Информация польского посольства в Берлине в МИД о съезде НСДАП
Информация польского посольства в Берлине в МИД о съезде НСДАП
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
ПОСЛАНО т.т.
СТАЛИНУ,
МОЛОТОВУ
«28» XII1937 г.
№___
Польское посольство
в Берлине
№ 7/104/37 22/IX 1937
Перевод с польского
Г-ну министру иностранных дел в Варшаве.
В дополнение к моему телеграфному донесению от 14/1Х с.г., в котором я в нескольких пунктах изложил наиболее существенные вопросы, которые затрагивались на очередном съезде национал-социалистской партии, происходившем в Нюрнберге с 6 по 13 сентября с.г., настоящим препровождаю подробный отчет.
За исключением папского нунция, советского и норвежского послов, все дипломатические миссии в Берлине присутствовали в этом году на съезде в лице своих послов, посланников или поверенных в делах. Еще до получения официального приглашения от германского канцлера было известно, что в противоположность к прошлым годам послы Франции и Англии намерены прибыть в Нюрнберг и что они стараются получить на это согласие своих правительств. Новый английский посол, сэр Невиль Гендерсон, который заботится о том, чтобы во влиятельных германских кругах создать для себя благожелательную атмосферу, понял, что отказ от участия в ежегодной национал-социалистской манифестации может лишь затруднить его работу. Точно так же и французский посол Франсуа Понсе, личное положение которого у канцлера, а тем самым и у правительства, значительно улучшилось со времени его известного выступления на последнем новогоднем приеме у канцлера, ликвидировавшего напряженные отношения между Францией и Германией, вызванные слухами о германских планах в Марокко, и который в последнее время прилагает все усилия к тому, чтобы улучшить отношения между Парижем и Берлином, имел все основания к тому, чтобы уговаривать свое правительство уполномочить его принять приглашение в Нюрнберг.
Некоторые переговоры тех же послов с Министерством иностранных дел предшествовали принятию ими приглашения. Они якобы высказали надежду, что вопросы, особенно щекотливые для их стран, не будут затрагиваться во время их пребывания в Нюрнберге. Кроме того, с протокольной частью был установлен принцип, что начальники миссий не обязаны оставаться в Нюрнберге в течение всего конгресса, что было бы для них слишком утомительно. Это было также подчеркнуто в ноте Министерства иностранных дел к иностранным представительствам, в которой передавалось приглашение канцлера.
В результате всего этого только в тот день, когда канцлер принял дипломатический корпус, все представители оказались в сборе. Кроме того, каждому из начальников миссий предоставлялась свобода выбрать день, когда они хотели бы присутствовать в Нюрнберге, что является удобным прецедентом на будущее.
Я хотел бы еще отметить, что в этом году впервые также и США были представлены на съезде новым поверенным в делах, г-ном Джильбером, которому по этому поводу пришлось выдержать борьбу со своими корреспондентами, придерживающимися резко антигитлеровских установок. Американский посол Додд, известный своим неблагожелательным отношением к фашистскому режиму, находился в это время вне Германии. Характерно также то, что представителем Чехословакии, так же как и Литвы, был только поверенный в делах. Отсутствие Норвегии на съезде было вызвано обострением отношений между обоими государствами на почве выдачи Нобелевской премии Оссецкому, тем более что в Нюрнберге в этом году заслуженным немцам вместо Нобелевской премии были выданы специальные премии.
В Нюрнберге присутствовал также посол генерала Франко маркиз де Нагац. Я познакомился с ним, и мы договорились, что, не поддерживая официальных отношений, мы будем поддерживать друг с другом частный контакт, что, как мне кажется, может нам оказаться в будущем полезным.
10-го сентября дипломатические представители были приглашены к чаю к рейхсканцлеру. Я имел возможность беседовать с канцлером только в процессе общей беседы в присутствии нескольких других послов. Канцлер производил впечатление физически совершенно здорового человека, в то время как его нервное возбуждение представляло к этому резкий контраст. Перед тем, как попрощаться с дипломатами, канцлер произнес краткую речь, выражая удовлетворение по поводу присутствия таких многочисленных иностранных представителей. Подобно тому, как в прошлом году он подчеркнул, что независимо от того, какова бы ни была точка зрения данного иностранного представителя на национал-социализм, участие в конгрессе дает ему лучшую возможность ознакомиться с германской действительностью. От имени всех присутствовавших дипломатов канцлеру ответил французский посол, который воспользовался случаем, чтобы в остроумной форме отпарировать на речь Геббельса, произнесенную накануне, в которой министр пропаганды весьма невежливо отозвался о либералистических государствах, не считающихся в достаточной степени с опасностью коммунизма. Кроме того, дипломатический корпус был на приеме у министра Гесса во дворце. Начальник охранных отрядов Гиммлер, как и ежегодно, устроил большой прием в лагере охранных отрядов, во время которого произнес приветственную речь к дипломатическим представителям.
По просьбе турецкого посла, который оказался самым старшим из дипломатов, но недостаточно владел немецким языком, от имени дипломатов и иностранных гостей ответить Гиммлеру пришлось мне.
Для иностранных дипломатов во время пребывания в Нюрнберге была организована экскурсия в Баден, от Оффенбурга до Фрейбурга в Брейсгау.
В Нюрнберге бросалось в глаза значительно большее, чем в предыдущие годы, число итальянцев, что, по всей вероятности, было связано как с нынешними отношениями между обеими странами, так и с ожидаемым приездом Муссолини. Во главе итальянской делегации в Нюрнберге стоял статс-секретарь (министр) Бастианини, с которым я имел возможность дружески обменяться мнениями.
Аккредитованные в Берлине военные атташе не присутствовали в этом году в Нюрнберге, так как было постановлено, что они будут приглашаться каждые два года. Присутствовали только атташе по авиации.
В этом году в Нюрнберге было также меньше иностранных гостей. Поляков было очень мало. С генералом Гурецким, который был на конгрессе только в течение первых дней, я не виделся, так как я прибыл туда из Варшавы только 8-го ночью. Кроме того, из видных польских деятелей присутствовали полковник Рудницкий, главный редактор газеты «Польска Збройна», профессор Вольтер из Кракова, староста Деллингер из Живца, занимающийся вопросами молодежных организаций. До сведения посольства дошло также, что германские органы в Польше в результате организационных неувязок были виновниками того, что несколько лиц, желавших поехать на съезд, прибыв в Берлин, не могли получить необходимых удостоверений для поездки в Нюрнберг. Так как в Министерстве пропаганды не было сведений об их приезде. Среди этих лиц оказались профессор Войцеховский из Познани, а также г.г. Георгий Курциуш, Евгений Гелбский и Виктор Мартини. Я хотел бы особенно подчеркнуть, что в самом Нюрнберге посол фон Мольтке очень заботливо относился к польским гостям.
Общая характеристика съезда.
В донесении от 6 августа с.г. за № Г/7/92/37 посольство, давая обширный обзор внутреннего положения Германии, указывало на все яснее выявляющееся за последнее время нарастание критических настроений в германской общественности по отношению к существующему режиму. Можно было предполагать, что очередной конгресс партии в Нюрнберге даст в этом году некоторые новые директивы в отношении проблем, требующих разрешения, или же что будут выдвинуты более радикальные лозунги для подавления, — по крайней мере на некоторое время, — выявляющегося недовольства. Между тем съезд в этом году, названный съездом Труда, не дал никаких эффективных моментов в области внутренней политики. Щекотливые вопросы, как, например, вопрос о религии, совершенно не затрагивались. При этом, по всей вероятности, принималась во внимание предстоящая поездка в Германию итальянского диктатора, которая изображается перед германской общественностью как факт, имеющий историческое значение. Не говоря об этом соображении, имеющем скорее тактический характер, следует отметить, что после реализации принципа равноправия гитлеровским правительством гораздо труднее найти лозунги, которые могли бы объединить все слои германской общественности. Понимая это положение вещей, руководящие германские круги в своей пропагандистской акции стараются придать большее значение труду и деловым моментам и меньше пользоваться лозунгами, действующими на психику.
В речах, произнесенных канцлером перед различными партийными организациями, как-то: штурмовые отряды, Трудовой фронт, Гитлеровская молодежь, — а также во время парада рейхсвера не было никаких новых элементов. Принципиальные вопросы затрагивались лишь в воззвании канцлера при открытии и в его большой речи при закрытии съезда. Речи, произнесенные отдельными ораторами, как Геринг, Геббельс, Розенберг, являлись лишь аккомпанементом к общим директивам, изложенным в речах Гитлера.
Анализируя все вышеизложенное, следует подчеркнуть следующие важнейшие моменты:
Религиозные вопросы.
Как я указал выше, борьба между национал-социалистским режимом и католической и протестантской церковью не была предметом публичного обсуждения в Нюрнберге. Единственным исключением в этом отношении явилась речь начальника штаба штурмовых отрядов Люце во время парада штурмовых и охранных отрядов. Люце полемизировал с теми, которые называют национал-социалистов антирелигиозными, ново-язычниками или безбожниками, констатируя, что национал-социалисты, ведя борьбу на благо народа, действуют с божьего благословения.
Четырехлетний план.
В своем воззвании канцлер заверил, что четырехлетний план, выполнение которого поручено Герингу, будет реализован в точно установленный срок. На тему о плане вместо канцлера перед Трудовым фронтом выступил Геринг. Он констатировал, что этот план должен предохранить германского рабочего от мировых кризисов, сырьевых и валютных затруднений. Он подчеркнул, что германские вооружения составляют лишь незначительную часть программы дальнейших работ, которых хватит на многие годы. Некоторые из этих работ, ввиду нынешней конъюнктуры, приходится передвинуть на более позднее время. Наконец, Геринг подчеркнул необходимость сохранения цен.
Во время съезда в Нюрнберге распространились слухи об уходе министра народного хозяйства Шахта, которые нашли отклик в иностранной прессе. Как г-ну министру известно, Геринг еще во время своего пребывания в Польше в феврале сего года конфиденциально говорил, что для сохранения единства действий германского правительства дальнейшее пребывания г-на Шахта в Министерстве хозяйства невозможно; он высказал предположение, что канцлер вскоре примет решение по этому вопросу. На вопрос, заданный в Нюрнберге одним из иностранных послов, относительно слухов о его уходе, г-н Шахт разъяснил, что он внес прошение об отставке, но ответа еще не получил. Однако он дал понять, что решение зависит от него самого, а это означало бы, что его дальнейшее пребывание на занимаемом посту зависит от того, сможет ли он подчиниться условиям, которые ему ставятся. Можно предполагать, что вопрос о Шахте носит двойной характер. Прежде всего Шахт является противником слишком глубокой реализации четырехлетнего плана, считая, что некоторые мероприятия с хозяйственной точки зрения нереальны, и прежде всего нерентабельны. Трения возникают, по всей вероятности, также на почве финансовых проблем. Г-н Шахт стремится к тому, чтобы в области внутренних долгов не превышать цифры около 40 миллиардов марок. Вопрос относительно Шахта будет разрешен лишь после визита Муссолини.
Вопросы продовольствия и колониальные требования Германии.
В своем воззвании канцлер отметил, что «в нашем хозяйстве существует один-единственный вопрос, который уже в течение многих лет вызывает у нас серьезную заботу, а именно — наши продовольственные затруднения». В связи с этим канцлер констатирует, что «пространство Германии без колониальных дополнений слишком мало для того, чтобы обеспечить германскому народу бесперебойное, надежное и постоянное снабжение продовольствием». Он добавляет, что «нельзя смириться с мыслью, чтобы ежегодно зависеть от хорошего или плохого урожая, поэтому требование колоний обосновано хозяйственными нуждами Германии, а отношение других государств к этому требованию, по словам канцлера, совершенно непонятно». Характерно для нынешнего положения германского хозяйства то, что канцлер, выдвигая колониальные требования, не выдвинул на первый план вопроса о сырье, а вопрос о продовольствии.
На тему о продовольствии произнес в Нюрнберге пространную речь министр Дарре. Он привел ряд цифр, указывающих на увеличение сельскохозяйственной продукции при национал-социалистском правительстве; он не скрыл, однако, того факта, что в результате предоставления работы безработным увеличилось также и потребление. В заключение он констатировал, что, в то время как в 1927 году германское сельское хозяйство покрывало только 65 % общего потребления в области продовольствия, в настоящее время эта цифра увеличилась до 80–85 %. В отношении зерна это представляется таким образом, что, в то время как импорт зерна в Германию за последние 8 лет до 1938 года в среднем составлял ежегодно 4,1 млн. тонн, теперь средняя цифра составляет только около 1,1 млн. тонн.
Общие тезисы канцлера.
Основные тезисы канцлера изложены в его воззвании, а также в заключительной речи. Как и ежегодно, он выступал на заседании Палаты по делам культурной связи с заграницей (Культуркаммер) на свою излюбленную тему об искусстве. В заключительной речи, преисполненной глубокой веры в свою историческую миссию, был довольно характерный абзац, указывающий на мистическое настроение, которое канцлер и партия придают нюрнбергским съездам. Канцлер сказал дословно следующее: «то, что нас неоднократно потрясало за эту неделю, — это изложение идейного и национального символа веры нового поколения. Сотни тысяч людей находились здесь не столько под впечатлением политической манифестации, сколько охваченные глубокой молитвой (бурные аплодисменты в зале). Кто мог бы утверждать, что такое настроение могло бы вытекать лишь из формы? То, что здесь проявляется как форма, является лишь внешним организационным проявлением идеи».
С.С.С.Р.
В качестве главного лозунга канцлер высказал утверждение, что мир ведет борьбу со все усиливающимся коммунизмом и что в этой борьбе решается судьба европейской культуры. Тот же лейтмотив мы находим в обеих основных речах.
В воззвании говорится: «Кто же сегодня еще не захочет видеть, станет отрицать, что мы находимся ныне в центре борьбы, в которой дело касается не проблемы о границах между народами или государствами, а вопроса о сохранении или уничтожении завещанного нам общественного строя и культуры».
В заключительной речи говорится: «Это не есть борьба за мелкие династические интересы, или за исправление границ, или за мелкие хозяйственные интересы. Нет! Это — борьба против подлинной мировой болезни».
Канцлер приходит к выводу, что потрясения, которые мы переживаем, могут быть сравнены только с эпохой первого христианства, возникновения магометанства или реформации. На основании примеров он приходит к выводу, что мы являемая свидетелями распространения коммунизма на востоке и на западе. Он разъясняет, что коммунизм, который связан с еврейством, проходит сначала демократическо-либеральную стадию, прежде чем добиться в данной стране своей цели. В речи канцлера имеется, кроме того, интересное толкование истории России, указывающее на то, что нынешняя Россия ничем не отличается от той, какой она была 200–300 лет тому назад, когда ею владела горсть иностранных узурпаторов. Канцлер констатирует, что форма правления в России не интересовала бы другие государства, если бы не тот факт, что московский коммунизм является орудием международной борьбы.
Исходя из солидарности и единства интересов Европы, канцлер считает, что каждое заражение болезнью большевизма какого-либо из государств отражается также и на других государствах. Он констатирует, что Италия и Германия благодаря новой внутренней структуре своего общественного строя, а не благодаря возврату к прежним формам приобрели иммунитет против бактерий большевизма. Поэтому они совместно выступают на защиту Европы от хаоса. Между тем большая часть окружающего Германию мира не застрахована от большевизма. Этот мир находится в стадии возрастающего хаоса.
Все вышеизложенное, цитируемое мною из обеих речей, приводит канцлера к утверждению, имеющему, по моему мнению, принципиальное значение для практической политики, а именно к тому, что всякое распространение большевизма в Европе являлось бы, по мнению Германии, нарушением равновесия в Европе и что Германия заинтересована в том, чтобы такое распространение большевизма стало невозможным.
«Точно так же, как Англия и Франция не желают, чтобы в Европе произошло нарушение равновесия, например в сторону Германии или Италии, точно так же мы не желаем, чтобы произошло перемещение сил в смысле укрепления большевистской моды.
Вообще, мы принципиально усматриваем в каждой попытке дальнейшего распространения большевизма в Европе нарушение европейского равновесия. И точно так же, как Англия заинтересована в том, чтобы воспрепятствовать такого рода нарушению равновесия в ее понимании, точно так же и мы заинтересованы в том же в нашем понимании».
Испания:
Канцлер полемизирует с утверждением Англии и Франции о том, что эти государства по сравнению с другими государствами связаны с Испанией большими политическими и хозяйственными интересами. Он отрицает особые политические интересы этих государств в Испании, а что касается хозяйственных интересов, то он констатирует, что они распространяются также и на Германию. По адресу генерала Франко в речи канцлера имеются слова глубокого уважения, когда он говорит, что «в людях генерала Франко мы видим истинную и, прежде всего, нерушимую Испанию».
Англия:
Поразителен был резко критический тон канцлера по отношению к политике английского правительства. Имея возможность установить в Нюрнберге контакт с послом фон Риббентропом, я убедился, что он чрезвычайно пессимистически расценивает англо-германские отношения, считая, что Англия в данный момент не только заняла отрицательную позицию по отношению к сотрудничеству с Германией, но еще оказывает сильный нажим на Францию в том же направлении. Я думаю, что речь канцлера была инспирирована именно с этой стороны.
Франция:
Между тем по отношению к Франции, несмотря на критику ее политики по некоторым пунктам, как, например, по отношению к Испании, канцлер говорил в более теплом тоне:
«В остальном в ходе нашей истории у нас было, конечно, много столкновений с национальной Францией, однако где-то и в чем-то мы составляли одно целое в большой семье европейских народов, и прежде всего, если мы все вникнем в глубину наших сердец, тогда я думаю, что мы не захотели бы уничтожения ни одного из существующих европейских воплощений. Мы обязаны друг другу не только неприятностями и страданием, но также и взаимным гигантским оплодотворением. Мы взаимно давали друг другу образцы, примеры и поучения точно так же, как мы давали друг другу много прекрасного и радостного.
Если мы хотим быть справедливы, то мы имеем все основания для того, чтобы меньше ненавидеть друг друга, чем взаимно восторгаться друг другом».
Япония:
В своем воззвании канцлер особенно подчеркнул договор с Японией, являющийся защитой от большевизма.
----------
Как видно из вышеизложенного, основное содержание речей канцлера казалось международных проблем. Из речей других министров заслуживает внимания речь Геббельса против коммунизма, основанная на примерах борьбы в Испании. Из характерных и интересных для нас моментов в его речи я хотел бы отметить, что, цитируя государства, которые посылали военные материалы красной Испании, Геббельс указал на Францию, Чехословакию, а также на английские, голландские и швейцарские фирмы. Говоря о государствах, которые выступают против коммунизма, он назвал: Италию, Японию, Англию, Венгрию, Польшу, Бразилию, Турцию и Португалию. Подвергая критике либерализм западных государств и определяя его как наивный по отношению к большевистской опасности, Геббельс привел германскую пословицу: «Самые глупые телята сами выбирают себе своих мясников». Это выражение, как я упомянул в начале, вызвало реплику со стороны французского посла в его речи, произнесенной в присутствии канцлера.
----------
В связи со съездом в Нюрнберге в этом городе была открыта антибольшевистская выставка, которая по своим размерам и качеству материалов значительно превысила прошлогоднюю.
Как мне удалось узнать, французский посол в результате донесений его журналистов высказал недовольство германской стороне по поводу некоторых отделов выставки, которые якобы задевали чувства французов в связи с традициями великой французской революции.
----------
В период Нюрнбергского съезда возникло обострение итало-советских отношений в связи с положением на Средиземном море, чем во время торжеств была сильно занята итальянская и германская дипломатия. Выступление Литвинова и выявление советских интересов на Средиземном море, по всей вероятности, оказало психологическое воздействие на канцлера и способствовало усилению антикоммунистических моментов в его заключительной речи.
Польский посол
Иосиф Липский.
Посылается: в МИД — 2 экз.,
г-ну вице-директору МИД П.П.,
МИДП.Ш.,
польскому послу в Париже,
' ' в Лондоне,
' ' в Риме (Квиринал),
польскому делегату при Лиге Наций в Женеве.