Глава 4. Рейден. Заброшенная барокамера

Глава 4. Рейден. Заброшенная барокамера

Прелюдия была вполне традиционной – в любимом Рейденом итальянском стиле – живая, бурная, радостная. Несмотря на то что все это он ощущал уже бессчетное количество раз, сегодня все равно было – как в первый, как глоток свежего воздуха, как праздник.

Его руки уверенно двигались в такт, пальцы будто жили своей, отдельной жизнью – знали, что нужно делать. Рейден закрыл глаза и полностью растворился в своих эмоциях, он не хотел думать, только чувствовать.

Дальше были пылкие «объяснения», чуть позже трогательный плач. Но нет, Рейден понимал, что все это не всерьез, что это игра, что это для настроения – такие вещи только сильнее возбуждали его. На секунду в торопливые реплики вторгся пронзительный мотив страха, воображение разыгралось еще сильнее. Рейден понял, что близится неизбежная развязка.

Концовка получилась как будто с заиканием, паузы разрывали отдельные слова. В непосредственной близости к финалу по-прежнему сохранялся возбужденный тон. Отдельные громкие звуки даже соседи, наверное, слышали через стенку. Акт завершился шумно, эффектно, но без нарочитого стремления к каким-то высоким драматургическим целям.

Рейден еще некоторое время не хотел открывать глаза, он прислушивался к себе, к своим ощущениям, ему нравилась тишина, которая окутывала его теперь. Он еще немного посидел в кресле, а потом подошел к компьютеру и включил «Свадьбу Фигаро» Моцарта заново, чтобы еще раз испытать все эти эмоции.

Рейден не так часто слушал классику. Точнее, вообще почти никогда не слушал. Но сегодня он проснулся со стойким ощущением того, что хочет вспомнить самые известные сочинения Вольфганга Амадея. На работу торопиться не было необходимости – субботний день. И Рейден, не умывшись, не позавтракав и даже не одевшись, скачал «The Best Of…» этого композитора.

В детстве родители заставляли его ходить в музыкальную школу. Целых семь долгих лет бедный мальчик мучился, он ненавидел свою скрипку, у него не получалось играть. Получив диплом об окончании, он убрал инструмент на антресоли и не доставал его ни разу. Хотя нет, все-таки вынул как-то пару лет назад, по-настоящему соскучился, действительно захотелось сыграть. Но руки не слушались, были как деревянные, почти все навыки забылись, и Рейден плюнул.

Самое ужасное воспоминание о музыкальной школе было связано с несколькими месяцами, кажется, классе в третьем или четвертом, когда ходить на сольфеджио приходилось не после общеобразовательной школы, а до. То есть к шести утра! Преподавательница была законченным «жаворонком», да и не могла в другое время.

Сегодня он впервые осознал, что в глубине души благодарен своим родителям за то, что те заставляли ходить его в ненавистную музыкалку. Сегодня, будучи 24-летним взрослым мужчиной, он слушал Моцарта и понимал его. Мог объяснить, что происходит, мог трактовать, мог даже вспомнить музыкальные термины. Но главное, имел возможность объяснить своим эмоции, а не просто испытывать их.

И еще только сейчас он пришел к неожиданному выводу: любимые им направления музыки – панк и рок – произошли, похоже, от Моцарта – очень многие элементы были похожи. Этот композитор был прародителем панка, кто бы мог подумать!

Поток мысли прервал звук смс. Рейден лениво взял телефон. С незнакомого номера кто-то писал: «Иллюминатор глаза поможет».

«Что это еще за бред?» – подумал он и откинул телефон, не желая сейчас решать этот вопрос. Размышления о Моцарте были куда приятнее.

Но выкинуть из головы глупое сообщение никак не получалось. Ему захотелось позвонить кому-нибудь прямо сию секунду и поделиться своими выводами относительно классики и панка, рассказать про анонимное глупое послание и просто поболтать. Удивительно, но первым, кто пришел ему в этой связи в голову, была Ворона.

«Почему бы и не набрать ее? – подумал Рейден. – Уже больше 12 часов. Тем более мы сейчас связаны общим делом, пусть и находимся по разные стороны баррикад. По-моему, позвонить Вороне – вполне уместно и прилично».

Но Ворона не взяла трубку.

«Наверное, еще спит, суббота ведь, – подумал Рейден. – Может, обиделась за то, что я «сделал» ее в первом же испытании».

Рейден накинул халат и побрел умываться. Но какое-то новое для сегодняшнего дня щемящее чувство появилось у него. Это было неприятно и непонятно.

«Что, если она просто не хочет со мной разговаривать, – пытался понять Рейден. – Это вполне объяснимо: в прошлом я сделал ей больно, а теперь у каждого из нас своя жизнь, у нее даже есть молодой человек. Я бы даже сказал – очень-очень молодой человек. Но ей тем не менее нет до меня никакого дела. И я не имею права врываться в ее утро своими телефонными звонками».

Рейден поставил на плиту турку с кофе и рассеянно смотрел на узорные медные ободы. Иллюминатор, глаза, кто-то кому-то помогает.

«Это странное анонимное сообщение не могла она послать? Вообще, может, все это как-то связано с ней?» – Мозги Рейдена и кофе начинали потихоньку кипеть.

«Нашел! Это от Алика! Новое задание! – наконец догадался Рейден. – А она наверняка давно все поняла и опередит меня. Но что значит этот «иллюминатор»?

Рейден побежал в комнату, снова открыл «Входящие». Перечитал: «Иллюминатор глаза поможет».

«Может, какой-то бинокль поможет твоим глазам, когда ты смотришь в иллюминатор? Но разве под водой используют иллюминаторы?.. Что же это может быть? Я не знаю ни одной подводной лодки среди московских сталкерских объектов. Алик, конечно, безумец, но вряд ли он стал бы отправлять нас в Питер». – Рейден расхаживал по своей пятиметровой кухне. Шаг вперед – разворачивался – шаг назад.

Ему стало тесно думать. Он вышел в коридор.

«Почему слово «поможет» никак не согласовывается с остальными словами? Если было бы «глазам», а не «глаза», может, что-то бы и прояснилось. Хотя что? Алик-алкаш вполне способен опечататься». – Рейден рванул на кухню: судя по звукам, кофе убежал.

Так и есть. Он выключил газ, снял турку и рассеянно стал тереть плиту. Ребус не давался, Рейдена это бесило, но он ничего не мог поделать. Налил в чашку остатки кофе, добавил сахар, подлил молока. В этот момент перезвонила Ворона.

– Прости, не могла говорить. Как ты? – голос был очень дружелюбным.

– Это ведь от Алика – «иллюминатор, глаза, поможет»?

– Ага.

– Та догадалась?

– Да. А ты разве нет? Это же очень просто.

– Не могу…

– Рейден, это игра. Я тебе не скажу.

– Не говори. Все должно быть по-честному. Постараюсь сам догадаться… Как ты, Ворона? Не слишком расстроилась вчера?

– Ну что ты, это же игра. Игорь больше меня расстроился, – соврала Ворона. – А ты как? Очень радовался своей победе в первом раунде?

– Ну что ты, это же игра, – соврал Рейден. – Я пойду думать, пожалуй.

– Удачи!

«Что же я за сталкер такой, который не может разгадать такую простую загадку, которую даже какая-то рыжеволосая девчонка, как орешек, расколола», – укорял себя Рейден.

День его прошел как-то напрасно, все валилось из рук, в голове сидел «иллюминатор», ни одно дело не делалось. Примерно в семь вечера Рейден обнаружил себя, вот уже четыре часа тупо сидящим «В Контакте» и бездумно клацающим по страничкам своих одноклассников. Надо отметить, профайл Вороны он уже изучил вдоль и поперек, знал чуть ли не наизусть каждую идиотскую запись на стене.

Рейдена раздражало, что он так бездарно проводит время, но ничего поделать с собой он не мог. Машинально открыл Google и в поисковой строке ввел: «иллюминатор глаза поможет». Первой строкой вылезла статья про барокамеры. Рейден открыл ее.

«Ну, Алик, ну хитрец – как все продумал! Конечно, объект – это барокамера. Надо же, Ворона, какая умница – сразу догадалась набрать в поисковике. Ну ничего, у нее мозги пошустрее, тем более что Гугол Яндексович – наставник молодых!» – Рейден уже одевался и пулей рассовывал по карманам все необходимые вещи.

На заброски он всегда брал с собой налобный фонарь, паспорт – если ехал на метро, и документы на авто и права – если на машине. Кошелек оставлял дома, чтобы менты не содрали, если что, больше 500 рублей, которые всегда болтались в кармане. Когда нужно было проникать в подземелье, пригождался разводной ключ – он валялся в багажнике. Иногда, под настроение, Рейден наряжался в костюм мо?нтера, то есть яркую светоотражающую жилетку. Сегодня он про нее забыл.

Выскочив из дома, разгоряченный и взвинченный сталкер запрыгнул в машину. Он не мог ни минуты усидеть на месте, поэтому даже толком не прогрел ее, и помчался на улицу Гамалеи.

«Вдруг Ворона медлит, жалеет меня или просто долго собирается, как обычно, созывает всю свою команду. Тогда я успею», – думал он. Рейден так перевозбудился, что даже музыку в автомобиле вспомнил включить только уже на подъезде к заветной точке.

Заброшенная барокамера

Залаз: ул. Гамалеи, д. 15, корп. 2 (лабораторный) («Октябрьское поле» или «Щукинская»).

Как проникнуть: от метро «Октябрьское поле» или «Щукинская» сюда ходят автобусы № 100 и № 681. И в том, и в другом случае ближе всего от станции «Щукинская». Выйти нужно на остановке «86-я клиническая больница». Кстати, сотый автобус также ходит и от метро «Сокол». Выйдя из общественного транспорта, необходимо углубиться в 15-е дома по улице Гамалеи. Пройти мимо Научно-клинического Центра отоларингологии Росздрава так, чтобы он остался по левую руку. Затем, при первой же возможности, свернуть налево на разбитую полугрунтовую дорогу. Потом повернуть направо, следовать вдоль забора, и когда он закончится, снова повернуть налево. Оказавшись в узком «коридоре», оглядитесь по сторонам, и если никого нет, пройдите еще несколько шагов, пока не увидите дерево. По нему проще будет забраться на этот забор и перемахнуть его. Аккуратно – не шумите, чтобы не привлекать внимания, и не переломайте ноги. Забор внутри выше, чем снаружи, поскольку находится на крутом склоне. Когда окажетесь на территории, сразу же слева увидите лабораторный корпус. Прошмыгните к нему как можно незаметнее, а затем влезьте в разбитое окно. Барокамера находится в дальней от вас части корпуса, примерно посередине, поэтому у вас будет возможность погулять по заброшенной лаборатории. Старайтесь оставаться незамеченными и не светиться у окон – вас прекрасно видно из дома напротив.

Иметь с собой: паспорт, мобильный, деньги – на всякий случай, в идеале – каску.

Главную опасность представляют: на этом объекте очень много серьезных опасностей. Во-первых, сама барокамера. Сейчас она не функционирует, поскольку находится в аварийном состоянии. Ее должна были демонтировать еще 25 лет назад, к тому же она постоянно находится в сыром помещении – поэтому произойти может все, что угодно. Во-вторых, лабораторный корпус, в котором находится барокамера, тоже на стадии разрушения и, ко всему прочему, совершенно не застрахован от короткого замыкания или пожара. В-третьих, объект по-прежнему находится под наблюдением, и если охранники передадут вас милиции, то разговор здесь будет серьезнее, чем после проникновения в обычную вентиляционную шахту. В-четвертых, на самой территории и на подходах к ней живут злые и полудикие собаки, от которых, скорее всего, придется отбиваться камнями и палками, причем делать это нужно как можно тише. И последнее – не исключено, что на подходах к барокамере можно встретить бомжей, на чье бессмертие не влияет ни одна из вышеперечисленных причин.

Барокамера – это небольшая металлическая комната. Она чем-то похожа на подводную лодку с круглым рулем вместо дверной ручки и окошками-иллюминаторами. Если плотно закрыть дверь, комната станет герметичной, и в ней можно будет создать другое давление, не такое, как атмосферное. Если это не просто барокамера, а термовлагобарокамера, то изменить можно также температуру и влажность.

Простейшие барокамеры представляют собой металлические емкости, достаточно прочные для того, чтобы выдерживать разность между внутренним и внешним атмосферным давлением. В барокамере устанавливается барометр или манометр и подключается отсасывающий или нагнетающий воздух насос. Барокамеры, рассчитанные на пребывание в них людей, имеют иллюминаторы для наружного наблюдения, шлюзы для передачи небольших предметов и устройства, через которые можно забирать пробы воздуха, подавать кислород и другие газы, герметические вводы для проводов электрического освещения, средств связи, сигнализации, записи физиологических показателей. В больших барокамерах имеются шлюзы для входа и выхода персонала без нарушения режима давления.

Существуют и передвижные барокамеры, предназначенные для полевых условий, они монтируются на автомашине ГАЗ-150 с автоприцепом. Известны также барокамеры операционные. Они представляют собой герметически закрывающееся помещение для производства некоторых хирургических операций при заданном давлении и смеси газов.

По давлению различают два типа барокамер – гипербарические и гипобарические. В первых создается давление большее, чем атмосферное. Они используются в медицине для лечения декомпрессионной болезни у водолазов и моделирования ситуаций нахождения под водой, например при тренировках аквалангистов, водолазов, дайверов. В таких барокамерах проводятся также испытания кислородных приборов, скафандров и кислородных масок.

Лечение кислородом под повышенным давлением называется гипербарической оксигенацией или оксигенобаротерапией. Это достаточно новый, но весьма эффективный способ лечения многих заболеваний. Он способен доставить кислород в те органы и ткани, которые более всего в этом нуждаются, и тем самым устранить кислородную недостаточность, которую очень трудно или почти невозможно ликвидировать в условиях нормального атмосферного давления.

После терапевтических сеансов в барокамере переломы, ушибы и травмы заживают быстрее и лучше. Причем рубцы и шрамы получаются гораздо меньше – нужные клетки крепнут, а пораженные или уродливые разрушаются. Эта удивительная «комната» способна лечить очень серьезные заболевания: гангрену, сахарный диабет, аллергию, рассеянный склероз, тяжелые язвы, бессонницу и даже онкологию. Весь организм становится более стрессоустойчивым, работает лучше, а энергию расходует куда экономней.

Впервые барокамеры начали применять в медицине в 1955 году – полвека назад. Кажется, стоит запереться внутри этой «комнаты», как у тебя тут же случится приступ клаустрофобии. Однако врачи говорят, что такого не происходит, даже несмотря на то что во время сеансов немного закладывает уши. Рядом с барокамерой сидит медсестра и наблюдает за состоянием пациента. Через «иллюминатор» он видит ее глаза и знает, что находится в безопасности, если что – она поможет.

Второй вид – гипобарические камеры – также используется в медицине и для моделирования ситуаций нахождения человека на большой высоте. Так тренируются летчики, альпинисты, парашютисты и космонавты. Подобные испытания могут выявить скрытые дефекты в состоянии здоровья, которые не ощутимы в обычных условиях, но могут проявиться при выполнении высотных и космических полетов. В Москве на улице Гамалеи находится как раз такая, гипобарическая, термовлагокамера.

Барокамеры выпустили в 1965 году, лабораторный корпус для них был построен в 1968 году. Это были две японские барокамеры V-17 и V-8, изготовленные по спецзаказу, а также две отечественные – СБК-48 и ТБК-6000. Сразу после распада Советского Союза Институт биофизики Федерального управления медико-биологических и экстремальных проблем передал это здание Всероссийскому центру медицины катастроф «Защита». К тому моменту барокамеры находились в эксплуатации уже около 25 лет, полностью износились, были абсолютно непригодны для дальнейшего использования и готовились к демонтажу. Однако научные исследования – испытания с участием человека – в барокамерном корпусе прекратились только в 1994 году. Стенды отслужили два срока, дорабатывая уже в аварийном состоянии, несмотря на то что по правилам Гостехнадзора любые сосуды, работающие под давлением, должны уничтожаться через 20 лет эксплуатации, поскольку дальнейшее их существование может представлять опасность. Причем не только для здоровья научных сотрудников, но и для жизни жителей близлежащих домов. Починить камеры тоже было нельзя, поскольку запчасти просто не существовали.

Ко всему прочему, изношенные электропроводка и распределительные устройства корпусов не защищают от короткого замыкания, а система внутреннего противопожарного водопровода давно разобрана. Все это делает барокамеру опасной, особенно с учетом того, что в непосредственной близости от нее расположены медицинские учреждения и объект радиационного риска – Институт биофизики Федерального медико-биологического агентства. Однако деньги, выделенные на демонтаж и ликвидацию устройства, а также подготовку корпусов к сносу, были частично разворованы. В результате в здании осталась японская термовлагобарокамера V-8 «Табаи». Несмотря на проверки отдела по борьбе с экономическими преступлениями, проведенные еще в 2006 году, до сегодняшнего дня ничего не изменилось. Впрочем, охрана там по-прежнему присутствует, поэтому проникновение на объект сталкеров опасно вдвойне. И вдвойне интересно.

Помимо самой барокамеры, в которую можно забраться, чтобы посидеть и потрогать все своими руками, заброшенный лабораторный корпус сам по себе тоже представляет интерес. Здесь валяются тетрадки и разбитые колбы. Кажется, еще вчера отсюда почему-то убежали ученые, как в боевиках о смертельных вирусах и зомби, а потом время будто остановилось, покрыв все пылью и плесенью.

Рейден припарковался возле Центра отоларингологии в излучине улицы Гамалеи под самый вечер. Вышел из машины и пошел прямо, затем повернул налево и оказался будто где-то в Подмосковье: грунтовая дорога, заборы, какие-то полуразрушенные здания.

Вдруг с ужасным лаем откуда-то из подворотни на него кинулись собаки. Рейден схватил камень и швырнул в самую гущу. Кто-то завизжал, остальные продолжали лаять и ерошиться, но уже не приближались.

«Бедная Ворона, как она тут прошла, она же до смерти боится этих тварей!» – подумал он, взял в руку еще один камень потяжелее и пошел дальше. Повернул направо, достиг забора, снова повернул налево. Здесь проходила узкая тропинка между двумя высокими бетонными стенами. Рейден сделал еще несколько шагов и оказался около раскидистого дерева – оно помогло ему забраться и перепрыгнуть на территорию лабораторного корпуса.

Было уже темно, поэтому Рейден не очень опасался быть замеченным, однако все равно старался пробираться тихо и осторожно. Подкравшись к зданию и оглядевшись, он быстро перемахнул через окно с давно разбитыми стеклами.

Справа когда-то был туалет – странно, что никто не расколол унитаз. Трубы, впрочем, заметно отходили от стены, и было ясно, что воспользоваться уборной-то все еще можно, но спустить уже, конечно, не получится.

Дальше, слева, была большая комната со снятыми полами и протекающей крышей. Вода откуда-то с потолка капала прямо Рейдену за шиворот. Это было довольно неприятно. Он поспешил скорее пройти это помещение. Важнее всего было не поскользнуться – под ногами тоже хлюпала вода.

За этой комнатой следовала подобная. Только огромные ее окна выходили на грунтовую дорогу, по которой Рейден только что прошел, встретив свору собак. Здесь-то и было главное палево: через дорогу находилось здание, откуда сталкеров могли увидеть. Но Рейден опрометчиво решил, что вечером ему опасаться нечего.

Дальше нужно было повернуть направо и пройти через долгую череду одинаковых пустых комнат с разбитыми стеклами и протекающими потолками, на полу которых валялись брошенные тетради, мензурки, пробирки и прочий теперь уже хлам.

Обычно, в дневное время суток, сталкеры старались проскользнуть мимо этих огромных окон незаметно. Они задерживались у стенных перегородок, аккуратно выглядывали и, если все было спокойно, бежали вперед до следующего бетонного укрытия.

Рейден широко шагал по лужам, даже не думая скрываться. Под покровом ночи он чувствовал себя в своей тарелке.

Наконец, он повернул налево в одну из комнат. Здесь было как-то особенно живописно – речь идет, конечно, о красоте индустриальных пейзажей. Несколько столов, за которыми когда-то сидели ученые. Все по-настоящему, с настольными лампами, тетрадями, даже дисковыми телефонными аппаратами и устаревшими счетными машинками – дедушками сегодняшних калькуляторов.

Несмотря на ужасный бардак, вздувшуюся краску на стенах, пыль, грязь, лужи на полу, здесь все равно было как-то очень уютно, по-советски, по-домашнему даже.

Рейден вспомнил, как в детстве мама взяла его к себе на работу в НИИ. Он был совсем мальчишкой, кажется, ходил еще в детский сад. В памяти сохранились только обрывки того дня. Вот они с мамой едут в троллейбусе. Лето. Проспект Мира – он вроде уже и тогда знал это название – залит ярким солнечным светом. Все кругом какое-то розовое, люди жизнерадостные. Только мама почему-то очень спешит, но все равно хорошо, спокойно и весело. Добрая тетя контролер улыбается маленькому Рейдену.

Потом другой обрывок воспоминания – уже у мамы на работе. Она собирает какие-то вещи в большом кабинете с высоченными потолками и добротными гигантскими шкафами светло-коричневого цвета. Рейден сидит на мамином рабочем столе и роется в ящике. Там всякие канцелярские принадлежности – циркули, транспортиры, ластики, ручки и куча самых разных карандашей – мягких, твердых. Еще был третий загадочный вид, «ТМ». Рейден спросил, что это значит.

– Не рыба, не мясо, – ответила мама. – Возьми себе, если хочешь.

– Можно лучше ластик? – Рейден ничего не понял тогда про ТМ, но эта штука ему почему-то не понравилась после таких слов. И рыбу, и мясо он очень любил.

Именно в тот день Рейден понял, что такие большие светло-коричневые шкафы и наличие ящика в рабочем столе, где аккуратно разложены все возможные канцелярские товары – это и есть настоящий показатель взрослости, успешности и самодостаточности человека. Ему очень нравилось находиться среди всего этого великолепия, и он расплакался, когда мама сказала, что пора уходить.

– Если мы сейчас уйдем, я ни за что не буду инженером, как вы с папой! – захлебываясь слезами, в истерике кричал он, несмотря на то что эта профессия казалась ему лучшей в мире. Мама все равно его увела, а инженером Рейден таки стал.

В лабораторном корпусе рядом, в кабинете рядом с барокамерой была такая же атмосфера, как тогда у мамы в НИИ в детстве. Он взял со стола ластик – пыльный, деревянный, абсолютно бесполезный резиновый предмет.

Вообще, Рейден старался не брать хабар с объектов – это было не в его правилах. Только исследовал и фотографировал – никогда не рисовал граффити, не ставил тэгов, не воровал и не дестроил. Он верил в «эффект бабочки», когда незначительное влияние на систему может иметь большие и непредсказуемые последствия где-нибудь в другом месте и в другое время. Здесь нет ничего магического. Просто какой-нибудь сталкер-мальчишка, увидев крошечное граффити на стене объекта, решит, что и ему можно, и напакостит как-нибудь позначительнее. Так образуется целая цепочка, которая нарушит целостность объекта, и тот потеряет свою привлекательность для следующих сталкеров-исследователей.

«Но от исчезновения одного ластика ничего не изменится», – подумал Рейден и машинально стал искать какие-нибудь следы присутствия конкурентки. – «Она всегда что-нибудь портит на забросках».

«Так, а правильно ли я вообще разгадал ребус Алика? Почему здесь нет и, очень возможно, не было Вороны? Как обозначить свое присутствие?», – забеспокоился он и, кажется, пробормотал часть своих мыслей вслух.

Вдруг неподалеку от Рейдена что-то заскрипело и задвигалось. Это была дверь огромной, в человеческий рост барокамеры. Она медленно и туго начала открываться. Сомнений не было – это не ветер, слишком тяжелая, он бы не справился. Кто-то толкал ее изнутри.

Открытие двери продолжалось совсем недолго, но Рейдену показалось, что прошла целая вечность. Он по-настоящему испугался. Боялся сталкер даже не мо?нтеров или охранников, скорее, какого-нибудь безумного маньяка или полупьяного бомжа, который мог выползти из барокамеры и, увидев Рейдена, со страху сделать с ним, что угодно. Насчет того, кто был внутри, Рейден, кстати, не ошибся…

– Привет, я тут, – весело проговорил Алик. Его сальные волосы спутались, а от пальто неопределенного цвета в нос сразу ударил уже совершенно определенный неприятный едкий запах. – Но ты опоздал, мой драгоценный. Ворона тебя опередила. Она побывала здесь еще днем. Принесла поесть. Знаешь, я ведь так проголодался. Хочешь, расскажу тебе сказку в качестве утешения?

– Ну что ты, Алик, я не посмею отнимать твое время, – практически без надежды на успех попробовал перехитрить его Рейден и избежать прослушивания очередной бесполезной истории.

– Что ж, ты прав, у меня действительно много дел, – ответил тот. Как ни странно, выходка Рейдена сработала! – Загляни хотя бы внутрь, ты ведь, наверное, давно уже не был в барокамере.

– С радостью, – искренне сказал Рейден, но тут же пожалел о своих словах. Он сделал всего пару шагов по направлению к Алику, но запах стал совершенно нестерпимым.

Тем не менее отказываться теперь было неудобно. Сделав вид, что у него что-то застряло в носу, Рейден достал платок и плотно прислонил его к лицу. Затем мигом оглядел барокамеру, убедился, что здесь все по-прежнему – небольшая металлическая комната, похожая на подводную лодку с круглым рулем вместо дверной ручки и окошками-иллюминаторами – и отскочил на метр назад.

– Прекрасно… Я, пожалуй, пойду, Алик, – сказал Рейден. Тот, видимо, немного обиделся, ничего не ответил, сделал только прощальный жест рукой и снова затворился в барокамере.

«Ничего, через пять минут забудет про обиду. Зачем он там сидит?..» – думал Рейден по пути к выходу. Он шагал широко, стараясь перепрыгивать лужи, но не наступать на подозрительно прогнившие участки пола.

Вдруг Рейден инстинктивно остановился и прислушался. Ему показалось, что за ним кто-то шел – был отчетливый звук шагов по лужам. Риск был минимален – скорее всего, это Алик все-таки решил выбраться из своего убежища, но Рейден на всякий случай решил притаиться на пару минут за стеной. Шмыгнул вправо и выключил налобный фонарь.

Он вытянулся по струнке, и стоял так тихо, что слышал собственное дыхание. «Все в порядке, просто паранойя, можно идти дальше», – подумал сталкер и смело шагнул вперед из своего укрытия. И тут… кто-то положил руку ему на плечо. Рейден обернулся и увидел незнакомого человека в черной форме охранника.

Иногда, в критических ситуациях, человеческий мозг собирается и принимает решения молниеносно. Для Рейдена это был как раз такой случай. «Бежать», – мысль, кажется, пронеслась уже даже после того, как он был на полпути к окну, через которое забросился на объект.

Тело в подобных экстремальных случаях способно выдавать потрясающие результаты. Рейден бежал как гепард, выскочил в окно и, кажется, одним махом перескочил – будто перешагнул – через высоченный забор. Еще буквально несколько секунд, и он уже заводил свою машину и, как в кино, резко сдавал назад, чтобы выехать и умчаться.

Погони не было. Охраннику, видимо, было просто лень бегать за каким-то очередным искателем приключений. Впрочем, ничего лишнего Рейден не сделал. Не прояви он кошачью прыть, охранник обязательно начал бы многозначительно канючить и делать страшное лицо, вымогая взятку, либо препроводил бы в отделение милиции, где улыбкой и глупым видом никак не отделаешься.

У него уже случались столкновения с правоохранительными органами. Неоднократные приводы в милицию, как правило, заканчивались плохо. Либо Рейдену приходилось терять время на бесконечных расспросах, либо долго сидеть в обезьяннике в ожидании какого-то непонятного начальства, без которого никак нельзя было подписать рапорт и отпустить. Либо платить деньги. Что, впрочем, иногда не отменяло всего вышеперечисленного.

Однажды все закончилось совсем плохо. После очередного «запала», отсидки в обезьяннике и выплаты штрафа через несколько дней Рейдену позвонил его участковый и вызвал к себе. Сталкер не пошел, решил, что душеспасительная беседа нужна участковому только для галочки, для отчета о «проводимой работе с неблагонадежным контингентом». И если Рейден не явится, то они найдут какого-нибудь другого козла отпущения, благо алкашни и гопников хватает в любом дворе.

Но все оказалось не так просто. Участковый позвонил снова, уже на мобильный. На этот раз Рейден не взял трубку. Потом еще и еще. Наконец, пришла повестка по почте, благополучно проигнорированная. А вот этого делать уже не стоило.

Через неделю Рейдену снова позвонили с незнакомого номера. Тихий и уравновешенный мужской голос сообщил, что его зовут Сергей Александрович Такой-то, и Одна Очень Серьезная Контора назначила его куратором Артема Дмитриевича Раневского, известного в хулиганских сталкерских кругах под кличкой Рейден. Если он немедленно, через час не явится на беседу по соответствующему адресу, то будут приняты меры, вплоть до увольнения с работы и отсылки в некие грустные места. Есть такая неторопливо-спокойная манера разговора, действующая куда результативней, чем самые отборные ругательства и угрозы. Название конторы угадывалось за бархатно-вежливыми словами в стальной оплетке – не порвешь ее, как ни старайся, и отмахнуться тоже нельзя.

Разумеется, Рейден уже через 46 минут был в нужном месте. Ему сообщили, что назначение куратора – это очень серьезное дело. Такой чести удостаивается далеко не каждый сталкер. Считай, что ты – избранный, как Нео, а за тобой неусыпно наблюдает старая добрая Пифия. Это значит, что теперь нельзя проникать на засекреченные объекты только для того, чтобы потешить свое любопытство. Иначе будешь обвинен в пособничестве террористам, враждебным разведкам и прочим нехорошим редискам, с самыми печальными для себя последствиями. Какими? Ну, например, следующие много лет посещать исключительно работающие предприятия, и не в качестве исследователя, а простого рабочего-зека в казенной фуфайке и стеганых рукавицах.

Также Рейдену велели немедленно сдать все, сделанные во время его исследовательских прогулок, фотографии. На этот раз молодой человек воспринял указания, как следует, и сделал все, о чем его вежливо попросила Серьезная Контора.

Именно в этот период жизни Рейден решил взяться за ум, почти забросил сталкинг, погрузился в работу. Собирался стать обычным человеком. Конечно, он понимал, что многое преувеличено, что послать его на лесоповал будет не так просто, но что если совсем отказаться от своего увлечения не получится, то важно хотя бы затаиться и не светиться какое-то время. Чтобы о нем забыли.

Так и получилось. Перестать заниматься сталкингом не удалось. Несмотря на всю серьезность и опасность предприятия, Рейден решил все-таки хотя бы иногда радовать себя этим наркотическим адреналином, который накатывал после выброски. Просто решил быть осторожным и аккуратным, обходить стороной охраняемые объекты и больше не попадаться.

Сегодня он впервые с тех пор столкнулся с опасностью лицом к лицу. Если бы не удрал так позорно, дело могло бы принять очень неприятный оборот. Так что все было сделано правильно.

Рейден ехал в машине домой и ликовал, несмотря на то что провалил сегодняшнее испытание Алика. Адреналин, ощущения были в миллион раз круче, чем обычно. Ведь он удирал от погони! Он был ловким и смелым сегодня, он молодец ^{6}.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.