Глава 49 ЗАГАДКИ «ОВЕРЛОРДА»

Глава 49

ЗАГАДКИ «ОВЕРЛОРДА»

Рано утром 15 января 1944 года майор Герман Зандель получил в радиоцентре абвера на Зофиентеррасе в Гамбурге неподписанную телеграмму, состоявшую всего из десяти слов:

«Hoerte, dass Eisenhower am 16. Januar in England eintreffen wird».

(Говорят, Эйзенхауэр прибывает в Англию 26 января.)

Несмотря на то что шел пятый год войны, телеграмма поступила непосредственно из Великобритании. Ее отправителем был молодой датский чертежник Ханс Хансен, лучший агент Занделя А-3725, отправленный в Англию для долговременного оседания. Данное донесение молодого датчанина было 935-м по счету с того летнего дня 1940 года, когда он впервые приземлился на парашюте в окрестностях города Солсбери.

Робкое зимнее солнце медленно поднималось над унылым днем, легкий ветерок с Северного моря освежал воздух, перенасыщенный строительной пылью, напоминанием об операции «Гоморра», крупнейшем за все время войны воздушном рейде союзников. Наиболее сильно главный город Ганзейского союза пострадал в июле 1943 года, когда в течение пяти дней и ночей на него было сброшено около 6889 тонн зажигательных бомб, что превратило в руины как сам город, так и расположенные в нем 80 военных объектов. Несмотря на то что здание абвера на Зофиентеррасе также тяжело пострадало, работа там продолжалась.

Майору Занделю, пришедшему в абвер из резерва, было далеко за сорок. Последнее донесение повергло лучшего эксперта военной разведки по вопросам политики англосаксов, прожившего несколько лет в Америке, в состояние мрачной задумчивости. Знакомый по долгу службы со всеми секретами, которые доктор Геббельс пытался скрыть от немецкого народа, майор мог объективно оценивать ход войны.

Днем раньше началось крупное январское наступление Красной армии против группы армий «Север» под командованием фельдмаршала Георга фон Кюхлера на фронте протяженностью от Ленинграда до Новгорода.

Телеграмма из Англии усугубляла его мрачные предчувствия. Не было секретом, что западные союзники вели беспрецедентные приготовления к историческому прыжку в оккупированную Европу, сосредоточивая на Британских островах огромные людские и материальные ресурсы. Короткая телеграмма от А-3725 подтверждала, что теперь эти широкие приготовления вступили в завершающую фазу.

С профессиональной точки зрения донесение являлось образцом находчивости. О назначении Айка главнокомандующим было объявлено в рождественские праздники. 31 декабря он буквально исчез из Северной Африки, вылетев оттуда в США для проведения серии совещаний с генералом Джорджем Маршаллом, а также для встречи с семьей. Передвижения генерала хранились в строжайшем секрете: сняв звездочки знаков различия с головного убора и прикрыв погоны воротником плаща, Эйзенхауэр вылетел из Вашингтона в 19.00 13 января и прибыл в Лондон в 23.00 14 января. Таким образом, командующий был на месте. О его прибытии было решено не сообщать вплоть до второй половины дня 16 января.

Хансен проинформировал об этом событии утром 14-го. В это время Айк в своем личном вагоне двигался сквозь плотный английский туман из Прествика в Лондон. Агент передал новость за семь часов до прибытия генерала на новый командный пункт и за сорок восемь часов до официального объявления об этом.

Майор Зандель счел новое донесение заслуживающим самого пристального внимания и достаточно важным для его передачи в группу I секретного подразделения абвера «Белинда», расквартированного в окрестностях Берлина. Оно было передано туда по прямой линии кодированного телетайпа G-Schreiber. После этого Зандель направил сообщение агенту:

«Благодарим за сведения, полученные в донесении номер 935. Продолжайте информировать нас обо всех передвижениях Эйзенхауэра, связанных с подготовкой вторжения».

Телеграмма была отправлена в 20.30 в соответствии с графиком регулярного радиообмена между Гамбургом и Хансеном.

21 октября 1940 года в обращении к находящемуся под нацистским игом французскому народу Уинстон Черчилль, издеваясь над Гитлером за задержку операции «Морской лев», грандиозного, но малореального плана вторжения на территорию Великобритании вслед за разгромом Франции, заявил: «Мы ждем вторжения, которое нам так давно обещали.

И рыбы тоже ждут». Теперь рыбы ждали вторжения с другой стороны.

Позже Черчилль описывал огромные проблемы, связанные с выбором самого безопасного и одновременно самого прямого пути для броска через канал Ла-Манш в занятую немецкими войсками Францию. «Я знал, что такая операция будет очень тяжелой и рискованной».

В то же время Адольф Гитлер не испытывал подобных проблем. Еще в 1941 году, демонстрируя свою удивительную интуицию, фюрер предугадал, когда и откуда должно последовать возможное вторжение. Всего через неделю после нападения на Пёрл-Харбор он издал свою знаменитую директиву под названием «Построение прибрежных оборонительных сооружений». Предвидя то, что впоследствии им же было названо die Crosslandung der Alliierten (решающая высадка союзников), он ожидал от союзников нанесения ударов по выступам на территориях Нормандии и Бретани, прекрасные гавани которых могли быть использованы в качестве береговых плацдармов.

Фюрер предложил широкую схему «противодействия любым попыткам высадки». В марте 1942 года он отозвал из отставки престарелого Герда фон Рундштедта, самого надежного и хладнокровного из фельдмаршалов вермахта, назначив его главнокомандующим на Западе и поручив ему оборону Франции, Бельгии и Голландии.

Это было очень похоже на жизнь в доме с привидениями, где малейший шум расценивается как движение неуловимого призрака. До 1942 года сведения о любых, даже самых случайных событиях со стороны пролива Ла-Манш приводили Гитлера в состояние нервного срыва. Так, например, рейд командос в Сен-Назер он рассматривал как «пробное вторжение», а злополучный штурм города Дьеппа[223] был расценен как «явные признаки вторжения». Гитлер упорно настаивал на том, что «эти англичане были полны решимости закрепиться на захваченной территории», несмотря даже на то, что в распоряжении Генерального штаба оказался захваченный план операции, в котором канадским военнослужащим прямо приказывалось после выполнения задания вернуться на территорию Великобритании.

Строительство Атлантического вала шло полным ходом. Сюда поступали батареи 16-дм морских орудий, демонтированных с боевых кораблей. В этом стратегически важном районе постоянно находились лучшие части и соединения вермахта. Во время одного из приступов паники, периодически охватывавших Гитлера в 1942 году, он распорядился в спешном порядке перебросить из России на побережье Атлантики две моторизованные дивизии «Адольф Гитлер» и «Великая Германия». В то время в этих войсках остро нуждались на Восточном фронте, необходимости их присутствия на Западе пока не было.

Прошло два года, а союзники ничего не предпринимали. Их пассивность делала «вторжение» самой мучительной загадкой войны. Фантастические затраты людских ресурсов, денежных средств, стали и бетона ушли в вакуум. Следует отметить и поразительную неосведомленность немецких войск в этот период. История не знает других примеров, когда немецкое Верховное командование находилось бы в полном неведении относительно противника и его планов на столь важном этапе вооруженного конфликта. Свидетельством тому документы того времени.

19 ноября 1943 года в своей директиве «Подготовка к борьбе» фельдмаршал фон Рундштедт писал:

«Противник находится в стадии завершения подготовки наступления против западного сектора. Мы не знаем, где он будет наступать. Не знаем мы и когда он начнет наступление».

23 декабря состоялось совещание в ставке Гитлера, которое, однако, только усугубило общую путаницу. От генерала Альфреда Йодля, начальника личного штаба Гитлера, поступила директива, в которой в качестве возможных мест вторжения были указаны шесть различных географических пунктов. Два из них располагались на западном побережье, два других в Италии и, наконец, еще два в Восточном Средиземноморье. Данные пункты получили по инициативе Йодля соответствующие кодовые обозначения: Flower I и II, Marten I и II, а также Trout I и II.

Такое гадание в самых верхних эшелонах менее чем за шесть месяцев до наступления дня «Д» было удивительным. Оно ставило под сомнение проницательность адмирала Канариса и эффективность возглавляемого им абвера, который должен был знать все, что происходит внутри лагеря союзников.

После войны, пытаясь дать объяснения причинам своего поражения, реакционные круги в Германии настаивают на том, что абвер не только не справился со своей задачей снабжать Верховное командование необходимой ему важнейшей информацией, но и намеренно вводил его в заблуждение, докладывая заведомо сфальсифицированные данные. Адмирал Канарис представляется законченным негодяем, который в действительности работал на союзников. Всячески подчеркивается тот факт, что высший офицер германской разведки являлся одной из ключевых фигур покушения на Гитлера 20 июля 1944 года.

Организация Канариса в действительности не была столь эффективна, как сейчас некоторые пытаются это представить. Но она не была и так ужасающе плоха. В чрезвычайно неблагоприятных условиях ей удалось обеспечить эффективное наблюдение за объектами в США и на Британских островах. Ее сотрудники добывали надежную информацию, что позволяло немецкому Верховному командованию быть в курсе развития англо-американской стратегии вторжения от разработки его плана в начале 1942 года до высадки союзников в Нормандии в 1944 году.

Такое наблюдение началось в декабре 1941 года, сразу после нападения Японии на Пёрл-Харбор. Полковник Ганс Пикенброк немедленно нацелил на эту работу весь аппарат абвера. Возможность переправы через Ла-Манш и появления на континенте грозной силы англо-американских союзников стала одной из ключевых проблем, которую должны были отслеживать сотрудники абвера.

Намерения противника, планы, разработанные в его высших эшелонах в обстановке строжайшей секретности, являются наиболее сложными задачами для разведывания. Тем не менее с самого начала абверу удалось точно установить главное намерение союзников – основу, на которой строилась вся их стратегия.

Всего через две недели после нападения на Пёрл-Харбор в Вашингтоне состоялась встреча президента Рузвельта и премьер-министра Черчилля под кодовым названием «Аркадия». Целью встречи было определение стратегии союзников в Атлантике и на Тихом океане. Двадцать три дня переговоров за закрытыми дверями привели к принятию важнейших решений. Майор Лайонель Фредерик Эллис, автор официальной британской истории войны на Западе, позже указал на то, что эти решения представляли собой краеугольный камень стратегии союзников в войне. Предполагалось, что все это будет держаться в жесточайшем секрете.

Однако всего несколько недель спустя после завершения конференции адмирал Канарис положил на стол фюреру исчерпывающую информацию о ее результатах. Изложенный на 20 страницах доклад, в котором раскрывались политические решения, принятые на встрече в Аркадии, а также «шаги, которые будут предприняты для их выполнения», поступил из источника, определенного как «хорошо известное и надежное лицо из числа наших друзей». Этим лицом был военный атташе Испании полковник Хосе Карлос Гарсия, в действительности являвшийся самым высокопоставленным агентом абвера в столице США.

Документ был тайно переправлен дипломатической почтой посольства Испании. Адресованный главе разведывательной службы Франко генералу Кампосу Мартинесу, 1 февраля 1942 года он прибыл в Мадрид. Генерал вручил его главе мадридского бюро абвера капитану 1-го ранга Вильгельму Лейсснеру, действующему под псевдонимом Густав Ленц. Затем специальный курьер абвера вылетел с документом в Берлин к адмиралу Канарису.

Одновременно абвером из других источников была получена косвенная подтверждающая информация по той же тематике. Итальянские спецслужбы передали Канарису расшифрованный перехват телефонограммы, отправленной в Анкару послом Турции в Лондоне, в которой воспроизводилась продолжительная беседа посла с военным атташе США полковником Робертом Лизом по поводу участия Турции в выполнении решений конференции в Аркадии. Службе Forschungsamt удалось расшифровать несколько донесений исключительно хорошо информированного посла Португалии в Лондоне, который был посвящен в некоторые детали конференции после возвращения премьер-министра Черчилля на Даунинг-стрит. Еще один агент, описанный как «наше доверенное лицо в швейцарском Генеральном штабе», передал руководителю бюро абвера в Берне копию аналитической справки по конференции в Аркадии, подготовленную и отправленную военным атташе Швейцарии из Вашингтона.

И наконец, самые подробные разведывательные донесения стратегического характера получили в филиале абвера в Бремене от агента А-2248. Этим агентом был барон Вальдемар фон Опенгейм, банкир из Кёльна, располагавший целым рядом высокопоставленных источников информации во влиятельных финансовых кругах Нью-Йорка и Вашингтона. В своих трех донесениях (номер 4097/41/IH, 308/42/IH и в особенности 573/42/IH) Барону (псевдоним агента) удалось передать в абвер неопровержимую информацию о том, что согласно решениям конференции в Аркадии «независимо от факта вступления Японии в войну» Атлантика и Европа были определены как «решающий театр», Германия как «основной противник», а ее разгром как «ключ к победе».

Представленное Канарисом Гитлеру досье по конференции в Аркадии не оставляло места для воображения.

Германская спецслужба вскрывала (шаг за шагом, в хронологической последовательности) все операции, проведение которых союзники планировали вплоть до 1943 года, начиная с «ограниченной наземной операции» в 1942 году и кончая «полным овладением всем побережьем Северной Африки». К 1943 году предполагалось принять уточненное решение о способе «вторжения на континент либо через Средиземное море с территории Турции на Балканы, либо путем высадки в Западной Европе».

Еще во время конференции в Аркадии штабам союзников была дана команда «принять срочные меры для сосредоточения на территории Великобритании союзных сил», а также начать работу над разработкой планов «широкомасштабного наступления сил союзников с высадкой во Франции». Военные цели союзников были определены однозначно; план операций был четко сформулирован во всех деталях; были подготовлены и четко упорядочены все временные графики.

Последовательное осуществление этой большой стратегии находилось под пристальным вниманием немецкой разведки. В мае 1943 года в абвер поступила дополнительная стратегическая информация от военного атташе Испании в Вашингтоне. Теперь она включала в себя расшифровку протоколов совещания «Трайдент» между Рузвельтом и Черчиллем, на котором впервые обсуждались детали вторжения войск союзников на континент. Всеобъемлющая информация поступала от немецких разведчиков оперативного и тактического звена, занимавшихся расшифровкой кодов беспроводных систем связи союзников, изучением захваченных документов и допросом военнопленных, взятых в Северной Африке, Италии, а также Сен-Назере и Дьеппе. Кроме того, такие данные предоставляла специально созданная агентурная сеть, «специализировавшаяся» на информации по готовящемуся вторжению.

Однако значительная часть этой важнейшей информации, полученной с таким трудом, либо совсем не доходила до высших эшелонов Верховного командования вермахта, либо зачастую не оказывала на них должного впечатления. Аналогичной была и ситуация в январе 1944 года, когда донесение агента А-3725 начало долгий путь по бюрократическим коридорам в Цоссен, в бетонные бункеры которого переехал Генеральный штаб сухопутных войск.

Несмотря на пометку SSD, что означало «очень срочно», донесение прошло через все инстанции, прежде чем попало в руки того, кому было предназначено, а именно полковника Алексиса фон Рёне, руководителя подразделения Fremde Heere West, немецкого аналога отдела G-2 американского Генерального штаба.

На следующий день агентство Рейтер (Рёне считал его одним из важнейших источников военной информации) опубликовало официальное коммюнике, в котором пыталось замаскировать причину поездки Айка в США. Агентство писало:

«Сейчас уже можно объявить о новом назначении генерала Эйзенхауэра в Великобритании, полученном им по приказу Объединенного комитета начальников штабов. Во время своей поездки из Средиземноморья в Великобританию генерал встретился с президентом и премьер-министром».

В то же время от агента А-3725 поступила новая информация, касающаяся темы вторжения. 16-го числа в радиограмме номер 937 он сообщил:

«В настоящее время в Лондоне постоянно находится более 7 тысяч американских солдат и офицеров, дополнительно к тем, что прибыли сюда в отпуск. Большинство из них выполняютработу при различных штабах, занятых вопросами подготовки вторжения. Один из таких штабов дислоцируется на площади Беркли в Мэйфер».

Примечательно то, что, несмотря на отсутствие в донесении данных особой важности, полковник фон Рёне, испытывавший настоящий голод в отношении «горячей» информации из Лондона, воспользовался этими данными при составлении своего доклада от 17 января.

«Обсуждаемое различными средствами печати и радио прибытие Эйзенхауэра в Англию, – указывал он, – является характерным признаком. В то же время из других агентурных источников поступила информация о том, что вновь созданный командный центр союзников на Гибралтаре является вторым по значению для подготовки вторжения и предназначен для непосредственного руководства операциями в Средиземноморье, в особенности на юге Франции».

«Другое донесение, – продолжал он, – сообщающее о прибытии в Англию заместителя Эйзенхауэра, главного маршала ВВС Великобритании Теддера, свидетельствует о быстром прогрессе в создании аппарата управления вторжением. О том же говорит и назначение генерала Брэдли командующим полевой армией США (первая американская армейская группа) с подчинением генералу Эйзенхауэру. Заслуживает внимания тот факт, что Брэдли ранее был командиром 82-й воздушно-десантной дивизии США (частичная переброска которой из Италии в Англию подтверждается надежными источниками), а затем командовал 28-й пехотной дивизией, прибытие которой в южную часть Англии подтверждается другим агентом»[224].

Приведенный выше доклад о ситуации в Великобритании не принадлежал к числу лучших информационных документов, подготовленных Рёне. К этому времени в распоряжении Рёне было слишком мало по-настоящему ценных источников разведывательной информации.

Если бы речь шла о выделении ключевой фигуры со стороны противника во время той великой, предшествовавшей вторжению драмы, такой фигурой безусловно был Алексис фон Рёне. Его задачей являлось снабжение Верховного командования окончательно обработанной и проверенной разведывательной информацией, на основе которой принимались решения. Вся агентурная, шифровальная и аналитическая служба разведки работала на этого человека. На его столе заканчивались все разведывательные игры и интриги.

Всего лишь полковник среди фельдмаршалов и высших генералов, представлявших сияющее окружение фюрера, Рёне руководил относительно небольшим отделом в Генеральном штабе. Даже собственные враги (которых в его окружении было достаточно, так как ему были присущи гордость, смелость, прямота и наличие собственных убеждений) признавали его идеальным исполнителем для столь важной работы. Полковник Рёне был эрудированным, инициативным и мыслящим сотрудником, прекрасным администратором. Еще в 1940 году, в звании капитана, он снискал себе всеобщее заслуженное признание за великолепную подборку данных о французской армии, иллюстрирующую ее фатальную слабость. И это в то время, когда остальные эксперты в один голос твердили о ней как о значительной военной силе. Вклад Рёне в битву за Францию был оценен генералом Францем Гальдером, впоследствии начальником германского Генерального штаба, как решающий фактор ошеломляющей победы немецкого оружия.

В 1942 году, после ухода в отставку начальника бюро разведки, полковник фон Рёне стал его естественным преемником. Менее чем за три года трижды получивший повышение по службе, теперь он стоял не только перед величайшей задачей за все время своей карьеры, но и перед возможностью улучшить свое феноменальное достижение 1940 года, сбросив завесу тайны с планируемой союзниками операции по высадке на континент. Однако, как оказалось, даже его возможностей для этого было недостаточно.

«Приблизительно до 1942 года, – писал профессор Перси Эрнст Шрамм, перу которого принадлежали военные дневники ОКВ, – немецкое Верховное командование могло сосредоточить свои основные усилия (на Западе) на охране и контроле оккупированных территорий, а также на построении системы береговой обороны. Однако после событий лета и осени этого года (Дьепп, Эль-Аламейн, высадка союзников на побережье французской Северной Африки) стало очевидным, что англо-американцы решились на открытие второго фронта на контролируемом немецкими войсками побережье Европы… сосредоточив основные усилия на нанесении решающего удара в самой «европейской крепости».

Согласно проделанному Шраммом анализу, сложившаяся на тот период ситуация характеризовалась тем, что в составляемых Рёне Feindbild (схема планов противника) отсутствовали данные о точном месте предполагаемой высадки войск второго фронта союзников. Более того, к зиме 1943–1944 года картина стала еще более туманной. В информационном документе, подготовленном для самого Гитлера, генерал-майор из возглавляемого Йодлем штаба планирования отметил: «Мы занимаем внутреннюю линию системы стратегической обороны Festung Europa, не имея при этом возможности воспользоваться преимуществами такого расположения. Причина заключается в том, что многочисленные свободные силы противника в Средиземноморье, на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке, Америке, Англии и Исландии, участие которых в высадке в Европу можно ожидать в любое время, связывают собой значительную часть наших резервов».

Подобное положение было недопустимым, и никто не понимал этого лучше, чем полковник фон Рёне, заточенный в бетонном бункере Цоссена, как в башне из слоновой кости.

Весь 1943 год он посвятил исследованиям в области этой важнейшей проблемы. В то время как войска союзников упорно продвигались через Средиземное море к своему плацдарму на юге Италии, Рёне пытался предугадать стратегическую цель, вытекающую из цепочки тактических решений. Он сознавал, что рано или поздно операции в Северной Африке, Сицилии и в Италии должны привести к широкомасштабному вторжению. Однако ему недоставало неопровержимых признаков подготовки такого вторжения.

«Наше незнание целей союзников, – писал в военном дневнике профессор Шрамм, – усугублялось тем, что им удавалось умело манипулировать средствами массовой информации. Начиная с лета 1942 года в прессе периодически поднималась шумиха с целью убедить нас в подготовке вторжения».

И хотя цели таких кампаний, как считает Шрамм, были предельно ясны, они тем не менее делали обстановку еще менее ясной.

Несколько раз полковнику фон Рёне раздраженно напоминали о том, чего ждет от него командование. Гитлер ждал от Йодля разработки мер противодействия союзникам, а тот, в свою очередь, находился под прессом постоянного отсутствия стратегической разведывательной информации. Тормозилась разработка планов действий войск по отражению внезапного нападения. Как могли разрабатываться такие планы в условиях отсутствия данных о направлении и времени вторжения?

3 января генерал Йодль разослал во все разведывательные службы инструкции с перечнем вопросов, на которые требовал однозначных ответов. 6-го числа он вызвал к себе адмирала Канариса и полковника Рёне и обрушил на них поток давно хорошо известной им информации. К тому же он продемонстрировал, насколько далеки были его оценки от действительного положения вещей.

«Я требую, – заявил Йодль, – как никогда ранее уделять особое внимание району Средиземного моря. То, что происходит там, не только свидетельствует о намерениях союзников в этом регионе, но и отражает все стратегические замыслы англо-американцев.

Кстати, – добавил он, – в последние дни я несколько раз обсуждал эту проблему с фюрером. Он настойчиво интересуется серьезностью намерений союзников. Фюрер предполагает, что, прежде чем пойти на риск полномасштабного вторжения, англо-американцы предпримут ряд локальных операций диверсионного характера. В первую очередь фюрер ожидает высадки на побережье Португалии или Испании либо к северу от Жиронды во Франции».

Как далеки были эти предположения от догадки фюрера в 1941–1942 годах, когда он определил Нормандию – Бретань как район вероятной высадки союзников. Теперь, в 1944 году, обманывая сам себя для поддержания иллюзии возможной победы Германии, он настолько внушил себе мысль о неприступности построенных на побережье фортификационных сооружений, что не мог даже предположить возможность высадки там союзных войск.

Рёне ушел от Йодля в смятении. Он больше не сомневался, что союзники готовятся к чему-то серьезному и не станут растрачивать силы на рейды и высадки в таких местах, как Португалия или Испания. Два крупных успеха его агентуры помогли полковнику кое-что разглядеть сквозь поставленную союзниками дымовую завесу.

16 декабря 1943 года он получил перехваченное письмо, в котором американский полковник, определенный как «влиятельный сотрудник штаба Эйзенхауэра», откровенно рассказывал о предстоящей операции «Оверлорд». Судя по целому ряду признаков, речь шла о решении союзников нанести главный удар через Ла-Манш. И действительно, почти одновременно Рёне поступила более надежная информация, подтверждающая, что под кодовым названием «Оверлорд» подразумевается генеральное наступление союзных войск. Эти сведения он почерпнул из весьма авторитетного источника – совершенно секретных документов высшего руководства союзников.

Начиная с 26 октября 1943 года резидентура СД в Анкаре получала информацию прямо из сейфа английского посла в Турции. Ее поставлял агент по кличке Цицерон, работавший слугой посла и имевший дубликат ключа от сейфа в спальне его превосходительства.

Глава резидентуры СД в Анкаре Людвиг Мойзиш считал, что в его руки попали бумаги, о которых любой разведчик может только мечтать. По его мнению, услуги, оказанные Цицероном Третьему рейху, бесценны. В то же время руководство СД в Берлине склонялось к мнению, что операция «Цицерон» является одним из трюков британской контрразведки. Вместо того чтобы действовать, исходя из полученной от Цицерона информации, бесчисленные инстанции без конца обсуждали, можно ли ей вообще доверять, а документы теряли тем временем свою актуальность.

Пока шли дискуссии, 14 декабря 1943 года Цицерон передал Мойзишу то, что оказалось наиболее ценным из выкраденных им документов. Это были копии протоколов состоявшейся в ноябре того же года Тегеранской конференции, где Рузвельт, Черчилль и Сталин достигли соглашения о будущем направлении военных усилий союзников и о мерах, которые ускорят их путь к победе. В разговорах трех лидеров часто упоминалась и операция «Оверлорд» – то самое кодовое название, которое Рёне обнаружил в столь неосторожном послании американского полковника.

Сейчас, когда то, что скрывалось под названием «Оверлорд», а следовательно, и планы союзников перестали быть для него тайной, Рёне вздохнул свободнее. Теперь, пользуясь всеми имеющимися средствами, предстояло только собирать подробности.

Рёне ежедневно встречался с адмиралом Канарисом и его заместителями, с начальником службы связи вермахта генералом Фелльгибелем, руководителями дешифровальной службы. Рёне настаивал на самом тщательном наблюдении за радиообменом союзников, надеясь получить информацию, которую пока не удалось добыть даже самым лучшим немецким агентам. Полковник выезжал для рекогносцировок в наиболее уязвимые точки французского побережья, проводил там совещания с офицерами разведки полевых армий.

Наконец, в ответ на его настойчивые требования от агентуры абвера стали поступать донесения о концентрации войск союзников. Так ему стало известно о развертывании в Южной Англии 1-й американской армии, а также о трех английских воздушно-десантных дивизиях: одна из них дислоцировалась в районе Солсбери – Йовил – Таунтон; вторая располагалась между Олдершотом и Гилфордом. Третья дивизия формировалась около Гулля. В одном из сообщений указывалось, что в Рединге дислоцируется штаб 7-го корпуса. В другом – что 49-я английская пехотная дивизия была замечена на марше из Шотландии на юг, в направлении Гарвича и Ловстофта. Третий агент информировал о значительной активизации противника вокруг Пула и Борнмута. В донесениях географические названия мелькали одно за другим. Отмечалось сосредоточение воинских частей, прибывавших из разных районов Великобритании, Исландии, Средиземноморского бассейна. Развертывались штабы и командные пункты. При этом чаще всего упоминались Истборн, Брайтон, Уортинг, Уайт и Уэймут. Судя по агентурным сведениям, основная масса войск союзников концентрировалась в южной части Англии, ниже Паде-Кале. Очевидно, отсюда союзники и собирались нанести главный удар.

И все же Рёне пока еще не мог ответить на два основных вопроса: где именно на побережье Франции намерены высадиться союзники?

А также: какова точная дата начала наступления?

19 января, делая прогноз предполагаемых событий, Рёне отметил:

«Следует предполагать, что наступление на Западе может начаться в любое время с середины февраля, как только установится благоприятная для проведения десантных операций погода».

Прошло время, когда можно было обманывать себя или совершать ошибки. После ноябрьского совещания в ставке фюрера, когда Йодль выдвинул целый ряд неконкретных предположений, Рёне постоянно держал у себя в столе карту Европы масштабом 1:6 000 000. Время от времени он доставал ее и, скользя взглядом по всей береговой линии от Северной Норвегии до Дарданелл, пытался представить себе замыслы союзников.

К концу января Рёне окончательно пришел к выводу, что союзники могут начать высадку примерно через две недели. У себя в Майбахе II он достал сложенную карту и стал всматриваться в нее более внимательно, чем делал это до сих пор. Разложил рядом цветные карандаши и, внезапно приняв решение, стал наносить план его на карту.

Зеленым цветом он обозначил один из возможных отвлекающих ударов из Дарданелл через Черное море по направлению к Одессе. Синий пунктир с вопросительным знаком пересек Адриатическое море, Хорватию и остановился в районе Будапешта. Две желтых пунктирных стрелы были нацелены в сектор между Марселем и Итальянской Ривьерой. Более толстая черная стрела была направлена из плацдарма в Италии в Милан. Обозначающая направление главного удара красная стрела толщиной почти в дюйм вела из Англии к побережью Франции. Ее основание находилось в районе Манчестера, затем она проходила через территорию Англии по линии Дувр – Фолкстоун, и, пересекая Ла-Манш в самом узком месте, упиралась в район Па-де-Кале на севере Франции.

Это было странное заключение: ведь ни один из агентурных источников не только не указывал на сосредоточение в этом районе большого количества войск и техники, но даже не отмечал какой-либо активности противника около Дувра. Однако, беседуя со своим заместителем и начальником британского отдела майором Зольтманном, Рёне заявил: «Какой смысл союзникам совершать длинный и рискованный путь, например из Портсмута, если они могут совершить бросок в Па-де-Кале из района Дувра, где ширина пролива составляет всего лишь 20 миль?»

Конечно, Па-де-Кале! Эта холмистая сельская местность провинций Артуа и Пикардии, упирающаяся в одноименный пролив, издавна была ареной военных столкновений. За нее боролись графы Фландрии, герцоги Бургундии, короли династии Бурбонов, французы, испанцы, австрийцы. Наконец, там разыгрывалось одно из главных сражений Первой мировой войны.

Он догадался! Рёне попросил Канариса о краткой встрече, на которой намеревался обсудить вопросы действий абвера в обеспечении организации противодействия союзникам. Сложившаяся в его голове картина еще не была полной. Он все еще нуждался в тысячах деталей, которые могли предоставить сотрудники разведки тактического звена. Он не знал точного построения боевых порядков, отсутствовали данные о снаряжении противника, тактике ведения им боевых действий – все эти многочисленные факты, учитывая которые полковник мог бы, наконец, составить окончательный вариант своего Feindbield.

Они встретились 2 февраля в бункере Генерального штаба в Цеппелине. Сохранилась захваченная позже союзниками запись их беседы. Как офицер Генерального штаба, Рёне разделял презрительное отношение Канариса к нацистскому режиму. Однако он не был высокого мнения и о возглавляемой адмиралом организации. Полковник понимал, что в сложившихся обстоятельствах было бы крайне сложно иметь на Британских островах эффективную шпионскую сеть. В то же время, по его представлениям, абвер мог бы лучше обеспечивать отслеживание сложившейся там обстановки, чем это происходило в действительности.

Каково же было его изумление, когда Канарис намекнул о существовании все еще действовавшей на территории Великобритании агентурной сети, сотрудники которой могли бы обеспечить Рёне недостающей ему информацией. «Уже сам факт, – самодовольно заявил адмирал, – что мы имеем на территории Великобритании нескольких наших людей, работающих там уже в течение трех-четырех лет, безусловно, представляет собой одну из ярчайших страниц в истории шпионажа». После пространных и ненужных рассуждений об эффективности и жесткости работы английских спецслужб Канарис, наконец, перешел к делу. Он нарисовал Рёне схему сети абвера, охватывавшей районы от Бристоля на юге до Глазго и Абердина на севере Великобритании. «Мы настолько преуспели в обеспечении работы наших людей, что даже сейчас имеем возможность… получать непосредственно с территории Англии от 30 до 40 донесений в сутки. При этом многие агенты передают информацию, пользуясь собственными радиопередатчиками, работая в условиях активных и эффективных мер электронного противодействия противника».

Канарис без преувеличения имел все основания для того, чтобы гордиться достижениями абвера в Великобритании. К началу боевых действий абвер располагал там всего одним агентом (А-3504). К 1944 году в Англии работало уже несколько групп, а также отдельные агенты, работавшие самостоятельно, – всего около 130 сотрудников разведки. Каждый из филиалов абвера в Гамбурге, Бремене, Висбадене, Париже и Брюсселе имел на территории Великобритании собственную агентурную сеть, включая находившегося на связи с бюро в Гамбурге знаменитого агента А-3725 (Хансен) и таинственную женщину-агента, действовавшую под псевдонимом Трэмп (Бродяга). Не следует путать ее с другим агентом, работавшим под тем же кодовым именем и разоблаченным англичанами. Новый Трэмп совершал регулярные поездки между Лондоном и Бристолем. «Она снабжает нас важнейшей информацией военного характера, – заявил Канарис и добавил с сожалением: – Хотя это всего лишь женщина».

Помимо всего прочего, большие филиалы абвера в Мадриде, Лиссабоне и Берне имели собственную агентуру; при этом некоторые агенты занимали ключевые государственные посты. Так, в Мадриде работала целая сеть под названием «Арабель». Она включала в себя 7 сотрудников добывающего звена, работавших самостоятельно, а также возглавляемую агентом С-319 группу, имеющую доступ к испанской дипломатической почте. Лиссабонский филиал представляла другая женщина – агент под кодовым именем Айви, также снабжавшая абвер ценной военной информацией. Кроме того, там же действовала сеть «Остро» под руководством португальского бизнесмена, добывавшего интересующие абвер сведения через филиалы своей фирмы в Англии и США.

Важные разведывательные сведения поступали из Стокгольма через группу «Жозефина», в свою очередь получавшую их из шведского дипломатического представительства в Лондоне. Сотрудник МИДа Швейцарии, он же агент Банта, имел в Берне доступ к отчетам военного атташе в Швейцарии, носителя ценнейшей информации.

Нити сплетенной службой Канариса паутины уходили в самые высокие сферы. Адмирал уверял Рёне, что один из личных секретарей Черчилля на Даунинг-стрит, 10 вот-вот будет склонен к работе на абвер. Дерзкому обаятельному А-3725 (Хансену) недавно удалось «соблазнить» сотрудницу штаба Эйзенхауэра, которой был присвоен псевдоним Мэри. Офицер польского Генерального штаба, прикомандированный к штабу полевой армейской группы США генерала Брэдли, на самом деле был двойным агентом абвера.

Построенный в годы войны со всей педантичностью, огромный аппарат продолжал функционировать. Все его сотрудники могли быть срочно переориентированы на добывание информации по готовящемуся вторжению. Более того, Канарис заверил Рёне, что с территории Испании и Португалии в Англию будут переброшены дополнительные силы разведки. Эти люди уже прошли подготовку, были проинструктированы, снабжены документами и ожидали соответствующего приказа.

Если в сложившейся обстановке настал своего рода звездный час для агентов абвера, то одновременно она представляла собой серьезное испытание для самого Канариса и всей возглавляемой им службы. Впервые за четверть века своего существования перед абвером ставилось не решение мелкой тактической проблемы, а по-настоящему сложная стратегическая цель. Его место в истории, его значимость среди других крупнейших разведывательных служб мира должны были определиться тем, способен ли абвер справиться с этой целью. От абвера зависела готовность находившегося в отчаянном положении гитлеровского Третьего рейха противостоять новым испытаниям. Не будет преувеличением утверждение о том, что победа или поражение зависели от способности абвера проникнуть под завесу тайны союзников.

В то же время этот момент истины таил в себе риск, который Канарис в душе представлял себе очень хорошо. В Англии ему противостоял противник, у которого, выражаясь терминами карточной игры, было на руках слишком много козырей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.