15. Германия

15. Германия

Искалеченная нация

Люди, которым довелось побывать в Германии в годы войны, свидетельствовали – там жилось хорошо. Не было никакой преступности, хулиганства. Немцы были очень внимательны друг к другу. В любой ситуации были готовы помочь. В случае каких-либо проблем можно было обратиться к любому полицейскому, к девушкам из гражданской обороны, в местные организации нацистской партии. Снабжение было нормированным, по карточкам. Но их отоваривали четко, без обмана, не было никаких злоупотреблений. Всего хватало.

Но те, кто описывал эти идеальные картины, не замечали довольно грязной подкладки – или не обращали на нее внимания. Нацистам действительно удалось искоренить преступность и злоупотребления. Искоренить страхом. Ведь жуликов, проституток, воров ждал концлагерь. Достаток продовольствия и промышленных товаров обеспечивался повальным ограблением покоренных стран. А доброжелательными и внимательными немцы были только среди «своих». На самом же деле нацизм формировал облик не только членов гитлеровской партии или ордена эсэсовцев. Он за короткое время морально искалечил весь германский народ!

Трагическим летом 1941 г. Красная армия была практически разгромлена, советские солдаты сотнями тысяч попадали в «котлы» и сдавались, а то и сами, добровольно складывали оружие. Но германское руководство озаботилось, что не ожидало такого количества пленных. Вышел приказ начальника Верховного командования вермахта фельдмаршала Кейтеля, разрешавший «как правило» применять против пленных оружие. Уничтожать на месте. В войсках восприняли приказ с полным одобрением. Можно не возиться! Затрещали автоматы и пулеметы, сметая сдавшихся русских в ближайшие рвы. Это делали не каратели, не айнзатцкоманды, а обычные армейские части. Кому сдались «недочеловеки», те их и истребляли.

Огромные колонны гнали и в лагеря. Но для конвоирования и охраны пленных строевые воинские части старались не отвлекать. В 1941–1942 гг. эту задачу возложили на военно-строительную организацию Тодта, куда призывали граждан старших возрастов. Но и «стройбатовцы», почтенные отцы семейств, в жестокости не уступили молодым. Измывались над пленными, гнали без еды и воды. Пристреливали и добивали штыками отстающих, упавших или просто «не понравившихся». А для тех, кто дошел, были лагеря – большинство из них представляли собой участки голого поля, огороженные колючей проволокой. Пленных держали под открытым небом, почти не кормили. Если охрана была подобрее, позволяла приходить местным жителям, кидать через ограду хлеб, картошку, свеклу. Нередко и этого не дозволяла. В первую же осень и зиму миллионы сдавшихся солдат вымерли от болезней, холода и голода. Охраняли и морили их те же стройбатовцы и армейские части.

Нацистские лидеры спохватились позже. Война непредвиденно затягивалась, призывались новые контингенты, в промышленности и сельском хозяйстве остро не хватало рабочих рук. А тут вдруг миллионы молодых мужчин погибли впустую! 28 февраля 1942 г. Розенберг сетовал в письме к Кейтелю: «Судьба русских военнопленных в Германии есть трагедия величайшего масштаба. Из 3 млн 600 тыс. пленных лишь несколько сот тысяч еще работоспособны. Большинство из них истощены до предела или погибли из-за ужасной погоды». Вопиющую бесхозяйственность признавал и Гиммлер. В одном из выступлений перед высшими чинами СС он говорил: «В то время мы не ценили многочисленные людские ресурсы, как ценим их сегодня в качестве сырья, в качестве рабочей силы. То, о чем не следует сожалеть, мысля категориями поколений, но что нынче представляется неразумным в смысле потери рабочей силы, то есть гибели пленных десятками и сотнями тысяч от истощения и голода».

В марте 1942 г. приказ Кейтеля, разрешающий уничтожать пленных на месте, был отменен. Вместо этого вышел другой приказ – клеймить пленных, как рабов. Хладнокровно уточнялось, что клеймо в виде буквы V должно выжигаться каленым железом на правой ягодице. Вместо пули и голода пленным теперь предстояло умирать от непосильного труда на голодном пайке (из советских пленных, захваченных в годы войны, до победы дожила лишь шестая часть). Что же касается возникшего дефицита рабочей силы, то для его восполнения имелись способы, опробованные еще в Первую мировую. Немцы стали угонять в рабство мирных граждан. Заместитель начальника политического департамента Остминистериума Бройтингам докладывал: «Сейчас сложилось парадоксальное положение, когда мы вынуждены набирать миллионы рабочих рук из оккупированных европейских стран после того, как позволили, чтобы военнопленные умирали от голода, словно мухи».

Во всех захваченных советских городах объявлялась обязательная регистрация молодежи. Ее обязывали явиться в назначенный день, набивали в эшелоны и под охраной отправляли на запад. Часть «остарбайтеров» (т. е. восточных рабочих) попадала на завод или фабрику. Другие – в домашнюю прислугу, на фермы. Сохранились многочисленные свидетельства, как добропорядочные немецкие хозяева держали прислугу в сараях, кормили отбросами. Как фермеры по вечерам, после рабочего дня, в присутствии собственных жен и детей деловито пороли русских девушек за те или иные провинности. Как на беглецов целой деревней организовывали охоты с собаками.

Из западных стран тоже широко набирали подневольную рабочую силу. Если требовались люди на те или иные предприятия, рейхсфюрер СС отдавал распоряжение начальнику гестапо Мюллеру. Катился приказ – например, переместить 35 тыс. заключенных из французских тюрем в те или иные германские концлагеря. Персональная судьба каждого из этих 35 тысяч никого не интересовала. Кто-то сидел за мошенничество, а кого-то задержали в облаве – показались подозрительными документы. Всех скопом грузили в поезда и увозили неведомо куда.

Почтенные германские предприниматели ничуть не возражали против использования рабов. На одних лишь заводах Круппа трудились тысячи пленных, заключенных и «остарбайтеров». Заводской врач Эйгер описывал, что все они жили в жутких условиях, «более других страдали татары и киргизы. Они гибли, как мухи, от плохих условий проживания, низкого качества и недостаточного количества пищи, непосильной работы без отдыха. Даже снабжение водой для них иногда прекращалось на срок от 8 до 14 дней…» На предприятиях Круппа располагался и собственный небольшой концлагерь, где под охраной эсэсовцев содержались 600 женщин. Они ходили босиком, единственной одеждой им служили мешки с отверстиями для рук и головы, все были истощены и больны, многие умирали.

Аналогичное положение было на заводах других фирм, на шахтах и рудниках. Концерн «ИГ Фарбениндустри» специально построил цеха рядом с Освенцимом, чтобы иметь под рукой рабочую силу. А немецких рабочих, трудившихся на тех же предприятиях, подобное положение отнюдь не возмущало. Ни одного факта протестов, забастовок и других проявлений «классовой солидарности» не зафиксировано. Да и зачем им было возмущаться? Они имели на военных заводах броню от фронта, получали пайки и очень хорошую зарплату (за счет использования рабов).

Регулировал потоки невольников очень интеллигентный Альберт Шпеер – еще один представитель «интернациональных» финансовых кругов наряду с Шахтом, Шредером, Кепплером. Он был начинающим архитектором, довольно талантливым. Но обладал еще одним ценным качеством: приходился родственником американским банкирам Шпеерам. Непонятным образом он очутился рядом с Гитлером, сумел завоевать его личную дружбу. В годы войны осторожный Шахт начал помаленьку отодвигаться от правящей верхушки Рейха. Шпеер, наоборот, возвысился. С какой-то стати молодой, никому не ведомый архитектор был назначен министром вооружений и боеприпасов, вошел в центральный комитет по планированию Германии, перехватил у Геринга функции экономического диктатора.

Позже в тюрьме он написал очень «гуманные» мемуары, изобразив себя чуть ли не врагом гитлеровского режима. Но с карательной системой он был связан напрямую. Заказывал остарбайтеров и пленных на стройки военных и промышленных объектов, самолично издавал приказы, предписывая подневольным работникам «суровые наказания» за лень и «саботаж». А тех, кто был уже не в состоянии полноценно трудиться, Шпеер требовал отсылать обратно в концлагеря. На смерть.

Кстати, если уж мы коснулись концлагерей, то стоит обратить внимание – нацизм калечил и уродовал психику не только немцев. Их жертв тоже! Сохранились воспоминания поляков, сидевших в Освенциме – не в лагере смерти, а в обычном, как его называли, «для арийцев». Их гоняли на тяжелые работы, но существовали и свои «радости». Иногда устраивались футбольные матчи, действовал даже публичный дом. Он был маленьким, 60 женщин принимали клиентов по непрерывному конвейеру. Талоны в публичный дом служили средством поощрения, а также внутрилагерной «валютой», наряду с сигаретами. За них можно было купить все что угодно.

Вопреки кинофильмам, где концлагерь переполнен эсэсовцами, немцев там было мало. Любой немец являлся для заключенных очень высоким начальством. Вся внутренняя администрация состояла из самих заключенных. Эти начальники, «капо», обладали значительными полномочиями. Они сами распределяли людей на работы, следили за порядком, наказывали провинившихся. Зачастую и на смерть посылали сами. В лагерь прибывали новые партии узников, их распределяли по баракам, но количество продуктов оставалось фиксированным. Поэтому старшины бараков сами принимали решения или даже совещались с другими заключенными – сколько человек и кого именно отбраковать в газовые камеры.

Те же газовые камеры с крематориями обслуживали не немцы, а узники. Для такой работы в лагерях смерти некоторым обреченным временно сохраняли жизнь. Они трудились вовсю, умерщвляя товарищей по несчастью, только бы оттянуть собственный конец. А жестокостью нередко превосходили немцев. Злились на свою судьбу и срывали эту злость на других. В общем, нацисты создавали жуткие механизмы, которые начинали функционировать сами по себе. Оставалось только контролировать и регулировать их. И всей мировой империи нацистов предстояло стать подобным механизмом. Наверху – недосягаемые хозяева, полубоги. Пониже – те, кого хозяева допустили быть их помощниками. А внизу – «недочеловеки». Из них можно и нужно набирать слуг, которые помогут властвовать над себе подобными и уничтожать себе подобных. И самую грязную «работу» постепенно перекладывали на слуг.

А конвейеры смерти не останавливались. Со временем они совершенствовались, создавались новые. В августе 1942 г. Гиммлер посетил Минск, и у него взыграли извращенные комплексы. Он пожелал лично посмотреть массовый расстрел. О слабостях рейхсфюрера здешние эсэсовцы знали – отобрали сотню заложников, чтобы среди них было побольше молоденьких женщин. Вывели раздетыми под дула автоматов. Но когда люди забились в муках, а две девушки, обливаясь кровью, стояли и не падали, Гиммлеру стало дурно. По словам группенфюрера СС Бах-Зелевского, он «сомлел, как заурядный интеллигент».

После этого рейхсфюрер издал приказ – обосновывал, что участие в подобных экзекуциях может дурно повлиять на психику немецких солдат, нарушить их половые функции. Для истребления неугодных внедрялись другие способы – «газенвагены» (машины-душегубки), газовые камеры. А для расстрелов стали шире привлекать формирования из советских граждан: «Остгруппен», полицаев. Особенно рьяными исполнителями оказались украинские полицаи. Из них составили отряды охранников и палачей для специализированных лагерей смерти – Белжеца, Треблинки, Вользека, Собибора.

К созданию высокоразвитой индустрии смерти приложили руку и германские инженеры, техники, конструкторы. Когда был объявлен конкурс на строительство крематориев в Освенциме, поучаствовать в нем нашлась масса желающих. Выиграла компания «Топф и сыновья», специализирующаяся на поставках отопительной аппаратуры. По данному поводу была обнаружена обширная переписка, причем назначение конструируемых систем отнюдь не скрывалось. Фирма писала в Освенцим: «Мы подтверждаем получение вашего заказа на 5 тройных печей, включая 2 электрических подъемника для поднятия трупов и 1 запасной подъемник. Заказ включает также установку для загрузки угля и устройство для транспортировки пепла…». А другие фирмы были рады урвать контракты на строительство и оборудование газовых камер.

Словом, можно себе представить обычную атмосферу конструкторского бюро. Инженеры на технических совещаниях спорят, какой запас прочности придать каким-нибудь штырям для подъемников. Роются в справочниках конструкционных материалов, советуются с технологами, как будут влиять температурные условия, насколько опасны человеческий жир и пепел с точки зрения коррозии. Находят оптимальные решения. Обстоятельные чертежницы и вертихвостки-машинистки готовят проектную документацию, клерки пересылают ее на производство. Специалисты фирм-изготовителей приезжали в лагеря, участвовали в монтаже и отладке систем, присутствовали при испытаниях. Уточняли режимы эксплуатации, писали акты приемки и свои инженерные отчеты с указанием выявленных недостатков, предложениями по усовершенствованию.

Изготовление смертоносного газа «Циклон-Б» находилось в ведении концерна «ИГ Фарбениндустри» (с которым благополучно поддерживала картельные связи американская «Стандарт ойл оф Нью-Джерси»), Патенты на производство этой отравы получили у концерна фирмы «Теш и Штабенов» в Гамбурге и «Дегеш» в Дессау. Ну кому же не хотелось урвать кусочек от пирога? Берлинская компания «Заводы Дидье» боролась за контракт на поставку печей для сжигания трупов в Белградском лагере. С ней соперничала фирма «С. Н. Кори», которая уже построила 4 печи для Дахау и 5 для Люблина. Она писала в хозяйственное управление СС: «Ссылаясь на наши устные переговоры относительно поставки оборудования упрощенной конструкции для сжигания трупов, мы настоящим представляем чертеж наших усовершенствованных кремационных печей, действующих на угле, которые до сих пор полностью удовлетворяли заказчиков».

Контракт на изготовление «автомобилей 3» – «душегубок» – получила автомобильная фирма «Заурер». Несколько фабрик поставили на конвейер производство дубинок для лагерных надзирателей, плетей, хлыстов. А Данцигский технологический институт занялся проблемами «утилизации» человеческих тел. После ряда экспериментов составлялись заключения: «Человеческая кожа, лишенная волосяного покрова, весьма хорошо поддается процессу обработки, из которой, по сравнению с кожей животных, можно исключить ряд дорогостоящих процессов». Жир рекомендовался для производства мыла. Для этого был изобретен специальный котел с электрическим подогревом и выработан оптимальный рецепт: «12 фунтов человеческого жира, 10 кварт воды и от 8 унций до фунта каустической соды… все кипятится в течение 2–3 часов и затем охлаждается… После остывания сваренную массу выливают в обычные, привычные публике формы, и мыло готово».

В общем, уничтожение людей ставилось на широкую промышленную основу, вплоть до полезного использования трупов. Начальник административно-хозяйственной службы СС обергруппенфюрер Поль издал приказ, чтобы ничего не пропадало понапрасну. В концлагерях у обреченных женщин распорядился даже обрезать волосы длиннее 5 см. Из них начали изготовлять особые стельки для моряков-подводников. Об этом узнало железнодорожное ведомство и тоже заказало для своих служащих. Волос было много, на всех хватало. Некоторые лагеря додумались продавать пепел сожженных в качестве сельскохозяйственных удобрений – и германские фермеры его покупали! Удобрение хорошее, продают дешево, отчего ж не купить?

Человеческие жизни могли представлять ценность и для научных исследований. О медицинских опытах над людьми первыми заговорили ученые с мировыми именами – министр здравоохранения Италии Конти и профессор Шиллинг. Они возглавляли малярийную комиссию при Лиге Наций и обратились к Гиммлеру, предложили провести на заключенных исследования по разработке лекарств и прививок против малярии. Рейхсфюреру СС идея понравилась. Эксперименты по заражению людей малярией развернулись в Дахау – из-за того, что рядом были медицинские кафедры Мюнхенского университета.

Работу признали весьма полезной, и спектр исследований стал расширяться. К этому времени гиммлеровское общество «Аненербе» разрослось до 50 крупных институтов. Рейхсфюрер СС подгребал под себя самые престижные темы – разработки новейших систем вооружения, ракет, радиоэлектронного оборудования, ядерных устройств. Медицинское же поприще стало особенно благодатным. Ведь под эгидой СС соединились лучшие ученые и карательные органы. Миллиардеры из «кружка друзей рейхсфюрера СС» обеспечивали финансирование. Все это вместе позволило проводить такие исследования, которые нигде больше были не возможны!

Развернулись программы по изучению воздействия на людей отравляющих веществ, по заражению тифом и гепатитом, по искусственному загрязнению ран и провоцированию гангрены, по пересадке костей. По заявкам люфтваффе в лице фельдмаршала Мильха начались исследования по влиянию на организм низкого давления – подопытных сажали в барокамеры и откачивали воздух. А в северных морях, у берегов Норвегии, сбитые германские летчики нередко падали в воду. Поэтому люфтваффе заказали изучить переохлаждение в ледяной воде, различные методы отогревания и возвращения в жизни.

Потом начались массовые обморожения на русском фронте, и добавились программы по «сухому» замораживанию людей на воздухе и в снегу. При этом центр медицинских исследований СС переместился из Дахау в Освенцим – в Польше зимы были холоднее, чем в Баварии. Кстати, на данном поприще тоже проявились болезненные комплексы Гиммлера. Ссылаясь на одну из германских легенд, он настоял: среди методов реанимации замерзших надо провести серии экспериментов по их отогреванию обнаженным женским телом, половым актом. Специально для этого выделили партию заключенных проституток.

Рейхсфюрер СС весьма озаботился и вопросами скорейшего размножения германской расы. По распоряжению Гиммлера его любимец доктор Рашер начал в Освенциме эксперименты над женщинами разных национальностей, родившими двойню. А под руководством доктора Покорны развернулись противоположные опыты – по стерилизации мужчин и женщин. Выдвигалось обоснование, что надо сохранить рабочую силу побежденных народов, но остановить их размножение. Испытывались растительные, химические препараты, различные виды облучения. «Подопытный материал» в любом случае на свободу не выходил. Тех, кого сочли бесполезными для дальнейшей работы, уничтожали.

Были и другие направления исследований. Доктор Халленворден из медицинского института в Дилленбурге создал огромную коллекцию мозгов убитых людей. А профессор Страсбургского университета Хирт заинтересовал Гиммлера идеей составить коллекции черепов, скелетов и заспиртованных трупов мужчин и женщин, принадлежащих к разным народам – славян, «азиатов», евреев. К проекту подключили всемирно известного зоолога Эрнста Шефера (он возглавлял экспедицию «Аненербе» в Тибет). Теперь Шефер ездил по концлагерям, выбирая «типичных» представителей тех или иных наций. 115 человек, намеченных им, привезли в Страсбург, умертвили и передали Хирту для препарирования.

Стоит отметить, после войны американцы сочли преступления Шефера «незначительными», его освободили без суда. Оправдали и энтузиаста стерилизации «недочеловеков» доктора Покорны, не нашли «состава преступления». Но вообще в экспериментах над людьми приняли активное участие многие видные медики: профессор Хольцлехнер из Киля, профессор Ярек из Инсбрука, профессор Зингер из Мюнхена, доктора Руф, Румберг, Замерштранг, Вельтц, Мадаус, Брак, Гебхардт, Фишер, Сивере, Бонг, Майер, начальник медслужбы Люфтваффе Хиппке, Финке, Герта Оберхойзер, Катценелленбоген. При каждом из этих докторов действовала бригада ассистентов и младшего медперсонала. Еще больше врачей знало об изуверских экспериментах. Результаты публиковались в специальной литературе, обсуждались на научном уровне – и никаких протестов не вызывали. Наоборот, многие медики считали эти работы очень ценными.

Скажем, в октябре 1942 г. профессора Хольцлехнер и Финке, написав для ВВС отчет «Эксперименты по замораживанию человека», провели в Нюрнберге научную конференцию по данной теме. Присутствовали 95 ученых, включая знаменитости. По содержанию докладов было предельно ясно – в рамках работы много людей было доведено до смерти. Но вопросы задавались только научного плана. Ни малейших признаков возмущения не было. А в мае 1943 г. Гебхардт и Фишер прочли в военно-медицинской академии лекцию по провоцированию газовой гангрены у заключенных. Их выслушали с огромным вниманием. Так кого же правильнее относить к разряду нацистских преступников? Только руководителей бесчеловечных исследований? Или широкие круги германских медиков, так или иначе причастных к злодеяниям? И не только германских. В Страсбургском университете подручными Хирта стали французские врачи, лаборанты, медсестры.

Ну а на фронтах простые немецкие парни – прекрасно воспитанные, образованные, – вытворяли такие вещи, что вгоняли в шок комиссии по расследованиям их зверств. Очень любили фотографировать, как они расстреливают, вешают. Судьям потом достались массы этих жутких снимков. Их начальство в полной мере благословляло такие действия. Допустим, командующий 11-й армией Манштейн (впоследствии он тоже будет изображать из себя антифашиста) обратился к начальнику айнзатцкоманды D Олендорфу, действовавшему в полосе его армии. Попросил не устраивать массовые казни поблизости от его штаба. Но при этом высказал еще одну просьбу – выделить несколько тысяч часов для награждения отличившихся офицеров. Что ж, Олендорф уважил. Почему не уважить! Часов было собрано много, отряд уничтожил 90 тыс. человек. Прислали Манштейну, и герои сражений получали подарки, совсем недавно тикавшие на руках и в карманах убитых. В свою очередь и военные откликались на просьбы карателей – выделить солдат, машины, горючее, патроны.

Да и сами части вермахта широко участвовали в карательных операциях против партизан. Истребляли мирное население, уничтожали деревни. Бесчинствовали при отступлении, мстили беззащитным людям. А после Курской битвы фронт однозначно покатился на запад, и Гитлер распорядился оставлять за собой мертвую пустыню. В армейских подразделениях начали централизованно создавать команды факельщиков – сжигать села и городские дома, взрывать заводы и фабрики. Скот у крестьян угоняли. А если не могли угнать – пристреливали. Аналогичным образом поступали с людьми – требовали уходить на запад. Но чаще не считали нужным возиться. Покидая селение, полосовали автоматными очередями всех, кто не успел разбежаться или спрятаться.

Генералы вермахта разрабатывали бесчеловечные проекты, ничуть не уступающие эсэсовским. Например, 12 июня 1944 г. командование группы армий «Центр» и штаб 9-й германской армии представили министру восточных территорий Розенбергу план операции «Сенокос». Сообщали, что они намерены захватить 40–50 тыс. подростков 10–14 лет и направить в Германию для работы учениками и подмастерьями. Пояснялось, что «эта мера направлена не только на предотвращение прямого пополнения численности армий противника, но и на сокращение его биологического потенциала».

Как видим, в построении и работе нацистской машины принимали деятельное участие все слои германского народа! Военные, рабочие, крестьяне, предприниматели, ученые, интеллигенция. И для всех это оказывалось выгодным! Даже рядовая масса германских обывателей получала сплошные выгоды от гитлеровского режима и от войны. Нацистское радио и газеты день за днем заставляли раздуваться от гордости – какие мы могучие! Великие! Громим всех по очереди! В магазинах и ресторанчиках есть все, причем дешево. Пускай по карточкам, но можно взять французское вино, датское масло, норвежскую селедку, голландский сыр, хлеб из польского зерна, болгарские овощи и югославские фрукты. Родные, служившие в оккупированных странах, добавляли еще и посылки – в них приходили аккуратно упакованные бруски сала, банки меда, отрезы тканей, костюмы, обувь, детские игрушки.

Разве задумывались в добропорядочных немецких семьях, что все это чужое? Отнятое у других народов и людей? Может быть, уже убитых людей. Убитых твоим сыном, мужем, отцом, отправившим посылку, – или такими же, как он. Нет, не задумывались. Радостно набивали желудки, примеряли обновки. Славили мудрое и заботливое правительство – ведь оно тоже помогало. Выдавало ордера на промышленные и продовольственные товары для рабочих, стариков, солдатских семей, многодетных мам. По дешевке или вообще бесплатно можно было получить хорошие пальто, костюмы, платья, очки, обувь… И опять же, никто не задавался вопросом: откуда это? С воодушевлением разбирали конфискованное. Разбирали снятое с людей перед тем, как их расстреляли или завели в газовую камеру.

Хотя рядовые немцы получали лишь крохи от награбленного. Основные потоки направлялись в рейхсбанк. Здесь приходовались ценности из банков и казначейств захваченных стран. Сюда стекалась добыча от всевозможных поборов, контрибуций. Стекалась выручка от продажи рабов – ведь и фермеры, и промышленники отстегивали плату за их использование. В рейхсбанк поступали прибыли от продукции концлагерей, от реализации конфискованных товаров. Поступали и самые ценные вещи, изъятые у казненных: золотые часы, серьги, кольца, браслеты, зубные коронки.

Банковских служащих это не смущало. Однажды, например, обергруппенфюрер СС Поль и президент Рейхсбанка Функ устроили для германских финансистов и работников банка банкет. В перерыве повели гостей к сейфам, где продемонстрировали эти самые груды сережек и зубных коронок, после чего вернулись к столам и продолжили веселую трапезу. Такие ценности приходовались под шифром «Макс Хейлигер». Но тайна была шита белыми нитками, поскольку с 1942 г. рейхсбанк стал закладывать эти «трофеи» в муниципальные ломбарды, дабы обратить их в наличные. Поток золота из концлагерей нарастал, и операции достигли такого размаха, что к началу 1944 г. Берлинский ломбард оказался переполнен золотыми предметами. Известил руководство Рейхсбанка, что он не в состоянии больше принимать эсэсовские драгоценности.

Однако это уже и не требовалось. Итоги войны обозначались все более определенно. На немецкие города посыпались британские и американские бомбы. С востока двигались русские. Словом, жизнь в Германии становилась совсем не уютной, и золотые ручьи меняли направление. Потекли из германских банков в швейцарские. Здешние директора и служащие тоже не отличались брезгливостью. Принимали все. А беспрецедентный закон о тайне вкладов надежно закрыл от всех посторонних, что и откуда пришло, куда ушло… Вторая мировая война сопровождалась колоссальным ограблением всех оккупированных стран. Но в Германии из награбленных богатств почти ничего не осталось. Утекло в другие сейфы, в другие страны. В какие? Достаточно взглянуть, какая держава вышла из войны не обедневшей, а наоборот, сказочно обогатившейся. Такая держава была только одна…

Фюрер и его генералы

Об антигитлеровской оппозиции в верхушке Германии исписана масса литературы, снята куча фильмов и передач. Но если рассматривать не домыслы, а конкретные факты, то

картина оказывается далеко не однозначной. Эта оппозиция сформировалась еще в 1930-е годы. Среди военных, аристократов, рафинированной интеллигенции уже и в те времена хватало людей, недовольных фюрером. Против нацизма они ничего не имели, но казалось обидным, что государством руководит безродный выскочка, появившийся неведомо откуда.

Когда Гитлер отбросил ограничения Версальского договора, принялся возрождать армию, а потом и расширять границы Третьего Рейха, к персональной неприязни добавился страх. Генералы и высокопоставленные чиновники на ухо друг другу предрекали, что повторятся бедствия Первой мировой. Но рисковать своими чинами и жизнями оппозиционеры не спешили. Дальше пустых разговоров дело не шло. Лишь две узких группы решились на какие-то действия. Одна сформировалась в дипломатических кругах, другая – в руководстве военной разведки во главе с самим адмиралом Канарисом.

Хотя и эти заговорщики не пытались бороться с нацизмом. Вместо этого они вступили в тайные переговоры с англичанами. Принялись торговаться – если Германия избавится от Гитлера и заключит мир с западными державами, позволят ли ей сохранить захваченные Австрию, Чехию, Польшу? А вдобавок пускай предоставят «свободу рук» в Восточной Европе, против русских. Британские партнеры соглашались, что это возможно. Подобный вариант поддержал и папа римский. Но обсуждения остались чисто теоретическими. Ни на какие шаги для свержения фюрера оппозиционеры не отваживались.

А вместо прогнозируемых поражений посыпались победы. Посыпались чины и награды, в том числе генералам и офицерам, игравшим в оппозицию. Они сразу же забыли, что осуждали фюрера, предрекали бедствия. Теперь им казалось, будто и они были сторонниками дерзкой политики. Когда двинулись на Россию, катастрофу не пророчил никто! Все были уверены в успехах.

Заговор возродился по мере военных неудач. Теперь оппозиция подпитывалась обиженными генералами, которых Гитлер поснимал за поражения. Возобновились контакты с западными державами. Только первую скрипку в подобных играх стали играть не англичане, а американцы. Работу в данном направлении возглавил уже знакомый нам Уильям Джозеф Донован, шеф Управления стратегических служб США. А непосредственные связи с германской оппозицией осуществлял Аллен Даллес. Он обосновался в Швейцарии, и к нему в «гости» потянулись представители Канариса, генеральской оппозиции. Еще одним центром встреч и переговоров был Стокгольм. Здесь посредниками в наведении мостов стали банкиры Маркус и Яков Валленберги.

Гестапо и СД работали квалифицированно, Гиммлер знал о кружках заговорщиков. Но не трогал их, даже тайно встречался с активистами оппозиции. Почему бы и нет? Одно из течений недовольных генералов и офицеров полагало, что лучшим вождем Германии вместо Гитлера будет именно Гиммлер! Пускай он берет власть со своими эсэсовцами, заключает мир на западе и продолжает войну на востоке. У рейхсфюрера накапливались и доказательства измены Канариса. Впрочем, и у Канариса копился компромат на Гиммлера. Между собой они враждовали, но покрывали друг друга. Знали, что у конкурента тоже имеются улики. Если прижмешь его, всплывет кое-что против тебя самого.

Однако и теперь никаких практических шагов для переворота не предпринималось. Военные оппозиционеры несколько раз замышляли покушения на Гитлера. Бодро и решительно составляли планы на офицерских застольях. Но как только доходило до дела, сразу скисали. Придумывали массу причин, чтобы отменить операции. Переговоры с западными державами протекали куда более интенсивно. Но и они зацикливались на бесконечных обсуждениях – на каких условиях может быть заключен «мир без Гитлера». Только стоит подчеркнуть, что ни о каких принципиальных изменениях нацистской политики речь не шла! Лидер заговорщиков генерал Бек поучал: «Плохо не то, что делает Гитлер, а то, как он это делает». От США и Англии оппозиция хотела получить гарантии, что немцам будут оставлены все их завоевания в Центральной Европе, сохранена «свобода рук» на Востоке. А еще лучше – вместе выступить против русских… И нелишне будет отметить, что эмиссары западных союзников отнюдь не отвергали подобные переговоры. Не побрезговали вступить в диалог даже с Гиммлером и с его полномочным представителем Шелленбергом.

В целом же получилось, что заговор против Гитлера бестолково варился шесть лет. Реальные черты он начал приобретать только весной 1944 г., когда стало очевидным – западные державы вот-вот откроют «второй фронт» во Франции. К оппозиции стали примыкать новые видные фигуры, в их числе оказался даже Шахт. Это было своеобразным показателем, обозначавшим позицию банковских и промышленных кругов. А центром заговора стал штаб Резервной армии. Эта армия объединяла все тыловые гарнизоны Германии, учебные заведения. Офицеры и солдаты, приезжающие на родину в отпуск или на лечение, также числились в Резервной армии. А на случай, если в Германии восстанут миллионы остарбайтеров и пленных, существовал план «Валькирия» – курсантов, гарнизонные части, отпускников поднимали на усмирение бунта. Оппозиция решила использовать готовый план для переворота. Сохранила и название «Валькирия».

Собственные замыслы согласовывали с США и Англией. В мае 1944 г. лидер заговорщиков генерал Бек переслал в Швейцарию Даллесу совсем уж иждивенческий доклад. Просил, чтобы американцы высадили 2–3 дивизии воздушным десантом в Берлине, добавили морские десанты в Гамбурге и Бремене, и тогда скажет свое слово германская оппозиция, арестует Гитлера. Однако войну с русскими Бек требовал продолжать! А оборона Франции возлагалась на группу армий «Б» фельдмаршала Роммеля. В его штабе вырабатывались условия перемирия – немцы отведут войска из Франции, но и западная коалиция не пересечет границу Германии, остановится. Новое немецкое правительство возглавит Бек, оно заключит «конструктивное мирное соглашение» с американцами и англичанами, а на Востоке продолжится война.

Кстати, Рузвельт в это же время предложил союзникам принять совместное заявление, что война ведется не против германского народа, а против «гитлеризма». Сталин и Черчилль поддержали его. Заявление выглядело справедливым. Неужели мстить женщинам и детишкам? Но в свете сказанного истинная подоплека генеральского заговора приобретает весьма грязный оттенок. Гитлер свое дело сделал, его следовало убрать. А когда его не станет, западные державы получат отличный повод вступить с немцами в переговоры о мире. Советский Союз начнет протестовать – но это уж будут его проблемы…

6 июня началась операция «Оверлорд», высадка в Нормандии. Неприступного «Атлантического вала», о котором шумела немецкая пропаганда (и англо-американская тоже), на самом деле не существовало. Строительные ресурсы Рейха ушли на возведение полос укреплений по Днепру, в Прибалтике, Белоруссии. А оборона побережья Атлантики основывалась на опыте Дюнкерка. Германское командование пыталось сбросить десанты в море контрударом танковых соединений. Но плацдармы на нормандских пляжах прикрывались мощнейшим огнем всего союзного флота! Танки расстреливали, как в тире.

Ну а германская пехота во Франции в основном состояла из «Остгруппен». Нужно ли было погибать за Гитлера русским, кавказцам, узбекам? На советском фронте они дрались яростно. Возбуждали себя, будто борются с коммунизмом, а сдача в плен для них фактически исключалась. Но англичане и американцы не были коммунистами. Наоборот, у них можно было спастись! Солдаты убивали немецких командиров, сдавались целыми ротами и батальонами. Оборона рухнула. Союзники взяли 250 тыс. пленных – большинство было из «Остгруппен». Многие из них выражали желание продолжить войну в американской или британской армиях. Надеялись выслужить иностранное гражданство. Их охотно принимали, пускай воюют. А насчет гражданства видно будет…

Союзные войска триумфально двигались по Франции. И именно теперь для германской оппозиции настало время осуществить переворот. Теперь было с кем договориться о мире, о разграничении интересов в Европе. Роммель 15 июля составил послание Гитлеру. Доказывал, что война неотвратимо идет к концу, и срочно требуются «политические решения». Отправил письмо – и сказал приближенным: «Я дал ему последний шанс. Если он не воспользуется им, мы начнем действовать». Как мы видим, один из основных заговорщиков выступал даже не против Гитлера. Он всего лишь силился перебороть упрямство Гитлера и его нежелание трезво оценить ситуацию. Пусть заключает мир на Западе или уйдет в отставку, откроет дорогу к миру своим преемникам. А если по-прежнему заупрямится, «начнем действовать». Впрочем, самому Роммелю действовать не пришлось. По дороге он попал под авиационный налет и был ранен.

Но и других офицеров, способных на какие-то активные действия, во всей германской армии нашлись считанные единицы. Вся оппозиция оказалась годной лишь на пустую болтовню. Организацией переворота пришлось заниматься единственному человеку– полковнику Штауфенбергу. К «западникам» он не принадлежал. В закулисных связях с англичанами и американцами не участвовал. Штауфенберг полтора года провел на Восточном фронте, занимался формированием частей «Остгруппен», и у него родился фантастический проект союза с русскими антисоветчиками. Немцы сбросят Гитлера, а власовцы – Сталина. Воцарится демократия, мир и дружба. Из России Штауфенберг попал в Африку, под бомбежкой потерял руку и глаз. Но его считали ценным офицером, назначили начальником штаба Резервной армии.

Здесь он развил бурную деятельность. Помощников у него не находилось. Сам составлял планы, договаривался с другими заговорщиками. Бомбу фюреру тоже должен был подкладывать сам. Кстати, очень похоже, что Штауфенберга просто подставляли. Он был слишком «чужим» для прочих оппозиционеров. Вот его и подталкивали все делать одному. Чтобы после убийства Гитлера уничтожить Штауфенберга, а самим остаться «чистенькими». Вроде бы даже не будет никакого переворота! Вместо фюрера к власти придет новое законное правительство, вступит в переговоры с Западом.

Первый раз покушение намечалось на 11 июля, когда Штауфенберга вызвали к фюреру для доклада о подготовке резервов. Но на совещание не пришел Гиммлер. Штауфенберг позвонил в Берлин, намеками посоветовался с Беком и другими руководителями заговора – взрывать бомбу или отложить. Генералы высказались – отложить. Рассуждали, что необходимо дождаться более удобного случая, когда соберутся вместе Гитлер, Геринг, Гиммлер. Нашли предлог, чтобы снова пойти на попятную. Штауфенберг понял это. Он принял решение – в следующий раз взрывать в любом случае. Однако при очередном его докладе о резервах, 15 июля, Гитлер ушел раньше времени. Для следующего доклада Штауфенберга вызвали в Растенбург на 20 июля…

Позиция «героев сопротивления» представляется довольно характерной. Многие из офицеров и генералов, извещенных о предстоящем перевороте, вообще не пошли на службу в этот день. Сказались больными и сидели дома, выжидая развития событий. А в Растенбурге Штауфенберг оставил на столе портфель с миной и вышел. Полковник Брандт, разглядывая карту, переставил портфель за тумбу стола. Это и спасло Гитлеру жизнь. Штауфенберг не знал, что он уцелел. Вместе с начальником связи ставки Фельгибелем он увидел взрыв и помчался на аэродром. Фельгибель передал в Берлин условный сигнал – фюрера больше нет.

Штауфенберг летел в столицу 3 часа и еще 45 минут ехал с аэродрома в штаб Резервной армии. Но за все это время остальные путчисты палец о палец не ударили! Генералы Ольбрихт и Гепнер пьянствовали «за успех», другие слонялись без дела. Лишь после того, как появился Штауфенберг, «Валькирия» зашевелилась. Заговорщики принялись звонить единомышленникам в разные штабы, разные города. Отреагировали на эти указания только в Париже. Генерал Штюльпнагель по звонку из Берлина арестовал 1200 гестаповцев и эсэсовцев.

Больше никто договоренностей не исполнил. Не были заняты ни телефонная станция, ни радио. А между тем в Растенбурге Гитлер оправлялся от контузии и шока. В эфире прозвучало обращение Геббельса. Позже выступил и фюрер, опровергая слухи о своей смерти. Основная часть оппозиционеров сразу поджала хвосты. Пост главнокомандующего после переворота должен был занять фельдмаршал Вицлебен. Но он весь день просидел дома, только под вечер заглянул в штаб. Развел руками – дескать, ничего не получилось, – и ушел. Ну а другие заговорщики нашли для себя выход. Принялись подавлять мятеж!

Командующий Резервной армией Фромм и подполковники Гербер и Хайде арестовали своих товарищей, находившихся в штабе. Бека заставили застрелиться, а Штауфенберга, генерала Ольбрихта, полковника Мерца и лейтенанта Хефтена быстренько, без суда, расстреляли во дворе – заметали следы, чтобы самим выйти сухими из воды, а заодно показать верность фюреру. Остатки путча были ликвидированы всего одним батальоном майора Ремера и горсткой эсэсовцев Скорцени, занявших штаб Резервной армии и взявших под контроль центр Берлина. А в Париже заговорщики, узнав о провале в Германии, сами выпустили арестованных гестаповцев и эсэсовцев. Мало того, устроили с ними совместную гулянку в отеле «Рафаэль». Назюзюкавшись, братались с ними и пили на брудершафт.

Однако ни отсиживание дома, ни брудершафты, ни даже участие в подавлении и расстрел собственных сослуживцев не спасли оппозиционеров. Гитлер вознамерился вырвать с корнем враждебные элементы. Теперь он не доверял даже Гиммлеру, поскольку тот не раскрыл вовремя возню военных. Расследование было поручено персонально начальнику РСХА Кальтенбруннеру и начальнику гестапо Мюллеру. Арестовывали не только офицеров, причастных к «Валькирии», но и интеллигенцию, аристократию, перемывавшую кости фюреру в своих салонах. Подключились доброжелатели, сыпали доносы. Многие арестованные в тщетной надежде выкрутиться закладывали друзей. Ко всему прочему, немецкие оппозиционеры оказались отвратительными конспираторами. При обысках были найдены списки организаций, планы, протоколы собраний. Услышав об этом, Канарис сокрушенно ахнул: «Эти типы из генерального штаба не могут обойтись без писанины».

Но еще раз подчеркнем, что всерьез говорить о какой-либо борьбе против нацизма в Германии не приходилось. Например, один из заговорщиков, фельдмаршал фон Клюге, предпочел аресту самоубийство, принял яд. В предсмертном письме он обратился к Гитлеру: «Я всегда восхищался Вашим величием… Если судьба сильнее Вашей воли и Вашего гения, значит, такова воля провидения… Покажите себя столь же великим и в понимании необходимости положить конец безнадежной борьбе, раз уж это стало неизбежно». Можно ли считать такое лакейство «германским сопротивлением» – решайте сами.

«Заговорщиком» считали и фельдмаршала Рунштедта. Во всяком случае, Бек с единомышленниками твердо рассчитывали на его поддержку. Но как только запахло жареным, он по собственной инициативе вызвался стать председателем Офицерского суда чести. Этот орган изгонял из армии всех лиц, причастных к оппозиции, и передавал их для расправы Народному суду. Гудериан в мемуарах тоже изобразил себя ярым оппозиционером. Умолчав, что и он добровольно вошел в состав Офицерского суда чести. Из кожи вон лезли фельдмаршал Браухич, гросс-адмирал Редер и прочие военачальники, находившиеся в опале. Не дай Бог, самих заподозрят! Они выступили в печати с гневными осуждениями мятежников, заверяли, что они-то преданы фюреру до гробовой доски.

Всего было арестовано около 7 тыс. человек. Из них казнили 5 тыс. Это не считая оппозиционеров, кончавших жизнь самоубийством. В берлинской тюрьме Моабит бесперебойно работала гильотина, по разным городам гремели расстрелы. Для фельдмаршала Вицлебена и прочих руководителей путча постарались буквально исполнить требование Гитлера – «повесить, как скот». Перебрасывали через мясницкий крюк проволочную петлю, надевали на шею и подтягивали над полом, пока не задохнутся.

Роммель был очень популярен в армии, да и фюрер прежде любил его. Поэтому позволил сделать исключение, уйти из жизни не изменником, а героем. Лежавшему в госпитале фельдмаршалу дали яд и объявили, что умер от ранения. А Гиммлер уберег от общей участи Канариса и его приближенных – они слишком много знали о контактах с Западом. Их отправили в концлагерь и казнили в апреле 1945 г. Потихонечку, без суда и без допросов, где они потянули бы в пропасть самого Гиммлера. Но один из важных заговорщиков уцелел. Шахт. Он также избежал суда, в концлагере содержался в отличных условиях и благополучно дожил до конца войны. Могущественные закулисные силы сочли нужным уберечь своего эмиссара, и невидимые «пружинки» сработали. Прочие банкиры и промышленники, связанные с оппозицией, также остались целыми и невредимыми. Следствие вообще обходило их стороной.

Между тем фронт во Франции развалился, союзные армии наступали неудержимым потоком. Немцы лихорадочно выскребали резервы, не в силах задержать их. Но произошло очередное «чудо». Войска антигитлеровской коалиции в сентябре вышли к границам Германии и… сами остановились. Эйзенхауэр объяснял – солдаты устали, растянулись коммуникации для подвоза горючего и боеприпасов. Хотя реализовались те же самые договоренности, которые казненные заговорщики предлагали американцам и англичанам! О том, что союзники займут Францию, но не будут вторгаться в Германию. А вести активные действия и лить кровь пускай продолжают русские. Западный фронт замер на четыре месяца!

Последние соломинки

На завершающем этапе истории Третьего Рейха установки нацизма вроде бы оставались прежними. Но они стали карикатурно искажаться – будто собственные отражения в кривом зеркале. Гитлер строил великую языческую империю, вел Германию в мир древних богов и героев. Но в 1944–1945 гг. все чаще приходилось вспоминать, что германская мифология завершается общей глобальной катастрофой, «гибелью богов».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.