Глава XXVII. Параллели

Трагедия, произошедшая с Советским Союзом, ее причины особенно рельефно вырисовываются и становятся особенно понятными при сопоставлении с тем, что происходило в конце 80-х годов в странах Восточной Европы, то есть в странах Социалистического Содружества. В этом плане, мне кажется, несомненный интерес представляют размышления генерального секретаря ЦК Компартии Чехословакии Мирослава Штепана.

Мое знакомство с Мирославом Штепаном произошло апрельским утром 2002 года в Пхеньяне, куда мы оба прибыли по приглашению Центрального Комитета Трудовой партии Кореи на празднование 70-летия Корейской Народной Армии. Встреча случилась в тот памятный, волнующий день, когда сотни тысяч корейцев и гостей КНДР, и мы в их числе, направлялись в Кымсусанский Мемориальный комплекс, где покоится безвременно ушедший основатель КНДР, великий вождь корейского народа товарищ Ким Ир Сен. Бесконечная людская река, изредка останавливаясь, медленно плыла к последнему причалу Вечного президента Кореи, и когда она замедлила свое течение в очередной раз, кто-то сзади окликнул меня: «Простите, вы из Москвы? Вы от Олега Семеновича Шенина?» Я обернулась, и ко мне шагнул высокий, широкоплечий, загорелый мужчина с седым ёжиком волос и серо-голубыми приветливыми глазами. «Мирослав Штепан, генеральный секретарь ЦК Компартии Чехословакии», — коротко представился он.

Второй раз наши пути пересеклись, когда мы вместе отправились в один из кооперативов близ Пхеньяна. Он со знанием дела расспрашивал председателя кооператива о хозяйстве, видах на урожай и безошибочно, еще издали угадывал, какая служба располагается в том или ином здании. «Я крестьянский сын, — сказал он, заметив мое удивление, — а мой отец был первым председателем колхоза в нашей деревне, так что все здесь мне знакомо, как дома».

Накануне отъезда Мирослав выкроил время для интервью, и я спросила его: «Наши враги в конце XX столетия оказались сильнее и добились своей цели: уничтожена социалистическая система, расчленены социалистическая Чехословакия, Советский Союз, Югославия, а капиталистическая Германия, наоборот, объединилась, и ФРГ фактически поглотила ГДР. Мы потерпели поражение по всем фронтам. Теперь бывшие лидеры — Горбачев, Ельцин, Шеварднадзе, Яковлев и другие — заявляют, что коммунизм — это утопия, это мечта, мираж. Почему все-таки мы потерпели поражение?»

В поисках мучительного ответа, почему в его и моей стране все случилось так, как случилось, мы с Мирославом проговорили весь вечер. Предваряя интервью, приведу из трехчасовой диктофонной записи нашей беседы одну его ключевую фразу: «Парадоксально, но факт: центр Всемирной социалистической революции стал на определенном этапе центром Всемирной контрреволюции».

В такой плоскости, мне кажется, вопрос был поставлен впервые. И хотя для нас, живущих в стране, которая многие десятилетия была оплотом и надеждой народов всего мира, это звучит горько, но мы должны откровенно признать: да, это так. Россия — Родина трех русских революций, которая 70 лет называлась Советским Союзом и была вдохновляющим примером для планеты, тем маяком, что освещает путь кораблям в бушующем океане, указывает вектор и цель движения, на излете XX века действительно стала центром мировой контрреволюции. Корни ее уходят в годы правления Никиты Хрущева, именно тогда были посеяны ядовитые семена антикоммунизма, которые спустя десятилетия, в горбачевскую перестройку, проросли, оплели своими цепкими побегами все вокруг, и на этой уже подготовленной почве свершилась контрреволюция.

В конце 80-х — начале 90-х годов произошел ряд событий, в корне изменивших лицо не только Европы, но и мира: пала Берлинская стена, объединились две Германии, вернее, ФРГ поглотила ГДР, «бархатные» революции (а, точнее, контрреволюции) произошли в странах Восточной Европы, и, наконец, в августе 1991 года буржуазный контрреволюционный переворот свершился в России. Но тогда казалось, что контрреволюция идет с запада: сначала от социализма отреклись страны СЭВ, затем волна захлестнула прибалтийские республики, а уже потом докатилась до остальных республик Советского Союза.

У лидера коммунистов Чехословакии другой взгляд на эти события. Он считает, что центром мировой контрреволюции стала Москва, а уже отсюда дирижировали спектаклями, разыгрывавшимися на сценах восточноевропейских стран. Разрушение же социализма происходило во всех странах приблизительно по одному сценарию: подрыв Коммунистической партии, шельмование армии и всех институтов государства. Но прежде — разрушение именно Коммунистической партии — главного оплота социалистического государства. Это — необходимое предисловие. А теперь — интервью лидера Компартии Чехословакии.

О Горбачеве

— В то время Горбачев, Политбюро ЦК КПСС и средства массовой информации события в Чехословакии, а затем во всех социалистических странах Восточной Европы называли бархатной революцией. А как расцениваете их вы? — спросила я Штепана.

— Только люди, которые совсем потеряли свою совесть и способность реально, честно смотреть на себя и вокруг себя, могут считать, что это были бархатные революции. На второй день освобождения из тюрьмы я издал книгу, которая называется «Доклад узника бархатной революции». Там я рассказал, что такое «бархатная революция». Я думаю, все уже хорошо понимают, что речь шла о международной контрреволюции. Поэтому я бы подчеркнул два момента. Первый: все произошло на одной территории, ограниченной, территории социалистического Содружества, причем в течение нескольких дней и одновременно. Исходя из этого, следует понимать, что это не был результат экономической, социальной или какой-то другой слабости этих государств. За этим крахом стояло нечто большее.

Во-вторых, я бы здесь, в этом контексте, упомянул слова Бжезинского, который сказал: «Мы добьемся успеха, когда будем иметь в Кремле своего человека». Когда им в этом повезло, тогда и пришел успех. Я уверен, что это временный успех, но это большой успех. Враги должны говорить «спасибо» тем, кто в то время возглавлял главную страну социалистического Содружества. Нам тогда было абсолютно ясно: если развалится Советский Союз, если там не будет возможности с кем-то сотрудничать, то вопрос существования социалистических стран Содружества в центре Европы будет только вопросом времени. Нам тогда твердили о «бархатной революции». Но бархатной она стала только потому, что мы, коммунисты, сами стали бархатными и ничего не сделали для спасения социализма. Хотя имели такую возможность, имели в своих руках всё — власть, оружие, средства массовой информации, но никто ничего не сделал.

Здесь я бы хотел акцентировать, что во всем этом нам «помог» Михаил Сергеевич Горбачев. Он — на первом плане. Разумеется, в этом принимали участие Ельцин, Яковлев, Шеварднадзе. Группа этих людей преступна не только перед советским народом, но и перед всем миром за все, что случилось, и за его последствия.

— После избрания на пост Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачев все время говорил нам, советским людям, что его цель — «больше социализма, больше демократии». Вслух, открыто он не заявлял, что хочет отступить от социализма, повернуть страну вспять. Правда, в последние годы он не раз откровенно признавался, что его целью было разрушить коммунизм, на что его вдохновляла Раиса Максимовна. А как вам виделись тогда события, происходившие в Советском Союзе, и что в то время происходило у вас, в Чехословакии?

— В первый период, когда он говорил то, что ты упомянула, я сам принадлежал к тем людям в нашей стране, которые были уверены, что он говорит это ответственно и искренно. Мы поддерживали такой подход, потому что чувствовали: социализм нуждается в совершенствовании и что-то в социализме можно улучшить. У нас, в Чехословакии, была своя специфика, потому что еще был памятен 1968 год, и все были очень осторожными. Поэтому, когда Горбачев провозгласил: «Больше социализма!», я поначалу подумал, что он хочет помочь, чтобы мы что-то могли в рамках социализма улучшить или изменить. Это был первый этап, и я уверен, что большинство коммунистов социалистических стран думали так же. Ну и лозунг был не плохой и всем понятный: «Больше социализма!» Почему не поддержать такой лозунг? Это значит больше социализма и коммунизма, значит сильнее укреплять социалистические страны и больше оказывать помощь другим странам, которые боролись за национальное и социальное освобождение. Поэтому лозунг Горбачева в какой-то степени привлек к себе страны Азии и Африки, которые увидели в нем позитивный ответ на вызовы времени.

А то, что делалось потом, было что-то другое. Это уже была тактика вышеназванной группы, когда они начали говорить: да, больше социализма, но пусть сейчас каждая страна занимается сама собой. И первое впечатление у некоторых людей в наших странах было таким: это хорошо, теперь мы станем более свободными. Но в принципе своим заявлением Горбачев дал «добро» каждой компартии на развязывание внутренней борьбы. Потому что одни искренне хотели сделать то, к чему он призывал, другие имели иные цели, в отличие от тех, кто по-настоящему хотел «больше социализма». Горбачев несет за все случившееся гиперответственность: именно он виноват в развале конкретных братских коммунистических партий Социалистического Содружества, потому что он инициировал этот процесс. В результате началось соревнование: одни считались настоящими горбачевцами, других обвиняли в том, что они используют из Горбачева того периода лишь то, что им близко и они хотели бы взять на вооружение.

Я думаю, причины поражения социализма, пусть временного, но поражения пока еще недостаточно изучены, и это очень плохо, потому что они и сейчас тормозят процессы обновления настоящего ядра коммунистического движения в бывших странах Социалистического Содружества. И поскольку это не сделано, поскольку не сказано по пунктам, кто какие позиции занимал, кто виноват и кто предал, — развелось много деятелей, которые злоупотребляют словом «коммунист». В бывших социалистических странах стали увлекаться опытом коммунистов Франции, Италии и других стран.

— То есть они обратили свои взоры к еврокоммунизму?

— Я думаю, в этом еще одна вина Горбачева. То, что не удалось сделать в период социализма, то есть, чтобы еврокоммунизм возглавил коммунистические процессы, осуществляется теперь. Сейчас еврокоммунизм набирает силу. Это проявляется очень конкретно в позиции так называемых коммунистов относительно процессов интеграции в Европе, вопросов Европейского Союза, а также в попытках разных коммунистических партий инициировать в Европе процесс федерализации партий. В результате рождаются инициативы типа: «Федерация компартий Балкан», «Федерация стран Западной Европы». Это всё еврокоммунистические идеи и принципы, основные же принципы интернационализма отброшены. А без них вообще невозможно заниматься совместной акцией обновления социализма.

Сейчас все прошлые принципы и опыт строительства социализма подвергаются остракизму, все, кому не лень, критикуют все то, что было, и нет никакой силы, которая бы на платформе объективных анализов, на основе объективных данных информации могла бы сказать: это было так, а это — по-другому. И все это — Горбачев. Все он сделал! Это сделал он! — несколько раз возмущенно повторил Штепан. — Но и это не все. Давайте вспомним, что на территории наших братских стран находилась Советская Армия, например, в Чехословакии располагалась Центральная группа Советских войск. Но когда внутренняя контрреволюция в наших странах подняла голову, Горбачев сказал: Советская Армия этим не занимается и в ваши внутренние дела не вмешивается. Мне это было непонятно, ведь речь шла о судьбе социализма, а наши страны были членами Варшавского Договора — у нас были обязательства о взаимной помощи, в том числе и военной, если понадобится.

А вспомните, как проходило объединение Германии. Горбачев просто передал Германскую Демократическую Республику в руки ФРГ, этим он как бы наплевал в глаза тем 20 с лишним миллионов советских людей, которые стали жертвами борьбы с гитлеровским фашизмом во время второй мировой войны. Поэтому на нем лежит большой груз, «большая коробка» ответственности. К сожалению, эту «коробку» никто еще не открыл и не сделал в комплексе анализа. Если бы такой анализ был сделан, я уверен, Горбачев бы так свободно по России не гулял, не ездил бы по загранице, как у нас говорят, со своей любовницей, не получал бы по 500 тысяч долларов за один час пустопорожних разговоров, которые именуются почему-то лекциями и которые он «читает» по всему миру.

К сожалению, пока коммунистам не удалось раскрыть подлинное лицо этого суперпредателя прошлого века, хотя по последствиям его деятельности для своей страны и судеб всего мира его вполне можно поставить в один ряд с Гитлером. Конечно, я понимаю, что идеологическая подоплека другая, но, если оценить размеры всего того, что сделал Горбачев со своей камарильей, то во всемирном масштабе последствия, результаты его действий, может быть, даже еще хуже.

Разгул контрреволюции

— Что вам инкриминировали, когда вас арестовали? Вы были один-единственный из членов Политбюро, кто попал в тюрьму, или кто-то еще был репрессирован вместе с вами?

— Из Политбюро — только я один. Арестованы были также министр внутренних дел Чехословакии, председатель чехословацкой контрразведки и председатель КГБ. Мне инкриминировали злоупотребление властью. Все обвинение было построено на том, что во время выступления Хартии-77 произошел инцидент. Хартия-77 — это оппозиция, андеграунд, которую возглавлял Вацлав Гавел. С ними была договоренность, что они ничего 17 ноября предпринимать и организовывать не будут. Тем не менее, вопреки договоренности они в центре Праги устроили большую демонстрацию. А под конец пригласили Александра Дубчека и хотели разыграть еще и эту карту, хотели, чтобы он выступил на их митинге. Когда я узнал, что там еще Дубчек замаячил, я сказал, чтобы его временно изолировали, пока будут беспорядки. Таким путем я хотел подать партии, правительству, трудящимся сигнал, что начинается борьба. Но, к сожалению, премьер-министр Владислав Адамец и часть правительства уже давно сотрудничали с ними. Адамец постоянно звонил Горбачеву, имел постоянную связь с Кремлем — мы немножко следили за его телефонными разговорами и знаем это досконально.

Во время акции «Хартии-77» нами были задействованы органы безопасности, милиции. Но ничего страшного не случилось, обошлось без жертв. Оружие никто не использовал.

Напряжение в столице нарастало, контрреволюционные силы действовали все наглее, в Праге проходили массовые демонстрации. Оппозиция рассылала повсюду своих людей — артистов разных, писателей, поэтов, в общем, интеллектуалов, элиту, как они себя называли, которые приезжали на заводы, агитировали людей против народной власти и коммунистов. Они организовали «круглый стол». Это тоже был интересный момент. Но на этот «круглый стол» они нас, ЦК и Политбюро КПЧ, не пригласили. Потом сам Гавел признался: «Адамец возглавлял этих людей».

Они сделали то же, что и Горбачев: отделили партию от государства, а потом стали вести разговор не с партией, а с государством. Адамец возглавлял этих людей со стороны тех, кто был у власти. Это была вторая лига, вторая категория людей. А Гавел возглавлял группу «Хартия-77» и оппозицию, которую они назвали «Гражданский форум». У меня есть стенограмма «круглого стола». На второй странице значится, что Гавел сказал Адамецу: «Если наш разговор состоится, то потом вы должны иметь в виду следующие два условия: Мирослав Штепан уже сегодня должен уйти из ЦК, а Густав Гусак — до конца года». Только двух человек он упомянул.

Адамец — настоящий предатель. Он должен был сказать: «Извините, но, что касается Гусака, то это президент, его избирал федеральный парламент. Только парламент может решить его судьбу». Сам Адамец не был депутатом, он был премьер-министром. О Штепане, то есть обо мне, Гавел сказал: «Главное — и другие ответственности, которые он имеет». Дело в том, что как партийный секретарь я, согласно Уставу партии, был еще и начальником народной милиции — милиции рабочих. И Адамец сказал в ответ — это ответ контрреволюционера, очень красноречивый: «Вы знаете, господа, день имеет 24 часа, а я имею только одни ноги, одни руки и одну голову, поэтому я не успел сегодня все это сделать». Впоследствии Адамеца, этого предателя и оппортуниста, взяли как святого в Компартию Чехии и Моравии — это сестра Компартии Российской Федерации.

С каждым днем я все острее понимал, что надо принимать решительные меры для защиты социализма от натиска контрреволюции. После демонстрации 17 ноября — а она состоялась в пятницу — мы уже к понедельнику подготовили группу из шести человек для осуществления серьезной операции. Мы намеревались вечером в понедельник 20 ноября вместе с товарищами из армии взять в руки телевидение в Праге, Вацлавскую площадь, людей, которые там участвуют в антисоциалистических встречах, и всю Прагу. Информация на страну пойдет из дома, который возглавляет центральную Вацлавскую площадь в Праге. Таков был наш сценарий.

Я подготовил короткое выступление, текст которого, к счастью, никто, кроме меня, не имел. Если бы наши противники его в то время получили бы, то впоследствии мне пришлось бы совсем плохо. Так вот, в этом выступлении я должен был сообщить, что группа конкретных граждан Чехословакии берет ответственность за обстановку в стране и просит всех граждан Чехословакии — коммунистов, членов профсоюзов, рабочих, крестьян, молодежь и так далее — проявить выдержку. Мы, группа лиц, решили пресечь попытку контрреволюционных сил совершить антиконституционный переворот, путч, в Праге. Мы просим граждан быть у телевизоров — в половине восьмого вечера они получат информацию о том, как закончится эта операция.

Подготовились мы неплохо, только Политбюро сломалось.

Заседание Политбюро было намечено на пять часов, а в шесть часов мы хотели выйти в эфир и обнародовать свою программу спасения страны. Все было подготовлено, все связи. Кстати, меня еще до сих пор призывают следовать тому плану. Я звонил в первую танковую дивизию Первой армии Чехословакии, около Праги, чтобы они все подъехали в столицу. Без оружия. 156 танков было подготовлено — они стояли недалеко, за аэропортом.

В пять часов я выступил на заседании Политбюро и сказал: «Товарищи, я хочу вас проинформировать о том, что в Праге создана ответственная группа людей, которые готовы в шесть часов сделать то-то и то-то». И товарищи с удивлением посмотрели на меня. Генеральный секретарь КПЧ товарищ Якищ, интересно наблюдать, что критика, исходившая от правых сил и от руководства Компартии Чехии и Моравии, имела тот же самый подтекст. Стало очевидно, что и те, и другие, знают это или не знают, но работают под той же самой регуляцией. Все товарищи, которые разделяли платформу «За социализм», были исключены из Компартии Чехии и Моравии с формулировкой «за фракционность».

На следующем этапе мы создали организацию «Народная уния за национальное и социальное возрождение». В нее вступили 8-9 тысяч человек. Организацию зарегистрировали в Министерстве внутренних дел — это была уже широкая платформа. Затем мы разработали программу «Чехословакия: труд и социализм», и все это стало основой для обновления партии. Два года спустя, в 1995 году, мы провели первый съезд Компартии Чехословакии. В нем приняли участие 230 делегатов из всех областей. На съезде была учреждена Компартия Чехословакии, и мы пришли в Министерство внутренних дел для регистрации партии.

Перед этим руководство Компартии Чехии и Моравии предупредило: «Если они эту партию зарегистрируют, наши юристы начнут активно работать и объяснять правительству, что министерство ошиблось». Дело в том, что после контрреволюции был принят закон, который обозначил Компартию Чехословакии как криминальную организацию, запрещено было использовать и ее название «Компартия Чехословакии». Органы государственной безопасности тоже приняли такой закон. Тем не менее, я внес в Министерство внутренних дел все документы на регистрацию на основе закона о политических партиях и ждал, что они будут нажимать на нас, давить. И, действительно, в министерстве сказали, что регистрация нашей партии невозможна, ибо закон запрещает регистрацию конкретно этой партии, с этим значением, с этим названием.

Но один товарищ, который, наверное, уже собирался уходить на пенсию и потому ничего не боялся, вышел со мной в коридор и тихонько произнес: «Я бы вам подсказал одну деталь — поменяйте очередность слов и назовите: Партия чехословацких коммунистов. Это звучит по-другому, и в этом случае закон не нарушается». Я тут же зашел к директору департамента по регистрации политических партий и организаций: «Я бы хотел взять недельку на размышления, может, мы что-нибудь сделаем». Мы все сделали тем же вечером, а в МВД пришли через неделю с новым названием — «ПЧК», то есть Партия чехословацких коммунистов.

Два года назад на съезде в Праге, на котором у нас был председатель Совета СКП-КПСС Олег Семенович Шенин, мы сделали вторую попытку возвратить прежнее имя — название «Партия чехословацких коммунистов» заменили в Уставе на «Коммунистическую партию Чехословакии». Мы подгадали вовремя: накануне сняли министра внутренних дел, и там был такой бардак! Мы внесли свои документы в департамент МВД, и нашу партию зарегистрировали с новым, а точнее, с ее исконным названием. Потом, конечно, был скандал, тем не менее, название осталось, и сейчас мы действуем как легальная зарегистрированная Компартия Чехословакии.

— Какие цели и задачи ставит перед собой ваша партия?

— На XX съезде КПЧ мы сформулируем программу-минимум борьбы, потому что надо смотреть на происходящее с реальных позиций. Конечно, у партии есть Программа, которая базируется на принципах марксизма-ленинизма. Мы придерживаемся наших фундаментальных целей: это классовая борьба, диктатура пролетариата, принцип обновления, использование опыта прошлого, работа на основе социализма. Наша Программа «Чехословакия: труд и социализм» выработана несколько лет назад. Ее суть — обновление Чехословакии.

Мы хорошо знаем, что разделение Чехословакии, как и Югославии, к чему приложили нечистую руку все эти Горбачевы и Шеварднадзе, произошло искусственно. Это не было желанием большинства людей, никакого референдума не проводилось. Это антиконституционно. В истории Чехословакии такое случалось всего дважды. Первый раз — во время второй мировой войны, во время фашизма, когда Словакия перешла на сторону Гитлера, потому что там взяли верх радикальные фашисты, и в результате Чехословакия разделилась. Второй раз это произошло, как ни странно, в период демократизации.

Поэтому, я уверен: если бы не было Горбачева, была бы единая Чехословакия; если бы не было Горбачева, был бы единый Советский Союз. В свое время мне довелось познакомиться с одной запиской о встрече Шеварднадзе с вице-канцлером ФРГ Геншером. Там был зафиксирован интересный момент. Геншер спросил Шеварднадзе — что он думает о возможных структурных изменениях в Европе, например, о том, что исчезнет Чехословакия. Как бы к этому отнесся Советский Союз, если бы из одного государства возникло два — ив Чехословакии, и в Югославии? Это он спросил в контексте документа Бжезинского. И Шеварднадзе ответил, не задумываясь: «Со стороны Советского Союза проблем не будет». Поэтому мы все понимаем, откуда ноги растут. И я думаю, это фундамент для очень серьезного анализа того, что на самом деле случилось в Европе 11 лет назад.

О временном поражении социализма

— Наши враги в конце XX столетия оказались сильнее и добились своей цели: уничтожена социалистическая система, расчленены социалистические Чехословакия, Советский Союз, Югославия, а Германия, наоборот, объединилась и ФРГ фактически поглотила ГДР. Мы потерпели поражение по всем фронтам. Теперь бывшие лидеры — Горбачев, Ельцин, Шеварднадзе, Яковлев и другие заявляют, что коммунизм — это утопия, это мечта, мираж. Почему все-таки мы потерпели поражение?

— Надо поставить вопрос в принципиальной плоскости: от кого мы потерпели поражение — от империализма, то есть от нашего естественного, объективного противника, или это есть поражение, которое мы потерпели на основе известных данных той информации, о чем мы с вами ведем разговор? Я думаю, это не победа империализма. Не было борьбы с ним, империалисты не воевали с нами, я никого из империалистов не встретил, чтобы он воевал лично со мной.

— То есть вы хотите сказать, что открытого, прямого столкновения между странами социализма и капитала в эти 50 послевоенных лет не было?

— Я бы хотел упомянуть — прошли годы, и теперь я уже могу говорить об этом, — об одном сообщении нашей разведки из Москвы. Оно имеет свой номер. Его мне передал наш человек, который в этих службах работал в Москве. В посольстве или других ведомствах, легально или нелегально — я не знаю. В сообщении три информации. Источник извещает, что 28 октября 1989 года в посольстве Чехословакии в Москве по улице Фучика идет прием по случаю очередной годовщины со дня основания ЧССР и туда приходит якобы пьяный Герасимов, пресс-секретарь Горбачева (позднее после него на этой должности был Андрей Грачев, тоже сволочь порядочная). Так вот, Герасимов пришел как бы пьяный и говорил, как это бывает у большинства подвыпивших людей, более или менее правду. Он сказал: «28-го ноября в Праге много людей выйдет на улицы. Это не будет связано с желанием ухода Советской Армии с территории Чехословакии, нет. Это связано с внутренней борьбой в Компартии Чехословакии».

Далее Герасимов сказал: «По нашей информации, Штепан сменит Милоша Якища (это генеральный секретарь после Густава Гусака). Но главное не это. Главное — другое: Михаил Сергеевич хотел бы, чтобы вопросы Чехословакии были бы решены еще до его официального визита в Италию». А вы помните, что после Италии Горбачев имел встречу с президентом США на Мальте. К сказанному Герасимов добавил: «Я могу эту бумагу передать сейчас». Потом он сказал: «Что касается Германии, то концепция Михаила Сергеевича — это оптимальный вариант Никиты Сергеевича Хрущева: конфедерация Германия-Германия». И под конец сказал: «Что касается Штепана, то у него еще будет проблема (но замечу в скобках, что это они создали такую проблему, я такой не имел) — он вступил в связь с какими-то германскими бизнесменами и сделал им предложения строить в Праге какие-то гостиницы. Это абсурд, глупость. И, может быть, это как-то повлияет на борьбу в Праге». Что интересно, через три дня в посольстве ФРГ в Праге был ужин по случаю отъезда пресс-атташе по фамилии Штайнер. (А три года назад, этот человек вновь появился в Праге — уже как посол Германии). В тот день ко мне в кабинет зашел старейший ветеран, корифей чехословацкой политики. Перед войной он социал-демократ, потом — коммунист, потом председатель Национального фронта, а под конец уже стал председателем Комиссии по международным вопросам в Палате народов и наций. А я в то время был председателем Комиссии народа в Федеральном парламенте. У нас были хорошие отношения. К моменту его прихода я уже имел бумагу из Москвы с сообщением о том, что сказал на приеме Герасимов.

Так вот, этот корифей и говорит: «Ты знаешь, я сейчас иду от Вацлава». Я понял, что речь идет о Гавеле, но переспросил: «Какого Вацлава?» Он: «Тсс! Вацлава». Я вновь громко переспросил: «Какого Вацлава? Ты скажи громко!» Он шепотом: «Гавел, Гавел!» Я сказал: «Ах, Гавел?» Он кивнул. «Ты имеешь хороших друзей, — с иронией сказал я. — Ну, и что он тебе сказал?» Ветеран ответил: «Нет, это я ему сказал, что пойду к тебе, и он попросил меня обсудить с тобой такой вопрос. Он приглашен вечером на ужин в посольство ФРГ по случаю отъезда Штайнера, но боится, что его задержит полиция и он не успеет на ужин». Я сказал: «Спасибо, что ты мне так помогаешь. Я ничего делать не буду. Я думаю, что Гавел не будет на этом ужине, но в этом я не виноват. И, тем не менее, он будет именно мне вменять в вину то, что не попадет на ужин. Зачем мне терять очки, когда борьба еще не началась? Это какие-то ваши планы, решайте их сами. Зачем вы ходите за мной?» Он говорит: «Ты знаешь, Прага — столица, но Гавел — не наш объект». «Что такое «объект»? — уточнил я. «Объект — это не здание. Он сам один из объектов. Кто-то за ним следит».

Когда вечером Гавел вышел из дома — а жил он недалеко от Национального театра, — к нему подошел товарищ из органов госбезопасности и сказал: «Добрый вечер, господин Гавел, куда вы спешите?» «Я просто гуляю», — ответил он. «Тогда мы приглашаем вас в винный ресторан». Гавел был такой слабый, что не отказался. Он мог бы сказать: «Не могу, я иду на ужин в посольство ФРГ, давайте встретимся завтра», но он этого не сделал, а пошел вместе с товарищами из госбезопасности в ресторан и сидел там до половины первого, так ничего и не сказав. На приеме же в посольстве ФРГ выступил Штайнер и сообщил: «Мы надеялись, что сегодня здесь у нас будет один очень-очень важный гражданин Чехословакии, но органы безопасности не дали ему возможности участвовать, иначе он был бы здесь. Им я хотел бы сказать: не радуйтесь, я только что получил из центра поручение выполнять здесь свою миссию еще один месяц и точно продолжать то, что я получил из Москвы: конфедерация Германия-Германия, как предлагает Горбачев. Мы имеем информацию, что Горбачев хотел бы решить вопрос с Чехословакией до своего официального визита в Италию, после чего он отбудет на Мальту».

Так вот, упоминание в связке Штепана-Якища показывает, а анализ подтверждает, что у нас действовали и другие «преобразователи», не спросив, есть ли у нас желание работать под руководством Горбачева. Я думаю, Горбачев во всем этом играл решающую роль, что подтверждает и его «свадьба» с Германией. К сожалению, и Владимир Путин сейчас продолжает «танцы» с Западом, но это уже другая тема. Однако трудно отделаться от мысли, что всем навязывается одна мысль: русский народ должен иметь альянс с Германией. Горбачев как раз и проводил такую линию, но это не был подход суверенного руководителя страны-победительницы к Германии. Это был просто подход человека, который временно, не зная, зачем, оказался на самом высоком посту этой большой страны, и свой мандат использовал так, как использовал. Сделал то, что сделал.

— А у вас не было подозрения, что Горбачев не просто сам предавал, а действовал по указке США, что во всем этом огромную роль сыграло ЦРУ?

— Это любимая тема разговора у нас дома с некоторыми людьми, которые знали Горбачева хорошо. Они всегда согласны со мной во всем, кроме одного. Например, Богуслав Хнёупек, который 18 лет, при социализме, занимал пост министра иностранных дел, а до того был в Москве корреспондентом чехословацкого радио. Мы с ним встречаемся иногда, и он говорит: «Я с тобой согласен во всем, кроме одного, — что Горбачев был агентом». А я говорю: «Откуда ты знаешь, что он не был агентом?»

Должен сказать, что в Международном отделе ЦК КПСС работали настоящие искусники и артисты своего дела. Хнёупек про них сказал: «Это категория людей, которые, конечно, хотят видеть Горбачева своим, поскольку он был их руководителем и давал им директивы, которые у нас потом выполняли все эти посольства, все эти люди из спецслужб, что танцевали мазурку под Горбачевым».

И все же, думаю, Горбачев начинал не как агент, а как любой молодой человек, комсомолец. Он не глупый человек, прошел нормально, как другие партийные деятели, все этапы — я имею в виду комсомольскую работу и начало партийной карьеры в Ставрополье. Но потом начался переломный период. Очень много ваших товарищей ездили туда отдыхать, и он стал использовать эти обстоятельства в своих целях, начинал ловчить. У нас тоже был в Карловых Варах первый секретарь, который хотел использовать то, что там много высокопоставленных людей отдыхает. Всегда возле них болтался, танцевал вокруг них, делал все, что они хотели, вертелся на глазах.

Таким был и Горбачев в какой-то степени. Народ его не знал — в большой стране не многих людей знают лично. И, я думаю, он начинал, наверное, как активный человек, что на контрасте с самыми старыми дедушками в Политбюро было заметно еще сильнее. Это хорошая ситуация для тех, кто работает на кадрах в плане перспективы. Я имею в виду, что в том же ЦРУ могли на основании всестороннего анализа сделать вывод, что этот человек, возможно, будет перспективным, и начали с ним работать. Я думаю, вначале он, может быть, не понимал, что с ним работают. Я даже уверен, что он совсем не понимал. Вспоминаю такой случай. В 1971-м или 1972-м году тогда еще молодой Егор Лигачев побывал с делегацией Комиссии молодежи Верховного Совета СССР у нас в Праге. Лигачев как первый секретарь Томского обкома КПСС и депутат Верховного Совета возглавлял делегацию, и с ним был Горбачев как представитель молодежи. Они приехали в Пражский горком молодежи, где я был первым секретарем.

Гости, естественно, интересовались нашими делами. А у нас после 1968 года было много исключено людей из партии, потому что они выступали на стороне Дубчека и контрреволюции. И, конечно, перед нами стояла большая, сложная задача — набрать новых людей в партию. Поэтому молодежь, наряду с другими организациями, получила право рекомендовать. Если в партию вступал человек до 20 лет, то решающее слово имел комсомол. И нам удалось в короткое время вовлечь в ряды партии пять тысяч человек. Это была огромная цифра. У меня сохранился номер газеты «Млада фронта», где говорится, что председатель Комиссии по делам молодежи Верховного Совета СССР Егор Лигачев и секретарь горкома комсомола Горбачев посетили горком молодежи Праги, и Лигачев высоко оценил успехи молодежи пражской организации. Я упоминал об этом, когда два года назад был у вас на съезде. Но Лигачев сейчас плохо ведет себя по отношению к партийным делам, очень плохо.

Когда заприметили Горбачева на Западе, я не могу сказать, но когда это все-таки случилось, дальше все развивалось уже просто. А когда он достиг вершин власти, — дверь теперь была открыта. Теперь уже действовал Бжезинский с его планом: «Когда будем иметь в Кремле своего человека, тогда все пойдет нормально». И они, как говорится, с пустыми карманами получили все. Случившееся не имеет аналогов в тысячелетней истории. Ацтеки воевали с римскими войсками до последнего. А Горбачев одну половину планеты передал противнику без борьбы. Это мог сделать только тот, кто уже работал как кадровый человек, подготовленный для этой цели, иначе бы это было совершенно невозможно.

Второе обстоятельство — это в какой-то степени влияние близких. Его жена тоже не помогала социализму. Сейчас все это очевидно, поэтому не будем это обсуждать. Я думаю, что Горбачев окончил политическую жизнь как агент империализма, враг Советского Союза, противник социализма, настоящий последователь Гитлера. Это не фраза, это — правда.

О КПРФ и КП Чехии и Моравии

— Есть вопрос, который наших коммунистов очень интересует. В коммунистическом движении на территории Советского Союза сейчас очень сложное положение, и особенно в России. Вы имеете информацию, вы бывали у нас на мероприятиях. Как вы оцениваете процессы, идущие в нашем коммунистическом движении, и, конечно, позицию, стратегию и тактику самой крупной компартии — КПРФ?

— Все, что происходило в Советском Союзе и происходит сейчас, после его крушения, стало возможно только потому, что в вашей стране были колебания центра. Парадоксально, но факт: центр Всемирной социалистической революции стал на определенном этапе центром Всемирной контрреволюции. Это не могло бы случиться, если бы внутри страны, внутри Компартии Советского Союза, в которой, как я помню, состояло 16-17-18 миллионов членов, не было бы людей, которые с моральной точки зрения далеко не могли быть коммунистами. И у вас, и у нас сложилась странная ситуация, когда нормальному, беспартийному человеку компартия представлялась неким параллельным правительством, системой управления, но не идеологической организацией страны. И эти люди, многие из которых сейчас находятся в Компартии Российской Федерации, помогали тому, чтобы это продолжалось и крепло. Потому что таким путем рождалась почва для того, что случилось позднее.

Анализируя произошедшее в наших странах, прихожу к выводу, что все осуществлялось по одному сценарию. Кардинальная ошибка, кардинальный пункт, который просто никто не имеет шанса, если он действительно коммунист, объяснить с коммунистической позиции — для чего создавалась, причем в спешном порядке, Компартия РСФСР в 1990 году? Так же, как у нас — Компартия Чехии и Моравии.Это то же самое. У нас была единая Компартия Чехословакии, как вдруг, в период разделения страны, учреждается Компартия Чехии и Моравии. Но у нас никто никогда в политической сфере не произносил слова «Моравия». Это так же нелепо, как я бы сказал: Компартия России и Подмосковья, Компартия России и Азовского моря. Та же самая модель, и это не случайно.

Все шло по одному плану и сценарию. Компартия РСФСР рождается в то же самое время, как и Компартия Чехии и Моравии, когда настоящие коммунисты уже начнут понимать все аспекты «демократических преобразований» начала 90-х годов и их последствия. После развала Содружества и разделения Чехословакии на два государства, после падения Берлинской стены и исчезновения Германской Демократической Республики процессы пошли уже вокруг Советского Союза. Стали говорить, что он себя исчерпал и теперь будет какой-то другой Союз суверенных государств и прочее. И в это же самое время происходит рождение этих партий. Совершенно уверен, что создание Компартии Российской Федерации и Компартии Чехии и Моравии, — это запланированный этап, без которого контрреволюции было бы невозможно пробиться дальше. Авторы и вдохновители контрреволюционного плана требовали сделать это, что и было выполнено. Большинство из тех, кто участвовал в учреждении КП РСФСР, не были капиталистами, представителями буржуазии, но некоторые уже имели буржуазный подход к жизни. Эти настроения рождались не за один день, и они подтачивали устои Советского Союза. И так как мне многое известно из той информации, которую я имел в свое время, я сделал такой общий вывод: КПРФ — это союзник обновления, реставрации примитивного капитализма в России, как у нас — Компартия Чехии и Моравии.

Это страшно звучит: «капитализм в России» сейчас, но это уже свершившийся факт.

Согласно логике, можно четко определить — кто есть кто. Союзник этих партий является противником настоящих коммунистов. А они по той или иной причине — болезни, старость, проживание далеко от Москвы, коммуникации сложные и так далее, и тому подобное — оторваны от центра и источников правдивой, объективной информации. «Новые» же коммунисты, как они себя именуют нередко, злоупотребляют доверием рядовых партийцев и обманывают не только их, но и трудящихся, которые отдают им голоса: обещают на выборах золотые горы, но, пройдя в парламент, забывают обо всем. Пользуются тем, что большинство людей не имеют возможности анализировать и верят на слово, поскольку все мы были так воспитаны. Люди верят, а возможности объяснить им через телевидение, что происходит, — нет. Вот на этой почве только и может продолжать свою жизнь зюгановская компартия. И, во-вторых, может продолжать потому, что ей помогают. Такая партия нужна режиму, потому что она не опасна, она всегда пойдет на компромисс, какие бы революционные речи ни произносили ее руководители.

У нас то же самое. Компартия Чехии и Моравии, ее руководители постоянно кричат: «Будем делать все возможное, мы готовы и свою кровь отдать, мы включимся в эту борьбу». Через три дня читаю в газете, что Компартия Чехии и Моравии внесла предложение и готова дать в каждое министерство буржуазного правительства своего заместителя, что у них хорошие кадры, и они готовы взять ответственность на себя. Это страшные люди! Ведь благодаря им получается, что коммунисты берутся за капитализацию и хотят взять за нее ответственность. Само собой, никто им никакую ответственность не передал, но я хочу на этом примере показать, какой развал мысли в этой партии. А такое может быть только в той организации, где нет идеологии, нет идей, кроме одной: добиться сохранения своих кресел в Думе или в парламенте и иметь за это неплохие деньги. Если бы те, кто сидит у вас в Думе, а у нас — в парламенте, не могли бы, с помощью своего депутатского мандата, весьма успешно устраиваться в жизни, никто бы из них идти в парламент не стремился бы.

Я работаю в акционерном обществе, потому что надо же иметь средства к существованию, но я бы не взял этих людей и не рекомендовал принять их на работу, потому что они ничего не умеют. Вот и у вас к руководству так называемой Компартии Российской Федерации пробилась третья лига, третий эшелон. Это люди, которых в прошлом никто не знал. Как же случилось, что они получили зеленую улицу во время самых сложных периодов, на крутых поворотах истории, при реставрации капитализма в России? И почему их поддерживают и к ним нормально относятся, как будто ничего не случилось? Наши так называемые коммунисты тоже иногда гуляют с портретами Сталина. Но если, бы на второй день их спросили: «Вы что, приверженцы Сталина?» — они бы ответили: «Нет, с портретами были не мы. Это были другие». Это такой обман людей, что просто стыдно. Надо что-то делать.

В России есть ФСБ, у нас это Служба безопасности и информации. Ежегодно она делает доклад о государственной безопасности и ситуации в стране, и каждый может прочитать его в Интернете. Как-то я спросил зюгановских коммунистов в Компартии Чехии и Моравии: «Товарищи, я прочитал доклад и не нашел там, что вы представляете риск и опасность для страны, хотя в нем названы ультралевые и ультраправые структуры, представляющие опасность для государства. Из левых назвали только одну партию — Компартию Чехословакии. Но если в докладе о безопасности страны, где идет процесс реставрации капитализма, среди оппонентов этой политики Компартии Чехии и Моравии нет, это значит, что режим воспринимает ее как свою союзницу». Власти глупые: они должны были хотя бы иногда говорить о них что-нибудь негативное — для конспирации. Но ничего негативного я нигде не читал.

Вот у вас поумнее: Компартию Российской Федерации критикуют в СМИ. А руководители ее делают вид, что идет якобы борьба. Нет никакой борьбы! А если бы она была, Зюганов должен сказать, где проходит борьба — на какой улице, на какой баррикаде, в какой области или федеральном округе. Я в России не видел, чтобы они где-то участвовали и организовывали.

Я один раз был у них в Думе, когда впервые после тюрьмы приехал в Москву. Был у Купцова. И после этого я уже больше никогда туда не пойду. Увидев всех этих людей, я был просто удивлен. Филиппов, который раньше работал в КМО СССР — возглавлял какую-то секцию международных отношений, наш разговор начал с критики КМО. А Купцов стал рассказывать о том, каково ему было в 1968-1969 году, когда работал на металлургическом комбинате в Кощице. Он туда был направлен от Коммунистической партии Советского Союза помочь товарищам против контрреволюции и находился там как инженер-металлург. И он все время только вспоминал Кощице. Я понял, что не было смысла вести разговор политический. Мы выпили кофейку, и я пошел восвояси.

«Родина Октября обязана возродить социализм»

— Видите ли вы в коммунистическом движении на территории Советского Союза те силы, тех коммунистов, которые близки вам по духу, по целям, по задачам?

— Я их вижу в индивидуальном плане, как отдельных лиц, как людей, потому что организаций в целом хорошо не знаю. Я полностью, детально вижу лицо номер один — это Шенин Олег Семенович. И я хорошо понимаю, почему он имеет столько сложностей. Очень-очень хорошо понимаю. То, что мне нравится, — это борьба, пусть без конца пока, борьба вокруг Компартии Советского Союза. Сохранить КПСС как настоящую КПСС, а не какой-то инструмент, действующий в буржуазных целях из Москвы, — это вопрос не простой. Хорошо, что у Олега Семеновича есть много сторонников в бывших республиках Советского Союза, которые правильно понимают проблему, но, к сожалению, тоже имеют ограниченные возможности ездить, звонить по телефону, работать и издавать газеты. Знаю, что у вас имеются такие же сложности, как и в Чехословакии, и на этом спекуляцию ведут все, кто сидит от коммунистов в Думе и в парламентах. Вот они-то имеют достаточно денег. Пользуясь этим, они, к сожалению, иногда распространяют неверную информацию, искажающую картину процессов, идущих в коммунистическом движении, и бороться с их информацией и с их позицией довольно сложно.

Почему они против революции? Почему они не могут и не хотят делать революцию? Потому что это против их убеждений. Если его жизнь сейчас лучше, чем была прежде, зачем ему делать революцию? Ведь она была бы направлена и против него. Я всем говорю: если кто-то сейчас живет лучше, чем в прошлом, он не может быть сторонником революции.

— Поэтому Зюганов и говорит, что лимит на революции исчерпан.

— А демагоги из Компартии Чехии и Моравии говорят: «Посмотри Ленина». Отвечаю: «Я знаю жизнь Ленина, знаю, что он не стоял на улице и не собирал деньги в шляпу. А я вам другой пример приведу. Маркс тоже не был из низших социальных слоев. Энгельс тоже не был». «Это другое», — говорят они. Но это три жизни: Маркс, Энгельс, Ленин. А Сталин был выходец из низов.

Произойди революция в наших условиях, они бы сказали: «Это все могло случиться раньше, если бы эти Штепаны не мешали». Это был бы, наверное, первый случай, когда я захотел бы в эмиграцию, потому что эти люди потом захотели бы уничтожить каждого, кто не потерял память и кто знает, о чем идет речь.

КПРФ и Компартия Чехии и Моравии очень похожи, у них все то же самое. С этими людьми не только свою жизнь, но и пальто надо оберегать, чтобы грязь от них не оставила бы на нем пятен. В будущем самое главное — очиститься от таких людей. Поэтому мы должны иметь крепкую КПЧ, крепкую КПСС. Только шенинская мысль и стратегия имеют перспективу. Потому что без восстановления Советского Союза не может быть никакого социализма. В этом я уверен.

Великий русский народ проиграл, что позволил таким людям, как Горбачев и Ельцин, возглавлять такую древнюю страну и первую страну социализма.

Убежден, что объективные законы идут без нас, и даже если мы ничего не будем делать, объективно процесс идет в пользу нашей партии. Но мы-то ставим вопрос по-иному: что сделать, чтобы его ускорить, чтобы мы, наше поколение, еще сумели присутствовать и участвовать в этих процессах? Пока этот вопрос открытый. А главное — он не был бы таким принципиальным и сложным, если бы некоторые, используя звание коммуниста, не сотрудничали бы с центрами реставрации капитализма у нас, у вас или еще где-то в странах бывшего социалистического Содружества.

Еще раз подчеркну: разрушение наших стран и поражение социализма не было объективным процессом. Чехословакия, и СССР строили социализм, и хотя условия были разные, но все, что произошло, во время и с точки зрения проведения этой операции, имело одну и ту же руку и один сценарий.

В недрах контрреволюции родился замысел создать одну структуру в Чешской Республике, одну в Словакии, чтобы у нас, в Чехословакии было две республики. Проект назвали «Искра» — название, сами понимаете, такое, что никто и подумать не мог, будто за этим кроется что-то против единства страны. Эти организации имели цели и задачи оказывать давление на Компартию Чехословакии, чтобы она с большей инициативой и активностью участвовала в ускорении процессов перестройки и демократизации. Интересно, что один из руководителей организации «Шмэрал» Ярослав Рамсдорф — ныне заместитель Компартии Чехии и Моравии. В Словакии в этом участвовал человек по имени Бецэн Йозеф Моравчик. Этот Моравчик после контрреволюции стал первым критиком периода социализма.

Они разработали программу разделения Чехословакии, а устав, то есть конституция переходного периода, был подготовлен министром иностранных дел Чехословацкой Федеративной Республики. Это тоже не случайно — человек проверяется в переломные моменты. Министр иностранных дел трудился не на благо, а на раздел Чехословакии и работал в «Искре» в составе какой-то группы «подводников» из Карловых Вар.

Много таких конкретных вещей, деталей, но это не мелочи: если из них составить мозаику, получим полную картину, а потом самый финал, очень яркий и четкий — Москва, к сожалению, сыграла роль главного архитектора и руководителя развала социализма, социалистического Содружества и перспективы. Поэтому сейчас должна вестись борьба не за обновление социализма завтра, а за формирование переходного периода, в котором начнется возрождение коммунистов, потому что во влиянии на процессы равных им нет.

В августе 91-го года, когда в Москве проходили известные события, связанные с ГКЧП, я их встретил с огромной, огромной надеждой. Верил, что это выступление позитивно, товарищи наведут порядок, и все будет хорошо. Я это чувствовал уже по тому, что в тюрьме все полицейские, тюремщики ко мне стали относиться предупредительно, хорошо. А в Праге все эти Гавелы тогда притихли и молчали, никто не знал, чем это кончится, еще был шанс сделать поворот. Если бы в СССР удалось отстоять социализм, это бы произошло во всех социалистических странах. Заявления о ликвидации Варшавского Договора были бы аннулированы, антиконституционные меры в законодательствах стран-союзниц были бы устранены, и начался бы очень позитивный процесс укрепления Социалистического Содружества.

К сожалению, этого не случилось.

— Вы уверены сейчас, на этом этапе, что будущее, несмотря на наше временное поражение, и в Чехословакии, и у нас за социализмом?

— Если я бы не был уверен, я бы не вел с вами разговор, я бы не был здесь в Пхеньяне, и не делал бы того, что делаю. Я уверен в этом. Я уверен не только потому, что верю в наше дело, но я уверен на основе объективных законов. Логика очень четкая: когда капитал угрожает нормальному человеку, напряжение растет, и это чувствует каждый. Сейчас вопрос другой: что делать, чтобы эти объективные процессы набрали скорость. Этот вопрос сложный, потому что, к сожалению, в мире нет крепких центров, которые могли бы в международном масштабе содействовать ускорению процессов. Китай — это Китай. Хорошие товарищи здесь, в КНДР, они делу социализма в огромной степени помогают самим фактом существования страны, тем, что им удалось преодолеть все трудности и обеспечить не только развитие, но и оборону страны. Куба держится — это тоже хорошо. Но с точки зрения международной, для того, чтобы мы могли сказать, что процесс обновления социализма открыл свой первый этап, я думаю, должны произойти главные изменения в первой стране социализма — в Советском Союзе. Произойдет революционное обновление Советского Союза — это может очень сильно помочь всем нам в других странах.

Наш разговор мы начали с Бжезинского. Он хорошо знал, что если не будет Москвы, не будет Советского Союза, то вопрос уничтожения социализма в Центральной Европе — это только вопрос времени. Потому что был разделенный мир: за спиной — реставрация капитализма, с другой стороны — Запад, настоящий капитализм в развитии, а между ними — Содружество социалистических стран. Уничтожение Содружества было только вопросом времени. Однако некоторые товарищи говорили мне в Москве: «Если бы вы в то время что-нибудь сделали, это бы и нам помогло». Но это уже немного софистский подход: когда бы, где бы, если бы и т.д. На этом уровне я не хочу вести беседу.

Я думаю, все хорошо понимают, что первая страна социализма должна, просто обязана возглавить процесс обновления социализмаи таким путем немножко улучшить свою позицию перед всем миром. Потому что все случившееся мы восприняли так, что Советский Союз обманул нас. В Африке и других странах у людей нет возможности анализировать произошедшее, поэтому у них четкое убеждение: их обманули из Москвы. Думаю, так считают и в Аддис-Абебе, и в Могадише, и в Луанде, и в Гаване, и так далее.

Интересная деталь: когда Путин в прошлом году был в Гаване, он с Фиделем обсуждал вопрос долга Кубы России. Но долг-то был Советскому Союзу, а не тем, кто сейчас реставрирует капитализм и пытается получить деньги, к которым они не имеют никакого отношения. Мне очень понравилось, что Фидель Кастро сказал Путину: «Вы знаете, мы не будем это обсуждать, потому что мы от развала Советского Союза потеряли больше, чем какой-то долг». Это очень принципиальное заявление. Мы, коммунисты, трудящиеся всего мира, действительно потеряли больше, чем они. И это обязывает нас вернуть утраченное. Во имя наших народов. Во имя будущего всей планеты.