ему кажется, что он проваливается в бездну. Перед глазами в бешеном галопе завертелась какая-то фантастическая карусель, становилось все темнее и темнее…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.