Возвращение С-13 на базу

Возвращение С-13 на базу

Небезынтересны обстоятельства возвращения С-13 на базу после выполнения январского боевого задания. А. Крон в повести «Капитан дальнего плавания» пишет:

У «C-13» еще оставались торпеды, но автономность лодки была полностью исчерпана и пришло время возвращаться на базу. У командира было легко на душе, он имел все основания рассчитывать на сердечную и даже торжественную встречу. Успех его окрылил, и он всячески давал понять экипажу, что этот поход не последний, до конца войны лодка успеет еще раз выйти в море. Встретили вернувшихся с победой и впрямь хорошо. Рандеву обошлось без недоразумений. Командир дивизиона А. Е. Орел вышел на ледоколе (это в книге, вышедшей в 1984 г., а в журнале «Новый мир» № 2 за 1983 г. тот же А. Крон почему-то написал: «на тральщике»! – А. О.) встречать «C-13», сойдя на лед (вот из-за чего «тральщик» заменили на ледокол. – А. О.), крепко обнял Маринеско.

[65, c. 151–152]

Нельзя не признать с горечью, что в этом месте Александр Крон – замечательный человек и писатель, вырвавший А. Маринеско и «атаку века» из небытия, – либо ошибся, либо слегка отклонился от истины (скорее всего, выполняя указание начальства, редактуры или цензуры). Встреча С-13 (с определенной долей иронии названная А. Кроном «рандеву») после тяжелейшего похода, в котором она исчерпала все свои ресурсы, в назначенном командованием месте произошла с большими и весьма драматичными «недоразумениями». Почему о них не упоминает А. Крон, остается только гадать, но вот о том, почему о них ни словом не обмолвился сам А. Маринеско в «Истории КПЛ С-13» (где был просто обязан сделать это по долгу службы), гадать не приходится – только по категорическому запрету командования.

Дело в том, что на обратном пути точно на выданном командованием маршруте С-13 поджидала засада! В. Шурыгин – старший в публикации «Великий Маринеско» – в главе «Атака века и то, что ей предшествовало» пишет:

Субъективно и объективно было сделано, а точнее – сложилось так, что С-13 из этого похода вернуться не могла… на возможном фарватере или курсе отхода ее поджидала засада… C-13 шла на оптимальной глубине, но ее на глубине и ждали! Поклониться в ноги надо акустику Ивану Шнапцеву, который услышал подводную опасность и отслеживал ее так, что она была как бы практически видна. И она, и выпускаемые ею торпеды. Девять торпед! Несколько часов шел тот подводный поединок…

(http://www.zavtra.ru/cgi//veil//data/zavtra/00/335/61.html)

Судя по числу торпед засада на С-13 могла состоять даже из двух подводных лодок. Ничего не известно о том, отвечала ли С-13 в этой подводной схватке торпедными залпами или только уклонялась от вражеских торпед по талантливым командам Маринеско.

О встрече с подводной лодкой, которая поджидала С-13 на маршруте во время возращения на свою базу, В. Геманов в книге «Подвиг “тринадцатой”» пишет гораздо подробнее. Эта встреча чрезвычайна важна для понимания того, что же произошло с подводной лодкой под командой Маринеско в ее «звездном походе», поэтому стоит привести несколько важных деталей в изложении В. Геманова:

…Наступили третьи сутки подводного перехода «тринадцатой» из заданного района в базу (то есть 12 февраля. – А. О.). …Ближе к вечеру, когда подводная лодка, по штурманским расчетам, уже подходила к небольшому островку Готска-Санде, что располагается у северной оконечности острова Гогланд, командир приказал боцману подвсплыть под перископ… Маринеско сжал ладонями рубчатую поверхность перископных рукояток, повел их вправо. Перед его глазами побежала рябь зеленоватых волн, за которыми угадывались тяжелые скалистые очертания дальнего островка. Но тут же послышался торопливый доклад младшего гидроакустика матроса Ивана Шевцова:[149]

– Слева 145 градусов – шум винтов подводной лодки!

…Никаких ориентировок о выходе наших подлодок в шифрограммах, поступивших из штаба бригады, командир не получал. «Логически рассуждая, – уверял себя Александр Иванович, – командование ни в коем случае не могло построить график выхода и возвращения своих лодок так, чтобы они встретились в подводном положении на одном фарватере!»

Вывод был однозначным: враг, каким-то образом узнав, где пролегают пути наших лодок в базу и из базы, устроил засаду…

Началось состязание умов, состязание командирской грамотности, опыта, смекалки, интуиции…

«Тринадцатая», послушная рулю, покатилась влево, курсом на вражескую субмарину. Но и на ней, несомненно, был опытный командир…

Сложная, хитроумная это игра – поиск момента для точного торпедного залпа, когда ни один из противников не видит другого. Только шум винтов – единственная зацепка, единственный ориентир. Если гидроакустик – мастер, если у него тонкий слух и точное знание характерных оттенков изменения звука при поворотах подлодки, есть шанс выйти победителем. Но если на акустической станции недостаточно опытный и умелый специалист, человек, страдающий хотя бы элементарными погрешностями слуха, если он слабо разбирается в едва заметных оттенках звука и не способен отличить, в каком положении субмарина противника, куда она поворачивает, идет на лодку или от нее, – никаких шансов остаться в живых, а не то чтобы одержать победу!

Великое счастье экипажа «тринадцатой» было в том, что Иван Шнапцев обладал поистине феноменальным музыкальным слухом. Акустик ежеминутно четко докладывал командиру о малейших изменениях в движении вражеской лодки…

– Лодка выпустила торпеды! – тут же доложил акустик.

– Право на борт!

Теперь все решали мгновения. Успеет ли «тринадцатая» уйти с курса наполненных грузом взрывчатки «сигар»…

– Стоп моторы! Заполнить быструю!..

Это был поистине гроссмейстерский ход, недаром Александр Иванович считался в бригаде неплохим шахматистом…

«С-13» стремительно упала в глубину, и в это мгновение моряки услышали, как над их головами с надрывным воем промчалась торпеда, за нею – вторая…

«А теперь вперед, только вперед! Всплыть на прежнюю глубину и гоняться, гоняться, гоняться!»

«Тринадцатая» развернулась курсом на вражескую субмарину, прибавила ход. Видимо, почувствовав, что назревает ответная атака, фашистский командир отвернул свою лодку, потом лег на обратный курс…

Больше четырех часов продолжался невидимый для глаз напряженный поединок ума, находчивости, мастерства, нервов. Этого состязания гитлеровский «морской волк» не выдержал. Одну за другой он расстрелял все свои девять торпед, так и не сумев выйти на пеленг и дистанцию точного торпедного удара, а затем постыдно бежал… Поединок этот, неожиданный и потому чрезвычайно опасный, дал экипажу «тринадцатой» основательную встряску…

14 февраля в 11.00 «тринадцатая» пришла в заранее определенную приказом точку встречи с кораблями обеспечения и сопровождения. Соблюдая все меры предосторожности, всплыла под перископ. На горизонте – никого. Только огромное поле бело-голубых пластинок битого льда. Хотя уверенно подходила к концу зима, морозы еще продолжали держаться. Вдоль берега протянулось огромное поле плотного ледового припая. Самостоятельно пробиться сквозь него вряд ли можно. Нужен ледокол.

Но в чем дело? Почему пуст горизонт? Где обещанные корабли охранения и сопровождения? Можно понять удивление и возмущение командира и вахтенного офицера… «Тринадцатая», по сути, брошена на произвол судьбы. «Где вы есть?» – полетел в эфир запрос. В ответ – молчание.

Лодка, чтобы соблюсти скрытность, снова ушла на глубину. Некоторое время спустя опять всплыла. Опять радисты запросили, где же долгожданные ледокол и корабли охранения. Тщетно! Никого и ничего. Что могло помешать выходу кораблей, нарушению обговоренного и строго установленного порядка встречи подводных лодок, возвращающихся из боевого похода? В конце концов, стоит ли ждать и сколько ждать, – это ведь не прогулочная яхта в мирном море! Минута промедления может оказаться решающей в судьбе корабля и экипажа!

И тогда командир принял решение идти в базу незнакомым фарватером самостоятельно. Подводная лодка погрузилась на перископную глубину и, опустив перископы, медленно подошла под поле битого льда. Это исключало вероятность встречи с фашистскими подлодками, обычно караулившими у опушки шхер наши возвращающиеся лодки и атаковавшими их, когда те всплывали…

«Тринадцатая» вошла под лед. Конечно же, в принципе, Александру Ивановичу были известны подходы к Ханко. В предвоенные годы, командуя «малюткой», он базировался именно на этой военно-морской базе. Правда, с того времени прошло немало – целых четыре года. Что-то подзабылось, какие-то изменения могли произойти в этом районе. Главное же состояло в том, что не знал командир об истинной минной обстановке. Потому-то именно сейчас, в таких вот условиях, ему нужен был лоцман.

И все-таки командир сумел самостоятельно провести «тринадцатую» в шхеры. Затем лодка всплыла и ревунами известила лоцмана. Часа через два он прибыл. Однако вслед поступила радиограмма с приказом следовать в финский порт Турку, куда к тому времени перешла плавбаза дивизиона «Смольный» (при чем тут «Смольный» – ведь в поход С-13 выходила от борта финского парохода «Полярная звезда»? – А. О.). Новое испытание! Из радиограммы можно было понять, что лодке предстоял послепоходный ремонт именно в Турку.

Час за часом с треском и шорохом ползли льды по корпусу лодки. С трудом пробивалась «тринадцатая» сквозь их нагромождения, пока справлялся нож форштевня с такой нагрузкой. Наконец вынуждена была остановиться и начать зарядку аккумуляторных батарей…

Только после полуночи к «тринадцатой» подошел базовый тральщик «БТЩ-217», с которого сошел командир дивизиона капитан 1-го ранга Александр Евстафьевич Орел. Бегом по льду бросившись к лодке, издалека еще закричал он ожидавшему на мостике Маринеско:

– Я знал, я знал, что ты придешь с победой![150]

– Получили твои радио о потоплении крупного транспорта и крейсера, – продолжил комдив, поднявшись на мостик лодки. – Молодцы! Данные подтверждаются. Ну, а со встречей, извини, брат, плохо получилось…

Оказалось, что из-за отсутствия опытных лоцманов посланный корабль пришел не в оговоренную точку встречи. После настойчивых требований командования прибыл умелый лоцман. Но время уже было упущено… Разумеется, причина была уважительная. Но как ни пытался командир, поставив себя на место тех, кто отвечал за организацию встречи лодки, понять, как это могло произойти в отработанном военном организме, никакого оправдания случившемуся не находил. Ведь в принципе такие мероприятия обычно заранее продумываются и строго контролируются. Только халатность, граничащая с преступлением, могла привести к тому, чтобы возвратившаяся из боевого похода подводная лодка с уставшим, измотанным экипажем, без боезапаса на борту оказалась в опасном районе без охранения, по сути обреченной на гибель. И можно понять состояние всех членов экипажа, только что переживших подводную схватку, больше похожую на схватку усталого и безоружного человека с вооруженным до зубов бандитом, – схватку в кромешной тьме. Горечь, обида, непонимание!..

Состояние это еще более ухудшилось, когда моряки узнали от комдива, что в квадрате моря, соседствующем с тем, в котором «тринадцатая» торпедировала два фашистских судна, совсем недавно, буквально на днях, погибла «С-4» – лодка их дивизиона.[151] Значит, погибли знакомые ребята, друзья… Словом, день возвращения в базу особой радости команде «тринадцатой» не принес. Правда, встреча в Турку была торжественной, даже трогательной.

…Конечно, погода не радовала. Гудели напрягшиеся от лютого мороза и свирепого норд-веста провода. По брусчатке улиц мела сухая, колючая поземка. Черепичные крыши домов казались пегими от усыпавшего их снега. Улицы были пустынны, будто вымерли…

А в Угольной гавани, где стояли подводные лодки Дивизиона и находилась плавбаза «Смольный», причал был заполнен матросами, старшинами и офицерами.

Едва «С-13» ошвартовалась, боевые товарищи Александра Ивановича Маринеско – командиры «Д-2» Роман Линденберг, «Л-3» – Владимир Коновалов, «Л-21»– Сергей Могилевский, «Лембита» – Алексей Матиясевич, «Щ-407» – Павел Бочаров и комдив «щук» Георгий Алексеевич Гольдберг – окружили героя, а затем, подхватив на руки, вынесли на причал, начали качать.

[30, c. 111–117]

В. Шурыгин в публикации «Великий Маринеско» обо всем этом пишет так:

И еще одно, очень важное, лодку в заранее оговоренном районе не встретили наши сторожевые катера и корабль сопровождения. Она опять же на свой риск пошла под перископом к базе незнакомым фарватером… Пусть рассказывают, как рад был капитан I ранга А. Орел, как бежал по льду и радостно кричал: «Я знал, я знал, что вы придете с победой!» Но лучше бы вместо всего этого избавили бы С-13 от смертельного риска и явной возможности «смыть кровью».

В. И. Дмитриев в книге «Советское подводное кораблестроение» пишет о возвращении С-13 из этого похода:

Возвращаясь в Турку, С-13 была вынуждена пройти около трех миль подо льдом. C трудом пробив рубкой торосистый лед, лодка приняла на борт прибывшего на ледоколе для ее встречи командира дивизиона капитана I ранга А. Е. Орла. Он перешел с ледокола на подводную лодку по льду.

[36, c. 143]

Еще одна деталь: подлодка С-13, согласно записи в историческом журнале, отправлялась в поход из Ханко. Однако в уже упоминавшемся дневнике ее радиста Михаила Коробейника есть запись:

11.01.45 г. 10.00. Снявшись со швартовых, отошли от финского парохода «Полярная звезда»[152] (однако в какой гавани это было – в Турку или Ханко, Коробейник почему-то не указывает. – А. О.). В 23.55 вышли из шхер, погрузились на глубину 15 метров…

По моему мнению, в гавани Ханко, расположенной на территории советской базы ВМФ, арендованной у Финляндии с сентября 1944 г., финские корабли находиться не могли. Кроме того, шхеры расположены на выходе из Турку, а не из Ханко. Значит, по какой-то причине, выйдя в поход из Ханко, C-13 почему-то вернулась в Турку («…и пришвартовалась левым бортом к плавбазе «Смольный» – записал Маринеско в «Истории КПЛ C-13»). В воспоминаниях же одного из членов экипажа С-13 о ее возвращении на базу из этого похода говорится: «На причале экипаж С-13 приветствовали матросы, старшины и офицеры, командиры подводных лодок…»

В «Истории КПЛ С-13» Маринеско, описывая возвращение на базу в Турку, о встречающих судах и людях не упоминает, но указывает, что это произошло в 4.00, то есть в полной темноте, за несколько часов до подъема. Так что, скорее всего, на базе никто лодку Маринеско не встречал, и значит, он вполне мог дать команду лечь на грунт возле причала или плавбазы. И этот «знак протеста» был вызван не тем, что вернувшуюся на базу С-13 в нарушение канонов подводного флота никто не приветствовал, а тем, что ее в условленном месте не встретил ледокол и она просто могла погибнуть. A может, ледокол потому и не вышел навстречу, что на маршруте С-13 подстерегала неизвестная подлодка (или подлодки) и лодка Маринеско вообще не должна была вернуться на базу? Может, Маринеско поэтому и положил свою лодку на грунт возле стоянки и целые сутки не всплывал, чтобы вся база узнала, что С-13 с экипажем вернулась в целости и сохранности, а значит, в этот поход с ней уже ничего больше случиться не может?

Тогда этим беспрецедентным и нелепым, на первый взгляд, поступком Маринеско спас свой экипаж от гибели и заслужил навеки его благодарную любовь, а также глубокое уважение всех советских подводников.

Но возможно, этим же поступком Маринеско заработал стойкую, долго не проходящую ненависть командования, не сумевшего исполнить указание Инстанции о ликвидации подводной лодки, которая выполнила секретное задание особой важности – потопила немецкий лайнер «Вильгельм Густлофф», вывозивший из Восточной Пруссии документы о тайном предвоенном советско-германском сотрудничестве.

Завершить эту главу хочется документом – заметкой о потоплении «Густлоффа», о которой всегда сообщалось, что она была напечатана во вторник 20 февраля 1945 г. в шведской газете «Афтонбладет». Качественная фотокопия вырезки из нее впервые была опубликована в главе «Звездный поход А. И. Маринеско» в уникальном издании «Подводные силы России. 1906–2006» [100]. Интересно, что в шведском тексте дата потопления не указана, более того – отсутствует и дата выхода газеты (см. с. 38 Фотоприложений). Однако в уголке остро заточенным простым карандашом надписано: «20.02.45 г.». Вероятно, эта дата проставлена рукой командира 1-го дивизиона подводных лодок капитана 1-го ранга А. Орла, так как именно этим числом датировано и его представление командованию на присвоение командиру С-13 А. Маринеско звания Героя Советского Союза. Первые и, скорее всего, единственные на тот момент данные о результатах потопления «Густлоффа» А. Орел нашел в купленной им в газетном киоске Ханко или Турку шведской вечерней газете и не только привел их в своей докладной, но и приложил к ней эту вырезку из газеты, благодаря чему она и сохранилась [100, c. 259].[153]

На дне немецкое судно более чем с 7 000 пассажиров

Утонули в течение 15 минут после торпедирования вблизи Данцига. Четыре немецких транспортных судна утонули от русских морских истребителей (marinfliget).

Стокгольм, воскресенье

(ФНБ) Это немецкий корабль «Вильгельм Густлофф» водоизмещением 25 000 тонн, оказавшийся чуть впереди каравана судов, следовавшего из Данцигской гавани в начале суток, после торпедного залпа затонул, согласно первым сообщениям в нескольких утренних газетах. Из 8 000 пассажиров спаслись лишь 998 человек. На корабле находились 3 700 курсантов-подводников, которые обучались для запланированной подводной войны, и свыше 4 000 беженцев с Востока, большинство которых составляли женщины и дети. Через десять минут после торпедного кольца или торпедного залпа (в шведском тексте torpederingen, что это – термин, означающий торпедный залп, или намек на то, что лайнер был одновременно атакован несколькими подводными лодками или несколькими торпедоносцами? – А. О.) корабль потряс удар (tick) в борт, и он затонул пять минут спустя. Корабль, который принадлежал немецкой общественной организации “Kraft d?rch Freude”(«Сила через радость». – А. О.), посещал Стокгольм в июне 1939 года, тогда сюда требовал немецкие войска еще Лингиаден (Lingiaden).

На снимке: вид этого торпедированного океанского лайнера ранее в Гамбургской гавани после выполнения испытательного рейса в марте 1938 года.

Москва, воскресенье

(ФНБ через ТАСС) Еще во вчерашней вечерней передаче русские сообщили в коммюнике: четыре немецких транспортных судна водоизмещением 10 000 тонн, 6 000 тонн, 6 000 тонн и 5 000 тонн потоплены русскими морскими истребителями в южной части Восточного моря в результате торпедных и бомбовых уничтожающих ударов.

Нельзя не отметить, что в ссылке исследователя И. Калмыковой на публикацию в той же газете «Афтонбладет» от того же 20 февраля 1945 г., в уже упоминавшейся публикации в журнале «Октопус», приводятся другие цифры и детали этого потопления:

…на борту «Вильгельма Густлова» находилось 9 000 человек, в том числе 22 высокопоставленных партийных чиновника из польских земель и Восточной Пруссии, генералы и старшие офицеры РСХА (ведомство Гиммлера), батальон службы порта из войск СС численностью 300 человек, а главное – 3 700 унтер-офицеров, выпускников школы подводного плавания и сто командиров подводных лодок, окончивших специальный курс обучения.

[92, c. 120]

А. Орел в своем представлении на Маринеско строго придерживается данных, указанных в полностью приведенном здесь переводе заметки из шведской газеты, и даже ссылается на эту публикацию: «В момент потопления на борту лайнера находилось свыше 8 000 человек – обученных специалистов-подводников… Этого было бы достаточно для укомплектования 70 подводных лодок среднего тоннажа» (последнее – уже собственное рассуждение Орла, базирующееся на указанных в заметке цифрах).

К этому можно добавить, что в наши дни экскурсоводы в бывшем лагере смерти Освенцим рассказывают, что при наступлении советских войск руководство, охрана и «сотрудники» лагеря, широко практиковавшие опыты над живыми людьми, в том числе изучая их выживаемость в ледяной воде, эвакуировались из Польши на лайнере «Вильгельм Густлофф». Первая же торпеда советской подлодки взорвалась в районе их размещения на судне, буквально разорвав многих на куски, другие же закончили свою жизнь в ледяной воде.

Возвращаясь к приведенной выше вырезке из шведской газеты, следует отметить, что, скорее всего, эта газета действительно от 20 февраля 1945 года, так как:

– 20 февраля 1945 г. был вторник, поэтому попавшие в поле этой газетной вырезки четыре сообщения шведского телеграфного агентства ФНБ (в том числе одно со ссылкой на ТАСС и одно со ссылкой на Рейтер), помеченные одним и тем же днем – воскресеньем, выглядят совершенно естественно и являются самой свежей на тот момент информацией, если учесть, что по понедельникам эта газета не выходила;

– в той же газете напечатана заметка корреспондента газеты «Обсервер» под названием «Иден должен провести конференцию в Италии», где упоминается о том, что условия выхода из войны Италии надо решать с учетом закончившейся Крымской конференции. Эта конференция, известная также под названием «Ялтинская», проходила с 4 по 11 февраля, итоговое заявление глав правительств было подписано 14 февраля 1945 г. Из этого следует, что воскресенье, которым помечены все информации, – это 18 февраля 1945 г. Непонятно другое – почему информация о событии, произошедшем целых две с половиной недели тому назад, подается как свежая сенсация в солидной газете («Афтонбладет» без перерывов выходит с 1830 г.)? Почему эта публикация появляется в шведской газете лишь через пять дней после возвращения подлодки С-13 на советскую базу, расположенную на территории Финляндии? Почему об «атаке века» в то время не было ни единого сообщения в советской прессе?

На все эти вопросы еще предстоит найти ответы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.