Глава 7 ГЕЙДРИХ И ГЕСТАПО

Глава 7

ГЕЙДРИХ И ГЕСТАПО

6 июня 1932 года произошло событие, буквально всколыхнувшее штаб-квартиру НСДАП в Мюнхене. В письме, адресованном рейхсляйтеру партии по организационным вопросам Грегору Штрассеру, гауляйтер Халле-Мерзебурга Рудольф Йордан сообщал страшные вещи: в ближайшее окружение Адольфа Гитлера проник агент мирового еврейства!

«Как мне стало известно, – писал Йордан, – членом высшего руководства является некий Гейдрих, отец которого проживает в г. Халле. Имеются основания подозревать, что Бруно Гейдрих из Халле, стало быть, его отец, – еврей. Было бы целесообразно поручить управлению кадров проверить этот факт».

К письму гауляйтер приложил копию статьи из «Музыкальной энциклопедии» Гуго Римана, в которой партийные функционеры в Мюнхене смогли прочесть следующее:

«ГЕЙДРИХ Бруно (он же Зюсс), род. 23 февраля 1865 г. в г. Лейбен (Саксония)».

Штрассер затребовал личное дело подозреваемого и выяснил, что штурмбаннфюрер СС Рейнхард Гейдрих действительно с 1 октября 1931 года занимает пост в руководстве СС и возглавляет там небольшую, но очень секретную организацию, так называемую «службу безопасности рейхсфюрера СС».

Могло ли случиться, гадал Штрассер, чтобы Генрих Гиммлер вверил безопасность партии, состоящей из самых ярых антисемитов, еврею?

Штрассер вызвал к себе авторитетнейшего нацистского знатока генеалогии доктора Ахима Герке и поручил ему заняться подозрительным фамильным древом. Через две недели доктор подвел итог своих изысканий в «Представлении касательно расового происхождения оберлейтенанта флота в отставке Рейнхарда Гейдриха», где однозначно утверждалось: «Из прилагаемых таблиц вытекает, что обер-лейтенант… Гейдрих является немцем по происхождению. Примесей цветной или еврейской крови не обнаружено… Все полученные данные документально подтверждены, их подлинность проверена».

Согласно исследованиям Герке, слух о еврейском происхождении Гейдриха связан с тем, что его бабушка – «Эрнестина Вильгельмина Гейдрих, урожденная Линднер, была замужем дважды, и ее вторым мужем был Густав Роберт Зюсс: а так как у нее были дети от Рейнхольда Гейдриха, она нередко называла себя Зюсс-Гейдрих. Следует заметить, что и подручный слесаря Зюсс не являлся лицом еврейского происхождения».

Далее Герке сообщал: «Второй брак матери Бруно Гейдриха привел к ошибке в „Музыкальной энциклопедии“ Римана, изданной в 1916 году: „ГЕЙДРИХ (он же Зюсс)“. В более поздних изданиях энциклопедии это ложное добавление было опущено по требованию семьи Гейдрих».

Ученый решил, что на этом в деле Гейдриха можно поставить точку. В действительности история с происхождением шефа СД только начиналась. Чем выше забирался по крутой лестнице национал-социализма Рейнхард Гейдрих. «этот молодой зловещий бог смерти Третьего рейха», как называл его швейцарец Буркхардт, тем крепче прирастал к нему слух: эсэсовец номер два – еврей.

Образ этого «истинного арийца», одного из величайших преступников в истории alter ego Гиммлера, многим казался загадочным, и они хотели разгадать этот действительный или мнимый секрет. Почему бы не поискать доказательства «нечистого расового происхождения» Гейдриха: ведь для национал-социалиста подобные вещи были хуже смертного греха. Так, например, Рейтлингер обнаружил источник непонятного расового фанатизма в его «патологической ненависти к еврею в самом себе»; Адлер утверждал, что Третий рейх потому и наделил Гейдриха огромной властью, дав ему возможность убивать всех евреев в пределах досягаемости, что таким образом он вроде бы избавлялся от собственного клейма еврейства. Даже Гиммлер втайне верил в это и говаривал, что Гейдрих – «несчастный человек, страдающий от раздвоения личности, как это часто бывает с людьми смешанного расового происхождения». Карл Буркхардт, комиссар Лиги Наций, тоже заметил эту двойственность: «Я сказал себе: на меня одновременно смотрят два разных человека».

Буркхардт поведал историю, которой его развлекали эсэсовцы: однажды Гейдрих во хмелю, на заплетающихся ногах вваливается в свою сияющую ванную комнату и упирается в большое стенное зеркало. Гейдрих хватается за револьвер и с криком: «Наконец-то я тебя достал, подонок!» – дважды стреляет в свое отражение. Буркхардт прокомментировал это так: «Человек с расщепленным сознанием выстрелил в свое отражение, потому что наконец встретил свою вторую половину; но то было лишь зеркало, а в жизни он так и не смог избавиться от своего другого „я“. Тот, другой, был с ним до конца».

Биографы составили детальный портрет «белокурой бестии», как порой называли Гейдриха даже в СС; этот портрет приводит к мысли, что можно очень много узнать о человеке и ничего в нем не понять. Ибо Гейдрих не был ни «Сен-Жюстом нацистской революции», ни фанатиком-расистом, ни даже «профессиональным преступником сатанинского размаха» (по выражению М. Фройнда).

Да, заманчиво сравнивать Гейдриха и Гиммлера с французскими революционерами. Но Гейдрих в смысле преступлений оставил своего исторического предшественника далеко позади. И при этом не горел революционными идеями, не страдал от извращенного идеализма. Гиммлер и Гейдрих – это были типы, рожденные XX веком, в их эсэсовском варианте – тип идеолога и тип технолога. Они любили ссылаться на историю, поворачивая ее соответственно своим целям, но оба, по сути, были антиисторическими персонажами, они безжалостно искореняли традицию человеческих отношений и нормы общественного поведения.

Власть, и только власть – вот божество Гейдриха. Он был воплощением управления с помощью грубой силы, в нем жила жестокость – без ненависти. Сен-Жюст ненавидел тех, кто стал его жертвами, но Гейдрих не испытывал ненависти к евреям. Для него они были просто безликие «объекты технических операций» по исполнению страшных планов его вождей. Гейдрих знал личную ненависть, как, например, к своему старому врагу адмиралу Редеру, который уволил его из флота; идеологическая же ненависть была ему чужда: он презирал всякую идеологию, включая нацистскую. Чем он увлекался, так это спортом: занимался фехтованием, спортивными полетами, верховой ездой, лыжами. Участвовал в соревнованиях по пятиборью, был инспектором СС по физической подготовке; при случае покровительствовал спортсменам-евреям, например, Паулю Зоммеру помог эмигрировать в Америку, а Кантору из польской олимпийской команды оказывал помощь деньгами и документами.

Гейдрих не был одержим слепой верой в фюрера, характерной для Гиммлера. Гейдрих мог представить себе Германию без Гитлера, но не без Гейдриха. Те, кто его знал, считали, что, доживи он до 20 июля 1944 года, он вполне мог оказаться на стороне Штауфенберга. Двое его приятелей-фехтовальщиков припоминали, как он говорил им в 1941-м, что сам разделался бы «со стариком, если тот начнет портить дело». Он очень хорошо знал техническую сторону власти и до конца оставался апостолом целесообразности. В 1942 году он, правитель Богемии и Моравии, был убит чешским парашютистом, но чехи метили не в жестокого владыку, а в хитроумного эсэсовского рационалиста, чья гибкая политика «кнута и пряника» представляла для них такую опасность, что они не видели иного выхода, кроме ликвидации.

Такого исключительного прагматика, конечно, злили идеологические заскоки рейхсфюрера. В разговорах с женой Линой он не раз изливал свое раздражение по поводу расовых фантазий шефа. Однажды, выпив больше обычного, он заорал: «Ты только посмотри на него! Ты видела его лицо? А нос? Ну вылитый же еврей!» Лина обычно не возражала, так как не переваривала всю семью Гиммлера, в особенности «мадам Гиммлер».

Гейдрих же злился тем сильнее, чем больше осознавал свою зависимость от Гиммлера со всей этой мистической чепухой вокруг ордена. Будучи в интеллектуальном смысле выше своего шефа, он никогда не забывал, как «прусскому лейтенанту следует вести себя с генералом», и, по свидетельству Керстена, внешне держался с ним как-то даже необъяснимо угодливо, называя Гиммлера «герр рейхсфюрер», а не просто «рейхсфюрер», как было принято в СС. Участие Гейдриха в разговорах с шефом обычно было примерно таким: «Да, герр рейхсфюрер; если будет угодно герру рейхсфюреру, я немедленно приму необходимые меры и доложу герру рейхсфюреру». После чего бушевал, рассказывая Лине: «Гиммлер вечно хитрит! Все время у него паруса по ветру! Ни за что не хочет отвечать!» Но вот появлений Гейдриха с какими-то предложениями Гиммлер даже страшился. Иногда после этого, как замечал Керстен, «он бывал полностью сокрушен. А доклады Гейдриха были в своем роде шедеврами: краткое, точное определение предмета, затем аргументы, подводящие к решению, и – главный козырь, который Гиммлер не мог побить». Бывали случаи, когда он, расставшись с Гейдрихом, хватался за телефон и говорил, что должен сначала согласовать с Гитлером уже принятое решение, а потом отменял его, ссылаясь при этом на «приказ фюрера». Однажды Гиммлер все же показал свое дурное настроение и накричал на Гейдриха: «Ты! Вечно ты со своей логикой! Все, что я предлагаю, ты разрушаешь своей логикой. Я сыт по горло твоей сухой рациональностью!»

Гиммлер всегда чувствовал соперников. Но в Гейдрихе он соперника не усматривал. Личные качества этого человека, вполне похвальные в тайной полиции, были несовместимы с более высокими властными амбициями. Раздражительный, всегда готовый к прыжку, Гейдрих тратил слишком много энергии на то, чтобы всюду «выглядеть первым»: на работе, в спортивном зале, за бутылкой; блестящий, но неглубокий ум, крайняя эмоциональная холодность, неспособность к дружбе и даже простой верности – таким людям трудно найти соратников. Единственные настоящие узы его связывали с женой – и то по причине его неутолимого сексуального аппетита. Вокруг этого человека постоянно создавался вакуум. И даже партнеры по фехтованию хоть и ценили его мастерство, но предпочитали с ним не общаться.

Гитлер назвал его «человеком с железным сердцем». Любопытно, что берлинские проститутки избегали этого красавца «с волчьими глазами»: обычно он брал с собой адъютанта, отправляясь по ночным клубам, – так вот, они выбирали адъютанта.

Мало кто знал, что за его надменной холодностью стоит внутренняя уязвимость, вытекающая из комплекса неполноценности изгнанного флотского офицера, и сверхчувствительная восприимчивость к любой критике свойственная артистам и унаследованная от родителей. И вот этот человек со странной и противоречивой психикой становится первым помощником Гиммлера. Он не представлял серьезной угрозы власти рейхсфюрера. Оба хорошо понимали, что нужны друг другу для собственного же блага: ни Гейдрих без Гиммлера не достиг бы таких высот, ни Гиммлер без динамизма и четкого ума Гейдриха не проломил бы стену других претендентов на власть.

Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих родился 7 марта 1904 года в Халле, в семье оперного певца и актрисы. Там же он окончил гимназию. В 16 лет Гейдрих вступил в вольный корпус, в первую очередь чтобы избавиться от бедности, преследовавшей его семью, разоренную войной и инфляцией. Вернувшись домой, он твердо решил стать морским офицером. Флот Гейдрих выбрал потому, что в разоруженной после войны Германии только на море можно было удовлетворить свою потребность в самоутверждении и стремление к приключениям. В 1922 году он стал кадетом морского училища в Киле, а через год, во время практики на крейсере «Берлин», познакомился с капитаном Вильгельмом Канарисом, который позднее охарактеризовал его как «самого умного зверя из всех».

С самого начала маленький придирчивый капитан находил в этом худеньком кадете с монголоидными глазами нечто зловещее, хотя и восхищался его математическими способностями и профессиональной флотской сноровкой. Жена Канариса, Эрика, артистичная натура, была в восторге от игры Гейдриха на скрипке. Аронсон, его биограф, писал: «У него была мелодичная манера исполнения, работа пальцами – первоклассная, и играл он с большим чувством. Выдающийся скрипач. Он мог плакать, играя на скрипке. Вот вам другая сторона медали: жестокость и цинизм уживались в нем с сентиментальностью».

В 1924 году Канарис получил назначение в штаб, а Гейдрих продолжал обычную флотскую службу. Через два года он стал гардемарином, а еще через год – младшим лейтенантом. Окончив военно-морскую школу связистов, Гейдрих становится офицером связи. В 1928 году его произвели в лейтенанты, а кроме того, он сдал экзамен по русскому языку. Начальство считало его тогда одаренным и перспективным, но среди собратьев-офицеров он не был популярен и получил кличку Козленок за свой фальцет; матросы же его очень не любили из-за резкости и крайнего высокомерия.

Тем не менее перед ним открывалась хорошая карьера на флоте. А оборвалась она – внезапно и круто – на обычной любовной интрижке. Это произошло в 1930 году. Началось с того, что летним вечером Гейдрих с товарищем катались на лодке вдоль берега в окрестностях Киля. Они увидели, как перевернулась лодка, в которой сидели две девушки. Гейдрих и Мор прыгнули в воду и спасли их. Таким образом Гейдрих познакомился с 19-летней белокурой красоткой Линой фон Остен, учительской дочкой. Вспыхнул роман, который 9 декабря того же года привел к помолвке, – против воли отца Лины.

Однако Гейдрих был патологический бабник, и Лина просто пополнила его коллекцию. Свои притязания на брак вскоре заявила и студентка из Рендсбурга, дочь одного из директоров компании «Фарбен». Гейдрих девушку отверг, но ее отец имел связи с адмиралом Редером, командующим флотом, и начальство порекомендовало Гейдриху оставить Лину. Когда же он отказался, адмирал привел в действие флотскую машину правосудия.

Несколько недель суд чести морских офицеров разбирал дело Гейдриха. Председателем суда был капитан Клейками, бывший инструктор Гейдриха в школе связи. Но Гейдрих во время заседаний держался с ним так нагло, что получил взыскание за неподчинение старшим. Особенно настроило против него членов суда то обстоятельство, что Гейдрих, заявляя о своей «невиновности», пытался очернить девушку, а это было несовместимо с кодексом чести флота. Наконец суд чести постановил, что «ввиду непростительного поведения Гейдриха, в частности при рассмотрении данного дела, следует поставить вопрос о его дальнейшем пребывании во флоте». Суд оставил вопрос открытым, но Редер, блюститель флотской нравственности, закрыл вопрос, уволив в апреле 1931 года Гейдриха «за недостойное поведение».

В результате Гейдрих выпал из надежной, ультраконсервативной среды флота прямо в армию немецких безработных. Один среди миллионов. Он взбунтовался против судьбы, на которую сам себя и обрек. Существовала возможность работать инструктором (как многие бывшие офицеры) или устроиться в яхт-клуб, но перспектив, даже в торговом флоте, у Гейдриха уже не было.

Чтобы подлечить уязвленную гордость, Гейдриху пришлось удовлетвориться второсортной униформой морской службы СА. Но это вовсе не означало, что его интересует политика. Как сказала Лина, «он был именно профессиональный морской офицер», и только; он обвенчался со своей морской карьерой. Кроме этого, его интересовал лишь спорт. Он совершенно не разбирался в политике и никогда не проявлял к политической жизни никакого интереса.

Но зато к ней проявляла интерес сама Лина (по описанию Хёттля – типичный пример зловредной и тщеславной женщины, как их изображают в романах). Поклонница Гитлера, она убеждена была, что ее мужу следует сделать карьеру в нацистской партии. Тут кстати оказалась сестра Гейдриха: она вспомнила, что у ее крестной есть сын – очень влиятельная фигура в СС. «Малыш Карл, – сказала она уверенно, – тебе поможет». И малыш Карл – барон фон Эберштейн, руководитель СА в Мюнхене, – помог.

Эберштейн не видел разницы между офицерами связи и разведки и представил Гейдриха Гиммлеру, которому тогда был нужен контрразведчик для службы безопасности.

Гейдрих вошел в дом Гиммлера – и в его жизнь – 14 июня 1931 года. Гиммлер дал ему двадцать минут, чтобы обрисовать контуры будущей службы контрразведки. Это и был, собственно, момент рождения СД. Гиммлер принял план Гейдриха, а 5 октября Гейдрих официально считался членом штаба рейхсфюрера СС. Он получил под свое начало отдел и звание штурмфюрера.

С создания этого отдела Гиммлер начал по указанию фюрера формирование службы, обеспечивающей безопасность руководства партии. Он и теперь оставался номинально главой этого отдела, но все дела поручил Гейдриху. Тот, вооружившись лишь двумя папками Гиммлера, занял кабинет в Коричневом доме и начал свою карьеру шефа тайной полиции, для которой он годился больше, чем любой другой нацистский функционер. Еще в конце августа 1931 года он пришел на собрание лидеров СС и нарисовал перед ними мрачную картину: в партии полно шпионов, засланных политическими противниками и полицией. Поэтому задача состоит в том, чтобы беспощадно очистить ее от всех вражеских агентов. Вскоре во все эсэсовские подразделения поступил приказ: немедленно создать отделы ИК (разведки и контрразведки) для ведения соответствующей работы. Внедрив повсюду своих людей, Гейдрих переселился из Коричневого дома, обитатели которого стали, на его взгляд, слишком любопытными. На Тюркенштрассе, 23 в двух комнатах он создал свой штаб и установил систему секретности, позаимствованную, скорее всего, из детективов и шпионских романов: в любой беседе могут участвовать только два человека – он сам и еще один. В апреле 1932 года Гейдрих объехал страну, чтобы посмотреть, каким образом можно собрать из его разрозненных кадров единую организацию. Случайных контактов с информаторами и агентами было явно недостаточно для эффективной работы.

Но позднее он остался вполне доволен: именно теперь он принялся строить организацию, позже получившую известность как СД (дословно служба безопасности). Он вывел персонал контрразведки из-под начала подразделений СС; теперь они находились под его непосредственным руководством, образовав особое формирование в составе СС. Одной из его задач было отслеживать антипартийные элементы внутри НСДАП и наблюдать за партиями-противниками. Мелочей в этих вопросах не было: каждая деталь педантично заносилась в досье Гейдриха в новой штаб-квартире на Цукалиштрассе, 4 в Мюнхене.

Но на этом амбиции Гейдриха не заканчивались. Подумаешь! За врагами партии следила и разведка СА. Он стремился к тому, чтобы СД, подавив конкурентов, стала единственной в своем роде для НСДАП. Но и этого ему тоже показалось мало: когда Гитлер пришел к власти, Гейдрих стал надеяться, что СД выйдет из тени и составит новую полицейскую силу в новом рейхе. Он изменился за это время. Комплекс бывшего офицера-неудачника исчез, он управлял своими людьми с миссионерским пылом, повелительно и нетерпеливо отдавая приказы своим высоким, резким голосом. Гиммлер с изумлением и несколько озадаченно следил за превращениями своего протеже: когда они встретились, рейхсфюрер видел перед собой почти сломленного человека, как будто выздоравливающего после тяжелой болезни. Теперь Гиммлер помогал его продвижению, и Гейдрих легко одолевал очередной подъем. 1 декабря 1931 года он уже был гауптштурмфюрером, 29 июля следующего года – штандартенфюрером, 21 марта 1933 года – оберфюрером. Гиммлер чувствовал, что в лице Гейдриха случай послал ему прирожденного разведчика, «живую картотеку», «человека, который держит в голове все нити сразу и плетет из них свои тенета» (как высказался Керстен). Гейдрих идеально подходил для этой роли: сильный, без сантиментов, с ненасытной жаждой информации и таким великолепным презрением к сотоварищам – просто мороз по коже.

Не случайно он больше всего любил фехтование. Наблюдательность, гибкость, молниеносная реакция на неожиданные ситуации были его второй натурой. Кроме того, Гейдрих обладал необыкновенной интуицией. Случалось, что Гиммлер читал его резолюции на некоторых донесениях: «Не верьте этому», «Это просто слухи». Шеф спрашивал Гейдриха, изучил ли он уже соответствующее дело, и получал ответ: «Еще нет». Записи он делал на основании собственного предчувствия и обычно бывал прав. Гиммлер говорил, что у Гейдриха «был нюх на людей… он знал, как поступит в том или ином случае свой или враг. Подчиненные обычно не решались ему врать». По словам Шелленберга, Гейдрих «обладал безошибочным инстинктом хищника, всегда готового к опасности и к быстрым, беспощадным действиям».

Оберштурмбаннфюрер Хёттль из СД утверждал, что именно Гейдрих первым заставил Гиммлера осознать потенциальные возможности его положения как рейхсфюрера СС и что идея превратить СС в полицейские войска Третьего рейха тоже изначально исходила от Гейдриха. Он замыслил создать всеобъемлющую систему полицейского контроля по всей стране, охватывающую все грани жизни и обеспечивающую доминирующую роль НСДАП. Инструментом должна стать СД во главе с ним самим, Рейнхардом Гейдрихом. Если полиция прежних времен довольствовалась поимкой врагов государства в момент совершения преступлений, то Гейдриху была нужна такая полицейская машина, которая могла бы выследить преступника еще до того, как он подумает, не говоря уж о том, чтобы начал действовать. Теперь полиция должна была стать не защитной, а атакующей организацией и даже своеобразным «воспитателем» общества, чтобы искоренить в нем всякое, как выражались в штабе Гейдриха, «чуждые нам, а значит, разрушительные тенденции». Конечно, при этом Гейдрих имел в виду пренебрежение обычными ограничениями, налагаемыми законом на деятельность полицейских служб.

Очевидно, однако, что старые полицейские кадры, воспитанные в уважении к нормам права, для такой свободы действий не годились. Еще меньше готова была к этому существующая администрация. Но Гейдрих знал, что нужно делать. Во-первых, СД должна занять все ключевые посты в новой политической полиции. Во-вторых, специализированные полицейские силы должны быть никак не связаны с внутренней администрацией. И наконец, вся полиция в целом должна быть поглощена организацией СС – таким образом будет создан Корпус государственной безопасности. В этом плане содержалось зерно и еще более революционного проекта – создание чисто эсэсовской администрации. Если СС, усиленные полицией, займут еще и официальные бюрократические места… Гиммлера пьянили Гейдриховы видения. Правда, старые борцы беспокоились, что чрезмерная связь ордена СС с политической полицией сделает его менее популярным в народе. Но ничто не могло удержать Гиммлера в стремлении стать главным полицейским в Германии.

Своеобразный «испытательный полигон» для Гейдриха уже был готов в Баварии. С марта 1933 года Гиммлер стал командиром баварской политической полиции и взял Гейдриха первым заместителем. Тот поставил на все более-менее важные позиции людей из СД. Он вывел политическую полицию из-под контроля баварского правительства, превратив ее в самостоятельную организацию и включив в нее политические отделы полицейских управлений всех уровней. Гиммлеру подчинялись все концентрационные лагеря Баварии, созданные неистовым Адольфом Вагнером, министром внутренних дел Баварии, чтобы разгрузить обычные тюрьмы, переполненные политзаключенными.

Тем временем появился чрезвычайный декрет президента «О защите народа и государства», дающий право полиции на «превентивное заключение» любого человека в концлагерь просто по подозрению в антигосударственной деятельности. Гиммлеру он дал немыслимую власть, и теперь никто не мог помешать его фанатичной страсти к политическим чисткам. На бумаге он все еще подчинялся Вагнеру, гауляйтеру и министру внутренних дел, но положение рейхсфюрера СС позволяло ему обходить свое номинальное начальство. Ведь Вагнер, будучи министром, мог отдавать приказы Гиммлеру только как командиру политической полиции, но в качестве гауляйтера он был, конечно, ниже рейхсфюрера СС. С другой стороны, внутрипартийная иерархия позволяла тому же Рему, как начальнику штаба СА, приказывать рейхсфюреру СС, но он не мог руководить Гиммлером в другой его ипостаси – шефа баварской политической полиции. Гиммлер с Гейдрихом вовсю пользовались такой независимостью. «Дахау» стало общеизвестным словом, означающим варварские методы, от которых морщились даже убежденные нацисты. Эти двое набивали заключенными свои лагеря еще долго после того, как схлынула первая волна террора, вызванная нацистской революцией. Гиммлер впоследствии вспоминал: «В 1933 году под давлением рейхе – министерства мы освободили многих заключенных в Пруссии и других землях; но в Баварии я никого не освобождал».

Глава администрации Баварии фон Эпп был обеспокоен частыми «профилактическими арестами» и 20 марта 1934 года указывал Вагнеру, что подобный произвол «подрывает доверие к закону». Однако без толку. По словам фон Эппа, «ответ Вагнера содержал много неточностей, неверных интерпретаций и просто искажения фактов». Даже пребывавший в летаргии рейхсминистр внутренних дел Фрик писал в 1935 году: «Я уже привлекал внимание к тому факту, что в Баварии слишком большое число лиц находится в предварительном заключении… Ни разу я не получал удовлетворительных объяснений от баварской политической полиции, как не видел и реальных попыток уменьшить число заключенных. Между тем, согласно последним данным, число лиц, задержанных в предварительном порядке, в Баварии на несколько сот человек больше, чем общее количество заключенных в остальных германских землях». Но Гиммлер обычно игнорировал подобные увещевания из Берлина. Письмо Фрика было встречено холодным замечанием: «Заключенные останутся».

Но Бавария уже казалась тесной Гиммлеру и Гейдриху: они бросали завистливые взгляды и на другие немецкие земли, где полиция была бесхозной или, во всяком случае, без твердой руки. Время поджимало: Геринг в Пруссии опережал их, создав гестапо – политическую полицию, столь же независимую от партии и государства, как и СД. Получилось так, что Гиммлеру помог победить Фрик, человек слабый, но одержимый идеей централизации всей германской полицейской системы. Поскольку Геринг со своим прусским сепаратизмом явно ему мешал, министр решил договориться с Гиммлером. Оба они сходились только в одном: полицейские силы должны быть объединены на общегерманском уровне. Поэтому Фрик позволял Гиммлеру постепенно прибирать к рукам полицейские службы в других землях. Пруссия держалась до последнего.

Итак, к весне 1934 года Гиммлер с Гейдрихом получили и прусскую полицию. Гиммлер стал заместителем шефа и главным инспектором гестапо, а Гейдрих – его первым помощником.

Их позиции еще усилились, после того как руководство НСДАП 9 июня того же года официально объявило СД единственной своей службой разведки и контрразведки.

Но победа пришла слишком рано, организация еще не встала крепко на ноги, и Гейдрих был отчасти разочарован в своем творении. Да и баварский опыт разрушил его мечту об СД как об основе новой политической полиции. Старая школа во всех отношениях пока что превосходила молодых карьеристов из СД, и Гейдрих, должно быть, предчувствовал это, поскольку еще 27 января 1933 года ушел в отставку с поста шефа СД и был назначен в штаб рейхсфюрера как «штандартенфюрер по особым поручениям». В течение девяти месяцев СД обходилась без его руководства. Бывший и будущий глава СД, как реалист, понимал, что даже просто в численном отношении эта служба, в которой было тогда в общей сложности не более 100 человек, не сможет составить основу кадров новой полиции. Да и вообще он сомневался, что СД имеет будущее как самостоятельное формирование. Лина передала историку Аронсону слова своего мужа: «Партия нам больше не нужна. Она свое дело сделала – открыла путь к власти. Теперь СС должны проникнуть в полицию и вместе составить новую организацию».

Такова была цель. Что касается средств, то Гейдрих в качестве одного из руководителей гестапо теперь занялся объединением всех полицейских служб немецких земель под крылом СС, превращая опытных профессионалов в надежную охрану режима. К нацизму это не имело никакого отношения: как обычно, идеология мало интересовала этого прагматика. Он подбирал не убежденных нацистов, а людей, знающих свое дело. Именно таких он нашел среди офицеров мюнхенской криминальной полиции, которые вовсе не делали секрета, что им отвратительна эта новомодная СД.

Старший инспектор Рейнхард Флеш со своими коллегами Генрихом Мюллером, Йозефом Губером и Йозефом Майзингером со дня на день ожидали, что их уволят, потому что все они, кроме старого борца Майзингера, который маршировал с Гитлером 9 ноября 1923 года, более или менее поддерживали в прошлом Баварскую народную партию или другие демократические группировки. Правда, Мюллер держался твердо, приговаривая: «Ничего, пусть только придут эти новенькие… Мы еще посмотрим, кто кого». Но угроза висела и над ним.

Коренастый, с бычьей шеей и лицом деревенщины, инспектор криминальной полиции Мюллер (1900 года рождения) во время войны был летчиком на Западном фронте, а в 1919 году поступил на службу в мюнхенскую полицию. Первое его дело было связано с расстрелами заложников в период баварской Красной республики; с тех пор он стал фанатичным антикоммунистом. При Веймарской республике он отвечал за антикоммунистический сектор в политическом отделе полиции Мюнхена и по наблюдениям руководства баварских нацистов был «самым ярым противником коммунизма», не склонным строго придерживаться закона в своих действиях. Однако там же отмечалось, что на другой работе и, если бы ему это приказали, Мюллер таким же точно образом действовал бы и против правых, поскольку он очень честолюбив и при любой власти будет стремиться отличиться перед начальством. Партийные руководители в Мюнхене не уверены были насчет его перспектив в новой политической полиции. Хуже всего, что его тесть, Дишнер, возглавлял издательство Баварской народной партии. В общем, разные люди, характеризуя Мюллера, сходились в одном: едва ли такой полицейский чиновник приемлем для нацистов.

Однако все это вовсе не смущало Гейдриха, если дело касалось такого профессионала, как Мюллер. В новой полиции нашлось место всем членам группы Флеша, включая даже Губера, которого терпеть не могли партийные власти, поскольку он считался главным антинацистом среди местных полицейских чинов. Рассказывают, что Гейдрих вызвал к себе Губера и показал ему список кандидатов на увольнение, где значилась и его фамилия. За этим последовала короткая беседа, после которой Гейдрих уже знал наверняка, что Губер, как и другие служаки из мюнхенского полицейского управления, будут ревностно и не обременяя себя излишней щепетильностью служить новому порядку.

Внутренний меморандум мюнхенской нацистской организации от 9 марта 1937 года предостерегал, что не следует доверять защиту режима таким однозначным личностям, как Мюллер, который, выслуживаясь перед начальством, еще недавно преследовал национал-социалистов и именовал великого фюрера «безработным иммигрантом» и «австрийским бродягой».

Между тем Мюллер и другие были готовы отплатить Гейдриху за его терпимость безусловным повиновением, ведь вместо того, чтобы выгнать, их вроде бы даже продвинули – зачислили всем скопом в СД. Но Гейдрих с его холодным расчетливым умом не принял во внимание возможный побочный эффект этой операции. Впрочем, тогда его едва ли можно было просчитать. Хоть они и вполне готовы были пришить драгоценные буквы «СД» себе на рукава, но вплоть до конца Третьего рейха эти люди в глубине души сохранили аллергию на СД. Это обстоятельство было одним из фактов, которые помешали СД получить контроль над гестапо.

Эта компания – не единственные профессионалы, завербованные Гейдрихом. В Берлине произошла подобная история с группой Артура Небе, такого же хорошего специалиста в своем деле и ловца случая, как и Генрих Мюллер. Небе (1894 года рождения) во время войны был лейтенантом инженерных войск и с 1920 года служил в берлинской криминальной полиции. Потом он вступил в СС, стал группенфюрером, но впоследствии казнен как участник заговора 20 июля 1944 года. Эрнст Кальтенбруннер, преемник Гейдриха, дал ему тогда характеристику, не слишком отличающуюся от той, что наградили Мюллера мюнхенцы: «Двуличный субъект с нездоровым властолюбием, всегда готовый беспощадно разделаться со всяким, кто мешал его карьере». Кальтенбруннер был отчасти движим гневом против «предателей»-заговорщиков, но все же эта характеристика Небе не так далека от действительности, разве что Небе во многих случаях занимал еще более циничную позицию.

Этот подозрительный, загадочный человек работал в разных отделах полиции – боролся то с наркотиками, то с воровством, а к нацистской партии прибился в 1931 году, когда Веймарская республика уже ничего никому не могла предложить, а нацисты обещали полиции и деньги, и оборудование, и много чего. Небе стал членом-спонсором, потом вступил в СА, перевелся оттуда в гестапо, где стал главой административного отдела. Об этом он скоро пожалел, потому что оказался между двух огней: с одной стороны команда Гиммлера – Гейдриха, а с другой – протеже Геринга Рудольф Дильс, первый глава гестапо. Небе послал Гиммлеру компромат на Рема в надежде выбраться из гестапо на другие хлеба; надежда сбылась лишь отчасти.

Была и третья группа образованных профессионалов, завербованных Гейдрихом в разных частях Германии; среди них оказался будущий ближайший соратник и одновременно противник Гейдриха доктор Вернер Бест. Он родился в 1903 году в Дармштадте, в семье почтового чиновника. Он изучал право в университетах Фрайбурга, Франкфурта и Гессена. Пылкий националист, поклонник сильного государства, ученик Эрнста Юнгера, видевший романтику в вольном корпусе, считавший войну «необходимой и естественной формой бытия», а закон не более чем орудием в борьбе за власть, он был убежден, что стремление отдельных индивидов к власти должно быть тождественно тенденции к усилению государства в целом, поскольку «чем более централизованным и сильным является государство, тем оно совершеннее».

В 1931 году Бест встретился с группой нацистов на ферме Боксгейм и ознакомил их со своими идеями – на словах и в письменном виде (в дальнейшем они получили название «боксгеймских документов»). Он предлагал совершить переворот с переходом власти в руки руководства СА и установлением жесткого порядка, вплоть до казни без суда. Какой-то нацист-ренегат сообщил о планах Беста полиции, и вследствие этого он был лишен юридической практики в Гессе. После прихода нацистов к власти Бест благодаря своему приятелю Мюллеру был назначен начальником полиции в Гессе. Он пробыл там недолго – уже осенью 1933 года его уволили под нажимом гауляйтера Шпренгера, которому не понравилось критическое отношение Беста к партийным властям, но тем временем успел вступить в СС и вскоре стал начальником управления СД по Южному региону.

В 1934 году, когда Гейдрих стал расширять штат управления гестапо, он призвал к себе Беста. Меньше всего думал Гейдрих, что пригласил человека, который будет упорнейшим образом обдавать холодной водой все их самые горячие головы. Дело в том, что Бест, несмотря на свои теоретические выкладки по национальному авторитарному государству, в самой глубине души все же оставался «законником»; более того, он уже научился мыслить как чиновник, опираясь на догмы, и поэтому не мог конкурировать с образованными, но полностью беспринципными юристами нового поколения, поступавшими в СД, типа Вальтера Шелленберга.

Но до таких нюансов было еще далеко. А пока что Гейдрих и его новые кадры вместе принялись закладывать фундамент той машины тирании, само название которой – гестапо – в дальнейшем внушало ужас миллионам жителей Германии.

Гейдрих сознательно ставил на страх. Только такая пугающая репутация могла сделать новую политическую полицию эффективным орудием гитлеровской диктатуры и средством подавления всех мыслимых оппонентов режима. Он сам однажды заметил не без удовлетворения, что гестапо вызывает у населения «страх и трепет».

Строго говоря, основоположником, как уже отмечалось, был Геринг. В качестве главы прусского правительства он радикально изменил старую систему охраны порядка, при которой отделы политической полиции и служба контрразведки существовали в виде отделов и секторов в общих полицейских учреждениях, и создал новое ведомство – государственную тайную полицию, сокращенно гестапо. Собственно политический сыск стал III отделом этой новой организации, а контрразведка – IV отделом. I отдел считался административным, а II – юридическим. К концу 1933 года Геринг вывел гестапо за рамки управления криминальной полиции и даже министерства внутренних дел, подчинив его только министру-президенту Пруссии, то есть себе самому.

Местная администрация была отстранена от участия в делах политической полиции, а если еще вспомнить, что упомянутый выше указ рейхспрезидента от 28 февраля 1923 года «О защите народа и государства» практически отменил основные гражданские права и уполномочил полицию производить домашние обыски, аресты, подслушивание телефонных разговоров и просмотр писем – и все это без судебных ордеров, то после этого трудно вообще вообразить более могущественное полицейское ведомство, чем гестапо Геринга.

Но это не удовлетворяло стремящегося к совершенству Гейдриха. И он проводил время, рисуя в самых мрачных тонах разнообразные опасности, угрожающие режиму. То есть он делал именно то, что и положено шефу полиции при возведении своего механизма устрашения, – он создавал образ врага. Став главой гестапо, Гейдрих вдруг явился из безвестности и забил тревогу во все колокола. В речи, произнесенной в начале 1935 года, он предостерег товарищей по партии от потери бдительности, объявив, что, хотя вражеские организации уже разгромлены, враг не уничтожен. Враги режима «пытаются консолидироваться и занять в обществе новые позиции». Явными врагами Германии, по Гейдриху, по-прежнему являлись мировое еврейство, всемирное масонство и клерикалы, «которые постоянно лезут в политику». Однако гораздо опаснее скрытые враги: «Они работают в подполье и располагают значительными силами и возможностями. Их цель – разрушить единство партии и государства и таким образом обезглавить рейх».

При Гейдрихе аппарат гестапо был еще расширен путем создания трех главных управлений. Было уточнено понятие внутреннего врага государства. При Геринге это расплывчатое понятие подразумевало коммунистов и марксистов. Новые хозяева штаб-квартиры гестапо постановили считать врагом государства каждого, кто «сознательно противостоит народу, партии и государству в идеологических принципах и политических акциях». Во внутреннем меморандуме для полицейских содержались разъяснения: «Это коммунисты, марксисты, еврейство, масонство, политические деятели из церковников, недовольные политическим строем, Черный фронт (так именовали единомышленников Штрассера), промышленные саботажники, сторонники абортов, гомосексуалисты (то есть лица, подрывающие рост численности и жизненные силы народа), закоренелые уголовники, заговорщики и государственные изменники». По мысли автора записки всех этих злодеев объединяла общая «вина»: их усилия были направлены против духовного и расового главенства немецкой нации.

Была тщательно разработана система классификации врагов государства. В списках берлинского управления гестапо наиболее опасные враги были отмечены индексом «А» и разделены на три категории:

«А1: противники режима, которых следует арестовать сразу после негласного начала подготовки общей мобилизации.

А2: эти лица должны быть арестованы в момент публичного объявления о мобилизации.

A3: лица, которые в острые моменты могут оказаться очень опасными, поэтому за ними необходим постоянный контроль».

Первая группа была отмечена красной чертой в левом углу карточки, вторая – синей, третья – зеленой. Кроме того, у гестаповцев были и другие цветовые обозначения для своих жертв. Темно-красная полоса справа на карточке в картотеке означала коммунистов, розовая – марксистов, коричневая – террористов, фиолетовая – недовольных. Все картотеки подлежали проверке дважды в год, для поддержания их в порядке или внесения изменений и дополнений.

Расширение задач по борьбе с «врагами государства», разделенными на многочисленные группы, вело, конечно, и к росту штатов политической полиции. В отделе разведки берлинской полиции, откуда и пошло гестапо, было всего 35 человек, а в начале 1935 года новое ведомство насчитывало более 600 служащих. Годовой бюджет гестапо вырос с 1 миллиона марок в 1933 году до 40 миллионов в 1937-м. Росло также число местных и окружных отделений гестапо и численность их сотрудников. В их ведение перешли и пограничники, а позднее гестапо создало также собственную пограничную службу, которая не имела ничего общего с настоящей, а выполняла, по сути, функции тайного сыска. Ей надлежало вычислять врагов режима уже на границе и отслеживать все подозрительные связи, поэтому подчинялась она управлению контрразведки гестапо.

Железный занавес опустился над границами гитлеровской Германии. Тщательно разработанная сложная система слежки должна была гарантировать, что ни один беглец не скроется от всевидящих глаз гестаповцев. Восемь букв обозначали определенные группы лиц, вызывающие разного рода подозрения: подлежащих аресту, слежке, обыску или высылке:

A. Арест.

B. Арест, если нет постоянного места жительства.

C. Слежка.

D. Высылка из страны.

E. Розыск.

F. Задержание с целью установления личности.

G. Скрытое наблюдение.

V. Профессиональные уголовники.

Власть гестапо постепенно росла, и все легче становилось держать людей на крючке. Со временем лиц без гражданства, подлежащих депортации, стали помещать в концентрационные лагеря, вплоть до завершения формальностей. Конечно, все это сопровождалось определенной процедурой. В одной из инструкций, изданных Бестом в 1937 году, говорилось: «Помещение в концлагеря лиц без гражданства, согласно моему предписанию, должно производиться местными полицейскими властями с заполнением формы 240 гестапо, после чего руководство лагеря должно выслать мне первую копию формы 240, а также по форме 98 карточку с фотографией депортируемого». Высылаемым разрешалось покинуть концлагерь лишь после того, как какая-либо страна согласится их принять у себя. При этом с человека брали заявление в двух экземплярах о том, что он поставлен в известность: в случае возвращения в Германию он снова будет заключен в концлагерь.

«Превентивный арест» с последующим заключением в концентрационный лагерь превратился в страшное орудие гестапо. Формально существовавшая машина правосудия, с судьями, прокурорами и адвокатами, ничем не могла помочь человеку, внезапно попавшему за колючую проволоку. Основная власть производить «профилактические аресты» принадлежала главному ведомству гестапо и распространялась сначала на жителей Пруссии, а затем и на всех немцев. Местные отделения гестапо также могли задерживать людей, но только на семь дней, после чего их следовало освободить, если не поступало другого указания от высшего начальства.

Когда в гестапо пришел Гейдрих, число заключенных в концлагерях увеличилось. В 1935–1936 годах одних только марксистов там было 7 тысяч человек.

Но вместе с ростом могущества гестапо множилось и число его врагов. Юристы и бюрократы объединяли усилия, чтобы остановить или хотя бы замедлить победное шествие новой политической полиции. Самые храбрые публиковали некоторые данные о преступлениях и злоупотреблениях в концлагерях, надеясь повлиять на более умеренных нацистских лидеров и добиться закрытия этих «пыточных фабрик».

Летом 1933 года мюнхенская прокуратура второго округа обратила внимание на случаи необъяснимых смертей в Дахау. 2 июня в меморандуме, направленном баварскому министру юстиции, прокуратура официально заявляла, что «события, имевшие место в концентрационном лагере Дахау, должны быть расследованы со всей тщательностью». Еще в мае прокуратура сама расследовала четыре смертных случая заключенных в Дахау и установила, что жертвы были замучены охраной лагеря. В сентябре она настояла на посмертной экспертизе тела еще одного заключенного, и было установлено, что он скончался от побоев. В октябре были расследованы также два случая предполагаемых самоубийств в Дахау, и был сделан вывод, что в обоих случаях есть серьезные основания подозревать постороннее вмешательство. Прокуратура направила официальное представление министру юстиции с требованием проверить соблюдение законности в Дахау и возбудить дела с обвинением в подстрекательстве к убийству против лагерного начальства. Гиммлеру пришлось уволить коменданта. Но по другим делам Гиммлер и Гейдрих заняли очень жесткую позицию, чтобы не допускать расследования. Они убедили министра внутренних дел Вагнера внести предложение в правительство об отказе в расследовании преступлений в концлагерях по мотивам «государственной политики». Однако баварское правительство отклонило это предложение, и Гиммлер прибег к другому приему. По его настоянию министр юстиции Франк выпустил инструкцию прокурорам: «Воздержаться от проведения предварительных расследований в подобных случаях».

Прокуратура же продолжала упорствовать. В июле 1934 года она обратилась с запросом в баварскую политическую полицию «с целью получения дополнительных материалов по делу бывшего коменданта и выявления лиц, которые также могли иметь отношение к этому делу». Гейдрихова политическая полиция откомментировала это как «далеко идущие попытки обвинить руководство лагеря Дахау в вымышленных преступлениях». Администрация лагеря сумела быстро замести следы, и в сентябре прокурор Винтерсбергер вынужден был приостановить расследование.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.