Отцы и дети

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Отцы и дети

Об уважении азиатских народов к своим предкам я слышала много. Но такого отношения к старикам, как на Тайване, пожалуй, все-таки не ожидала. Я бы сказала, что это не только и не столько уважение, сколько глубокое внутреннее ощущение своего постоянного, неоплаченного долга.

У моего аспиранта Чен Ченга есть любимая девушка. Уже несколько лет его подружка ставит перед ним, как говорится, вопрос ребром: если ты меня любишь, почему не женишься? Может, тогда разойдемся? А он ее действительно любит и знает, что, окончив аспирантуру, получит работу с хорошим заработком. Ничто вроде бы женитьбе не мешает. «Скоро свадьба?» – спрашиваю я его. «Нескоро, – грустно отвечает он. – Сначала надо отдать долг матери».

Между прочим, с матерью и с отцом он почти никогда не жил. Родители, когда он был младенцем, уехали работать в Тайбэй, а его оставили на руках дедушки с бабушкой в деревне. Потом, правда, Чен Ченг тоже приехал в Тайбэй: учился в хорошей школе, поступил в университет. Но с родителями отношения не сложились – слишком долго они жили в разлуке. Чтобы прекратить ссоры и скандалы, он переехал в общежитие, потом стал подрабатывать и снял комнату. Мать с отцом разошлись, имущество поделили. Мать купила себе квартиру в рассрочку, теперь вот надо отдавать долг. А она уже вышла на пенсию, зарабатывать не может. Этот-то долг и взялся выплатить Чен. В ущерб своему материальному, семейному положению. Может быть, даже с риском расстаться с любимой женщиной.

– Мама очень просила? – интересуюсь я.

– Она вообще не просила, я предложил сам. Это ведь моя мать, значит, и мой долг.

А вот дедушку с бабушкой он, наоборот, очень любил.

– Они рассказывали мне древние сказки и мифы. Учили меня петь народные песни. Дед передал мне свою любовь к природе, к животным. А бабушка внушила, что самое главное достоинство человека – доброта. Я был довольно проказливым мальчишкой, но деда слушался беспрекословно. Он, например, не разрешал мне, уже школьнику, смотреть телевизор после восьми вечера. Иногда выключал ящик на самом интересном месте фильма или во время выступления моего любимого певца. Я переживал, но не смел спорить.

Уехав в город, он приезжал к старикам каждые каникулы. («Между прочим, когда мне было уже 24 года, дед разрешил смотреть телевизор аж до… девяти часов вечера», – смеется Ченг.) А потом дед умер, бабушка осталась одна. И он взял ее к себе в город, в ту же комнату, которую снимал.

Правда, ситуация эта нетипична. Обычно все-таки не внуки, а дети заботятся о своих родителях. По давно установившемуся обычаю, со стариками должен жить старший сын. Если он не может – тогда младший сын или дочь.

Моя коллега, молодая преподаватель Сяо Чин-ли, уехала из деревни давно. Отец живет там и сейчас со старшими детьми. Она сделала успешную карьеру, объездила мир, но замуж не вышла. Живет одна. Как-то она призналась, что очень ей одиноко, хотела бы с кем-нибудь познакомиться, но по своей застенчивости («деревенской», – усмехнулась она) сделать это ей трудно.

Сяо Чин-ли очень мне нравится: она в свои 35 сохранила плавные движения, нежный голос, смущенный взгляд. И надо же так случиться, что за неделю до своего отъезда я познакомилась с 40-летним преподавателем из другого университета. Он мне показался симпатичным и чем-то похожим на мою молодую приятельницу. Он посетовал, что несколько лет назад от него ушла невеста – к его лучшему другу. Ситуация эта, в общем-то классическая, ранила его так сильно, что он решил больше с этими странными существами другого пола дела не иметь. Но прошли годы, рана зажила, боль утихла, однако след оставила: он обнаружил, что не умеет знакомиться, стесняется.

Что мне следует делать в этой ситуации, для меня было очевидным. Действовать немедленно! До моего отъезда в Москву оставалось несколько дней. Я предложила обоим прийти ко мне на ужин, и оба с радостью согласились.

Встречаясь на работе с Сяо Чин-ли каждый день, я одобрительно отмечала, как она хорошеет. То купила себе новое платье, то как-то по-новому красиво убрала волосы, то подкрасила ресницы, чего я раньше не замечала. Утром назначенного дня она позвонила и сказала, что задержится. Дело в том, что папа собирается именно сегодня приехать из своей деревни в Тайбэй, и она должна его встретить. «А не может папа приехать, например, завтра?» – «Нет, не может. Завтра – праздник (один из местных праздников богов), и он договорился с утра встретиться со своим приятелем и вместе пойти смотреть парад».

Первый мой гость пришел минута в минуту, очень взволнованный и парадный. Через два часа вторая гостья позвонила и сказала расстроенным голосом, что папу она встретила, он очень голоден, они сейчас зайдут в какое-нибудь кафе, быстро перекусят и придут. Я предложила покормить папу у меня, но он отказался, сказал, что это неловко: мы же с ним не знакомы.

Еще через час на моего первого гостя было жалко смотреть. Он с трудом поддерживал разговор, который я через силу старалась раздувать. Он почти не прикоснулся к еде на столе. В 10 часов он решительно встал и откланялся, с трудом выдавив улыбку. А еще через пару минут пришла парочка: Сяо Чин-ли и ее папа. Девушка выглядела очень элегантно – туалет был продуман, аксессуары хорошо подобраны. А папа… Папа напоминал персонажа из популярного телевизионного сериала про неуклюжего деревенского дядюшку с грубым лицом и нескладными манерами.

На другой день она подошла ко мне извиниться, была очень расстроена.

– Ты понимаешь, что я уезжаю? – спросила я. – Я не смогу больше вас познакомить.

– Понимаю, – на ней не было лица. – Но что я могла сделать, ведь это же мой папа!

Новое знакомство, вполне вероятная возможность изменить жизнь, может быть, даже построить семью, о которой она мечтала, – все это было отодвинуто без всяких раздумий. Папа – это важнее всего.

А с мамой профессора Ин Ши-оу я познакомилась на том семейном обеде, на который меня пригласили в ресторан. Эту 85-летнюю женщину старушкой назвать было никак нельзя. В ней не было той неуверенности и признаков угасания, по которым – а отнюдь не по морщинам – и определяешь возраст. Чувство собственного достоинства не мешало ей излучать доброжелательность и сердечность.

– Как лучезарна ваша мама, – сказала я Ин Ши-оу. – Так может вести себя только счастливый человек.

– А она и есть счастливый человек. Смотрите, – она начала загибать пальцы. – Здоровье для ее возраста вполне приличное. Живет в большой квартире вместе со старшим сыном, моим братом. А все остальные ее дети совместно содержат филиппинку.

«Филиппинка» это не только национальность, это профессия. Так на Тайване называют девушку, ухаживающую за стариками. Обычно родственники нанимают их в специально созданных на Тайване бюро. А бюро, в свою очередь, вербует их преимущественно на Филиппинах.

С одной такой «филиппинкой» я познакомилась в супермаркете. Она рассказала, что взрослые дети ее хозяйки живут за границей; ее они наняли, чтобы ухаживать за мамой. Хозяйку разбил инсульт, она передвигается только в коляске. Поэтому надолго моя знакомая выйти не может. Работа утомительная и практически круглосуточная. Ее заработок – 300 долларов в месяц. За весь круглосуточный труд без выходных дней – всего 300 долларов?

– Нет, на самом деле меньше. Еще ведь налоги вычитают. Но с другой стороны, у меня своя комната. Питаюсь вместе с хозяйкой. А деньги я посылаю домой.

Я много раз встречала такие пары: пожилая дама в коляске, которую везет молоденькая филиппинка. Особенно почему-то их много на цветочном базаре. Сюда приходят не только для покупок, но и для прогулок. Публика на базаре нарядная, и этот колорит никак не нарушают старушки в колясках – в красивых платьях, с ярким макияжем и свежими прическами.

Но это, конечно, если дети хорошо зарабатывают или сам ты сумел накопить деньги. Если же жить только на пенсию, особенно не пожируешь. Официальная пенсия равна примерно 100 американским долларам.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.