ОДИННАДЦАТЫЙ ПЕРИОД Начало 1945 года: конференции на Мальте и в Ялте; военные соглашения и дипломатические компромиссы

ОДИННАДЦАТЫЙ ПЕРИОД

Начало 1945 года: конференции на Мальте и в Ялте; военные соглашения и дипломатические компромиссы

На Мальту и в Ялту; февраль 1945 года

Ассамблея трех глав государств и их военных советников, как мы уже видели, все время переносилась. Рузвельт с нетерпением ждал этой встречи. Однако он отложил ее до своей инаугурации 20 января. Это позволило ему позаботиться о завершении текущей сессии конгресса и подготовиться к своему представлению на новой. Вероятно, из-за промедления в ходе войны во Франции и в Италии он предвидел, что на мирное урегулирование потребуется больше времени, чем он предполагал. Сталин не был обеспокоен долгим ожиданием. Но Черчилль – был, опасаясь серьезного сбоя в согласованности политики союзников, во время которой многие важные вопросы сведутся на нет. Однако он вежливо, но неохотно согласился.

Президент изменил свое отношение к путешествию на советское побережье Черного моря для встречи со Сталиным. В октябре он сказал Сталину, что охотно туда приедет. Но потом эта идея стала внушать ему неприязнь. Его беспокоили доклады о том, что этот район неблагополучен в санитарном отношении. Вероятно, он боялся не столько за себя, сколько за своих сопровождающих и за экипаж корабля, на котором он поедет. Он предпочитал ездить на встречи по морю и жить на корабле; и ему было неясно, сможет ли его корабль войти в Черное море. Кроме того, его беспокоила надежность дальней курьерской связи с Вашингтоном, необходимой для ведения внутренних дел страны. По всем этим причинам он пытался склонить Сталина приехать в Италию, на Сицилию, на Мальту, на Кипр или в другое приятное место на Средиземном море. Но Сталин продолжал отказываться, ссылаясь на рекомендации врачей не выезжать за пределы Советского Союза.

Черчилль, уставший и раздраженный этим осторожным упорством, казалось, в один прекрасный момент согласился принять Молотова вместо Сталина. Его приободряла мысль, что в этом случае конференцию можно будет провести в Лондоне, а Рузвельт. нанеся давно обещанный визит в Британию, сможет посетить свои войска во Франции. Но у Рузвельта и в мыслях не было иметь дело с кем-нибудь, кроме Сталина. Поэтому в декабре он дал согласие приехать в Крым. Черчилль повторил, что поедет туда, куда захочет президент. Поэтому все они в конце концов сошлись на Ялте. Президент принялся планировать отъезд на военном корабле к Средиземному морю сразу же после инаугурации. Поскольку его доктора полагали, что ему не следует лететь на большой высоте над горами между Италией и Ялтой, ему предложили, чтобы крейсер «Куинси», который должен был переправить его через океан, дошел только до Мальты. Черчилль почти по-мальчишески радовался, что президент остановится в каком-нибудь месте, находящемся под британским флагом, в частности на этом острове в Средиземном море. который так отважно сражался с немцами. Его энтузиазм нашел выражение в коротких рифмованных фразах, которые позабавили мир:

С Мальты в Ялту мы пройдем,

И с пути мы не свернем.

В таком же радостном настроении он предложил президенту дать конференции кодовое название «Аргонавт», имея в виду греческую легенду (аргонавтом назывался член группы, отправившейся с Ясоном на корабле «Арго» на поиски золотого руна. Предполагается. что корабль пристал в Колхиде на побережье Черного моря к югу от Кавказских гор).

Президенту понравилось это предложение. Отвечая Черчиллю, он сказал: «Мы с вами его прямые потомки».

Черчилль по-прежнему тревожился из-за хода операций в Северо-Западной Европе и, прежде чем встретиться с русскими, хотел еще раз тщательно просмотреть стратегические планы, касающиеся Западного и Итальянского фронтов. Вероятно, он так же настороженно относился к еще одной попытке Объединенного комитета начальников штабов изменить стратегическую программу в пользу войны на Тихом океане, о возможности чего намекали не слишком обоснованные сообщения британского посла в Вашингтоне лорда Галифакса.

Премьер-министр спросил президента, не мог бы он провести две-три ночи на Мальте и позволить посовещаться штабам. Когда президент вежливо отверг эту просьбу, договорились, что Объединенный комитет начальников штабов прибудет на Мальту заранее. чтобы иметь возможность провести предварительные переговоры со своими британскими коллегами.

Рузвельт сказал, что не думает, что ему с Черчиллем следует оставаться в Ялте более пяти-шести дней. Помня об этом и взывая к сильному желанию президента завершить работу, начатую в Думбартон-Окс, премьер-министр предложил, чтобы на Мальту направили Стеттиниуса для предварительных переговоров с Иденом. Он сослался на положительные результаты переговоров на уровне министров иностранных дел в Москве перед Тегеранской конференцией и в шутку добавил: «Я не думаю, что осуществление наших надежд относительно всемирной организации возможно в течение пяти-шести дней. Даже Всевышнему понадобилось семь». Рузвельт ответил, что Стеттиниус не может в настоящее время покинуть Вашингтон для предварительных переговоров с Иденом, но он направит в Лондон Гопкинса. Сезон холодности миновал, и Гопкинса снова использовали для самых важных и запутанных дипломатических поручений. Очевидно, президент считал его более пригодным для схваток с «мальтийскими рыцарями», чем новичка, которого он вырастил до положения государственного секретаря.

30 января британские и американские военные штабы приступили к совещаниям на Мальте. Они быстро пришли к соглашению по большинству вопросов, остававшихся до сих пор нерешенными. Поэтому к прибытию Рузвельта и Черчилля предварительный доклад был почти готов.

Страхи британцев (а возможно, и русских), что американцам не терпится бросить все силы на войну против Японии, были развеяны. Договоренность, согласно которой главной целью была безоговорочная капитуляция Германии, оставалась в силе. Но боевые ресурсы союзников позволяли принять решение одновременно нанести удар по Японии. Вероятность принятия такого решения ограничивалась положением, записанным в окончательном докладе Объединенному комитету, которое гласило: «Влияние такого решения на сроки исполнения главной цели должно быть обсуждено Объединенным комитетом до принятия решения». В этом докладе. с оптимизмом глядящем в будущее, определялось, что после разгрома Германии Соединенные Штаты и Великобритания в сотрудничестве с остальными государствами Тихого океана и Россией направят все свои ресурсы на скорейшее достижение безоговорочной капитуляции Японии.

На мальтийских совещаниях все дружно согласились, что необходимо поторопиться с наступлением на Западном фронте, предусмотренным первой фазой плана. 30 января Эйзенхауэр, выступая на заседании Объединенного комитета, заявил: «…сейчас фактор времени… приобретает огромную важность ввиду наступления русских. Похоже, что такое положение продолжится до 15 марта… В связи с ослаблением наступательных действий немцев на Западном фронте наша главная задача заключается в том, чтобы как можно скорее выйти на севере к Рейну».

Так пришел конец разногласиям по поводу главного направления наступления союзников на Западном фронте, с октября существовавшим между Эйзенхауэром и Монтгомери и их штабами.

Британцы яростно и настойчиво протестовали против стратегии широкого фронта. Они доказывали, что самый лучший способ достижения ощутимого результата – сосредоточение всех сил на главном направлении наступления. После двух встреч с Эйзенхауэром Монтгомери 30 ноября написал ему письмо, где в беспощадных выражениях изложил свою точку зрения. Выразив свое отрицательное отношение к результатам недавних наступлений на различных направлениях, он убеждал Эйзенхауэра изменить директиву от 28 октября, которая предусматривала концентрацию сил на севере, а также изменить стиль командования.

По этому поводу существует свидетельство: «Последний фактор (возможное продолжение командования Монтгомери) сыграл в споре важную роль. Дело в том, что, сделав акцент на связи между стратегией и командованием, британцы повлияли на отношение американцев, уже настороженных спорами о командовании, к стратегии. Американцы никогда не симпатизировали Монтгомери, единственному наземному командующему, подчиненному Эйзенхауэру. А сейчас, в связи с докладами о его недопустимом поведении, они и вовсе ополчились против него. Дело в том, что Монтгомери, уже непопулярный среди американских офицеров, своим высокомерием заметно увеличил свою непопулярность после неудачи в Арденнах».

Содержание письма Монтгомери и его тон возмутили Эйзенхауэра и Брэдли. 12 декабря на специальной встрече в Лондоне Эйзенхауэра и Теддера с премьер-министром и начальниками штабов была предпринята попытка уладить возникшие разногласия, привлекшие внимание Объединенного комитета.

Этот вопрос с трудом был разрешен на Мальте и в Ялте. Обе штабные группы пришли к соглашению, что главное наступление должно быть предпринято на севере, на рурском участке Рейна. Однако британцев по-прежнему тревожили некоторые пункты планов кампаний, придуманных, по их мнению, американцами.

Они боялись, что Эйзенхауэр не станет форсировать Рейн на севере, пока к западу от излучины реки не останется ни одного немца. Эйзенхауэр, наслышанный об этом, поручил генералу Уолтеру Беделу Смиту, представлявшему его на Мальте, передать: «Можете от моего имени заверить Объединенный комитет, что я форсирую Рейн на севере, как только эта операция станет выполнимой, и без промедления займу весь берег Рейна. Далее я двинусь на север с максимальной силой и непреклонной решимостью, если ситуация на юге позволит мне собрать необходимые силы, чтобы не подвергаться неоправданному риску».

Британцев также тревожило, обеспечит ли Эйзенхауэр достаточно сильное наступление на севере, чтобы оно смогло нанести сокрушительный удар по немецким линиям. Поэтому они предложили оговорить в плане, что главным ударом считается наступление на севере, а все другие операции остаются вспомогательными. Американцы не хотели брать на себя такую ответственность. Они понимали: сколько бы сил ни было переброшено на этот участок фронта, форсирование Рейна в северной части может быть осуществлено лишь ограниченными силами. Они хотели быть уверенными, что в рурском регионе немцам не удастся собрать достаточно сил, чтобы отразить наступление союзников. Генерал Смит привел также заверение Эйзенхауэра по этому вопросу: он намерен бросить в наступление на севере каждую дивизию, которую можно поддержать с тыла (то есть полностью вооружить и оснастить). Наступление на юге, утверждал он, должно не соперничать с наступлением на севере, а быть достаточно сильным, чтобы оттянуть немецкие войска, защитить регион Франкфурта и создать альтернативную линию наступления, если основной удар окажется безрезультатным. Британцы уступили этому доводу, возможно, из-за численного превосходства американцев на Западном фронте.

Более чем вероятно, что эта разница мнений была вызвана не только разногласиями по военным вопросам, но и борьбой за командование.

Примирению сторон мешало недоверие британцев к тому, как Эйзенхауэр толковал свои заверения, и возмущение американцев отсутствием у британцев веры в руководство Эйзенхауэра.

Почитателями и защитниками Эйзенхауэра и Монтгомери было написано много спорных книг, исследующих эти вопросы на многих уровнях, от высокой стратегии до личной клеветы. Я осторожно воздержусь от вступления в спор, который до сих пор ведут ветераны этих великих кампаний.

В соответствии с заверениями Эйзенхауэра, в планы операций на зиму и весну 1945 года были внесены изменения. Измененные параграфы были одобрены главнокомандующим и приняты к сведению Объединенным комитетом. 2 февраля Черчилля и Рузвельта проинформировали о достижении полного соглашения. Результат их удовлетворил.

Как объяснили генерал Маршалл и фельдмаршал Брук Сталину и его военному штабу в Ялте, американские и британские войска сосредоточат основные силы для двух наступлений по сходящимся направлениям к линии Рейна от Дюссельдорфа на север. Все дивизии, которые можно будет вооружить и оснастить, будут брошены на эти наступления. Они надеялись, что им удастся отбросить немцев к востоку от Рейна, сделав возможным форсирование реки севернее Рура. Кроме того, восточнее Рейна должны были высадиться многочисленные воздушно-десантные войска. Сочли, что форсирование Рейна на севере возможно после 1 марта, но до того любая попытка сделать это будет рискованной. Планировалось также разместить на оси Франкфурт – Кассель все силы, доступные после переброски тридцати шести действующих дивизий и десяти запасных, для наступления на севере и обеспечения общей безопасности по всему фронту.

Ни Сталин, ни советский штаб не нашли в этом сценарии операций на Западном фронте ни одного изъяна. Он был расписан, акт за актом, в окончательном докладе, одобренном Рузвельтом и Черчиллем в Ялте.

Объединенный комитет внес изменения в планы на средиземноморском театре военных действий. В окончательном докладе, одобренном в Ялте, записано:

«Мы пересмотрели нашу стратегию на Средиземном море в свете развития ситуации в Европе и вероятной возможности отступления врага в Италию. Мы договорились, что нашей первостепенной задачей в войне против Германии должно стать сосредоточение максимально возможных сил на Западном фронте и поиск решения на этом театре военных действий. В соответствии с этим мы договорились убрать некоторые силы со Средиземноморского театра военных действий, предоставить их в распоряжение Верховного Главнокомандующего, союзных экспедиционных сил и уточнить задачи союзного Верховного командования на Средиземном море».

Таким образом, было решено до 15 марта перебросить в Северо-Западную Европу три британские и канадские дивизии, а еще две дивизии и часть тактических воздушных сил, освободившихся после операций в Греции, перебросить в Италию. Давая свое согласие на эти перемещения, Черчилль, по-видимому, находился под влиянием непреодолимого желания канадцев разместить все свои дивизии на Западном фронте. Его согласие было созвучно с желанием британских начальников штабов придать несокрушимую мощь силам Монтгомери на севере. Этим закончились неоднократные попытки премьер-министра найти способы вступления в Юго-Восточную Европу и соединиться с русскими под Веной или в Венгрии. Но он по-прежнему цеплялся за суть своей цели и, одобряя решение, заметил, что «он придает огромное значение быстрому осуществлению отступления или капитуляции немецких войск в Италии. Он считает, что нам надо занять как можно больше территории Австрии, поскольку нежелательно, чтобы русские захватили большую, чем необходимо, часть Западной Европы».

На штабных конференциях на Мальте также возникли планы общих театров военных действий на Дальнем Востоке – в Китае, Индии-Бирме и Юго-Восточной Азии.

В Китае перспектива радовала. Японцам не удалось дойти до главной базы американских военно-воздушных сил в Кунмине. Шансы уничтожить сопротивляющиеся китайские войска и правительство в Чунцине были нулевыми. Мрачные сомнения, что, может быть, придется заплатить жизнями и вооружением, чтобы вдохновить китайцев на военные усилия, начали постепенно сменяться надеждой.

Генерал Маршалл, в прошлом обескураженный бездеятельностью китайцев, на заседании Объединенного комитета 3 февраля описал происшедшие изменения: «Во-первых, часть хорошо обученных китайских войск переброшена из Бирмы в Китай. Во-вторых, открытие бирманского пути означает, что можно осуществить первые поставки артиллерии для китайской армии. В-третьих, если операции в Бирме по-прежнему будут идти успешно, дополнительные хорошо обученные китайские войска смогут вернуться в Китай, и не исключено, что вскоре возникнет действующий китайский корпус».

Однако необходимость в увеличении китайских войск для разгрома японцев уменьшалась ввиду намечающегося вступления в войну Советского Союза. Одновременно по мере того, как американцы захватывали островные позиции все ближе и ближе к Японии, а русские обещали предоставить базы в Приморье, уменьшалась ценность воздушных баз в Китае.

Заявление, содержащееся в окончательном отчете, было неопределенным: «Первостепенной военной целью Соединенных Штатов в Китае и Индии-Бирме является продолжение помощи Китаю в том масштабе, насколько это позволит полностью использовать территорию и ресурсы Китая для операций против японцев».

Это не предусматривало пассивного ожидания развития событий в Европе и в Китае. На Объединенном совете начальников штабов снова были сделаны предложения относительно возможных операций в Китае, которому Соединенные Штаты помогут вооружением. техническим оснащением, обучающим персоналом и несколькими небольшими воинскими частями. Согласно их плану (под кодовым названием «Рашнесс») китайские дивизии должны были пройти по суше от внутренней части к берегу, взять под свой контроль район Кантона/Гонконга и открыть там порт, через который Соединенные Штаты смогут осуществлять поставки продовольствия, оружия, а может быть, и перебрасывать войска; а потом объединенные силы соединятся с китайскими войсками, чтобы гнать японцев на север. где их будут ждать русские.

Принятые прежде планы полного изгнания японцев из Бирмы были подтверждены и расширены. Но позже битва за Северную Бирму отнюдь не была выиграна. Китайские, индийские и британские войска были брошены на потрепанные японские силы. 26 января китайские войска, продвигающиеся на запад через высокие горы из Юньнаня, соединились с китайскими дивизиями, пробивающимися на восток из Индии. Путь в Китай был открыт. Первая колонна грузовиков пересекла границу на следующий день. Предстояло выиграть еще несколько тяжелых битв прежде, чем японцы в Центральной и Южной Бирме будут разгромлены и вынуждены капитулировать из-за голода и сильного измождения.

Заглядывая вперед, скажем, что Объединенный комитет в своем окончательном отчете после завоевания Бирмы дал указание командованию в Юго-Восточной Азии (под началом лорда Маунтбетена) приступить к освобождению Малайи и приказал открыть Малакский пролив. Но было оговорено, что вооруженные силы Соединенных Штатов, размещенные на индийско-бирманском театре военных действий, следует рассматривать как резерв для Китая, а не для операций в Малайе или где-нибудь еще в этом регионе без нового согласования. Черчилль прокомментировал интерес к Малайе, проявленный на Мальте: «Сейчас оказалось, что операции американцев и британцев в этой части мира направлены на достижение разных целей. Американцы продолжают прилагать усилия в Китае, а усилия британцев обращены на юг».

Это означало, что американское правительство оставляло за собой свободу планировать операции в Китае и северной части Тихого океана; согласованные со стратегическими планами русских. эти планы повлияли на будущие события в Северном Китае, Маньчжурии и Корее. Одновременно британцы не встречали никаких препятствий в определении последующего передвижения своих морских и наземных сил в Юго-Восточной Азии. Это проложило путь к последующему возвращению британцам Сингапура и Соединенных Штатов Малайи, захвату голландцами Восточной Индии и возвращению французов в Индокитай.

Совместив свои точки зрения и придав им согласованную и определенную форму, американские и британские военные вылетели в Ялту. Они надеялись окончательно согласовать с советскими войсками свои действия в Европе и на Дальнем Востоке. Президент и Черчилль вылетели вслед за ними в холодную ночь на отдельных самолетах.

Многочисленным друзьям и домашним показалось, что президент перед отлетом из Вашингтона выглядел нездоровым, хотя он уверял всех, что чувствует себя прекрасно. Во время морского путешествия он несколько отдохнул и загорел, а от короткого пребывания на Мальте получил большое удовольствие. И все же, когда президентский самолет приземлился на аэродроме Саки в Крыму. Черчиллю, наблюдавшему, как президент сходит со «Священной коровы», показалось, что «вид у него болезненный».

Что же касается британского премьер-министра, то все считали само собой разумеющимся, что он может выдержать любое длительное путешествие без ущерба для здоровья; даже Сталин, извиняясь в разговоре с Гарриманом за свой отказ покинуть Советский Союз, назвал премьер-министра «…самым здоровым стариком и отчаянным малым». Но семья Черчилля и его врачи не забыли о рецидиве пневмонии после конференций в Тегеране и Каире; поэтому вместе с ним приехали дочь Сара и личный доктор лорд Моран.

Когда на пути из Англии у него поднялась температура и ему пришлось некоторое время полежать в постели на Мальте, стало ясно, что он действительно нуждается в уходе.

Президент, сидящий в открытой машине, и Черчилль, идущий пешком рядом с ним, вместе обошли строй почетного караула на аэродроме Саки прежде, чем отправиться в комнату отдыха, где их встречал Молотов. Сталин, по всей видимости, был здоров и бодр.

Еще до того, как начались встречи, договорились, что каждый из трех глав государств сможет свободно поднимать любой вопрос, который ему захочется обсудить. В духе одного из более ранних посланий президента к Сталину (от 18 ноября), где содержатся слова: «Мы понимаем проблемы друг друга и, как Вам известно, я хочу. чтобы эти обсуждения остались неофициальными, поскольку для официальной повестки дня у нас нет никакой причины», никакой официальной повестки дня не было. Именно рассказывая об их работе, а не делая отметки в календаре их заседаний, я буду следовать топографии исторического пейзажа, на фоне которого разворачивались события.

Ялта: военные дискуссии, Европа и Дальний Восток

Первым решением глав государств в Ялте было решение начать конференцию с обсуждения военных проблем.

Изложив друг другу свои точки зрения, штабные работники отправились формулировать решения, а позже представили их на рассмотрение и одобрение главам государств. Американский и британский штабы время от времени продолжали встречаться, как они это делали на Мальте, чтобы довести до совершенства совместный отчет, попутно согласовывая его с советским Генеральным штабом. Одновременно американцы и русские корректировали совместные планы относительно северо-западной части Тихого океана. За всей этой работой неусыпно наблюдали главы государств. Их «да» или «нет» являлось окончательным приговором.

В записи бесед о координации усилий, направленных против Германии, нет ни малейшего признака соперничества между западными союзниками и Советским Союзом относительно славы или политического превосходства, которого можно достичь, форсируя наступления своих армий. Каждый изъявлял готовность нанести еще один как можно более быстрый и сокрушительный удар, чтобы не допустить переброску немецких войск с запада на восток и обратно и истощить их резервы. Поэтому не уточнялись места и линии, где должны были остановиться войска, наступающие с востока и с запада. Это должно было определиться по ходу битвы; перед творцами политического урегулирования по-прежнему стоял вопрос о том, где и как надолго останется каждая армия.

Рассказы лидеров о своих недавних победах и планах на будущее впечатляли. Сталин и его политические советники доложили об успехах главного наступления в центральной части Восточного фронта, начатого в середине января, и об одновременных наступлениях на севере и на юге. В течение первых трех недель советские войска прорвали оборону противника по всей линии фронта и продвинулись более чем на триста миль в направлении основного удара. Советские войска стояли на Одере к северу от Франкфурта (на границе с Польшей), а на южном фланге Центрального фронта захватили большую часть промышленного района Силезии. Русские находились всего в сорока милях от Берлина. Наступая на северном фланге, они окружили примерно двадцать шесть немецких дивизий в Курляндии, а также прорвали немецкую оборону в Восточной Пруссии и находились на подступах к Кенигсбергу. В Венгрии, постепенно истощая силы немцев, они продвигались к Будапешту. Всего они уничтожили примерно сорок пять немецких дивизий и почти полностью разгромили танковые дивизии, переброшенные с Центрального фронта.

С первых бесед Сталина с Рузвельтом и Черчиллем было понятно, что он настроен оптимистично. Он считал, что немецкий фронт полностью разбит и немцам будет очень трудно даже залатать щели. Но в докладе Антонова на первом пленарном заседании штаба 4 февраля угадывались недобрые предчувствия. Он с глубоким уважением отозвался о сопротивлении, которое даже разгромленная Германия оказывает более мощным силам Красной армии, но предупредил, что раньше, чем русским удастся продвинуться дальше на запад, развернутся еще более ожесточенные бои: «Немцы будут защищать Берлин, для чего они попытаются сдерживать продвижение советских войск в районе Одера, обороняясь за счет отступивших войск и резервных частей, переброшенных из Германии, Восточной Европы и Италии».

Из этого доклада становилось ясно, чего советские власти добивались от американцев и британцев. На Восточном фронте появилось несколько немецких дивизий, недавно воевавших на Западном и Итальянском фронтах. Русские боялись, что в своей последней. отчаянной попытке задержать врага немцы могут в ближайшем будущем перебросить еще значительное число дивизий (от тридцати до тридцати пяти) из Франции, Италии и Норвегии, если им не помешает мощное наступление с запада, и что все резервы, которыми еще располагает Германия, будут сосредоточены на Восточном фронте. Советский штаб просил, чтобы союзники поторопились с мощными наступлениями на Западном фронте и в Италии, чтобы вынудить немцев ввести в бой все свои дивизии, и одновременно поднять все воздушные силы на бомбардировки коммуникаций. чтобы помешать переброске немецких войск на восток с этих фронтов или из Норвегии.

Генерал Маршалл от американцев и фельдмаршал Брук от британцев изложили схемы текущих и будущих наземных и воздушных операций союзников. Они рассказали о своих планах начать главное наступление на севере Рура, а второстепенное на юге в течение нескольких следующих дней; что в марте, когда позволит состояние реки и местности, они форсируют Рейн. Они полагали, что форсировать Рейн сейчас, когда им предстоит столкнуться с самой упорной и плотной обороной немцев, тяжело и опасно. Именно во время проведения этих операций, считали они, им более всего понадобится защита от пополнения немецких сил с востока или из самой Германии. Они были очень встревожены, потому что ожидалось, что во второй половине марта и в апреле действиям советских войск на востоке могут помешать оттепель и распутица. которые дадут немцам шанс высвободить войска для запада. Таким образом, британцы и американцы хотели иметь уверенность, что русские сделают все, что смогут, чтобы продолжать упорные бои на востоке, отвлекающие силы немцев.

Этот анализ опасностей, которые могут возникнуть на обоих фронтах, убедительно доказал преимущества координации, к которой стремились главы государств. На своей первой встрече с присутствующими военными штабами трех стран они ясно дали это понять. Черчилль с присущей ему прямотой подтвердил: «Оба наступления необходимо объединить, чтобы добиться лучших результатов». Рузвельт согласился. Сталин признал, что недавние наступления с востока и с запада не были хорошо согласованы и что следует предпринять шаги для лучших результатов в будущем.

Последующие переговоры гарантировали, что такие шаги будут предприняты. Программа наступления на западе, которую приняли американцы и британцы, гарантировала советским войскам на востоке значительную, если не полную защиту против усиления немецких сил на Восточном фронте. Однако русских предупредили, что, несмотря на все усилия союзников, они не в силах помешать немцам перебросить некоторые части из Италии на восток. Пересеченная местность, реки, болотистые равнины и горы помогут немцам скрытно передвинуть свои войска в тяжелые зимние месяцы. На советские власти, кажется, впервые произвели впечатление потрясающие результаты все усиливающихся бомбардировок. выполняемых союзниками. Как раз несколько дней назад тысяча бомбардировщиков совершили массированный налет на Берлин: они наносили все больше и больше ударов по Восточной Германии: и они уже уничтожили все, кроме нескольких нефтеперерабатывающих заводов Германии.

Советский Генеральный штаб отреагировал подобным же обещанием сделать все, что в его силах, чтобы предотвратить маневренное передвижение немецких войск с востока в марте и в апреле. Генерал Антонов, выступавший от его имени, цитируя Сталина, сказал, что русские будут продолжать операции на всех фронтах до тех пор, пока будет позволять погода. Он продолжил, что могут быть перерывы из-за необходимости восстановления коммуникаций, но советская армия сделает все возможное, чтобы сделать их короткими и продолжать наступление на пределе возможностей. Сталин подтвердил эти обещания.

Три военные штабные группы завершили дискуссии о стратегии в Европе выражением веры в намерения и добрую волю остальных. В ходе операций на западе и востоке подтвердилась надежность соглашения, заключенного для общей защиты.

В Ялте Сталин вновь согласился, что следует проводить дополнительные консультации между военными штабами трех стран для более тесного сотрудничества. Президент и Объединенный комитет начальников штабов предложили установить прямую связь между Эйзенхауэром, Александером и советским Генеральным штабом через американскую и британскую миссии в Москве. На встрече с президентом и его советниками 4 февраля генерал Маршалл заявил: поскольку русские находятся в 40 милях от Берлина, у нас нет времени ждать одобрения Объединенного штаба. Черчилль неохотно согласился на этот прямой путь консультаций, боясь, что Эйзенхауэр займется решением вопросов, находящихся в компетенции более высоких властей. Сталин согласился на это, а премьер-министр, можно сказать, согласился это позволить. Однако Черчилль удивился, когда Эйзенхауэр потребовал позволить ему переписываться со Сталиным, как главнокомандующим Красной армии.

Фактически президент продолжал настаивать на прямой связи между Эйзенхауэром, Александером и военачальниками русских войск на востоке по таким вопросам, как использование воздушных сил и координация ежедневных действий. Но этой прямой связи между военачальниками Сталин воспрепятствовал, считая, что в ней пока нет необходимости.

Когда, как будет сказано ниже, оперативная связь по всеобъемлющим стратегическим операциям стала необходимой, Эйзенхауэр обратился прямо к Сталину, как к главнокомандующему советских войск, а Черчилль счел, что, поступая так, он злоупотребляет разрешением и превышает свою власть.

Дискуссии о войне на Тихом океане возобновились там, где они прервались в ноябре прошлого года в конце визита Черчилля в Москву. Русским сообщили, что мы решили продолжить освобождение Филиппин; а затем, захватив острова Бонин, примерно 1 апреля попытаться захватить Окинаву (в архипелаге Рюкю), что даст нам воздушные базы и передовую морскую базу, находящуюся в угрожающей близости к Японии. Японская противовоздушная оборона больше не являлась серьезным препятствием для наших эскадрилий бомбардировщиков. В недавнем наступлении, в котором мы использовали всего 120 самолетов, город Кобе был превращен в руины; а планы расширения наступательных сил примерно до 1800 боевых самолетов уже осуществлялись. Остатки японского флота не могли выдержать главного боя. Японский торговый флот сократился примерно с 7 000 000 тонн водоизмещения до 2 000 000 тонн.

Президент и Маршалл также знали о другом возможном развитии событий, при котором это превосходство может сделаться еще более сокрушительным. Еще перед отправкой в Ялту им было доложено, что, вполне возможно, вскоре можно ожидать появления новой бомбы гораздо большей разрушительной силы, чем существующие. Генерал Гроувз, глава Манхэттенского проекта, в письме от 30 декабря информировал Маршалла, что первый образец будет готов в августе, следующий – до конца года, а остальные в ближайшее время после этого. Предсказывалось, что взрывная сила первой бомбы будет эквивалентна 500 тоннам тротила; а следующая из этой серии будет вдвое сильнее.

Предположительно, Черчилль тоже знал об этом новом оружии, хотя в открытом отчете об этом не говорится.

Но решающее влияние, которое это оружие могло оказать на окончание войны, не было осознано на основании этого первого отчета и любых других, которые могли быть получены до Ялтинской конференции. Целью этого отчета было определить график операций на Тихом океане под кодовым названием «Аргонавт». В нем повторялся и тем самым подтверждался следующий параграф из декабрьского меморандума Объединенного совета начальников штабов:

«I. Начальники штабов Соединенных Штатов за основу планирования войны против Японии приняли следующее.

Концепция операций, определяющих главные усилия на Тихом океане, такова:

а) Вслед за операциями на Окинаве захватить дополнительные позиции для интенсификации блокады и бомбардировки Японии с целью создания ситуации, благоприятной для:

б) Наступления на Кюсю с целью ослабления способности японцев сдерживать и уничтожать вражеские силы и дальнейшей интенсификации блокады и бомбардировки для создания тактической ситуации, благоприятной для:

в) Решительного вторжения в индустриальное сердце Японии через Токийскую равнину».

В свете того, что мы позднее узнали о развитии ядерного оружия, это представляет собой загадку. Ни президент, ни Объединенный комитет начальников штабов не объясняли своих мыслей по этому вопросу. Поэтому историку ничего не остается, как только искать (или выдумывать) причины. Несколько таких причин, похоже, дают правдоподобное, хотя и не подтвержденное доказательствами объяснение. Во-первых, следует помнить о присущей военным осторожности, которой они обучены. Их учили, что лучше не рассчитывать на оружие, пока оно не появилось и не оправдало себя. Даже если прогнозы относительно мощности нового оружия подтвердятся, только несколько образцов новых бомб будут изготовлены и поставлены армии в течение следующих двенадцати месяцев. К тому же предсказанная взрывная сила – 500-1000 тонн тротила, – во много раз превышающая силу любой из используемых до сих пор бомб, была не больше, чем у груза, доставляемого в Германию за один-единственный массированный налет бомбардировщиков. Каждая из бомб, упавшая на Хиросиму и Нагасаки, обладала взрывной силой от 10 000 до 20 000 тонн!

Как бы то ни было, ни признание нашего превосходства в воздухе и на море близ Японии, ни обещание нового оружия, которое может сделать это превосходство неоспоримым, не заставило Объединенный комитет начальников штабов внести существенные изменения в свои планы ведения войны против Японии или задуматься о необходимости вступления в войну русских.

Планы операций были утверждены Объединенным комитетом начальников штабов незадолго до их отъезда из Вашингтона. Рассмотренные 22 января, они должны были завершиться «Планами вторжения и захвата индустриального сердца Японии». В меморандуме, направленном президенту на следующий день, Объединенный комитет начальников штабов подтвердил свои выводы о роли Советского Союза в войне на Тихом океане. Его изложение основных принципов работы по вступлению СССР в войну против Японии начиналось так: «Скорейшее вступление России, имеющей громадный опыт наступательных операций, безусловно, окажет максимальную помощь нашим операциям на Тихом океане. США окажут Советскому Союзу максимально возможную поддержку, не ослабляя наши основные действия против Японии».

Окончательный доклад, представленный 9 февраля в Ялте Объединенным комитетом президенту и Черчиллю, соответствовал стратегической политике, одобренной в Вашингтоне. Трезвость, с которой военные советники оценивали способность японцев продолжать войну, подтверждается следующей фразой доклада: «Мы рекомендуем установить планируемую дату окончания войны против Японии через 18 месяцев после разгрома Германии». Повторяем, это был наиболее осторожный военный прогноз. Он не противоречил усилиям добиться капитуляции только действиями на море и в воздухе и не исключал, что капитуляция может произойти быстрее, возможно, даже без участия Советского Союза. Президент допускал такую возможность. В частной беседе со Сталиным 8 февраля, затронув вопрос о воздушных базах на Дальнем Востоке, он выразил надежду, что непосредственного вторжения на Японские острова не потребуется и что интенсивные бомбардировки смогут уничтожить Японию с ее армией, тем самым сохранив жизни многих американцев.

Как бы ни сомневались американцы и британцы, капитулирует ли Япония до того, как ее наземные войска будут полностью разгромлены, а острова оккупированы, Сталин и русские сомневались еще больше. Весь план их операций на Тихом океане и комментарии к этому плану говорят о том, что они допускали возможность японского вторжения в Приморье, ожесточенных боев в Маньчжурии и на Японских островах. Несмотря на осведомленность об ущербе, причиненном бомбардировками союзников в Европе, они не могли представить себе разрушений, которые могут быть произведены союзниками, если их господство в воздухе будет абсолютным.

Дискуссии между американскими и советскими штабами, происходившие под наблюдением Рузвельта и Сталина, имевшие цель скоординировать свои операции против японцев, шли гладко. И снова. как и в Европе, никто в своих отчетах не говорил о влиянии на военные планы политических целей. О них сообщалось в секретном сепаратном соглашении между главами государств.

Официальные советские лица подтвердили предполагаемую дату вступления советских войск в войну на Тихом океане – примерно через три месяца после разгрома Германии. Американцы согласились, что это вписывается в график их операций. К этому времени они подготовятся к высадке первого десанта на Японские острова. Планы операций, разработанные каждой стороной, были четко увязаны между собой. Американцы были в восторге от русской программы действий, а русским не оставалось ничего, как только хвалить широкомасштабные действия американцев.

Обсуждение этих двух планов в Ялте было откровенным, и в ходе его выяснилось, насколько тяжелой все считают войну с Японией.

Должны ли американцы защищать воздушные базы в Приморье? Этот вопрос снова задал в Ялте Объединенный комитет начальников штабов, а Рузвельт по просьбе генералов поставил его перед Сталиным. Ему ясно дали понять, что мы готовы снабдить советские воздушные силы любым вооружением, при условии что операции. проводимые с этих баз, будут совместными или строго согласованными. Наконец был получен ответ, что Советский Союз готов предоставить военно-воздушные базы, но не в Приморье, а дальше к северу, в районе Комсомольска-Николаевска. Американцы согласились.

Надо ли американцам держать открытым морской путь, проходящий севернее Японии к портам Приморья? Это была одна из причин необходимости высадки десанта на Курильские острова. При более внимательном изучении стало ясно, что в 1945 году это будет сложно. Но, поскольку советские власти полагали, что, несмотря на заранее накопленные запасы, открытый морской путь будет необходим, решение о его закрытии было отложено.

В одобренной хартии скоординированных операций были и другие неотмеченные моменты и пробелы. Не было определено, как далеко на юг могут зайти в Китае советские наземные силы, преследуя японцев. Американцам не было предъявлено никаких условий для высадки десанта на Квантунском полуострове или в Корее, но они не были запрещены. Сочли ли решение этих оперативных вопросов преждевременным, непрактичным или неразумным или их избегали, как слишком деликатных, из отчета неясно. Но похоже, в Ялте ни русских, ни американцев эти несовершенства в достигнутых важных соглашениях не беспокоили.

Советскому правительству удалось заранее заручиться обещанием получить вознаграждение за вступление в войну на Тихом океане. Соблюдая нейтралитет, оно позволяло японскому правительству считать, что продление такого положения можно купить, предложив хорошую цену. Поддерживая угрожающую отчужденность по отношению к Китаю, русские заставляли китайское правительство бояться себя до поры, когда Советский Союз получит возможность использовать против него всю свою силу и влияние. Утверждая, что Советский Союз предпочитает оставаться в стороне от войны с Японией, пока не потребуется его помощь, он заставлял американское правительство беспокоиться о риске и цене такого нейтралитета. Но в те самые дни, когда были разработаны планы военного сотрудничества, Рузвельт и Сталин подписали соглашение, оговаривающее, что получит Советский Союз после победы.

Ялта: тайные соглашения по Дальнему Востоку

В переговорах в октябре с Черчиллем и Гарриманом Сталин сказал, что он выполнит программу участия в войне на Тихом океане. только если будут удовлетворены некоторые желания советского правительства. В этом условии, выдвинутом Сталиным еще тогда. я думаю, содержится предпосылка к соглашению по Дальнему Востоку, подписанному в Ялте. По сути своей это была некая сделка, по условиям которой американское правительство получало некоторые стратегические территории и ослабляло господство Китая ради гарантии помощи для разгрома Японии; и, что еще хуже, помощи, в которой не было необходимости. Но это не было ни единственной, ни, вероятно, основной причиной соглашения.

Несмотря на то что советское правительство не просило платежей заранее, большая часть рассматриваемых вопросов будет улажена если не сразу, то очень скоро. Выделяются по крайней мере три группы перекликающихся вопросов, которые главам правительств обязательно предстояло решить:

1. В Каирской декларации было заявлено, что Япония как империя подлежит ликвидации. Китай, согласно ее условиям, должен был вновь получить контроль над Маньчжурией, Формозой и Пескадорскими островами. Но что станет с остальными частями Японской империи? Будут ли Курильские острова и южная часть Сахалина, ее главные оплоты обороны на севере и на востоке, отобраны у Японии; и если так, кто получит их в качестве вознаграждения? Что делать с японскими подмандатными островами на юге?

2. Какого курса будет придерживаться советское правительство по отношению к Китаю? Конфликтные ситуации в пограничных районах угрожали как миру в этом регионе, так и надежде на гармонию между великими державами в Организации Объединенных Наций.

3. Какую позицию советское правительство займет по отношению к внутренним распрям в Китае? Будет ли оно сотрудничать с Соединенными Штатами в их усилиях достичь согласия между китайским правительством и китайскими коммунистами? Или оно, сумев собрать средства и получив возможность рискнуть, тотчас же начнет помогать китайским коммунистам? Или оно, возможно, будет проводить более хитрую дипломатию, направленную на развал Китая, надеясь, если это случится, распространить свое влияние или контроль на северные пограничные регионы?

Соглашение, заключенное в Ялте, было попыткой извлечь из выдвигаемых русскими условий вступления в войну на Тихом океане решение всего этого ряда проблем.

Прежде чем проследить за ходом переговоров по соглашению, следует освежить в памяти состояние Китая на этом этапе войны. Опасности, что японцы смогут установить контроль над всем Китаем и свергнуть его правительство, больше не существовало. Но положение Китая было угрожающим. Внутренние регионы были отрезаны от сельскохозяйственных провинций востока и от побережья. Никакой торговли с внешним миром не велось. Росла инфляция. Жизнь бедных рабочих в городах, студентов, чиновников и солдат была очень тяжелой. Экономика страны после восьми лет забвения и разрухи пришла в упадок. Во многих местах наблюдалась нехватка сельскохозяйственных рабочих, домашнего скота, удобрений и оборудования, что сокращало производство и поставки основных культур. Девяносто процентов железных дорог были непригодны для использования, шоссейные дороги разбиты, грузовиков мало, да и те изношенные. Короче, людям и в свободном Китае, и на территориях, оккупированных японцами, едва-едва удавалось сводить концы с концами.

Конфликты народа с политическими партиями были непримиримыми. Правительство Гоминьдана конфликтовало с мелкими политическими группами. Лояльность многих чиновников – губернаторов провинций, мэров городов, военачальников – была ненадежной. Еще более важен факт, что китайские коммунисты, сосредоточенные на севере, открыто подрывали авторитет правительства и не собирались сотрудничать с ним. Судя по отчетам, в регионах, контролируемых коммунистами, жизнь людей тоже была скудной и тяжелой, но производство находилось в лучшем состоянии, а рис и основные предметы первой необходимости распределялись справедливее и честнее. На опытных политиков, посещавших штаб коммунистов в Яньане, производили впечатление уверенность коммунистических лидеров, поддержка народом их армии и гражданской администрации. Они откровенно делились планами расширения своего господства. Национальное правительство было убеждено, что их цель – захватить весь Китай. воспользовавшись бедствиями войны, а потому продолжало блокировать коммунистические регионы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.