IV. ДЕТИ О РОЖДЕНИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

IV. ДЕТИ О РОЖДЕНИИ

Этой особенностью детского разума мы и обязаны пользоваться всякий раз, когда ребенок задает нам вопросы, на которые невозможно ответить со всей прямотой.

К числу таких вопросов принадлежит раньше всего вопрос о рождении.

Наиболее пытливые дети в большинстве случаев уже на четвертом году начинают страстно размышлять о причинах своего появления на свет. Тогда же у них возникают вопросы о том, откуда вообще появляется на земле все живое, и не было, кажется, ребенка, который не создал бы своей собственной гипотезы по этому поводу.

Конечно, все такие гипотезы всегда, без единого исключения, ошибочны, но каждая из них громко свидетельствует о неустанном труде его мысли.

Раздумья о начале всего существующего — закономерность умственного развития ребенка. И когда ребенок спрашивает: «Кто выродил первую маму?» здесь сказывается одна из самых ранних попыток его юного мозга доискаться до первопричин материального мира.

По словам современных исследователей такие вопросы совершенно естественны. «Ребенок, — говорит один из английских ученых, — видит, что на свете существуют мужчины и женщины, старики и юнцы, маленькие дети и большие, он видит, что в его родной семье то и дело появляются новые младенцы, он слышит, что то же происходит и в других семьях, и конечно, он был бы слепым и глухим и притом слабоумным, если бы у него не возникло вопроса о происхождении детей».[63]

Умелые педагоги применяют особую тактику, при помощи которой возможно, не слишком отклоняясь от истины, на первых порах удовлетворить любопытство ребенка, жаждущего проникнуть в тайны рождения человека. «А почему папа не беременный?» — спросил один малыш у воспитательницы детского сада. Она ответила ему с той осторожностью, которую рекомендовал педагогам М.Горький: «Родятся дети только у мам, а папы тоже любят своих детей, заботятся о них. Вы видели, как голуби кормили своих птенчиков: и мама и папа давали птенчикам корм. Яички в гнездышко кладет только мама, а когда мама-голубка улетает, то голубь садится на гнездо и греет яички…» «Вот в таком хорошем, вразумительном тоне дается ответ детям. И дети удовлетворяются», сообщает автор статьи.[64]

Верна ли эта тактика, не знаю. Дети бывают разные, и никаких универсальных рецептов, конечно, у нас не имеется. Здесь нужен индивидуальный подход, причем все зависит от чутья педагогов, от их таланта и такта. Общих норм, равно применимых ко всякому ребенку при всех обстоятельствах, здесь нет и не может быть. Поэтому на дальнейших страницах нам надлежит ограничиться простым воспроизведением наиболее характерных фактов, показывающих, как многосторонен и жгуч интерес малолетних умов к этой — для них непосильной — проблеме.

Вот, например, любопытная запись о моей правнучке Машеньке:

«До четырех лет ей внушали, что детей покупают в магазине. Но в четыре года посыпались вопросы: в каком магазине? где? как? и т. д.

Пришлось объяснить, что детей не покупают, а рожают. Например, мама родила Машеньку, а баба Марина — маму и т. д. „А дедушка Коля кого родил? Тети родят девочек, а дяди мальчиков?“ — и была возмущена, узнав, что дяди не родят. Далее посыпалось: „Почему Сережа родился у тети Гали, а не у тебя? Не захотел быть в твоем животике? Почему? А почему Людочка родилась позже меня и теперь она меньше меня? Почему она не захотела родиться вместе со мной?“»

«Моя шестилетняя Туська, — пишет мне С.А.Богданович, — увидела беременную и стала смеяться:

— У-у, какой живот!

Я говорю ей:

— Не смейся над тетей: у нее в животе ребеночек.

Туська с ужасом:

— Съела ребенка?!»

— И мальчиков мамы родят? А для чего тогда папы?

— Как я родилась, я знаю. А вот откудова вы с папой выродились?

— Мама, кто меня выродил? Ты? Я так и знала. Если бы папа, я была бы с усами.

И снова — на ту же тему:

— Какая это библиотекарша? С усиками?

— Да.

— А почему она с усиками?

— Не знаю.

— Должно быть, ее папа выродил.

— А петух может совсем-совсем-совсем забыть, что он петух, и снести яичко?

— Как это — где я взялась? Ты же сама родила меня своими собственными руками.

— Мам, из чего человеков делают? Что ли, из костёв?

— Дядя, дядя, из большого кролика высыпались вот такие малюсенькие. Иди скорее, а то они влезут обратно, и ты их никогда не увидишь!

Через много лет мне сообщили о девочке, которая, присутствуя при рождении котят, сказала понимающим голосом:

— Это мышки из кошки сыплются.

— Как сделался первый человек? Ведь его родить-то было некому!

Вере три года. Коле пять. Они поссорились. Вера кричит:

— Мама! Не роди этого гадкого Колю!

Коля (злорадно):

— А я уже выроженный!

— Эта девочка родилась с ручками и ножками или ей их потом приделали?

— Эх, мама, мама, и зачем ты родила этого гадкого Гуку! Сидел бы он лучше у тебя в животе и скучал бы там всю свою жизнь.

В повести Веры Пановой «Сережа» пятилетний герой рассуждает:

«Откуда берутся дети — известно: их покупают в больнице. Больница торгует детьми, одна женщина купила сразу двух. Зачем-то она взяла совершенно одинаковых — говорят, она их различает по родинке: у одного родинка на шее, у другого нет. Непонятно, зачем ей одинаковые. Купила бы лучше разных».

Вообще легенда о том, что родители покупают детей, — одна из самых распространенных среди младших дошкольников.

Какой-то назойливо шутливый старик сказал пятилетней Наташе об ее младшей сестре:

— Подари-ка мне эту девочку!

— Как же можно! — солидно возразила Наташа. — Мы за нее деньги платили.

Т.К.Горышина пишет:

«С извечным вопросом малолетних исследователей — откуда берутся дети, я столкнулась, когда Кате было четыре года. Относительно себя она безоговорочно приняла версию о покупке в магазине (насколько я знаю, этот современный вариант полностью вытеснил прадедовского аиста). Но уже в пять лет Катя обратилась ко мне с недоумением:

— А откуда звери берут детей? Ведь у них же нет магазинов».

Та же Катя:

— А знаешь, как из мальчика сделать девочку? Нужно надеть на него юбку и бантики, вот и все!

Отец шестилетней Светланы продал принадлежавший ему телевизор.

— Вот и хорошо! — заявила Светлана. — Теперь у тебя есть деньги и ты можешь купить мне братишку.

— Сколько вы заплатили, когда покупали меня в родильном доме?

— Ты весил три килограмма, кажется, по семьдесят пять копеек за килограмм.

— Разве детей продают по весу? Что они, сыр или колбаса?

Пятилетнего Вову иногда заставляли нянчить маленькую Лену, сестру. Соседка в шутку просила его, чтобы он продал ей Лену. Он не соглашался. Но когда ему надоело быть нянькой, он сам принес ей Лену дня продажи.

— У меня нет денег, — сказала соседка.

— А вы возьмите в долг, под зарплату.

Мать пятилетнего мальчика, вернувшись из родильного дома, громко сокрушалась о том, что у нее вместо девочки — мальчик.

Слушая ее жалобы, сын посоветовал:

— А если копия чека осталась, можно и обменять!

Родители Тани (двух с половиной лет) обещали купить ей братишку, но не сейчас, а потом, так как денег у них было маловато. Танечка стала копить медяки и, бросая их в глиняную кошку-копилку, всякий раз нетерпеливо допытывалась, сколько еще не хватает, чтобы купить хотя бы самого дешевого Ваню.

Так прошло месяцев пять. Как-то вечером родители побывали в кино. Узнав об этом, Таня расплакалась:

— Не тратили бы денег на билетики, а скорее купили бы Ваню!

Ира Гмызина (в г. Петропавловске) попросила у матери, чтобы та купила ей девочку Таню.

— Они очень дорого стоят, — ответила мать. — Хочешь, я куплю тебе куклу?

Ира отказалась. Через несколько дней радио объявило о снижении цен.

— Ну, теперь, — закричала Ира, — ты можешь купить мне Таню!

Испытывая жгучую ревность к новорожденной сестре, трехлетний Игорь предложил отцу:

— Давай продадим Нинку обратно в роддом! Давай!

Подружка сказала Люде, что ей купят сестру или брата. Люда с негодованием:

— Не купят, а выродят. Детей покупали, когда было рабство, а теперь всех выраживают.

Дочь ленинградского профессора М.Басова (пяти с половиною лет) сообщила ему как-то в разговоре, что котята, которые родятся у кошки, происходят, по ее убеждению, от съеденных кошкой мышат.

— А маленькие дети как родятся? — спросил отец, испытуя ребенка.

— Тоже у мамы в животе! Вот мама съест телятину, у нее и родится маленький ребеночек.

— А если я съем телятину, у меня родится или нет?

— У тебя тоже родится. У мамы дочка, у тебя сынок.

«Так, — говорит профессор Басов, — ребенком, крайне неожиданно для его собеседника, а может быть, и для него самого, были разрешены сразу две проблемы — происхождение видов и проблема пола».

Марина:

— Нана, если дети стриженые, ты можешь узнать, это мальчик или девочка?

— Нет. Если нет косичек, не могу.

— А мамы, представь себе, догадываются.

Лет тридцать назад, когда в Ленинграде еще существовали пролетки, шестилетний Антон, узнав, что лошади родились «из животика», без всякого удивления спросил:

— Разве у извозчиков такой большой живот?

— Слушай, мама: когда я родился, откуда ты узнала, что я — Юрочка?

— Если бы я знала, что ты такая противная, я бы у тебя не родилася.

— Мама, давай родим себе жеребенка!

Пятилетний Эдик хвастает в коммунальной кухне:

— Папа маме часы обещал, чтобы родила ему девочку. Дал бы часы мне, я бы ему десять штук родил бы.

— В котором часу я родилась?

— В половине седьмого.

— Ой, ты и чаю-то попить не успела!

Каким бы ограниченным ни был жизненный опыт детей, они всегда готовы противопоставить его неправдоподобным измышлениям взрослых.

— Я нашла тебя в лесу под кустом, — сказала мать четырехлетней Ирине.

Та возразила с великолепной иронией:

— Когда мы гуляли в лесу, что-то я не видела, чтобы там дети валялись!

— Мама, мне очень хочется сестренку… Ты, случайно, не хочешь родить мне сестренку? Попробуй, пожалуйста!

— Я бы с удовольствием — папа не позволяет!

— Ну что ж! Вот папа уедет, а мы тогда без него попробуем!

Нередко встречаются дети, которые считают равно актуальными оба метода возникновения людей на земле:

— Мама, ты меня купила или народила?

— Народила.

— Э! А Лёньку мама купила.

— Папа, откуда я взялся?

— Тебя купили на рынке.

— Да, но прежде чем продавать, меня должен же был кто-то сделать!

— Что это ты шепчешь собаке?

— Я ей говорю: народи мне щеночков. А она мне отвечает: родю, родю с удовольствием.

Четырехлетней Иринушке хочется иметь сестру или брата.

— Анна Аркадьевна, — говорит она соседке, — вы не можете дать мне адрес, где вы покупали вашу Катеньку?

— Царица обожала свою дочь, а потом у нее родилася падчерица…

Угроза:

— Вот уеду в Ростов, рожу ребеночка и не напишу, как зовут.

— И зачем ты нам такого злого папу народила?

— Мама, мама, выроди маленького.

— Отстань от меня, мне некогда.

— У тебя же бывает выходной день!

— Мама, когда твой зонтик у тебя разродится, дан мне самый маленький зонтичек.

Родители колеблются, брать ли для Наташи собаку, так как отец этой собаки — дворняга.

— Мама, даю тебе честное слово, наверняка знаю, что там никакого отца и не было.

— Из чего человек сделан?

— Из мяса и костей.

— А кто кожей все это обтягивал?

— Деток мамы родят, а взрослых людей кто?

Наташеньке восемь месяцев. Пятилетняя Лена говорит ей сердито:

— Зачем ты в рот берешь пеленку? Вот заболеешь, умрешь, — тебя мамка второй раз рожать не будет.

— Когда я родилась, папа и мама были в театре. Пришли, а я уже тут.

Саша (трех с половиною лет) растет без отца. Это нисколько не огорчает его.

Его спрашивают:

— Где твоя мама?

— На работе.

— А папа?

— Мы его еще не сделали.

— Ладно, если ты не хочешь, чтобы я был твой сын, так роди меня обратно! (А потом ревет целый день, удрученный своей кощунственной дерзостью.)

О таком же случае я через много лет прочитал в дневнике Ф.Вигдоровой:

— Мама, почему у меня такая скандальная сестра? Роди ее обратно.

Там же такая запись:

— Мама, ну, пожалуйста, роди ребеночка или собачку, ну, прошу тебя! Знаешь, как я буду их любить.

Мать. Ох, как ты мне надоел!

Пятилетний Сережа. Не надо было родить!

— У кого самая первая мама сисю сосала?

— …Наконец-то у девочки народилися папа и мама, и она им очень обрадовалась.

Уже с давнего времени в Швеции, во Франции, в Англии, в США идет агитация за «откровенность» родителей: считают, что психике трехлетних-четырехлетних детей будет нанесен очень тяжелый ущерб, если родители не расскажут им полную правду о тайнах их зачатия и рождения.

Английский педагог Бенджамин С.Грюнберг так и назвал свою книгу: «Родители и половое воспитание» («Parents and the Sex Education»), где громит «отсталых» матерей и отцов, которые считают эту преждевременную откровенность ненужной.

Четырнадцатым изданием вышла в Лондоне книжка К. де Швейниц «Как рождается ребенок», специально предназначенная для детского чтения.[65] Книжка напечатана с подзаголовком «Что каждому ребенку нужно знать», — очень завлекательная, нарядная книжка, с отличными картинками, на великолепной бумаге. В ней с большим литературным искусством рассказывается, как продолжают свой род птицы, растения, рыбы, домашние и дикие животные, а с ними заодно и человек, который таким образом ставится в один биологический ряд со всеми живыми существами.

Казалось бы, чего лучше! Но можно ли назвать эту книжку правдивой? В том-то и горе, что нет. Под лозунгом «говорите ребенку правду» она говорит ему ложь.

Пусть неоспорима та истина, что половой инстинкт дан живым существам исключительно для продолжения рода, но какой же влюбленный согласится считать брачные отношения с любимой только средством для производства детей! Для влюбленных их сексуальная жизнь вполне самоцельна и не преследует никаких утилитарных задач. Задача продолжения рода совершенно вытесняется в их представлении такими бурными и сложными эмоциями, какие доступны только душе человеческой. Если вы ничего не скажете ребенку об этих эмоциях, а сообщите ему лишь о технике зачатия (приравняв эту технику к той, какая наблюдается в мире животных), вы, сами того не желая, обманете его, солжете ему, ибо в вашей схеме никак не вместятся не только Наль и Дамаянти, не только Ромео и Джульетта, не только Леандр и Геро, не только Беатриче и мадам Бовари, но даже чеховская «Попрыгунья» и «Душечка», не говоря уже о «Даме с собачкой».

Вся мировая литература с древнейших времен громогласно свидетельствует, что взаимное притяжение полов отнюдь не обусловлено сознательным намерением продолжить свой род. Неужели Петрарка, воспламенившись внезапной любовью к Лауре, добивался сближения с нею, чтобы стать отцом ее детей? И было ли материнство сознательной целью княжны Мери, когда она полюбила Печорина?

Если отрешить сексуальные отношения от тех эмоций, которые порождаются ими в каждом человеческом сердце, и воспринять их как технический процесс, направленный исключительно к изготовлению детей, это будет понято каждым влюбленным как циническая клевета на любовь, — клевета, опровержением которой служат те мириады лирических песен и любовных стихов, которые слагаются снова и снова каждым новым поколением молодежи. В этих стихотворениях и песнях нашел воплощение тот комплекс возвышенных чувств, без которых любовь — не любовь.

Скажут, что я противопоставляю точной науке — поэзию, которая, как и подобает поэзии, питается одними иллюзиями, не вникая в подлинную сущность вещей. Но ведь такие иллюзии властительны не только над поэтами. Они присущи каждому влюбленному: каждый самый заурядный, самый обыкновенный мужчина субъективно воспринимает свое влечение к женщине как нечто такое, что дорого ему само по себе. Имя этого влечения — страсть.

Бьется сердце беспокойное,

Затуманились глаза,

Дуновенье страсти знойное

Налетело как гроза.

«Дуновенье страсти» — какой же воспитатель возьмется рассказывать о нем маленьким детям, которым оно чуждо, недоступно, непонятно, несвойственно.

Вот почему даже в аисте меньше обмана, чем в той урезанной, искалеченной «правде», которую спешат сообщить своим детям иные слишком торопливые взрослые.

Мне много раз случалось убеждаться, как хорошо забронирован ребенок от ненужных ему мыслей и сведений, которые его воспитатели навязывают ему преждевременно.

«Не могу, — пишет мне одна читательница, — полностью согласиться с тем, что не следует говорить малышам о том, откуда дети берутся. Не следует раскрывать всё, но сказать, что братец или сестрица у мамы в животе, надо. Я была беременна вторым ребенком. Дочка пяти лет бурно встречала меня, когда я возвращалась с работы. Однажды такая бурная встреча причинила мне небольшую боль, и я испугалась за будущего ребенка. Я сказала дочке, чтобы она пока на меня не прыгала, потому что у меня внутри ребенок и его можно ушибить. Надо было видеть, как трогательно стала девочка заботиться о том, чтобы не сделать мне больно. Спрашивала иногда: „А скоро он будет?“ На вопрос о том, как он туда попал, я сказала, что об этом узнает, когда будет постарше. И все было просто. Я думаю, что в этом вопросе надо что-то частично объяснять. Но выдумывать басню о покупке ребенка — никогда не нужно».

Если же мать или отец, не считаясь с возрастными потребностями, все же попытаются сообщить ему полную и неприкрытую «истину» о зачатии, ребенок по законам своего детского мышления непременно превратит эту «истину» в материал для безоглядной фантастики.

Так поступил, например, пятилетний Волик Шмидт, сын академика Отто Юльевича Шмидта, когда его мать откровенно сообщила ему подлинные и подробные сведения о происхождении детей.

Он тотчас же стал импровизировать длинную повесть о своей жизни в материнской утробе:

«— Там есть перегородка… между спинкой и животиком.

— Какая перегородка?

— Такая перегородка — с дверкой. А дверка вот такая маленькая. (Смеется.) Да-да. Я сам видел, когда у тебя в животике был. И комнатка там есть малюсенькая, в ней живет дяденька.

— Какой дяденька?

— Я был у него в гостях, пил у него чай. Потом я играл еще в садике. Там и садик есть маленький, и песочек в нем… И колясочка маленькая… Я там с детками играл и катался.

— А откуда же детки?

— Это у дяденьки породились… Много-много деток. И всё мальчики девочек там нет. И моссельпромовцы сидят… Трое их… Вот такие малюсенькие.

— И ты там жил у них?

— Я приходил к дяденьке в гости, а когда пришла пора родиться, я с ним попрощался за ручку и вышел у тебя из животика».

Рассказ об этом маленьком Волике, населившем материнскую утробу тремя моссельпромовцами, я заимствую из неопубликованного дневника Веры Федоровны Шмидт.

В том же дневнике есть другая любопытная запись:

«После каждого глотка Волик останавливается и как бы прислушивается, что делается у него внутри. Потом весело улыбается и говорит мне:

— Уже побежало по лестничке в животик.

— Как — по лестничке?

— У меня там лестничка (показывает путь от горла до желудка); все, что я кушаю, бежит потом по лестничке в животик… А потом есть еще лестничка в ручках, в ножках… Везде идет то, что я кушаю…

— Это тебе кто-нибудь рассказал так?

— Нет, это я сам видел.

— Где же ты это видел?

— А когда я был у тебя в животике, я видел, какие у тебя лестницы… значит, и у меня такие…»

Вот что сделал пятилетний ребенок из эмбриологических истин, которые поторопилась сообщить ему мать.

Это было давно. Но вот через двадцать лет, в октябре 1962 года, свердловский врач Г.И.Дубровская пишет мне о своем четырехлетнем Илюше, что он, после того как ему сообщили «всю правду» о зачатии и рождении детей, тотчас же стал фантазировать так:

— Я ходил и искал себе маму. Заглянул в сердце к одной тете, к другой тете. Все тети злые. Нашел добрую тетю и пошел жить у нее в животе.

Научная истина, к которой взрослые поспешили его приобщить, отпала от него, словно мяч от стены, потому что до поры до времени он так же не способен усвоить ее, как, скажем, Ньютоновы законы механики.

Лучшим комментарием к вышеприведенным строкам дневника В.Ф.Шмидт могут служить следующие ценные мысли, высказанные А.С.Макаренко.

«Больше всего, — говорит знаменитый педагог, — беспокоились о том, чтобы ребенок был как-то по-особенному разумно подготовлен к половой жизни, чтобы он не видел в ней ничего „стыдного“, ничего тайного. Стремясь к этому, старались как можно раньше посвятить ребенка во все тайны половой жизни, объяснить ему тайну деторождения. Конечно, с настоящим „ужасом“ показывали на тех „простаков“, которые обманывали детей и рассказывали им сказки об аистах и других фиктивных виновниках деторождения. Полагали при этом, что если ребенку все разъяснить и растолковать, если в его представлении о половой любви не останется ничего стыдного, то этим будет достигнуто и правильное половое воспитание.

…Нет никакой срочной надобности торопиться с открыванием „тайны деторождения“, пользуясь для этого случайным вопросом ребенка. В этих вопросах не содержится еще никакого особенного полового любопытства, сокрытие тайны никаких переживаний и страданий ребенку не приносит. Если вы более или менее тактично отведете вопрос ребенка, отделаетесь шуткой или улыбкой, ребенок забудет о своем вопросе и займется чем-либо другим. Но если вы начнете с ним толковать о самых секретных подробностях в отношениях между мужчиной и женщиной, вы обязательно поддержите в нем любопытство к половой сфере, а потом поддержите и слишком рано взбудораженное воображение. То знание, которое вы ему сообщите, для него совершенно не нужно и бесполезно, но та игра воображения, которую вы у него возбудите, может положить начало половым переживаниям, для которых еще не наступило время.

…Против слишком ранних обсуждений полового вопроса с детьми нужно возражать и по другим соображениям: открытое и слишком преждевременное обсуждение половых вопросов приводит ребенка к грубо рационалистическому взгляду на половую сферу, кладет начало тому цинизму, с которым иногда взрослый человек так легко делится с другими самыми сокровенными своими половыми переживаниями».[66]

Как мы видели, ребенок и сам отвергает те сведения, которые преждевременно даны ему взрослыми. Он начисто вычеркивает их из сознания как бы для того, чтобы взрослые могли убедиться, что умственная пища, которую они предлагают ему, в данном случае ему не нужна.

Мать Толи Божинского сообщает мне:

«Я объяснила Толе, что такое беременность. Когда родилась у меня Тиночка, я долго толковала ему, что она „вышла у меня из животика“. Но однажды я рассказала ему сказку об аисте. И потом, когда спросили, откуда у нас Тиночка, он убежденно сказал:

— Аист принес.

О Тиночке я никогда не говорила ему, что ее принес аист».

Пришли гости, и кто-то спросил про трехлетнюю Валю:

— Чьи у Вали глаза?

Ему ответили:

— Папины.

«А папа, бедный, значит, без глаз остался», — подумала Валя и тут же сочинила такую гипотезу:

— Когда я еще не родилась, у папы было много глаз, и большие и маленькие; а когда мама купила меня, папа отдал мне большие глаза, а себе оставил маленькие.

Замечательна легкость, с которой ребенок разрешает такие проблемы. Все это — чистейшая импровизация, сродни тем вдохновенным экспромтам, которые он произносит во время игры. Экспромты для него такая же неожиданность, как и для его собеседника. Он за минуту не знает, что скажет, но говорит уверенно и твердо, не сомневаясь в правильности своих измышлений.

Эти измышления — времянки, нечто вроде рабочих гипотез. Через минуту он готов высказывать прямо противоположные мысли, ибо здесь для него зачастую своего рода смысловая игра. Даже если ему приведется случайно присутствовать при рождении каких-нибудь тварей, он и тогда готов истолковать происходящее самым фантастическим образом.

В.И.Качалов рассказывал мне, что когда его сын и Митя Сулержицкий узнали, что у кошки должны родиться котята, они никак не могли догадаться, откуда эти котята появятся.

Митя глянул кошке в ухо и крикнул:

— Теперь уже скоро! Уже лапка видна.

— Мама, правда, что люди от обезьяны произошли?

— Правда.

— То-то я смотрю: обезьян так мало стало.

— Разве ты не знаешь, что все люди произошли от обезьяны: и я, и твоя мама.

— Вы — как хотите. А моя мама — нет.

Еще один «научный» разговор о происхождении человека по Дарвину.

Нина Щукарева спрашивает бабку:

— Бабушка, ты была раньше обезьяной?

— Нет, никогда не была.

— А твоя мама?

— Тоже нет.

— Кто же был обезьяной? Дедушка?

— Бог с тобой. И дедушка не был.

— Ну так, значит, моя московская бабушка.

Во всякой подобной путанице виноваты, конечно, взрослые, которым не терпится обогатить ребенка сложными и многообразными сведениями, еще недоступными несозревшему разуму.

Ведь ребенок не может представить себе те миллионы лет, которые потребовались для эволюционных процессов. Его представления о времени ограничены рамками его крошечного детского опыта.

Поэтому, сколько бы взрослые ни старались приобщить его в полной мере к подобным научным познаниям, это всегда приведет их к неизбежному краху. Когда, например, шестилетнему Коле отец стал рассказывать об эволюции животного мира, мальчик понял его рассказ на свой лад и сообщил товарищам по детскому саду:

— Я знаю: мой дедушка был обезьяной, начал работать и стал человеком. Потом он народил папу, а папа меня.

Для каждого ребенка от двух до пяти жизнь всего человечества начинается в лучшем случае с дедушки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.