Глава 40

Глава 40

Вмешательство и невмешательство. – Блокада со стороны националистов. – Германия и Италия признают националистов. – Испано-итальянское соглашение от 28 ноября. – Обсуждение немецкой и итальянской помощи. – Фаупель. – Испания перед Лигой. – Британский план посредничества. – Британия и волонтеры. – Американские добровольцы. – Закон об эмбарго в США. – «Мар Кантабрико». – План контроля. – Муссолини и Геринг.

В Лондоне Комитет по невмешательству продолжил свои дискуссии. 12 ноября Майский с удовольствием констатировал, что «после недель бесплодных разговоров наш комитет… наконец выработал схему более или менее эффективного контроля за Соглашением о невмешательстве»¹. Ибо в этот день был одобрен план лорда Плимута о введении на границах Испании и в ее портах института наблюдателей, которые будут выявлять нарушения пакта. Но Португалия, Германия и Италия потребовали, чтобы прежде, чем план будет представлен обеим воюющим сторонам, в него следует включить и систему воздушного контроля. Поскольку сделать это было практически невозможно, стало ясно, что эти страны заинтересованы лишь в продолжении дискуссий, а не в быстрейшей договоренности. Все это время немецкий консул в Одессе и корреспонденты из Стамбула сообщали о поступлениях оружия и других материалов из СССР. Не мог консул пропустить и прибытие неприметного судна водоизмещением в 4000 тонн с неразборчивым названием, которое, не поднимая флага, бросило якорь на рейде Одессы. Разгружали его по ночам. Оно доставило испанский золотой запас. «Если все ящики с золотом, которые мы разгрузили в Одессе, – позднее рассказывал Кривицкий со слов одного из офицеров НКВД, занимавшихся этой разгрузкой, – выложить бок о бок на Красной площади, то они покроют ее с начала до конца». Когда золото наконец оказалось в Москве, подсчет его, казалось, длился вечно – во всяком случае, сопровождавшим его испанским чиновникам пришлось надолго задержаться в России. Когда наконец подсчеты закончились, одного из них переправили в Вашингтон, другого в Буэнос-Айрес, а третьего в Мексику. Из советских официальных лиц, знавших об этой сделке, Гринько, народный комиссар финансов, позднее был расстрелян, а Маркуилц и Карган, директор и заместитель директора Госбанка, отправлены в Сибирь вместе с Ивановским, представителем Гохрана в Госбанке. Вскоре советское правительство объявило об открытии новых шахт на Урале и стало экспортером золота.

Конечно, поставки советской военной помощи отмечались, кроме немецкого, и другими консулами. 15 ноября Иден откровенно сказал в палате общин, что есть и другие страны, «более достойные осуждения за нарушение политики невмешательства, чем Германия и Италия».

Тем не менее 17 ноября Иден столкнулся с новой испанской проблемой. Националисты заявили, что собираются помешать поставкам военных материалов в республику и с этой целью будут атаковать иностранные суда в республиканских портах. Теперь, если британским судам, доставляющим оружие в Испанию из иностранных портов, будет угрожать опасность, они в соответствии с международными законами могут просить помощи у военно-морского флота². Но вмешательство националистов может обрести законный характер, если Франко получит права воюющей стороны в Гражданской войне. Хотя британское правительство и предпочло бы пойти на такой акт признания (считалось, что таким образом Британии будет проще держаться в стороне от конфликта), Франция категорически возражала.

Прежде чем объявить о согласии с такой блокадой, Германия и Италия сообщили, что признают националистов единственным и подлинным правительством Испании³. Франко получил это известие вместе с заверениями властей Германии и Италии, что Португалия и националистская Испания являются бастионами культуры, цивилизации и христианства в Европе. «Это известие, – сказал Франко, – явилось высшей точкой моего земного бытия».

Правительство Ларго Кабальеро ответило немецкому и итальянскому «акту вероломства» тем же высокопарным языком, что и Франко: «Историческая роль Испании как оплота демократии приобрела еще большее значение». И все же Иден в палате общин сказал 20 ноября, что «вполне возможно проводить политику невмешательства, признав правительство той или другой стороны». Французские дипломаты все больше и больше мрачнели. Американские журналисты уже считали, что европейская война на пороге.

Об отношении Англии к блокаде со стороны националистов Иден объявил 23 ноября⁴. Должен быть подготовлен законопроект, запрещающий доставку оружия в Испанию на английских судах из всех портов. Это было сделано 27 ноября, и 3 декабря билль стал законом. Французское правительство приказало своим военным кораблям не оказывать помощь торговым судам, если те столкнутся с блокадой, но и не приняло по этому поводу никаких законодательных мер. Кризис продолжался.

27 ноября итальянский посол в Париже сказал своему американскому коллеге Буллиту, что Италия не перестанет поддерживать Франко, если даже Россия отвернется от республики. «Усилий одного Франко будет недостаточно, чтобы он мог завоевать всю Испанию». В этой игре Муссолини все поставил на победу Франко. Поэтому Чиано послал к нему своего помощника Анфузо с предложением поставить в Испанию дивизию чернорубашечников и оказывать ей помощь в дальнейшем вплоть до победы. В ответ Франко согласился поддерживать Италию в ее политике в Средиземноморье. Ни одна из сторон не признала предложенные Лигой Наций коллективные меры против другой стороны, и торговые поставки продолжали оставаться такими же выгодными, как и прежде. Франко в принципе согласился на предложение Италии, и дивизия чернорубашечников стала прибывать в Испанию. Тем временем в Бургос явился первый немецкий посол при правительстве националистов. Им стал генерал Фаупель, командир корпуса в Первой мировой войне и некогда генеральный инспектор армии Перу. Гитлер сказал ему, чтобы он лично не занимался военными проблемами. Но Фаупель взял с собой одного чиновника для пропаганды и еще одного для «организации фаланги». Представляя свои верительные грамоты, Фаупель предпочел надеть профессорскую мантию и шапочку, а не мундир. С самого начала испанские лидеры невзлюбили Фаупеля и его жену – «грузную, интеллигентную, полную материнских чувств». Фаупель, в свою очередь, счел Франко человеком «приятным», но «неспособным оценивать ситуацию». Генерал Фаупель был настроен антирелигиозно и не любил высший класс – он считал, что только выходец из низов может совершить фашистскую революцию. Соответственно он наставлял своих пропагандистов поддерживать отношения с самыми радикальными членами фаланги, особенно с ее новым лидером, представителем среднего класса Эдильей.

Среди первых сообщений генерала Фаупеля в Берлин было предупреждение (с ним согласился генерал Шперрле, командир легиона «Кондор»), что Германия или должна предоставить Франко самому себе, или же прислать ему дополнительные силы. В последнем случае, по мнению Фаупеля, понадобятся одна немецкая и одна итальянская дивизия полного состава. Сконцентрированный кулак в 15–30 тысяч человек, сказал он, мощным ударом прорвет в оборону республиканцев и выиграет войну. Дикхоф из министерства иностранных дел возразил против этого предложения, доказывая, что в таком случае, во-первых, потребуется больше, чем одна дивизия, и, во-вторых, Германия и Италия могут вызвать к себе такую же ненависть испанцев, как Франция в 1808 году. Вопрос оставался нерешенным в течение нескольких недель.

Ситуация осложнилась несколькими новыми международными решениями. Дельбос опасался, что Италия сможет атаковать Барселону. Он предложил Идену попросить Германию, Италию и Россию заключить «джентльменское соглашение» о прекращении поставок оружия, а затем выступить посредниками в Испании. Он попросил также поддержки у Рузвельта. Буллит, получив обращение, воспользовался случаем предупредить Дельбоса, чтобы он «не основывал свою иностранную политику… на ожидании, что когда-либо Соединенные Штаты снова пошлют свои войска, военные суда, вооружение и деньги в Европу». В это же время республика обратилась к Совету Лиги Наций с заявлением о агрессии Германии и Италии против Испании. 2 декабря Комитет по невмешательству согласился (Португалия воздержалась) предоставить обоим испанским сторонам план лорда Плимута. 4 декабря Франция, к которой теперь присоединилась и Британия, официально обратилась к Германии, Италии, Португалии и России с предложением о посредничестве. Иден объяснил, в чем заключалась его идея, – пусть шесть государств, наиболее активно вовлеченных в конфликт, призовут к перемирию, пошлют в Испанию комиссию и после народного плебисцита помогут организовать правительство из лиц, которые не участвовали в Гражданской войне, таких, как Сальвадор де Мадарьяга. Форин Офис, что бы раньше ему ни говорили, наконец внимательно выслушал своего севильского консула, сообщившего, что через город прошли 5000 немцев (ядро легиона «Кондор») и 20 ноября в Кадисе выгрузили на берег 20 немецких зенитных установок, а также 700 солдат. К тому же лорд Плимут впервые поднял вопрос об участии неиспанцев в испанской войне, который, по его мнению, надо срочно решить. Гранди, справедливо указав, что Германия и Италия еще в августе предлагали запретить доступ добровольцев, возразил против отдельного рассмотрения этого вопроса⁵.

Теперь существовали три франко-английских плана, призванные хотя бы смягчить условия испанской войны: организация контроля, предложение о посредничестве и возможность вынести на передний план запрет добровольцам прибывать в Испанию. В воскресенье 6 декабря, предположив, что надо хотя бы обсудить эти идеи, Муссолини, Чиано и начальник итальянского генерального штаба встретились для разговора об интенсификации итальянской помощи Испании. Тут же присутствовал и вездесущий Канарис, который сообщил итальянцам, что Германия решила сократить свое присутствие в Испании, доведя его до уровня участия итальянцев. Немецкий военный министр особенно рьяно протестовал против предложения Фаупеля послать в Испанию целую воинскую часть. Тем не менее эти сетования не оказали воздействия на итальянцев. Муссолини был полон желания еще активнее участвовать в «крестовом походе». В начале декабря из Италии отправились 3000 чернорубашечников с отличным военным снаряжением. Но через несколько дней Бломберг, немецкий военный министр, сказал американскому послу Додду, что испанский кризис завершен. Германия, испытав некоторые образцы нового вооружения, не хочет больше в нем участвовать. К сожалению, он опередил события на два года.

10 декабря, вызвав раздражение у Литвинова, который посоветовал Альваресу дель Вайо не поднимать вопрос об Испании в Лиге Наций, и у Франции, с которой вообще не консультировались, Альварес в Женеве представил дело республики перед Советом Лиги. Вряд ли он мог ожидать, что после стольких неудач коллективных действий Лига выступит в защиту Испании. Но по крайней мере вопрос был включен в повестку дня. 11 декабря Альварес дель Вайо потребовал, чтобы Лига осудила Германию и Италию за признание мятежников. Он указал, что иностранные военные корабли нападали на торговые суда в Средиземном море, в боевых действиях участвуют марокканские части, Соглашение о невмешательстве совершенно неэффективно. Лорд Креннборн (Англия) и Виено от Франции отрицали полную беспомощность плана невмешательства и призвали совет одобрить франко-британский замысел посредничества. В завершение совет издал резолюцию, осуждающую вмешательство в испанские дела, предупредил членов Лиги, входящих в комитет, что они должны всеми силами способствовать политике невмешательства, и рекомендовал прибегнуть к посредничеству. Тем не менее редакционные статьи в газетах националистов и республиканцев, выражая точки зрения своих правительств, отвергали посредничество. Хотя Россия и Португалия выразили готовность поддержать любой предложенный план такого рода, Германия и Италия нашли эту идею слишком сомнительной, чтобы быть принятой обеими сторонами. Фактически план посредничества был отложен. Иден и Дельбос предложили не столь амбициозный замысел. 16 декабря республика в принципе приняла план введения контроля, в то же время детально изложив свою уже знакомую точку зрения на невмешательство и оставив за собой право после дальнейшего изучения отвергнуть план целиком или частично. Националисты ответили 19 декабря. Они просили пояснить, как будет работать этот план. Ответы были подготовлены председателем подкомитета Комитета по невмешательству 23 декабря. К этому времени в воздухе витало ощущение, что может возобновиться всеобщая война. Оно подогревалось все новыми сообщениями: в Испанию ежедневно прибывали итальянцы, Испанская республика захватила немецкое судно «Палое»; националисты и итальянцы потопили советское грузовое судно «Комсомол». В Париже у Дельбоса состоялся серьезный разговор с Вельчеком. Французский народ хочет взаимопонимания с Германией, сказал он. Путь к этому лежит в сотрудничестве с Испанией. В канун Рождества 1936 года английские и французские послы в Берлине, Риме, Москве и Лиссабоне через голову Комитета по невмешательству выступили с требованием с начала января запретить участие добровольцев в испанской войне. Франсуа-Понсэ сказал, что раньше этот вопрос не казался Франции достаточно важным, чтобы в законодательном порядке запрещать свободу действий для добровольцев⁶. Блюм получил заверения от итальянского министра, что, если бы он помог Франко утвердиться в Испании, мог бы начаться период франко-итальянской дружбы. Дипломат добавил – и возможно, это было правдой, – что Муссолини искренне ненавидит Гитлера и ждет только возможности расстаться с ним⁷.

Конечно же иностранцы продолжали ехать в Испанию. «Вооруженные туристы», как назвал их Уинстон Черчилль. В Кадис прибыл второй отряд из 3000 итальянских чернорубашечников и 1500 техников. Им предстояло участвовать в боевых действиях в составе батальонов под командой итальянских офицеров и носить форму испанского Иностранного легиона. Всего в Испании уже находилось 14 000 итальянских солдат и летчиков. Они получали два вида заработной платы: от Франко по две песеты в день, а от Муссолини – по двадцать лир. Количество немцев в Испании оставалось неизменным – примерно 7000 человек. Их финансировали только из Берлина. В последний день 1936 года американский генеральный консул в Барселоне представил свои подсчеты: с октября по железной дороге из Франции прибыло 20 000 иностранных волонтеров; между Рождеством и Новым годом через Барселону и Альбасете прошло 4000 добровольцев. А между тем 1 января в Москве 17 советских летчиков получили звания Героев Советского Союза «за выполнение важного правительственного задания», то есть за службу в Испании. Хотя формально Советский Союз не признавал своей помощи Испании, но, так как все журналисты зафиксировали присутствие мощных советских танков и самолетов, советское правительство оказалось вынужденным придерживаться позиции «некоей страны, которая пришла на помощь испанской демократии».

Первая организованная группа из 96 американских добровольцев покинула Нью-Йорк 26 декабря⁸. Ее отъезд стал нарушением закона, запрещавшего американцам вступать в армию другого государства. Тем не менее он не относился к американцам, которые поступали на такую службу, находясь за границей. Увильнуть от действия этого закона было нетрудно, хотя с 11 января в паспортах США ставилась отметка: «В Испании недействителен»⁹. В принципе это ничего не меняло, ибо прямо в Париже добровольцы встречались с вербовщиками бригады. В сущности, граждане США, добровольно сражавшиеся за республику, не подвергались потом никаким преследованиям (за всю войну у националистов американских добровольцев не было).

Американское «моральное эмбарго» на поставку военных материалов в Испанию действовало до 28 декабря. В этот день Роберт Кьюз, натурализовавшийся латыш из Джерси-Сити, работавший на Коминтерн, запросил лицензию на поставку Испанской республике авиационных двигателей общей стоимостью в 2 775 000 долларов. Госдепартамент обеспечил лицензию, но публично выразил сожаление, что американская фирма так эгоистично настаивает на своих законных правах, которые противоречат политике правительства. Государственный департамент выслал ноты правительствам, входящим в Комитет по невмешательству, с описанием этих фактов и сообщил, что груз отправится в путь только через два месяца. Но, справедливо опасаясь, что правительство США может запретить эту поставку, Кьюз немедленно начал загружать зафрахтованное им испанское судно. Президент тут же потребовал от сенатора Питтмана и члена палаты представителей Макрейнольдса, как только конгресс 6 января снова соберется на свою сессию, внести в обе палаты резолюцию, запрещающую поставки оружия в Испанию. Протестовал против нее только сенатор Най. Он заявил, что резолюция не имеет отношения к нейтралитету, так как повредит республике больше, чем националистам. Несколько членов нижней палаты тоже раскритиковали ее. Тем не менее в сенате новый закон прошел единогласно 81 голосом, а из 407 членов палаты представителей против него голосовал только один человек. Этот инакомыслящий, Бернард, заявил, что данный акт лишь формально нейтральный, а на деле «мешает демократической Испании воспользоваться ее законными международными правами в то время, когда ее атакуют орды фашистов»¹⁰. Поскольку в сенате случилась какая-то техническая ошибка, резолюция так и не стала законом до 8 января, а 7-го испанское судно «Map Кантабрико», неся на борту лишь часть груза, в большой спешке отчалило из Нью-Йорка.

Но то был еще не конец приключения. Два американских летчика Берт Акоста и Гордон Барри, которые осенью перегоняли самолеты для республики, заявили, что должны получить еще по 1200 долларов. Поэтому они уговорили береговую охрану передать приказ капитану «Map Кантабрико», который шел проливом Лонг-Айленд¹¹, оставить корабль, пока не будет выплачен долг. Но приказ имел отношение только к личной собственности Прието, испанского министра авиации. Так что в сопровождении катера береговой охраны и самолета испанское судно быстро покинуло пределы трехмильной зоны (на тот случай, если эмбарго на доставку оружия станет законом быстрее, чем предполагалось) и пошло в порт Вера-Крус в Мексике, где взяло на борт остальной груз и направилось в Испанию. Хотя оно, маскируясь, шло под английским флагом, националисты захватили корабль в Бискайском заливе вместе с грузом (который Кейпо де Льяно объявил бесполезным). Он в конечном итоге был использован против басков в сражении под Бильбао. Тех испанцев, что входили в состав команды, казнили¹².

Франко заявил, что, приняв Акт об эмбарго, президент Рузвельт действовал как «настоящий джентльмен». Германия также одобрила его. Американские социалисты и коммунисты, как и многие либеральные интеллектуалы в Соединенных Штатах, резко протестовали против него. Во время всей испанской войны либералы настойчиво просили президента, чтобы он, учитывая большое количество иностранных войск в Испании, официально объявил о состоянии там войны. Тем более, что, как настаивали либералы, в соответствии с Актом о нейтралитете от 1935 года, должен быть предотвращен любой экспорт военных материалов со стороны Германии и Италии. Однако государственный секретарь Корделл Холл сомневался, в действительности ли существует интервенция Германии и Италии в Испании, хотя послы США постоянно информировали его об этом. Рузвельт позволил себя убедить, что декларация о войне в Испании может повлечь за собой опасность мировой катастрофы. Так что он воздержался от подобного шага.

5 января Португалия, а 7 января Германия и Италия ответили на англ о– французское предложение относительно добровольцев. (СССР сделал это уже 27 декабря.) Немецкая нота была подписана лично Гитлером. Почему ситуация прошла мимо внимания Комитета по невмешательству? И нечестно выходить с таким предложением именно сейчас, когда на стороне республиканцев действуют большие силы добровольцев. Тем не менее Германия готова сотрудничать, если в соответствии с планом будет осуществлен эффективный контроль, а также уделено внимание и всем насущным проблемам, связанным с Гражданской войной.

Германия, которая, казалось, предоставила Италии разбираться со всеми испанскими проблемами, внезапно пошла на провокацию. Немецкое судно «Палое», захваченное республикой 27 декабря, было освобождено, но находившийся на борту испанец задержан вместе с грузом целлулоида и телефонных аппаратов на том основании, что этот груз относится к военным материалам. Германское требование освободить задержанного и вернуть груз не было принято во внимание. Тогда немецкий военно-морской флот потребовал в виде наказания подвергнуть бомбардировке какой-нибудь республиканский порт или морской конвой. Нейрат согласился пригрозить «серьезнейшими мерами», если требование не будет немедленно удовлетворено. Когда этого не произошло, были захвачены три республиканских торговых судна, и два из них передали националистам. Обстрел порта оставили на будущее.

Последовал и другой кризис. 7 января французское правительство узнало, что в Испанском Марокко высадились 300 немцев. Блюм дал указание немедленно выразить протест. Леже напомнил Вельчеку, немецкому послу в Париже, о франко-испано-марокканском соглашении от 1912 года, запрещавшем в Испанском или Французском Марокко вести враждебные действия друг против друга. Вельчек отрицал наличие немецких войск в Марокко. Тем временем этот факт возбудил общественность Франции и вызвал негативное отношение во французской прессе. Ванситтарт обещал, что, если сообщения подтвердятся, Англия окажет Франции поддержку. На следующий день вдоль границы Французского Марокко начали концентрироваться французские войска. Фаупель сообщил Нейрату, что немецкие части находятся в испанской Меллиле, на которую не распространяется действие соглашения. Тем временем Гитлер пригласил Франсуа-Понсэ и сообщил ему, что Германия не имеет никаких территориальных претензий к Испании. Это заявление было передано в прессу, и кризис сошел на нет. Инцидент вошел в историю как быстро возникшая и легко ликвидированная опасность войны из всей череды неприятностей, которые трепали нервы Франции между 1918-м и 1939 годом.

Несмотря ни на что, немецкая и итальянская помощь Испании все же не достигла своей цели и была довольно ограниченной. 13 января Аттолико, итальянский посол в Берлине, интеллигент, вышедший из низов, который не знал немецкого языка, позвонил Нейрату и попросил послать еще людей в Испанию. Нейрат ответил, что это может серьезно осложнить общеевропейскую ситуацию. «Если мы не хотим пойти на риск войны, – добавил он, – то должны прийти к пониманию, что близится время, когда нам придется отказаться от дальнейшей поддержки Франко». Новая франко-английская нота была представлена 10 января. Она требовала, чтобы участие добровольцев в испанской войне в целом было приравнено к преступлению. Так уже поступили Британия и Франция. Похоже, что Нейрат был искренне согласен с ней. «Если соглашение относительно добровольцев будет достигнуто, – заявил он, – то Германия будет неукоснительно соблюдать вытекающие из него обязательства. Мы будем не только требовать строгих мер контроля, но и сами участвовать в них». В то же время, когда Аттолико сказал, что Франко хочет отвергнуть контроль как «недопустимое ограничение национального суверенитета», Нейрат потребовал от него в целях сохранения Комитета по невмешательству согласиться с решением в принципе, но обговорить условия. 14 января Вайцзеккер сказал агенту собственной информационной службы Риббентропа, что «всю эту испанскую авантюру пора кончать. Вопрос лишь в том, чтобы Германия с достоинством вышла из нее». Тем не менее в тот же день Геринг заявил, что Германия никогда не потерпит «красную Испанию». При наличии этих противоречивых точек зрения Геринг, Муссолини и Чиано встретились 20 января в Риме. Они сошлись во мнении, что теперь Франко получает «достаточную поддержку» и Германия с Италией должны поддержать франко-британский план, запрещающий посылать добровольцев в Испанию. Последнюю партию военной помощи следует выслать 31 января. Кроме того, они согласились, что Гражданская война в Испании ни при каких условиях не должна перейти в мировую. Шмидт, переводчик Геринга на этой встрече, отметил, что и немцы и итальянцы говорили о своих войсках в Испании так, словно там в самом деле были только добровольцы.

А что Сталин? Все это время советские торговые суда, некоторые под испанским флагом, некоторые под советским или мексиканским, пересекая Средиземное море, продолжали доставлять в Испанию военное снаряжение¹³. Но для понимания событий этих месяцев необходимо учитывать, что Россия переживала едва ли не самый страшный год в своей истории. В течение 1937 года 90 процентов ведущих деятелей коммунистической партии были уничтожены во время «ежовщины» – кровавой бани, которую по приказу Сталина устроил нарком НКВД. За ними в тайные могилы последовали, без преувеличения, тысячи и тысячи людей. Данные японской разведки свидетельствовали, что в 1937 году было уничтожено 35 000 офицеров – половина советского офицерского корпуса, которых обвиняли в шпионаже в пользу Германии. Многие из офицеров и других советских официальных лиц, которые с августа 1936 года находились в Испании, исчезли в этой безмолвной и безжалостной бойне. В январе 1937 года несколько членов ЦК попытались остановить эту волну убийств и насилия, но за эту попытку они поплатились жизнями. В то же самое время стало ясно, что Сталин, начав разочаровываться в возможности союза с Францией и Англией, снова обратил внимание на возможный союз с Гитлером. Канделаки, советский торговый представитель в Берлине, получил указание запустить пробный шар в сторону Германии, но тот был отвергнут. Однако в то время советская внешняя политика faute de mieux¹⁴ строилась на поддержке идеи демократии и Народного фронта¹⁵. Но эти курьезные факты превращают в мрачную иронию одержимость Андре Марти, искавшего «фашистских шпионов» в Альбасете.

В преддверии нового года, так же как и в первые недели войны, Германия и Италия могли предполагать, что им удастся спасти националистов от проигрыша. Вайцзеккер, глава политического департамента германского МИД, отметил: «Цель Германии, так же как и Италии, одна. Мы не хотим коммунистической Испании». Советская помощь по-прежнему направлялась, чтобы предотвратить поражение республиканцев. Не подлежало сомнению, что вторжение любых крупных сил, достаточных, чтобы обеспечить победу одной из сторон, приведет к риску общеевропейской войны. И в умах немецких, итальянских, советских, английских и французских лидеров присутствовало одно неизменное соображение: никто не хочет, чтобы из-за испанского конфликта разразилась такая война. Но фальшь продолжающейся политики невмешательства все более возмущала большинство либералов и социалистов в западных странах. Поэтому они и не входили в правительство, когда мучительная дилемма Блюма начала беспокоить их.

Примечания

¹ Стоит вспомнить, что 12 ноября 1936 года было днем знаменитого признания Болдуина в палате общин, который заявил, что из-за опасения проиграть выборы он был «не совсем искренен» перед электоратом в вопросе перевооружения.

² Если только конфликт произойдет вне испанских территориальных вод, куда иностранные военные суда не имеют права заходить.

³ Произошло это 18 ноября. Предыдущим днем Германия и Япония подтвердили свои дружеские отношения в Антикоминтерновском пакте, который под предлогом борьбы с коммунизмом на самом деле был наступательным военным альянсом. Год спустя к нему присоединилась и Италия.

⁴ 24 ноября Роберт Грейвс, бывший резидент на Мальорке, позвонил Уинстону Черчиллю с просьбой осудить политику Италии и Германии в Западном Средиземноморье. Состоялся следующий разговор.

«Ч е р ч и л л ь. У обеих сторон руки по локоть в крови. Вы хотите вмешательства? Страна этого не поддержит.

Г р е й в с. Не вмешательства в смысле встать на чью-то сторону… но Британия должна защищать свои интересы в Средиземном море.

Ч е р ч и л л ь. Меня только что посетили семь французских депутатов – отчаянно просили о вмешательстве. И это лучшие мозги во Франции…»

⁵ Британская публика была занята иными проблемами, чем возможность невмешательства в испанские дела. 26 ноября Болдуин сообщил кабинету министров, что король желает, дабы они издали закон, позволяющий ему жениться на миссис Симпсон. 1 декабря сгорел Хрустальный дворец. 3 декабря слухи о готовящемся акте отречения просочились в прессу. Мистер Гарри Поллит заверил своих читателей, что «для рабочего класса кризиса вообще не существует. Пусть король женится на ком хочет». Сэр Освальд Мосли призвал Британский союз фашистов встать за короля. 12 декабря Болдуин сообщил палате общин, что король принял решение отречься.

⁶ Немцы считали, что Британия озабочена лишь сохранением своих коммерческих интересов в Испании. Как сообщал Фаупель, советник по торговле английского посольства не только часто посещал Бургос, но и Чилтон держал власти националистов в курсе, что идет подготовка заявления, с которым Иден в три часа дня выступит в палате общин. В десять утра того же дня Франко уже знал об этом. Удивляться здесь не стоит, ибо Чилтон придерживался пронационалистских взглядов. «Я надеюсь, – сказал он американцу Боуэрсу, – что немцы пришлют достаточно солдат и покончат с войной».

⁷ Продолжение этих миротворческих настроений отражено в англо-итальянском «джентльменском соглашении» от 2 января 1937 года. Оно подтверждало независимость Испании и свободу судоходства в Средиземном море. Предполагалось, что вслед за соглашением последуют подробные переговоры, но до 1938 года они так и не начались (и вызвали падение Идена).

⁸ 6 января группа прибыла на свою базу в Вильянуэве-де-ла-Хара, рядом с Альбасете. Вокруг тянулись плоские равнины Ламанчи, которые так напоминали родину двум уроженцам Висконсина, что были в составе группы. Поскольку в ней было и несколько кубинцев, с жителями деревни быстро установились добрые отношения.

⁹ Эти паспорта сыграли в истории гораздо большую роль, чем их владельцы. НКВД собирал документы всех погибших (и кое-кого из живых) членов интербригад и пересылал их в Москву, где Кривицкий отобрал стопку из более чем сотни таких паспортов, «главным образом американских». Новые их обладатели въезжали в Америку как обыкновенные граждане.

¹⁰ Позже Бернард внес резолюцию в поддержку республики, требовавшую, чтобы те же ограничения были наложены и на правительства Германии и Италии.

¹¹ Испанский генеральный консул в Нью-Йорке отрицал, что этим людям причитались какие-то деньги.

¹² Позже сенатор Най обвинил владельцев пароходной компании в Нью-Йорке, что они шпионили для Франко и организовали арест «Map Кантабрико».

¹³ По сообщениям немецкого военного атташе в Испании, в январе в страну пришли восемь кораблей (пять испанских, три русских), доставив 6 самолетов, 35 орудий, 12 танков, 3150 тонн снаряжения и 3250 тонн боеприпасов.

¹⁴ Faute de mieux (фр.) – за неимением лучшего. (Примеч. пер.)

¹⁵ Эти переговоры описаны Кривицким. Послание от Нейрата Шахту (февраль 1937 года), найденное в архивах немецкого министерства иностранных дел, подтверждает, что Кривицкий говорил правду.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.