Канарис и Гейдрих

Канарис и Гейдрих

Как случилось, что фактам перехваченных радиограмм из Рима, подслушанных телефонных разговоров голландского полковника Саса с Гаагой, Гиммлером и СД не был дан ход, хотя РСХА было об этом информировано? Чтобы понять это, нам следует разобраться с личностью Гейдриха и его должностью в качестве руководителя Главного управления имперской безопасности (РСХА) и прояснить его личные отношения с ведомством Канариса.

Абвер – даже если поначалу и был скромным учреждением – был таким же старым, как и сам рейхсвер. При Гитлере он получал неконтролируемые средства для своего свободного развития. Гитлер же определил и сферу его деятельности и значительно расширил ее против прежнего. Одним из своих распоряжений он предоставил вермахту исключительное право проводить все представляющиеся необходимыми мероприятия, требующиеся для ликвидации шпионажа и саботажа, направленных против вооруженных сил рейха, находящихся на этапе строительства. Компетенция, по мнению абвера, выходила далеко за военные границы. Например, на промышленных предприятиях или в инстанциях исполнительной власти обучались так называемые уполномоченные абвера. Они работали на предприятиях по производству оружия, самолетов и т. п., чтобы на производственных местах налаживать защиту от шпионажа и диверсий. В результате этого сфера деятельности абвера стала почти всеохватывающей, а поскольку он пользовался расположением Гитлера, никто даже из функционеров партии не осмеливался крикитовать или обвинять его.

Мощным и отлаженным организмом был абвер уже тогда, когда Гиммлеру в 1936 году удалось сделаться начальником Германской имперской полиции. До этого момента существовали только полиции земель, например баварская, прусская и т. д. Сначала Гиммлер стал начальником баварской полиции, когда после 1933 года Дильса вызвали в Берлин для назначения на пост начальника прусской полиции. Но незадолго до путча Рёма Гиммлеру удалось прорваться в Пруссию и он стал – как и в других землях – начальником и прусской полиции. Была создана прусская тайная государственная полиция, в штат которой зачислили большой процент проверенных полицейских чиновников из Пруссии и других земель.

Только в июле 1936 года Гиммлер стал «начальником германской полиции в имперском министерстве внутренних дел» со следующими подразделениями: Главное управление полиции общественного порядка во главе с начальником Даулюге; Главное управление полиции безопасности во главе с Гейдрихом. Гиммлер теперь был в ранге государственного секретаря.

Гейдрих, этот честолюбивый и, без всякого сомнения, очень талантливый человек, постепенно из тайной государственной полиции создал полицейскую власть высшего ранга, которая в 1939 году была переименована в Главное управление имперской безопасности. С годами началось соперничество абвер – РСХА за сохранение или расширение компетенции.

При споре об интерпретации полномочий Гейдрих мог опираться на соглашение между военным министерством и министерством внутренних дел Пруссии от 1869 года.

К этому добавлялось еще кое-что. Издавна вооруженные силы или рейхсвер при проведении обысков в квартирах, арестах и всех уголовно-процессуальных мероприятиях прибегали к помощи полиции, поскольку сами не обладали исполнительной властью.

Оба этих факта образовывали отправную точку при переговорах о компетенции между Канарисом и Гейдрихом. Даже если у Канариса и была более выгодная позиция, нежели у Гейдриха, то имперское военное министерство настойчиво рекомендовало ему не ввязываться в конфликт с Гиммлером как начальником имперской полиции. Канарис охотно следовал этим пожеланиям.

Переговоры велись между Гейдрихом, доктором Бестом, с одной стороны, и Канарисом – с другой. Констатировалось, что они действуют в духе сотрудничества. Они пришли к некоему соглашению, названному его автором доктором Бестом «Десятью заповедями».

Сфера деятельности разграничивалась так, что за абвером сохранялись секретная служба по сбору информации, военный шпионаж. Также в его сферу входила военная контрразведка. За тайной государственной полицией признавалось право исключительной уголовно-процессуальной компетенции по делам, исходящим от абвера.

Этого соглашения, по многочисленным свидетельствам, среди них – одного бывшего члена узкого круга руководства абвера, Канарис никогда не придерживался. «Его ошибка состояла в том, что он нарушал договоренности с политической разведкой. Также из еще небольшого заграничного отделения он сделал огромное ведомство. Он говорил, что хочет быть информирован не политически, а «военно-политически».

В заграничном отделе сидел чиновник внешнеполитического ведомства для координации связи. Нарушения соглашения не оставались секретом для Гейдриха. Риббентроп также сильно обижался за это на Канариса, поскольку теперь скорее адмирал был в состоянии докладывать Гитлеру о политических настроениях за границей, нежели Гиммлер или министр иностранных дел.

Любопытно, что и между Герингом и Канарисом существовало соглашение. Канарис со всех донесений, которые он направлял Гитлеру, передавал копии Герингу. Если речь шла о важных и срочных донесениях, то их копии направлялись лично Герингу через одного майора абвера.

Перед началом польской кампании произошло следующее.

Канарис, видевший приближение войны и пытавшийся предотвратить ее, подготовил для Гитлера ряд донесений, которые недвусмысленно доказывали, что в ответ на вступление в Польшу следует ожидать объявления Англией и Францией войны Германии. Канарис передал эти донесения Гитлеру с пометкой особой важности. Геринг получил копии. Когда он прочитал их, то возмутился и добился издания приказа, запрещавшего Канарису передавать Гитлеру пораженческие донесения.

(Это свидетельство опровергает распространенную во множестве публикаций точку зрения, будто Геринг делал все, чтобы сохранить мир.)

Затем Канариса обязали передавать сведения в тайную государственную полицию о каждом новом завербованном агенте. От абвера шла напрямую пневматическая почта в гестапо. У Канариса также были шпики в гестапо; речь преимущественно шла о чиновниках, служивших в СА.

И в НСДАП у Канариса также были отличные связи с источниками, которые от Остера шли к графу Хельдорфу, начальнику полицейского управления Берлина, и к директору уголовной полиции Небе (РСХА). Потому он, несмотря на то что ему не подчинялась служба внутриполитической разведки и надзора, был информирован подробнейшим образом.

У Канариса были и другие преимущества. У абвера имелась собственная паспортная служба. Правда, она должна была выдавать только паспорта и визы военным. Доверенные лица категорически исключались, они должны были связываться с полицейскими ведомствами или паспортным отделом министерства иностранных дел. Но и тут Канарис поступал по своему усмотрению. Многие информаторы получали свои паспорта и визы в абвере. И удостоверение об арийском происхождении можно было легко получить в абвере (даже с ведома Гиммлера).

А как Гейдрих относился к соглашениям?

Разумеется, ему хотелось бы больше знать о вермахте и подчинить себе его разведслужбу. Но в целом он чувствовал себя недостаточно сильным перед вермахтом, которому Гитлер явно отдавал предпочтение. Он строго придерживался соглашения. Потому он запрещал как службе безопасности, так и тайной государственной полиции любую разведывательную деятельность, пересекающуюся с интересами вермахта. Сотрудникам тайной государственной полиции, действовавшим вопреки запрету, грозили строгие дисциплинарные взыскания. Но, несмотря на это, Гейдрих получал сведения из вермахта. Ему поставляли отчеты национал-социалисты, призванные в армию члены СС и т. п. Он распорядился классифицировать их по карточкам и отложил до окончания войны.

Так германская военная разведка и контрразведка долгое время во время войны была государством в государстве. Она ощущала себя защищенной благорасположением Гитлера и чувствовала себя уверенно. Ни один сотрудник абвера не мог быть допрошен или арестован тайной государственной полицией.

С абвером в принципе ничего не могло случиться, даже тогда, когда партийным службам удавалось перехватывать подозрительную информацию, исходящую из недр абвера. Они были вынуждены передавать эти доклады абверу для обработки и расследования и не имели права дальше разрабатывать данное дело самостоятельно.

Неудивительно, что с течением времени в абвере развилось чувство собственной неуязвимости. Оно выросло до опасно надменного лозунга «Нам никто не указ!». Натуры вроде Остера были слишком им захвачены – в ущерб себе, в ущерб абверу. Все реже и реже уделяли внимание элементарным мерам безопасности; они поверили в свою почти что неприкосновенность.

Если раньше в Германии существовали лишь политическая полиция, военная разведка и контрразведка и служба информации министерства иностранных дел, то с возникновением Третьего рейха картина изменилась.

Была сформирована СД. Заграничная организация НСДАП занималась шпионажем за рубежом. Министерство пропаганды создало свой отдел разведки и контрразведки. Имперское управление по делам молодежи сформировало секретную разведслужбу. Занималось этим и Управление по делам фольксдойчей. Да, имелись даже приграничные организации, имевшие свои собственные разведслужбы. Одно время даже у «Германского трудового фронта» была разведка.

Гейдрих стремился к тому, чтобы заполучить в свои руки различные разведслужбы. Это удалось ему лишь частично. Гесс и позднее Борман повторно запрещали партии и ее заграничным организациям держать собственные разведслужбы. Лишь СД разрешалось заниматься разведкой и контрразведкой, только к ним должна была стекаться вся информация. Хотя в 1938 году разведслужба «Германского трудового фронта» и была упразднена и переведена в СД, тем не менее не удалось сосредоточить все разведки в одних руках. Несмотря на это, со всеми организациями и властями существовали соответствующие письменные договоренности, по которым Гейдрих хотя бы формально был шефом всех разведслужб. Разумеется, это не относилось к абверу. Разделительная линия пролегала там, где начинался военный сектор.

Существовал спор по поводу введенного Канарисом термина «военная политика». Гейдрих говорил, что не существует никакой военной политики, а есть только политика. Но Канарис оставался при своем мнении. Несмотря на то что даже с годами он все более и более сближался с точкой зрения Гейдриха.

Но разговоры оставались разговорами: в службе Канариса ничего не менялось.

И у Геринга была своя «Исследовательская служба» под руководством принца фон Гессена неподалеку от Литцензее (Вестенд), которая добилась значительных результатов в прослушивании переговоров иностранных дипломатов.

Но единственным ведомством, всерьез воспринимаемым абвером, было РСХА – Главное управление имперской безопасности. Речь шла об объединении под этим названием трех организаций – частично государственных властей, частично партийных, которые территориально были самостоятельными:

уголовной полиции;

тайной государственной полиции;

СД.

Уголовная и тайная государственная полиции были органами исполнительной власти, их сотрудники – чиновниками или служащими органов власти. Вплоть до назначения Гиммлера они работали более или менее самостоятельно по отношению друг к другу. С июня 1936 года и до момента основания РСХА Гейдрихом они были преобразованы в Главное управление полиции безопасности во главе с управлением прусской тайной государственной полиции (руководитель Гейдрих) и имперским управлением уголовной полиции (руководитель – директор имперской уголовной полиции Небе).

Организация выглядела следующим образом:

Руководящие инстанции располагались в провинциальных центрах или в резиденциях земельных правительств; инстанции тайной государственной полиции – при регирунспрезидентах[9].

СД была учреждением партии. Ее членами были сотрудники СС и партийные служащие. Главой ее было Главное управление СД, шефом которого являлся Гейдрих, который в этом качестве входил в штаб рейхсфюрера СС.

Подчинялись:

СД-руководящие участки (как указано выше);

СД-отделения;

Организация РСХА:

Шеф полиции безопасности и СД (Гейдрих, а с 30 января 1943 года Кальтенбруннер);

Управление I: кадры;

Управление II: административное и правовое;

Управление III: сферы жизни (служба СД внутри страны под руководством Олендорфа, одновременно Главное управление для нижестоящих подразделений СД);

Управление IV: разведка и нейтрализация противника (служебное Главное управление тайной государственной полиции под руководством Мюллера);

Управление V: борьба с преступностью (служебное Главное управление уголовной полиции под руководством Небе);

Управление VI: служба внешней разведки (заграничная служба СД под руководством Шелленберга со структурой собственных нижестоящих органов);

Управление VII: аналитический отдел (СД должно было выполнять аналитическую работу, но вначале пробуксовывало).

Позднее прибавилось управление «Мил.» (военная разведка), с февраля 1944 года – под руководством полковника Хансена; с 20 июля 1944 года руководилось лично Шелленбергом.

Структура руководства тайной государственной полиции многократно менялась. Ниже мы показываем структуру, существовавшую в основных чертах с 1939-го по 1 апреля 1944 года (то есть большую часть войны):

РСХА (шеф полиции безопасности и СД);

Управление IV: шеф управления – группенфюрер СС, генерал-лейтенант полиции Мюллер;

Группа IV A: правая и левая оппозиция;

Группа IV B: церковь и евреи;

Группа IV C: архив, картотека, служба безопасности, дела партии, аресты;

Группа IV D: оккупированные территории;

Группа IV E: контршпионаж.

Отдельные группы, в свою очередь, делились на отдельные сектора. Группа IV E (до 1941 года – руководитель Шелленберг) имела следующую структуру:

IV E 1: общие вопросы разведки и контрразведки;

IV E 2: контрразведка в промышленности;

IV E 3: разведка и контрразведка на западе (Франция, Бельгия, Швейцария);

IV E 4: разведка и контрразведка на севере (Англия, Голландия, Скандинавия);

IV E 5: разведка и контрразведка на востоке (Польша, Россия, Япония);

IV E 6: разведка и контрразведка на юго-западе (Чехословакия, Средиземноморье, Восток).

Структура секторов с 3-го по 6-й чрезвычайно прозрачна, их задачи заключались в том, чтобы устанавливать разведслужбы (политические и военные) в странах их компетенции, наблюдать за ними и централизованно руководить контрмерами против разведывательных акций, а именно: совместно и во взаимодействии с военной разведкой и контрразведкой. Отдельные случаи рассматривались территориальными органами государственной полиции, которые также возбуждали уголовные дела и должны были отчитываться перед сектором IV E.

Сотрудничество между территориальными органами государственной полиции (отдел III – контршпионаж) и территориальными организациями военной разведки и контрразведки (орган абвера в соответствующем военном округе, руководитель которого находился при органе I C штаба корпуса в мирное время) в случае необходимости должно было быть тесным и надежным. Абвер информировался органами государственной полиции по каждому отдельному случаю и наоборот.

Внутри РСХА существовали трения, в особенности между СД и тайной государственной полицией. Тайная государственная полиция, с одной стороны, чувствовала, что Гейдрих обходит ее в пользу своего СД, а чиновники СД, с другой стороны, ощущали свое значительное превосходство в опыте и профессионализме.

Рейнгард Гейдрих родился в 1904 году. Его предположительно частично еврейское происхождение решительно оспаривалось семьей. Выросший в артистическом доме без упорядоченного быта – отец Гейдриха был директором консерватории в Галле, – в юности он быстро вытянулся и долгое время был болезненным. После окончания средней школы Гейдрих пошел в военно-морские силы, и благодаря железной воле, а также с помощью таких различных видов спорта, как парусный и фехтование, ему удалось так закалить свое тело, что он мог спокойно переносить суровую морскую жизнь. Фенрихом[10] Гейдрих проделал поход в Исландию на «Берлине», где 1-м офицером был Канарис. Это был 1923-й или 1924 год. Они были знакомы с той поры. Гейдрих стал позднее офицером связи и дослужился до чина обер-лейтенанта. Душой и телом он был морским офицером. Один радист, служивший под его началом на «Берлине», сказал о нем: «Как офицер связи, он любил прикрикнуть на нас; но никогда не подвергал наказанию».

Затем произошла история с дочерью советника по вопросам военно-морского строительства, на которой Гейдрих якобы пообещал жениться. Между тем он познакомился с суровой красавицей Линой с востока. Она, позднее ставшая его женой, расскажет об этом: «Я была дочерью простого деревенского школьного учителя, а другая гораздо красивее меня и к тому же дочерью советника и друга Рёдера».

Возмущенная невеста написала Рёдеру, а Рёдер распорядился созвать суд чести, в котором среди прочих принимал участие один старый морской товарищ Гейдриха, и поныне живущий в Вангенхейме. По рассказам госпожи Гейдрих, ее будущий муж был поставлен перед выбором: жениться или уйти в отставку. Он не женился на дочери советника и был вынужден уйти со службы. Это был не единичный случай. Так, один высокопоставленный офицер абвера в заграничном управлении был уволен в 1932 году из армии даже за супружескую неверность и снова взят на службу в абвер в 1934 году…

Как Гейдрих нередко сам рассказывал, в Гамбурге он вступил в СС. Гиммлер для создания разведслужбы искал подходящего человека и приказал ему, как бывшему «офицеру разведки»[11], прибыть в Мюнхен. Гейдрих поехал к Гиммлеру. В ходе разговора выяснилось, что Гейдрих на флоте был всего лишь офицером технической связи (радио и т. п.), но никогда не работал в разведке. Несмотря на это, Гиммлер взял его. Летом 1934 года мы встречаем Гейдриха в Берлине, где он принимает на себя руководство тайной государственной полицией.

Однажды прекрасным летним днем 1934 года Гейдрих с женой и детской коляской прогуливаются по Дёллерштрассе, где они живут. Возле них останавливается пара.

– Да ведь это Гейдрих! – восклицает маленький господин в сером костюме. Он представляет жену. Это Канарисы.

– Как, герр капитан живет здесь, в Берлине? – вопрошает пораженный Гейдрих.

– Недавно, недавно, – улыбается Канарис.

– Мы всего несколько дней как поселились здесь, на Дёллерштрассе, герр капитан.

– Не может быть! Мы тоже. Вот так совпадение!

Пока госпожа Канарис склоняется над детской коляской и что-то по-женски обсуждает с госпожой Гейдрих, мужчины пускаются в беседу.

– Будем рады видеть вас у себя, – говорит Канарис, – вы все еще музицируете, Гейдрих?

– С удовольствием примем приглашение. И если позволит герр капитан, я все еще музицирую.

Канарис подмигивает.

– Моя жена неплохо играет на скрипке. А в саду мы можем сыграть в крокет…

Они сердечно прощаются.

С этого дня началось общение между семьями Канариса и Гейдриха, окончившееся только со смертью Гейдриха.

Гейдрих никогда не забывал своего военно-морского прошлого. Он всегда ощущал привязанность к флоту, а в Канарисе видел авторитетного старшего товарища, внушающего уважение.

Позднее Канарис купил небольшой дом в берлинском районе Шлахтензее, на Дианаштрассе, которая впоследствии была переименована в Бетацейле.

Когда в 1937 году один предприниматель построил дома на Аугустасштрассе, позднее названной Штауфцейле, Гейдрихи купили себе дом без отделки под № 14. Теперь обе семьи, разделенные лишь старомодным угловым домом, жили настолько близко друг от друга, что их сады имели общую границу.

Канарис питал слабость к кулинарии. Из всех поездок по разным странам он привозил рецепты.

В белом колпаке возился он с кастрюльками и горшочками. Достаточно часто адмирал приглашал семейство Гейдрих на густой рассольник или индийское блюдо из риса с пряностями, приготовленные по рецептам, которые он держал в секрете.

Потом Гейдрих музицировал с госпожой Канарис.

Если у госпожи Гейдрих был день рождения, Канарис появлялся с подарками. Однажды он подарил ей старинную гравюру, на которой был изображен ее родной остров Фемарн.

Адмирал был отцом двух дочерей, очень привязанных к матери и державшихся особняком от других детей. Он никогда не говорил о своих детях. Его излюбленной темой, которую он постоянно поднимал, были собаки. Когда Канарис возвращался из-за границы, он всегда накануне отъезда отдавал распоряжение своим сотрудникам звонить ему домой и сообщать о его прибытии. При этом следовало спрашивать о самочувствии собак. Здоровьем жены и дочерей никогда не интересовались.

Подлинными хозяевами в доме были длинношерстные таксы; они делали что хотели, и никому не позволялось одергивать их, иначе Канарис мог сильно рассердиться.

Гейдрих считал Канариса монархически настроенным офицером. Адмирал не утаивал от него также и то, что он поддерживает отношения с капитаном Эрхардтом и майором Пабстом и время от времени встречается с ними. Но у Гейдриха никогда не возникало ни тени подозрения, что его бывший начальник готовит заговор против Гитлера.

Правда, однажды он сказал о Канарисе: «Он шпионит за самим собой и сам заваривает свою кашу». Но это скорее относилось к абверу, которым Канарис так гордился.

Можно предположить, что подчеркнуто теплые отношения Канарис – Гейдрих не были лицемерными ни с той, ни с другой стороны. Возможно, они оба были искренне убеждены, будто и в людях им удалось обнаружить приятные стороны.

Когда позднее Гейдрих уехал в Прагу, Канарис совершенно не сошелся с Кальтенбруннером. Если бы его дружба с Гейдрихом не была искренней и он бы лишь прикидывался, чтобы как можно больше вытянуть из Гейдриха и извлечь пользу для своего абвера или самому защититься от него, то Канарису было бы логичнее сразу установить подобные отношения и с Кальтенбруннером. Но он никогда не искал его дружбы. Хотя в 1943 году в Цоссене, после того как абвер был разбомблен, он устраивал несколько обедов, на которые был приглашен и Кальтенбруннер, оба ни разу не оставались один на один, а находились в окружении своих сотрудников. Доверительные отношения, существовавшие между ним и Гейдрихом, в отношении Кальтенбруннера никогда не возникали.

Мало известно, что Канарис поддерживал личные отношения с Гейдрихом даже тогда, когда его сосед уже пребывал в Праге в качестве имперского протектора. Так, уже после 15 мая 1942 года он посещал семью Гейдриха в декорированной Нейратом летней резиденции Юнгферн-Брешан под Прагой. Он приехал с женой и провел там три дня. Оба семейства совершали совместные прогулки, посещали Прагу и провели дни в добром согласии.

В те дни в Праге проходило совместное заседание руководителей абвера и гестапо, на котором вступили в силу недавно заново сформулированные «Десять заповедей», сопровождавшиеся выступлениями Канариса и Гейдриха. Был организован и большой товарищеский ужин. Все участники были гостями Гейдриха. В своих гостиничных номерах они нашли подарки, и им были оказаны другие знаки внимания.

Через восемь дней после отъезда Канарисов, 27 мая 1942 года, было совершено покушение на Гейдриха. 4 июня он умер от газовой гангрены. Благодарственное письмо Канариса за товарищеское гостеприимство одновременно явилось и выражением соболезнования. В собственноручном письме адмирал сердечно благодарил за оказанное гостеприимство. Он часто вспоминает о чудесных днях. Он был бы бесконечно счастлив, если бы у него была возможность провести и последние дни вместе с Гейдрихом.

Со служебной стороны Канарис думал о дальнейшем развитии и укреплении своего абвера. Честолюбие Гейдриха, без всякого сомнения, простиралось до того, чтобы создать мощный разведывательный аппарат и в один прекрасный день присоединить к нему абвер.

Хотя Гейдрих знал, что Канарис не придерживается их договоренностей, он не чувствовал себя еще достаточно сильным, чтобы в разгар войны забрать в РСХА и абвер. Но он вынашивал идею поглотить военную разведку и контрразведку после заключения мира. Об этом он открыто говорил, когда в 1941–1942 годах проходили новые переговоры по разграничению компетенций.

При этом речь шла главным образом об изменениях в отделе III, полномочия которого нередко пересекались с полномочиями гестапо. Канариса сопровождал полковник фон Бентивеньи, Гейдриха – шеф гестапо Мюллер, Хуппенкотен и Штрекенбах. Незадолго до Рождества Гейдрих на охоте обговорил круг проблем с Йодлем, который согласился пойти навстречу Гейдриху.

Обсуждение состоялось на Альбрехтшрассе. Гейдрих появился с часовым опозданием после поздравительного приема у Геринга. Канарис попросил Гейдриха переговорить с ним с глазу на глаз. Оба вышли в соседнее помещение и вскоре вернулись. Гейдрих начал совещание.

– Господин адмирал Канарис и я пришли к единому мнению, что объединенная разведка должна находиться в одних руках, а именно: моих. Но мы согласны, что это должно произойти после войны.

Канарис не возразил ни единым словом. Главным образом потому, что не верил в сохранение режима после войны.

– А сейчас мы хотим ограничиться лишь внесением изменений в «Десять заповедей», – продолжал Гейдрих. – Я предлагаю, чтобы господин полковник фон Бентивеньи и регирунгсрат[12] Хуппенкотен разработали поправки и согласовали их.

Канарис кивнул и сказал:

– Я согласен.

Затем начались обсуждения, и за коктейлями, коньяком, чаем с ромом быстро пришли к миру.

Хуппенкотен разработал проект на основании обсуждений. Ответ адмирала состоял во встречном предложении, разработанном неким господином Герцлибом из абвера, в котором нивелировались уступки, сделанные им.

Когда Гейдрих прочел этот завуалированный отказ Канариса от своих обещаний, он впервые пришел в ярость, разозлившись на Канариса. Он написал резкое письмо шефу абвера, в котором среди прочего говорилось:

«Я больше не вижу смысла в переговорах, внешне проходящих в самой приятной форме, в ходе которых достигается согласие по всем вопросам, но затем вдруг выясняется, что стенографистка допустила ошибку и поэтому необходимо все начинать с самого начала. С сего момента я отказываюсь вести с вами какие-либо переговоры».

Канарис, опасавшийся, что Гейдрих обратится к Гиммлеру, в сопровождении Бентивеньи появился лично в приемной Гейдриха и предложил переговорить.

Но напрасно. Гейдрих отказался.

Канарис настаивал на дискуссии. Он тщетно прождал несколько часов. Наконец начальнику управления Мюллеру удалось убедить адмирала в бесперспективности его притязаний. Канарис ушел и оставил Бентивеньи, который еще долго ждал, чтобы потом также уйти несолоно хлебавши.

Канарис проинформировал Кейтеля, как своего непосредственного начальника, который позвонил Гейдриху и сказал ему, что тот, как младший, должен уступить.

Вскоре после этого в Ванзее состоялось примирение, и предложения Гейдриха с поправками были подписаны 1 марта 1942 года.

В скором времени Гейдрих уехал в Прагу. На прощальном вечере в близком кругу в доме Гейдриха присутствовал и Канарис, буквально до 10 вечера. Затем он отправился домой. В это время адмирал всегда ложился в постель.

Соглашения – как уже говорилось – были объявлены за несколько дней до покушения в Пражском Граде.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.