Глава 30 ПОРАЖЕНИЕ К ЗАПАДУ ОТ РЕЙНА

Глава 30

ПОРАЖЕНИЕ К ЗАПАДУ ОТ РЕЙНА

Ранним утром 8 февраля 1945 года генерал Альфред Шлемм, командир 1-й парашютно-десантной армии, был разбужен зловещим грохотом артиллерии в лесу Рейхсвальд. Канонада была гораздо интенсивнее обычной. Нечто подобное Шлемму приходилось слышать лишь в разгар самых ожесточенных сражений на Восточном фронте. Первые донесения авангарда подтвердили его худшие предположения. Более тысячи союзных орудий обстреливали немецкие позиции на северной оконечности линии Зигфрида. «Пахнет масштабным наступлением», – доложил генерал Шлемм командованию группы армий «X», своему непосредственному начальству.

Нюх не подвел Шлемма. Это действительно было наступление; во всяком случае, его начало. Позволив немецким армиям на западе претворить в жизнь их рождественские планы, союзники занялись своими собственными. Эти планы заключались в полном и окончательном уничтожении военной мощи Германии к лету 1945 года. Как сказал генерал Эйзенхауэр, план союзников делился на три отдельные фазы: «первая – разгром немецких армий к западу от Рейна и выход к этой реке; вторая – захват плацдармов за Рейном, как база военных действий в Германии; третья – уничтожение остатков вражеских формирований к востоку от Рейна и наступление на центр рейха».

Поскольку важная роль промышленности Рура в обеспечении немецкой военной экономики была очевидна, приняли решение сосредоточить усилия союзных войск на этом промышленном регионе и форсировать Рейн напротив благоприятного сектора севернее Рура. Основной северный удар с целью двойного окружения всего Рура должен был сопровождаться дополнительным наступлением из района Майнц – Карлсруэ.

Первая фаза этого стратегического плана также делилась на три части. Первый шаг – выдвижение к Рейну до Дюссельдорфа на юге. Для достижения этой цели 1-я канадская армия с подчиненными ей дивизиями 2-й британской армии получила задание наступать в юго-восточном направлении через Рейхсвальдский лес, а 9-я американская армия – через реку Рур к городу Нойс на Рейне.

Затем практически молниеносно надлежало претворить в жизнь две следующих фазы. 1-й американской армии предстояло наступать через реку Эрфт к Кельну и очистить западный берег Рейна севернее его слияния с рекой Мозель. И наконец, 3-я американская, 7-я американская и 1-я французская армии стартовали на восток, чтобы завершить выход к левому берегу Рейна.

То, что услышал генерал Шлемм утром 8 февраля 1945 года, и было первым орудийным салютом союзной операции. Генерал Крерар, командующий 1-й канадской армией, с семью пехотными и четырьмя бронетанковыми дивизиями атаковал единственную немецкую 84-ю пехотную дивизию, защищавшую северный край Рейхсвальдского леса между реками Рейн и Маас. Надеялись на то, что почва успела подсохнуть и бронетанковые колонны, быстро преодолев слабо защищенный сектор севернее леса, выйдут в тыл немецким войскам.

Однако состояние почвы было далеко от удовлетворительного. «...Погодные условия вряд ли могли быть более неблагоприятными, – говорится в докладе генерала Эйзенхауэра. – В январе было необычайно холодно, весь месяц земля лежала под снегом, а когда в начале февраля началось таяние, почва размякла и пропиталась водой, речки вышли из берегов во всем районе, где планировалось наше наступление. Возникли колоссальные трудности, солдатам иногда приходилось воевать по пояс в воде... В таких условиях нашим надеждам на быстрый прорыв не суждено было оправдаться; бои быстро превратились в упорную борьбу за каждую пядь земли». Кроме погодных условий, быстрому наступлению препятствовали еще два фактора: фанатичное упорство немецких парашютистов и военное искусство генерала Альфреда Шлемма, командира 1-й парашютно-десантной армии.

Нацистские борцы за чистоту расы с трудом смогли бы объяснить присутствие Альфреда Шлемма в арийском Генеральном штабе. Невысокий, с широким славянским лицом, крупным носом картошкой и смуглой, почти шоколадной кожей, он выглядел полной противоположностью воспетому Гитлером и Розенбергом образцовому арийцу. Шлемм был начальником штаба генерала Штудента на Крите, в 1943 году командовал корпусом под Смоленском и Витебском, отвечал за подавление плацдарма союзников в районе Анцио (Италия) в январе 1944 года. Его дисциплинированный ум и способность быстро схватывать суть тактических проблем вывели его в ряд самых компетентных генералов, еще имевшихся в вермахте. Контраст между его неарийской внешностью и бесспорным военным талантом, может быть, не имеет особого значения, но весьма интересен.

В начале ноября 1944 года Шлемма перевели из Италии и назначили командиром 1-й парашютно-десантной армии, оборонявшей тогда сектор Западного фронта от слияния рек Рейн и Маас до Рурмонда силами четырех дивизий. Несмотря на пропагандистскую кашу, которой закармливали гражданское население и солдат (после страшных потерь в Арденнах союзники неспособны на новые атаки), высшие немецкие командующие прекрасно сознавали, что декабрьские сражения мало повлияли на военную мощь союзников; скоро грядет новое наступление. Немецкие штабисты начали размышлять, как, когда и где оно состоится.

Немецкая военная разведка, давно дискредитированная множеством стратегических промахов, к началу 1945 года влачила жалкое существование. Отсутствие воздушной разведки, недостаточное количество опытных агентов, широкие реки, затрудняющие патрулирование, ограничивали сведения о передвижениях вражеских войск и, следовательно, не позволяли судить о их намерениях. Предоставленный самому себе, каждый высший командующий основывал свои оценки на том, что бы лично он сделал на месте противника. Поскольку предвидения такого рода в лучшем случае могут оправдываться всего на пятьдесят процентов, то некоторые командующие угадывали, а другие – нет; отсюда довольно чувствительные колебания по всему фронту. Растянутые резервы были готовы к любой неожиданности, но, если предчувствия немецких командующих не совпадали с планами союзников, результативность их была невелика.

Большинство генералов полагало, что первый удар союзники нанесут севернее Рура, но они расходились во мнениях о том, как он будет осуществлен. Шлемм считал, что главный удар будет направлен на юго-восток через Рейхсвальдский лес, как в конце концов и случилось. Однако ему возражал генерал-полковник Иоганнес Бласковиц, который в январе 1945 года сменил генерал-полковника Штудента на посту командующего группой армий «Б». Бласковиц, а его прогноз поддерживал фон Рундштедт, предполагал, что наступление начнут американцы южнее Рурмонда и через несколько дней их поддержит 2-я британская армия, дислоцированная в окрестностях Венло.

В результате две дивизии – 15-ю танковую гренадерскую и 116-ю танковую, составлявшие бронетанковый резерв группы армий «X», оставили напротив Рурмонда, а пехотную резервную дивизию – 7-ю парашютно-десантную – разместили напротив Венло. Хотя Шлемму не удалось убедить фон Рундштедта и Бласковица в неминуемой угрозе Рейхсвальду, он приказал своим войскам построить ряд оборонительных рубежей, сориентированных на северо-запад, чтобы отразить любую атаку с той стороны. Таким образом, начав 8 февраля наступление, 1-я канадская армия в первые сорок восемь часов не испытывала серьезного сопротивления. Однако две основные дороги через Рейхсвальд скоро превратились в кошмарную мешанину воды, льда, грязи и выбоин, поэтому союзникам не удалось использовать преимущество внезапности. За это время Шлемм успел убедить начальство в том, что это главное наступление, и ему требуются все наличные резервы.

Хотя Клеве пал 12 февраля, а Рейхсвальдский лес был расчищен к 13-му, оборонный рубеж, построенный по приказу Шлемма, уже был полностью укомплектован. Повторяя приемы, использованные в Анцио, где он за несколько недель с нуля сформировал восемь дивизий, Шлемм формировал одну дивизию за другой и бросал их в бой против все сильнее напиравших канадских и британских войск. К 19 февраля, после падения Гоха, городка милях в пятнадцати к юго-востоку от рубежа атаки союзников, Шлемм довел численность своих войск до девяти дивизий, из которых три были пехотными, три – парашютно-десантными и три – бронетанковыми[20].

Эти формирования, закрепившись на рубеже около двадцати миль от Мааса до Рейна, втянули британцев в сражение, которое генерал Эйзенхауэр назвал «одним из самых ожесточенных во всей войне».

Приказ Шлемма был прост: держаться. «Как только завязалось сражение, – сказал генерал, – стало ясно, что я потерял свободу действий в обороне. Я приказал ни при каких обстоятельствах не отдавать ни клочка земли между Маасом и Рейном без разрешения главнокомандующего на западе фон Рундштедта, которому, в свою очередь, приходилось просить разрешения у Гитлера. На каждое вынужденное отступление я должен был предоставлять подробное объяснение».

Однако не только ясновидение Шлемма и ужасное состояние дорог застопорили наступление британцев. Парашютно-десантные дивизии сражались с таким упорством, какого еще не видели на западе. В этих молодых, фанатичных нацистах, набранных из прекративших свое существование люфтваффе, еще пылала вера в фюрера и собственное великое предназначение. Как мы уже объясняли, эти дивизии были сформированы после победы западных союзников в Нормандии. Не испытав на собственной шкуре тошнотворной горечи поражения, они не успели проникнуться отчаянием и безнадежностью, охватившими большинство немцев, воевавших на линии Зигфрида.

Парашютистами эти воины Рейхсвальда были лишь по названию. Их никогда не учили выпрыгивать с парашютом из самолетов. Большинство из них имело за плечами лишь три месяца пехотной подготовки. Однако все их недостатки компенсировались юностью и верой. Более чем семидесяти пяти процентам этих парней не исполнилось и двадцати пяти; наряду с эсэсовцами парашютисты представляли самую боеспособную часть немецкой молодежи. Они были воспитаны на подвигах своих предшественников, которые десантировались на Крит, прорывали линию Мажино в Седане и удерживали Кассино. Они сохранили кастовый дух, давно растерянный регулярной армией. И когда эти парни вступали в строй, перед ними произносили речи, подобные той, с которой обратился подполковник фон дер Хэйдте к молодцам, присланным в его полк:

«Я требую, чтобы каждый солдат отрекся от всех своих личных желаний. Всякий, кто поклянется на прусском флаге, не имеет права на личное имущество! С того момента, как солдат записывается в парашютисты и приходит в мой полк, он вступает в новую жизнь и отказывается от всего, чем обладал раньше; от всего, что не относится к новой жизни. Отныне для него существует лишь один закон – закон нашей части. Он должен преодолеть все свои слабости, отказаться от личных амбиций, личных желаний. Отрекшись от индивидуальности, мужчина становится настоящим солдатом. Каждый солдат полка должен знать, за что он сражается.

Он должен быть убежден, что эта борьба – борьба за существование всей немецкой нации, и закончится она победой немецкого оружия... Парашютист должен научиться верить в победу даже вопреки всякой логике, когда победа Германии кажется невозможной. Парашютист должен сражаться беззаветно, как того требует эта война. Вот в чем секрет успеха войск СС и Красной армии; только из-за недостатка веры в победу разгромлено так много немецких пехотных дивизий».

Этот призыв верить в национал-социалистскую Германию нашел отклик в сердцах юных рекрутов новых парашютно-десантных дивизий. На затопленных полях, разбитых дорогах, узких секторах между реками войска Шлемма воевали грамотно и упорно от одного оборонного рубежа до другого. К 23 февраля Шлемм с удовлетворением осматривал свои позиции южнее Рейхсвальдского леса. Он стабилизировал фронт и, несмотря на тяжелые потери, выполнил поставленную перед ним задачу. Он удержался. Однако именно в тот день 9-я и 1-я американские армии начали вторую часть операции – выход к Рейну севернее Рура. 9-я американская армия направилась к Нойсу на Рейне через реку Рур между Юлихом и Дюреном с последующим продвижением на север навстречу британским войскам, наступавшим на юг.

По первоначальному плану генерала Эйзенхауэра, 9-й американской армии предписывалось форсировать реку Рур 10 февраля, через два дня после начала наступления 1-й канадской армии. Однако в тот день отступающие немцы открыли плотины, и уровень воды поднялся на четыре фута. И только лунной ночью 23 февраля ударные части армии генерала Симпсона разбили четыре пехотные дивизии неполного состава немецкой 15-й армии, оборонявшие реку[21].

Двухнедельная задержка наступления ослабила все немецкие позиции вдоль Рура, так как приберегаемые здесь резервные соединения были вынуждены отойти на север на помощь испытывавшим серьезные трудности войскам генерала Шлемма.

26 февраля с американских плацдармов за Руром на восток хлынули бронетанковые колонны. Для борьбы с этой новой угрозой своим тылам Шлемм послал на юг две танковые и одну пехотную дивизии[22], что не облегчило положения разгромленной 15-й армии и серьезно ослабило его собственный фронт, теснимый британцами.

Ко 2 марта пали Менхенгладбах, Рурмонд, Венло и Дюлькен, а в Нойсе союзники вышли к Рейну. Это означало полное окружение 1-й парашютно-десантной армии Шлемма, и единственным выходом для нее оставалось форсирование Рейна. И тут снова из Берлина подал голос Гитлер. Шлемм получил приказ любой ценой закрепиться на плацдарме западнее Рейна от Крефельда до Везеля.

По этому поводу в октябре 1945 года Шлемм сказал:

«Мне объяснили, что этот плацдарм необходим для сохранения судоходства на Рейне. Уголь из шахт Рура перевозился по Рейну до Липпе-канала к югу от Везеля, а оттуда по каналу Дортмунд – Эмс в северные порты Гамбурга, Бремена и Вильгельмсхафена. Я понимал необходимость защиты этой водной артерии, поскольку она была единственным путем снабжения немецких подводных лодок, воевавших против союзников».

Несмотря на отчаянные усилия, Шлемм не смог остановить американские танки, и 2 марта Крефельд пришлось оставить. Плацдарм сжался до двадцати миль вдоль Рейна, и десять втиснутых в него дивизий продолжали отражать непрерывные атаки с севера и с юга.

Пока Шлемм отчаянно пытался спасти безнадежную ситуацию, на него сыпались чрезвычайно глупые и невразумительные приказы. Эти директивы, исходившие непосредственно от фюрера, держали Шлемма в постоянном напряжении и озадачивали. Ему приходилось командовать армией вразрез с собственными желаниями, при постоянной угрозе трибунала и смертного приговора.

Первый из этих приказов командир 1-й парашютно-десантной армии получил после падения Крефельда: ни один из мостов через Рейн не должен попасть в руки союзников. Если хоть один мост союзники захватят неповрежденным, Шлемм ответит собственной головой: никакие оправдания и объяснения приниматься не будут. А приказ взрывать мосты в последний момент еще больше усложнял положение. Приходилось одновременно как можно интенсивнее обеспечивать плацдарм всем необходимым и эвакуировать на восточный берег как можно больше техники. «В моем секторе было девять мостов, – сказал Шлемм, – и мои надежды на длительное сопротивление таяли на глазах». Шлемм перевел свой штаб в Рейнберг, установив радиосвязь со всеми мостами. Так он надеялся передать приказ на разрушение мостов, как только возникнет необходимость.

Один из первых мостов, оказавшихся под угрозой после падения Крефельда, был автомобильный мост в Хомберге. Шлемм выждал, пока американцы подошли достаточно близко, и отдал по рации приказ взорвать мост. Через десять минут он снова вышел на связь и поинтересовался, выполнен ли его приказ. «Нет, генерал, – раздался ответ, – тут один полковник запретил нам взрывать мост». – «Какого черта какой-то полковник отменяет мой приказ? Я командующий армией и приказываю вам взорвать мост немедленно». Короткая пауза, и снова тот же голос: «Полковник говорит, что он подчиняется не вам, генерал, а фельдмаршалу Моделю. Он требует, чтобы мост не взрывали». Услышав это, Шлемм взорвался сам. Он во весь голос завопил в микрофон, что это приказ фюрера; если мост немедленно не взорвут, он приедет и лично расстреляет не только полковника, но и всех, кого найдет рядом с мостом. После этого мост был взорван.

Во втором приказе, связавшем Шлемма по рукам и ногам, Гитлер запрещал эвакуировать с плацдарма хотя бы одного человека или единицу техники без его особого распоряжения. С падением Крефельда и Хомберга первоначальная цель удержания плацдарма потеряла свое значение, поскольку теперь Рейн находился под артиллерийским огнем американцев, занявших западный берег. А «благодаря» приказу из Берлина плацдарм оказался забит бесполезным для увязшей в тяжелых боях армии хламом. Здесь скопились подбитые танки, оставшиеся без горючего машины, орудия без снарядов, а также интенданты 1-й парашютно-десантной и 15-й армий, которым абсолютно нечего было делать. Сталкиваемые с дорог груды искореженного металла и разбитых конных повозок служили подтверждением глупости очередного приказа.

«К началу марта, – сказал Шлемм, – накопившиеся груды мусора стали серьезно мешать боям на плацдарме. Я доложил генералу Бласковицу, что если мне не разрешат избавиться хотя бы от части бесполезной техники, я не отвечаю за последствия. Бласковицу в конце концов удалось получить согласие Гитлера на эвакуацию личного состава и снаряжения по весьма ограниченному списку. Этот список включал поврежденную или не имеющую горючего технику, артиллерийские орудия без снарядов и тыловиков, непригодных для боевых действий. Чтобы на восточный берег Рейна не попал ни один человек, способный носить оружие, каждый командир должен был подписать справку, подтверждающую, что данный боец слишком слаб для продолжения боевых действий».

Стреноженный третьим бессмысленным приказом, теснимый британцами и американцами, Шлемм был вынужден еще больше сократить плацдарм. К 8 марта плацдарм под Везелем занимал территорию чуть больше пятнадцати квадратных миль. В этом крохотном секторе из-за безумного запрета Гитлера отступать скопились не менее девяти дивизий, три штаба корпусов и штаб армии. Из-за скученности на одном сахарорафинадном заводе разместились штабы трех дивизий. Артиллерия и авиация союзников безжалостно расстреливали войска, целый месяц сражавшиеся без отдыха.

«Лишь по счастливой случайности мост в Везеле еще не был уничтожен, – вспоминал Шлемм. – Я сказал генералу Бласковицу, что если этот мост, единственный путь из окружения, взорвать, то мои люди окажутся в капкане на западном берегу Рейна. Я также подчеркнул, что если мы потеряем эти дивизии, то в данном районе у нас не останется опытных войск, способных помешать союзникам форсировать Рейн. Я убеждал Бласковица передать верховному командованию в Берлин, что если они не верят моим донесениям, то пусть пошлют представителя в Везель для независимой оценки ситуации».

Эта мольба помогла, и утром 9 марта из ставки фюрера прибыл подполковник. Шлемм вспоминает этого наблюдателя как щеголеватого, надевшего свой лучший мундир офицера. «Я заставил его броситься на землю, – сказал Шлемм, – и ползти за мной на передовую под интенсивным обстрелом. Нанюхавшись пороху и перемазавшись, он согласился с тем, что ситуация безнадежна и плацдарм необходимо оставить. Он отослал свои рекомендации в Берлин, и высочайшее разрешение на отвод моих войск к востоку от Рейна наконец-то было даровано. Ночью 10 марта я вывел с плацдарма остатки пехоты и взорвал мост в Везеле».

И снова поразительное разбазаривание человеческих ресурсов. С 8 по 10 марта союзники взяли в плен еще 50 тысяч немцев, и общее число немецких потерь составило от 90 тысяч до 100 тысяч человек. Но это была лишь часть того, что вермахту предстояло потерять, отступая через Рейн. Если сражение к северу от Рура подходило к концу, вторая фаза плана генерала Эйзенхауэра по очищению западного берега Рейна только начиналась. 1-я американская армия, форсировавшая реку Рур в Дюрене 23 февраля, быстро продвигалась к Кельну и вошла в город 7 марта. 4 марта с целью уничтожения немецкого сопротивления к северу от Кобленца 3-я американская армия направилась к Рейну двумя ударными группами, нацеленными на Андернах и чуть севернее Кобленца; менее чем за неделю она прошла почти 60 миль. К 11 марта левый берег Рейна севернее Мозеля был освобожден, и еще 50 тысяч немцев пополнили союзные лагеря для военнопленных.

Стремительность выполнения второй фазы союзного плана показывает, как ослабли к тому времени немцы. Освобождение Рейхсвальда заняло чуть больше месяца, но за этот месяц вермахт потерял последние войска, способные серьезно противостоять западным союзникам. Разгром 1-й парашютно-десантной и 15-й армий к северу от Рура знаменовал кончину немецких резервов на западе. Как и в сражении за Кан в Нормандии, лучшие войска Рундштедта, отведенные на север к Рейхсвальду навстречу британским армиям Монтгомери, были разбиты. Теперь немецкие пехотные дивизии, оборонявшие Кельн, лишились бронетанковых резервов и стали легкой добычей для американцев.

Осуществляя второй бросок к Рейну, союзники измотали еще двадцать пять немецких дивизий, входивших в основном в 5-ю танковую и 7-ю армии, которые защищали сектор фронта от Кельна до реки Мозель. Эти дивизии получили такой же приказ, как и Шлемм: держаться и не отступать ни при каких обстоятельствах. Однако, не обладая боевым духом личного состава 1-й парашютно-десантной армии и защищая более протяженную линию фронта, они потерпели поражение гораздо быстрее, чем их товарищи к северу от Рура.

Как и в Рейхсвальде, разрешение на отступление к Рейну пришло слишком поздно. Фронт обрушился под натиском американских танковых колонн. То, что случилось с 5-й парашютно-десантной дивизией, типично для всех немецких войск, дислоцированных севернее Мозеля. Рассказывает генерал-майор Людвиг Хайльман:

«Согласно последнему приказу, полученному из штаба корпуса, я должен был организовать оборонный рубеж километрах в тридцати к западу от Кобленца. Однако из-за быстрого продвижения союзников с юга сделать это не представлялось возможным. Был выбран альтернативный рубеж, но повсюду царил такой хаос, что мы не смогли занять его. В конце концов каждая часть была вынуждена самостоятельно пробиваться к Рейну. Когда первые мои соединения подошли к реке, паромы уже были уничтожены, а от маленьких десантных судов пользы мало. Большинство дорог к Рейну было заблокировано, и я попытался прорваться на восток пешком. Выбившись из сил, я остановился отдохнуть на местной ферме, но был захвачен в плен американским патрулем. Не думаю, что больше пятисот моих солдат сумели добраться до восточного берега Рейна».

В этой операции также принимал участие толстый, болтливый генерал-лейтенант Рихард Шимпф, попавший в руки американцев западнее Бонна. Последние дни своей службы в вермахте Шимпф вспоминал с особой горечью. «Я вполне успел бы форсировать Рейн, – объявил он, попав в плен, – но я медлил из-за приказа моего командующего корпусом генерала Пухлера. Он настаивал на том, чтобы я остался со своей дивизией и дал спастись другим формированиям. Если вермахт считает, что располагает опытными генералами и офицерами Генерального штаба, не буду спорить. Но в этой неразберихе виноваты Пухлер и Модель. Они любители, а не профессионалы».

Поскольку войны ведутся людьми, а люди склонны совершать ошибки, ни один стратег не может гарантировать точности своих предсказаний. Судьба или, если хотите, человеческий фактор вполне может расстроить лучшие расчеты самых ученых стратегов. 7 марта судьба приложила руку к борьбе Германии. Маленький танковый авангард 9-й американской танковой дивизии вышел на гребень холма, господствовавшего над Ремагеном, и в изумлении замер, увидев внизу неповрежденный железнодорожный мост Людендорфа через Рейн. С решимостью и отвагой людей, которые сами пишут историю, взвод американцев ворвался в город и пробился к мосту. В этот момент два взорвавшихся заряда сотрясли восточный пролет моста, но железнодорожные пути чудом уцелели. Американские пехотинцы устремились на мост, а саперы быстро перерезали все провода, попавшиеся им на пути. В четыре часа дня 1-я американская армия форсировала Рейн!

В истории немецких солдат, которым поручили уничтожить железнодорожный мост Людендорфа, перемешались некомпетентность, хаос и растерянность, присущие большинству военных операций немцев в последние месяцы войны. Взорвать мост до прихода американцев должен был особый саперный полк, но, как и в случае с генералом Шлеммом в Рейхсвальде, нельзя было взрывать мост слишком рано, чтобы не отрезать последнюю дорогу отступающим немецким частям. В Кельне мост, подготовленный к разрушению, сдетонировал на падавшие по соседству авиабомбы и взорвался слишком рано. В результате крупное немецкое формирование оказалось в капкане на западном берегу реки и попало в плен. После этого был отдан приказ: не закладывать взрывчатку в мосты до последнего момента.

7 марта командир саперов, отвечавший за взрыв моста, отсутствовал и его заменял майор Шеллер. Когда, наконец, решили, что мост пора готовить к взрыву, вдруг обнаружилось, что под рукой нет подходящих зарядов. Предприняли отчаянные попытки усилить имеющиеся заряды, но взрыв оказался слишком слабым.

Даже услышав пулеметные очереди в Ремагене, Шеллер подумал, что взрывать мост еще не время. Хотя здесь предвидели появление американской пехоты, но танков не ждали: все подходы к мосту были заминированы и заблокированы. Когда на противоположном берегу появились изрыгающие огонь «шерманы», ситуация уже вышла из-под контроля. Снаряды перерезали провода, ведущие к подрывным зарядам, и пригвоздили к земле немецких саперов. Заряды, взорвавшиеся в последнюю минуту, не смогли серьезно повредить мост, и ошеломленные немцы беспомощно смотрели, как через Рейн мчатся американские танки.

Когда новости о захвате моста Людендорфа дошли до верховного главнокомандующего союзников, он, не колеблясь, решил развить успех. «Мы не планировали вести главное наступление на восток через мост в Ремагене, – говорится в докладе генерала Эйзенхауэра, – но я решил немедленно изменить план, чтобы не упустить счастливый случай... Когда генерал Брэдли позвонил мне с докладом, я приказал ему перебросить на противоположный берег не менее пяти дивизий».

Немцы отреагировали гораздо медленнее. В этом секторе на восточном берегу они располагали лишь несколькими местными зенитными частями и саперным полком численностью около тысячи человек. Ни одна из этих частей не имела ни боевой техники, ни противотанкового оружия для эффективной контратаки. Пехотные дивизии регулярной армии, в течение трех дней отходившие через мост, отправились в леса восточнее Ремагена на реорганизацию и пополнение. Связь на правом берегу Рейна была очень плохой, и новости о прорыве американцев не сразу достигли высшего начальства. В результате 7-го и в светлое время 8 марта сопротивление американцам пытались оказать разные группы, которые наскребли из вышедших из окружения войск. Только в сумерках 8 марта, почти через тридцать два часа после форсирования Рейна, американцы обнаружили 11-ю танковую дивизию, отступившую через Рейн близ Кельна и теперь спешившую на юг. Но, как уже часто случалось, было слишком поздно.

Победить в гонке к Ремагену у немцев не было ни одного шанса. Союзники неумолимо наращивали силы, и даже крушение моста Людендорфа 17 марта не повлияло на скорость их наступления. Немцы, как вошло у них в вынужденную привычку, бросали войска в бой частями. Хотя за десять дней на расширение плацдарма они бросили части почти десяти дивизий, включая три танковые, людей и вооружения хватило лишь на легкое раздражение решительно настроенных американцев. Затем в бесплодной попытке остановить наступление союзников немцы ослабили свою оборону вдоль Рейна севернее и южнее Ремагена, что привело к катастрофическому результату в решающей битве за Рейн. «Это расстроило все наши планы по длительной обороне Рейна, – заявил Геринг. – Оборона Рейна между Майнцем и Мангемом ослабла из-за того, что резервы были брошены к плацдарму в Ремагене. Это был страшный удар для Гитлера».

Вскоре ситуация стала еще хуже. 15 марта союзники начали третью фазу плана по очищению от противника левого берега Рейна. Как и в предыдущем случае, маневр координированно осуществлялся 3-й американской армией, наступавшей на юг с Мозельских плацдармов, и 7-й американской армией, продвигавшейся на север из Саара между Саарбрюккеном и Хагенау. На пути американцев широкой дугой между реками Мозель и Саар стояли 7-я и 1-я немецкие армии. Они состояли из двадцати шести дивизий: две из них танковые, а остальные главным образом недавно сформированные фольксгренадерские. Укрывшись в бункерах линии Зигфрида, эти формирования надеялись выполнить приказ Гитлера: удержать левый берег Рейна. Однако в этом самом коротком и катастрофическом для немцев сражении на западе огромное количество немецких солдат попало в плен, словно только и дожидалось этого момента. Немцы полагали, что 3-я американская армия продолжит форсирование Рейна в Ремагене, и ждали атаки с ремагенского плацдарма, поэтому прорыв танков Паттона с севера застал 7-ю армию врасплох. Встретившись с изолированными очагами сопротивления, колонны союзников, словно масло, разрезали необученные, ошеломленные фольксгренадерские дивизии, и к 25 марта, через десять дней после начала операции, весь западный берег Рейна был очищен от немецких войск. Положение немцев еще больше осложнилось тем, что войска генерала Паттона форсировали Рейн и южнее Майнца.

Сопротивление немцев ослабевало с каждой следующей фазой битвы за Рейн. 1-я парашютно-десантная армия севернее Рура сражалась упорно, но отступала, несмотря на все призывы Гитлера; правда, вполне упорядоченно. Между Руром и Мозелем сопротивление было менее ожесточенным, но при отступлении через реку сохранялось некоторое подобие порядка. Зато между Мозелем и Сааром царил хаос. Менее чем за две недели союзники взяли в плен около 120 тысяч немцев и захватили более 4 тысяч квадратных миль немецкой территории. Из двадцати шести немецких дивизий тринадцать сдались в плен почти полным составом, не сделав даже слабой попытки к сопротивлению. Учитывая вышеизложенное, стенания Геринга удивления не вызывают:

«Мы поверить не могли, что вы проникли через эти укрепления. Прорыв к мосту в Ремагене и его захват нанесли Германии страшный удар».

Март еще не закончился, а в распоряжении фон Рундштедта для грядущей битвы за Рейн оставалось почти на полмиллиона солдат меньше, чем в начале февраля. Большей части его солдат жизнь военнопленного показалась гораздо привлекательнее смерти фанатика, сражающегося за безнадежное дело: почти 350 тысяч немцев подняли руки на полях боев к западу от Рейна. Общее число немецких потерь со дня союзного десанта в Нормандии возросло до ошеломляющей цифры в два миллиона человек.

Решение рискнуть этими войсками не на том берегу Рейна Гитлер принимал единолично. Полевые командиры предупреждали его о возможных последствиях, но он прислушивался только к своей интуиции. «Фельдмаршал Модель не один раз просил фюрера отменить приказ об удержании линии Зигфрида любой ценой и каждый раз получал отказ, – сказал начальник разведотдела Моделя. – Тогда Модель предложил послать для обороны Рейна хотя бы двадцать дивизий, поручив им также роль сборных пунктов на случай отступления, но и это предложение было отвергнуто. В тот период казалось, будто в ставке Гитлера не знают, что делать, и полностью потеряли контроль над ситуацией».

Модель был не единственным генералом, чьи рекомендации постоянно отвергались. Фон Рундштедту до смерти надоела роль ретранслятора невразумительных распоряжений фюрера; он быстро превращался в номинальную фигуру, чья работа заключалась лишь в том, чтобы напоминать немецкому народу о прежнем блеске вермахта. Поскольку все стратегические и тактические решения принимал фюрер, а детали разрабатывались новым начальником штаба фон Рундштедта компетентным генерал-лейтенантом Зигфридом Вестфалем, старику практически нечего было делать. Ему все уже опротивело, и он страшно устал. Если кто-то еще и собирался спасать Третий рейх, то уж точно не фон Рундштедт. В середине марта фельдмаршала в третий раз отстранили от командования. На его место пришел фельдмаршал Альберт Кессельринг, бывший главнокомандующий на юго-западе. С достоинством, но не совсем твердой походкой сойдя с исторической сцены, фон Рундштедт мог найти некоторое утешение в том, что, хотя ему не удалось остановить союзников на западе, он командовал войсками успешнее, чем все остальные. А возможно, он радовался, что в возрасте семидесяти лет наконец удалился от военных дел.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.