Глава 9. Куда исчезли древляне?

Глава 9. Куда исчезли древляне?

Стало уже общим местом в русской литературе исторического содержания «доказывать» непринадлежность варягов к викингам. Весь сыр-бор длится давно. Настолько долго, что уже и непонятно, кому все это надо. Если даже правы норманисты (кстати, норманн — это буквально «человек севера», а учитывая северное происхождение русов, и здесь в принципе ничего нет обидного). Обидно, досадно, что в школьных учебниках нашего времени отсутствовало понятие «варяги-русь», а ведь в «Повести временных лет» этот текст присутствует! В угоду норманистам именно он и был купирован. Конечно, не все должно попасть в Хрестоматию, иначе никаких объемов не хватит. Но, как всегда, выпало главное.

Ну, да ладно. Не стану и я ничего доказывать, потому что мудрые, стройные, лучше не придумаешь, доказательства приводятся, к примеру, А. Абрашкиным. Мы же примем его выводы за аксиому и поговорим о другом.

Итак, на юге Балтики, на Восточном берегу Балтийского (Варяжского) моря расселились русы, ваны, руги, роги (Норвегия) — суть один и тот же народ. Варяги — это, как бы помягче сказать, профессиональные воины, бойцы. Наемники, если хотите. Они-то, русские варяги, и не пускали викингов на восток. То есть осуществляли защиту русских племен севера и Балтики от вторжения германизировано-кельтизированных викингов (бывших асов), на которых мы уже, как говорится, насмотрелись в лице готов. Немецкий принцип завоевания, исповедовавшийся викингами, не давал возможности иметь с ними дела — это еще один пример того, что не могла Северная Русь в лице Новгорода пригласить княжить тех норманнов, которых никак нельзя было приглашать. Поэтому, конечно, пригласили своих, варягов.

Но ведь там же сказано, — припомнит оппонент, — что прежде варягов изгнали с Руси!

Да, летопись говорит и о том, что прежде варяги были изгнаны с Руси. И ушли! Отчего ж так мирно ушли морские разбойники? Да оттого, что — свои!

Блестяще доказывают и А. Абрашкин, и В. Демин русскую принадлежность Рюрика. Поэтому тему эту также не тронем. Ну, посудите сами: Синеус, брат Рюрика — и норвежец???

Мы отправимся сейчас в другое время, попозже, когда, как написано в летописи, княгиня Ольга уничтожила древлян.

Случай с княгиней Киевской Ольгой — исторический пример массового убийства из мести. В отличие от женщин-убийц, охватываемых патологическими (или, наоборот, благородными) чувствами мести к обидчикам, княгиня Ольга мстила не столько за мужа своего Игоря, сколько из государственных соображений, и месть ее была, конечно, не только ужасна, но и красива. Настолько красива, что вызывает недоверие вся эта история, очень похожая на глубоко продуманный миф. Но посмотрим на эту историю с позиций нашего времени и знаний, почерпнутых за последние полтора или два десятилетия.

Когда-то люди Рюрика Аскольд и Дир отправились из Новгорода на юг — этот поход был, скорее всего, настоятельно необходим ради безопасности Руси. По пути они взяли Смоленск, принадлежавший, видимо, хазарам.

Но Аскольд и Дир так и осели в Киеве-граде, вместе со своими дружинами. Приказали города рубить, наложили дань на полян и древлян, ходили в Византию в поход за большой добычей и пришли с добычей… Время от времени предпринимали малые походы, а Киев рос и хорошел, прибавляясь в населении и богатстве.

Не дождался Рюрик своих людей. Слышал, что основали они южнорусское государство… Но скончался Рюрик в 879 году, оставив сына — малолетнего Игоря Рюриковича.

Исполняя волю князя, родственник Рюрика Олег, захватив с собою Игоря, прибыл на ладьях ко Киеву. Основные силы оставил подальше от глаз выше по течению Днепра, к городу же подошел всего на нескольких ладьях, да и те небольшие. Причалил выше города и послал сказать вождям Киевским, что прибыли купцы варяжские, хотят видеть Аскольда и Дира.

Пришли на берег Аскольд и Дир с малою дружиною: давно не видели земляков, собирались, видно, лично проводить их в палаты и попотчевать… Но из ладей выскочили воины Олеговы и окружили Киевских правителей.

— Вы не князья и не княжеского рода, — сказал им Олег. — Вот князь, сын Рюрика! — и указал им на малолетнего Игоря.

По знаку Олега воины бросились на киевлян и убили всех. Здесь же и похоронили — на горе по высокому западному берегу Днепра. Аскольдова гора (Аскольдова могила) до сих пор значится на карте Киева.

Знатный воин, Олег исполнял приказ умершего Рюрика. Скорее всего, русский князь послал Аскольда и Дира завоевать для него Днепровское побережье, чтоб весь путь из варяг в греки принадлежал Новгороду, да возомнили дружинники Аскольд и Дир, что могут иметь государство не хуже Рюрикова…

Не думал Олег, что можно взять Киев простой хитростью. Прежде чем идти в поход, собрал он войско не только из новгородцев: привлек ильменских славян и финнов, и кривичей, — тогда и двинулся на юг. И Олегу понравился город Киев! Решил он сделать его столицей государства русского вместо Новгорода. Тем более что киевляне подчинились безоговорочно и приняли Олега с Игорем беспрекословно, и место на Днепре было выгоднее, чем на Волхове, и земля богаче.

Ходил и Олег на Византию. С богатой данью, возвратился. Однако через шесть лет скончался, приняв смерть от коня: эта легенда очень известна, ее интерпретацию можно прочесть у Пушкина и у поэта-барда Высоцкого (XX в.).

А прежде, чем предпринять сей ответственный поход на греков, изрядно укрепил Олег Киевское государство и сам город — мать городов русских, как стали говорить о Киеве с его слов. Покорил он все славянские племена в округе, назначив им умеренную дань. Древляне, северяне, радимичи стали платить ему меньше, чем платили до того хазарам. Но умер князь внезапно — в точности по предсказанию волхва…

Наконец, в свои сорок лет получил Игорь княжество, принадлежавшее ему по праву изначально. До этого, видно, находился в сильной зависимости от родственника Олега — не мог истребовать у него Рюриковой власти…

На Руси имя Игорь, скорее всего, несчастливо: Игорь Северский, о котором в «Слове о полку Игоря» сказано, тоже был малоудачлив. Игорю же Рюриковичу не везло крупно. Вероятно, это происходило от неуверенности его и от неуважения к нему дружины. А может, дело и не в том, что он до сорока лет был руководим Олегом…

Пошел Игорь в поход на Каспий. С хазарами договорился исполу — за половину своей будущей добычи! Кто ж так договаривается?.. Награбил много, «почистил» Каспийские берега. Возвращаясь, в Итиле (столице каганата), по договору, оставил половину. А вторую половину хазары так взяли. Еле Игорь ноги оттуда унес, а войско потерял целиком. Три дня бились с каганатом, положили почти всех воинов. Тех же, кто, все бросив, спасся вверх по Итилю (Волге), в среднем течении добили булгары. Домой вернулись единицы и несолоно хлебавши.

Пошел Игорь в поход на Византию. Собрал огромную рать! Но пошел обычным путем, каким хаживали Аскольд и Дир, каким хаживал вещий Олег. А той проторенной дорогой уже бессмысленно было ходить: греки основательно подготовились. Встретили Игоревы суда в удобном для себя месте, забросали так называемым греческим огнем, от которого не только все суда Игоря погорели, но и вода горела вокруг! Со страху многие попрыгали в воду и утонули (в тяжелых русских кольчугах).

Игорю первому пришлось отбиваться и от печенегов…

Потеряв множество войска, позвал Игорь варягов, чтобы они грамотно проучили греков. По пути пришлось подкупить будущими богатствами, какие возьмут в Византии, печенегов, сидевших на Днепровских порогах… Правда, достало Игорю ума взять с печенегов заложников, чтобы те зла не учинили.

Прослышали греки, что теперь опытные воины на битву идут — варяги да печенеги, а полководцы у них не чета Игорю! Решили византийцы откупиться данью. Выслали вперед делегацию с предложением для россов — заплатить столько, сколько Олегу давали, прибившему щит на воротах Царьграда. Посовещались воины, решили взять дань и не ходить на грабеж. Взяли богатой данью, только больше половины из нее Игорю не досталось: забрали северяне да печенеги свою долю.

А с греками учинили договор и обменялись подарками и послами. Те поклялись русским купцам льготы дать и не чинить препятствий к торговле. То же Игорь пообещал грекам. Молились Перуну на горе Днепровской и Христианскому Богу в церкви св. Илии в Киеве, что уже тогда в сем городе была. Часть дружины Игоревой тоже были крещеные христиане. Христианами были и многие новгородцы еще в восьмом веке.

Пристала к Игорю дружина его: пойдем да пойдем на полюдие! (Полюдие — сбор дани с данников.) Свенельд-болярин со своими людьми по дань ходит, разжились отроки Свенельдовы оружием и платьем, а мы нищи да наги. Пойдем, князь, за данью сами!

Короче, уговорили Игоря пойти к древлянам за данью. Ну, пошли, собрали. Насилие чинили. Собрали — уже в Киев возвращались, когда старику Игорю еще захотелось дани взять. Прихватил малую дружину, а большую с данью отпустил. Вернулся и стал требовать еще.

Возврат за данью, если князь не полный маразматик, надо было осуществлять всею дружиной, или не ходить более вовсе. Учитывая, что первые мытари применяли насилие…

Собрались древляне на вече с князем своим, коего Малом звали. «Повадится волк в стадо ходить, так и погубит, пока всех овец не перережет. Так же Игорь: не успокоится, пока его не убьем».

Решили. Перебили малую дружину Игоря, а самого князя — разорвали двумя осинами: согнули осины, привязали Игоря за ноги одну к одной, вторую к другой, да и отпустили деревья!.. Про осины в летописи не сказано: про осины устная молва донесла.

Думается, со смертью Игоря не все просто. Из дальнейших событий, в которых действует умница Ольга, явствует, что убийство, скорее всего, было ритуальным. И она это поняла!

Известно еще с древнего Египта, что фараона, процарствовавшего свыше тридцати лет, прежде (в начале истории государства) убивали, а на его место сажали нового. Не сродни ли смерть Игоря, бывшего уже очень старым и княжившего тоже тридцать лет, этому египетскому обычаю? Правда, египтяне перешли на несколько иной принцип: старый фараон обязан был пройти обряд очищения (омоложения), и тогда мог царствовать хоть еще тридцать лет…

Если верить летописи (а не верить ей нет никаких оснований), Игорь будто бы сам шел в руки своих убийц. И князь Мал, к коему шел, был князь неженатый! Опять же из Древнего Египта известно: фараоном становился тот, кто женился на царице или царевне, ибо по мужской линии власть не передавалась, а если передавалась, то тоже при некоторых специфических условиях.

Судя по наиву, с каким древляне осуществляли убийство владыки, можно предположить, что они не верили в месть за князя-старика со стороны киевлян. Значит, находились на какой-то иной ступени развития общества, где подобные вещи (убийство вождя) считались нормальными. Иначе тогда пришлось бы посчитать, что князь древлян Мал был тоже молодец слабоумный. Вероятно, молодая и красивая Ольга пришлась ему по душе, если древляне пошли на все это безумство… Или нам летописец недоговаривает чего-то очень важного.

А может, договаривает?..

Посмотрим дальше. Именно теперь и посмотрим.

Расправившись с Игорем, древляне выбрали двадцать лучших мужей и… отправили их сватать Ольгу!

Приняла их Ольга. Сказала:

— Люба мне ваша речь; мужа моего мне не воскресить. Хочу вам завтра оказать почесть пред людьми моими; идите теперь в ладьи ваши; завтра я пришлю за вами людей, а вы скажите им: не хотим ни верхом ехать, ни пешими идти, несите нас в лодках; вас и понесут.

Так и сделали древляне (это двадцать-то лучших мужей!). И что же?

Принесли их в лодках на княжеский двор, а там готовы ямы! Сбросили в ямы вместе с ладьями лучших мужей.

— Хороша ли вам честь? — спросила их Ольга.

Ну, так похоже на ритуал!

— Честь эта нам хуже Игоревой смерти!

А этот ответ разве не похож?..

Мал перед женитьбой на царице приносит человеческие жертвы. И они знают о том, что им погибнуть! Иначе по иронии, с какой вдова принимает их в первую же секунду, они давно бы все поняли!

Двадцать лучших мужей закопали живьем.

Гроб — тот же ковчег, та же стилизованная ладья. Тутанхамон был похоронен в ковчеге! Кто-то из хазар также хоронил умерших в лодках. Пускали вниз по течению.

Ольга тем временем посылает к Малу своих людей со словами: «Если вы вправду просите меня, то пришлите за мною лучших людей ваших, чтобы с великой честью я пришла к вам, — иначе не пустят меня киевляне». А это что значит?..

Тебе, Мал, с суконным рылом в калашный ряд не пролезть. Если хочешь великим вождем стать, то и жертвы приноси соответствующие. Двадцать лучших — мало!

Как видно, Ольга и Мал — вполне поняли друг друга. Первую партию она похоронила по-египетски, в ковчегах.

И Мал (такой дурень!), вместо того чтобы спросить: а где это мои люди, которых я тебя сватать посылал? — шлет новых лучших людей, не. спрашивая про старых.

Их Ольга сжигает в бане, прежде дав помыться: ритуал! Вторые похороны состоялись по-зороастрийски — преданием огню. Опять древний обычай!

И опять посылает своих людей к Малу: «Я уже иду к вам. Приготовьте побольше меду, ибо хочу сотворить на могиле моего мужа тризну (поминки)».

Какого мужа? Игоря уже нет, — стало быть, речь идет уже о новом муже — сотворено два массовых жертвоприношения! На какой могиле и которого мужа собирается Ольга править тризну?..

Княгиня увлеклась. Она собиралась мстить с самого начала. Но издеваться начала — только что. Прежде был ритуал, совпадающий с ее намерениями, теперь — игра слов. И Мал не догадывается, что ритуалы закончились: Ольга собирается на могиле — на его, Мала, могиле править по нем тризну! Ибо все ритуалы по Игорю уже давно должны быть совершены — иначе не было бы переговоров о новой свадьбе!

Веря в то, что за игрой слов Мал не распознает истины, Ольга приходит к древлянам, как и Игорь, с малой дружиной. Обряд продолжается. Иначе бы древляне заподозрили в этом ее поступке месть и насторожились.

Ольга плачет на могиле… Игоря. Велит насыпать огромный холм! А это уже курган — скифский порядок захоронения. Кроме почестей убиенному Игорю, который, наверное, достоин по своему происхождению такого кургана, она так — еще до смерти Мала — насыпает курган-то в его честь! И делают это, скорее всего, древляне: ведь у Ольги — малая дружина… Правильно. Своего свои и хоронить должны. Это в честь Мала древляне трудятся, воздвигая холм.

И садятся пить.

— А где мои послы? — спрашивает Мал. («Ты их похоронила — не передумала, мол?»).

— Идут с дружиною мужа моего. («Они теперь там же, где Игорь и его дружина». Или, что более вероятно, поскольку изощренно: «Они теперь там же, где скоро будешь ты и твоя дружина».)

Мал все понимает по-своему, то есть в соответствии с ритуалом, который последовательно осуществляет. Я тебе дал две жертвы, теперь ты пришла ко мне, и скоро свадьба. А тризна сия — заодно «помолвка».

Так и упились все древляне до единого. Здесь же, при кургане, их всех до единого и вырезали…

А вот далее в летописи следует история о том, как Ольга наказала всех древлян. Так ли оно было на самом деле или не так, но очень уж это все напоминает библейскую притчу. Впрочем, древляне с той поры из истории вычеркнуты: нет больше такого народа.

Через год, собрав огромное войско, Ольга пришла под Искоростень, столицу древлян. Маленький Святослав, сын Игоря, был при ней: мальцу пора было преподать урок военного дела!

Святослав сидел на коне и держал в руке настоящее, но, конечно, изготовленное под его возраст, копье. Его-то он и метнул первый, когда две рати сошлись в поле.

— Князь уже начал! — вскричали Асмуд и Свенельд, Ольгины воеводы. — Дружина, вперед, за князем!

Древляне были разбиты в пух и прах. Побитые бежали и укрылись за стенами. Историки считают, за стенами городов. Хотя в летописи речь идет об одном Искоростене. И притча дальше — об одном городе.

— Чего вы не сдаетесь? — спрашивает их Ольга. — Все города ваши давно сдались и платят мне дань, спокойно возделывая нивы свои, а вы хотите досидеться до голодной смерти? — Она осаждала столицу все лето.

— Рады бы сдаться, — отвечали древляне. — Так ведь мстить за Игоря хочешь.

Дошло наконец!

— Не хочу. Мстила достаточно. А хочу малой дани. — Игра слов: она им откровенно говорит, что с ними будет то же, что с Малом. — Всего-то по три голубя да по три воробья со двора. Большего мне не надо.

О чем речь! Поймали птиц и дали Ольге — с каждого двора по три голубя и по три воробья. Дешево!

Она приказала воинам, и те привязали каждой птице на ногу по труту. А когда смерклось, велела поджечь труты и выпустить птиц. Естественно, все птицы ринулись домой! — именно туда, откуда их добыли древляне (из-под стрех).

Город занялся одновременно со всех концов. Горело все, и спастись было негде! А тех, кто спасся и выскочил из огненного ада, ждала смерть от киевлян. Или неволя. Или непомерная дань.

В истории этой не вяжется с жизнью одно: вряд ли птица, на ноге которой горящий трут, пустится лететь домой. Скорее всего, обезумев, она помчится прочь.

Но есть и вариант. Например, птиц выпустили без того, чтобы поджигать просмоленную и пропитанную серой тряпку. Птица, уже сидя «дома», в гнезде, обязательно захочет избавиться от помехи и начнет теребить клювом воспламеняющийся материал. Тогда-то он и должен загореться.

Если так, то все совпадает.

России с самого начала повезло на женщин, которые правят: Ольга, Елизавета, Екатерина… Бедный Игорь. Счастливчик Святослав! Глупец Мал: имеющая несовершеннолетнего ребенка, да еще мальчика, будущего князя, княгиня-мать никогда и ни за что не вышла бы за него. Это не в русских правилах.

Ольга — первая киевская княгиня-христианка. И в этом случае, кстати сказать, она обвела вокруг пальца сгоравшего от любви византийского императора: уговорила его сделаться крестным ее отцом. Но это уже совсем другая история.

Напомним, Ольга, использовав три ритуальных обряда похорон, косвенно доказывает все то, о чем говорят в своих работах и А. Абрашкин, и В. Демин, и Л. Наровчагская. Ольга свободно владеет всеми древними ритуалами, доказывая тем самым, что никакая она не норвежка, а самая, что ни на есть, русская княгиня, только из варягов. А еще — умеет брать крепости. И еще. В этой притче об Ольге летописец зашифровал и древнюю историю русских, и древнюю его географию. Это мое мнение, с которым вы можете не согласиться, но оно вытекает из внимательного прочтения того, что вот уже много веков доступно нам для чтения, а к тому же является первым русским летописным памятником — «Повесть временных лет».

Но — вопрос: действительно ли Ольга истребила под корень древлян? На самом ли деле исчез этот интересный и наивный (судя по летописной истории) народ?

Ответа не было до последнего времени. И вот ответ возник. Он появился в работе Алеся Кожедуба «Река воды живой. История белорусского этноса» (Волки на Мугуне. М., «Советский писатель», 2000 г.).

«Начала», «Жива и Род», «Русь и Литва», «Язык и этнос», «Белая и Черная» — я перечисляю подряд главы этого научного исследования — и, естественно (как же в научном без оного), «Заключение», которое опять же пронизано болью за народ — не только белорусский или славянский, но и за любой другой: «всеобщее снижение духовного уровня наций», — а также лирикой именно кожедубовской — «…река воды живой моего народа».

Алесь очень тонко и подробно говорит о неком едином внешнем облике белорусов. Я с ним согласен и тоже частенько могу отличить белоруса от украинца. Именно на взгляд, не слыша речи. Но все реже случается отличить…

Итак. Впервые в столь полной форме представлено исследование практически всех древних рукописей (или, скажем, процитировано по Татищеву, ибо многое утеряно), касающихся истории белорусского народа. Определено свое — но и мое тоже — отношение (и не только по белорусской истории) к великому, но предвзятому Карамзину, например. В очередной раз восстановлена купюра из «Повести временных лет» о варягах: «варягов из племени русь».

Кожедуб нашел «русь» даже в моей Мордовии (правда, в XIII веке). Главным же его подвигом следует, видимо, считать то, что он проследил движение дреговичей, основного предка нации белорусов. Здесь придется снять перед автором шляпу: он сильно поколебал самого Михайлу Васильевича, считавшего, что Новгород (Славенск) трижды восстанавливали из руин болгарские славяне. Да нет, было кому восстанавливать его и поближе. Тем более что, скорее всего, они же, дреговичи, и заложили Новогрудок, о котором много и глубоко рассказывается в эссе.

Сквозь запутанную историю самого имени Белая Русь Кожедуб тоже с честью пробирается. При этом читателю становится совершенно ясно, что, откуда бы ни пошло имя Белая — то ли от Бела, то ли от Запада (или Востока), то ли от светлых волос, то ли от белой одежды или одной только шапки великого князя, — автор убедительно показывает, что имя это на протяжении столетий кочевало и когда-то «сидело» даже «на Москве». А вот укоренилось — за его народом. Но это вовсе не значит, что народа такого прежде не было. Вот эти-то доказательства присутствия белорусского языка одновременно с древнерусским — очень важно — и приводятся в цитатах из многих и многих рукописей и документов. И помогли Кожедубу в этом отношения Руси с Литвой, о которых еще Пушкин знал чуть ли не досконально.

В эссе не только прослежен географический путь Черной, Белой и Красной Руси, но показана и научная несостоятельность тех или иных суждений Льва Гумилева, особенно о «спасительности» монголо-татарского нашествия: наоборот, Новогрудок (Русь-Литва) сохранил государственность, приютил и сплотил сбежавших, объединил и установил почти на прежнем месте бывшую Киевскую Русь — при временной слабости Владимирско-Суздальско-Московской. Вот здесь-то и впрямь были князья-литовцы. Но ведь это тоже не варяги норманистов, это почти славяне! (Пушкин о Литве.) Латынь, литва, русь. Все, что ближе всего санскриту.

Исследован сонм древнерусских богов и найдены «папа с мамой» — Род и Жива. «Живородно» — вроде бы интересно, хорошо, правильно. При всей множественности и сложности славянского пантеона богов их «семейные сложности» не дошли до нас, и потому судить практически не по чему. Не по графоманскому же, хоть и подражательному, «переводу» «Русских вед» некоего Буса Кресеня! Есть еще и такой перевод; кстати, очень любопытный: «Потом славяне пошли на Юг. Вместе с ними шли мамонты. Они поскальзывались на льду, падали. Славяне, не в силах их поднять, шли дальше одни…».

В своем эссе Алесь Кожедуб проделывает и еще одну вещь, о которой даже предупреждает, но она отчего-то остается в тени, затмеваемая лиричностью, неожиданностью цитат. Я говорю о том, что ведь он фактически дописал к «Повести временных лет» Начало. В «Повести…» славяне берутся как данность средних веков. Он же пишет историю с самого нуля. Впрочем, «нуль», конечно, весьма условный: даже честный Геродот путается в «странах полнощных». Но Кожедуб пишет, оставив наконец в покое Трою! И правда: куда интересней на эту тему исследования этрусских надписей…

«Дреговичи были тут всегда», — говорит Алесь Кожедуб. Но и всех остальных, столь же древних, обитателей этих мест не забывает. Хотя, если вдуматься, не гениально ли начало «Повести временных лет», если и она считает, что славяне «были здесь как данность»! «Повесть» не доказывает, а Кожедуб доказал, что так оно и есть.

История русского народа (и белорусского, естественно) древнее, чем может придумать любой историк.

Но обратимся же к тексту и покажем все важное, что можно почерпнуть из работы А. Кожедуба, вкратце.

Начнем, как водится, с «Повести временных лет». Славяне жили по Дунаю, — пишет она. «По размешеньи же столпа и по разделеньи языкъ прияша сынове Симови въсточныя страны, а Хамови сынове полуденьныя страны. Афетови же прияша западъ и полунощный страны. От сихъ же 70 и 2 языку бысть языкъ словенескъ, от племени Афетова, нарци, еже суть словене.

По мнозехъ же времянех сели суть словени по Дунаеви, где есть ныне Угорьска земля и Болгарьска. От техъ словенъ разидошася по земле и прозвашася имены своими, где седше на которомъ месте. Яко пришедше седоша на реце имянемъ Марава, и прозвашася морава, а друзии чеси нарекошася. А се ти же словени: хровате белии и серебь и хорутане. Волхомъ бо нашедшемъ на словени на дунайския, и седшемъ в них и насилящемъ имъ, словене же ови пришедшие седоша на Висле, и прозвашася ляхове, а от техъ ляховъ прозвашася поляне, ляхове друзии лутичи, ини мазовшане, ини поморяне.

Тако же и ти словене пришедше и седоша по Днепру и нарекошася поляне, а друзии древляне, зане седоша в лесех, а друзии седоша межю Припетью и Двиною и нарекошася дреговичи; инии седоша на Двине и нарекошася полочане, речьки ради, яже втечеть въ Двину, имянемъ Полота, от сея прозвашася полочане. Словени же седоша около езера Илмеря, и прозвашася своимъ имянемъ, и сделаша градъ и нарекоша и Новъгородъ. А друзи седоша по Десне, и по Семи, по Суле, и нарекошася северъ. И так разидеся словеньский языкъ, темже и грамота прозвася словеньская».

Готский историк Иордан, которого А. Кожедуб также упоминает, в 551 г. в «Гетике» пишет, что «склавины живут от города Новистуна и озера, которое именуется Мурсионским, до Данаст-Я ра, а на севере до Вислы. Место городов занимают у них болота и s леса… Анты же, храбрейшие из них, живя на изгибе Понта, простираются от Данастра до Данапра».

Псевдо-Маврикий, «Стратегикон»: «Племена славян и антов… многочисленны, выносливы, легко переносят жар, холод, дождь, наготу, недостаток в пище. Находящихся у них в плену не держат в рабстве, как прочие племена, в течение неограниченного времени, но, ограничивая срок рабства определенным временем, предлагают им на выбор: желают ли они за известный выкуп возвратиться восвояси или остаться там на положении свободных и друзей.

У них большое количество разнообразного скота и плодов земных, лежащих в кучах, в особенности проса и пшеницы. Скромность их женщин превышает всякую человеческую природу, так что большинство их считают смерть своего мужа своей смертью и добровольно удушают себя, не считая пребывание во вдовстве за жизнь.

Они селятся в лесах, у неудобопроходимых рек, болот и озер; устраивают в своих жилищах много выходов…».

Сириец Иоанн Эфесский пишет: «В третий год после смерти императора Юстина, в царствование императора Тиверия II вышел проклятый народ славян и прошел всю Элладу, области Фессалоники и всю Фракию. Они захватили много городов и крепостей, опустошили, сожгли, полонили и подчинили себе область и поселились в ней свободно, без страха, как в своей собственной. Так было в течение лет четырех, пока император был занят войной с персами и все свои войска посылал на восток. Поэтому они, расположившись на этой земле, поселились на ней и широко раскинулись, пока бог им попускал. Они уничтожали, жгли и брали в полон до самой внешней стены и захватили много тысяч царских табунов и всяких других. И до сего времени (584 г. н. э.) они расположились и живут спокойно в ромейских областях без забот и страха. Они берут в плен, убивают, сжигают, они разбогатели, имеют золото и серебро, табуны коней и много оружия и обучены воевать более, чем ромеи».

Но академик Б. Рыбаков оспаривает теорию о «дунайской прародине». Во-первых, и «Повесть временных лет» подвергалась переписыванию и редактированию, во-вторых, сам автор (Нестор) не назвал ни одного дунайского славянского племени. Б. Рыбаков пишет в книге «Язычество древних славян», что до середины первого тысячелетия новой эры славяне не переходили через большую цепь европейских гор — Судеты, Татры, Бескиды и Карпаты: «Прародина славян в бронзовом веке рисуется в следующем виде: западная граница ее доходила до Одера и Варты, т. е. до Брандебурга-Бранибора, который этимологизируется как «оборонный, пограничный бор». Северная граница шла от Варты на излучину Вислы и далее почти прямо на восток, оставляя к югу (внутри прародины) весь Западный Буг и Припять. Припять могла быть важным магистральным путем с запада на восток к Днепру. Северо-восточные рубежи прародины захватывали устья таких рек, как Березина, Сож, Сейм; нижнее течение Десны оказывалось внутри прародины. Вниз по Днепру граница доходила до Роси, а иногда до Тясмина (древней Тисмени). Южная группа шла от Днепра к Карпатам, пересекая в верхнем течении Южный Буг, Днестр и Прут. Далее граница скользит по северному склону Карпат и идет к верховьям Вислы и Одера».

Дошли до Нестора и трагические воспоминания об обрах-аварах, которые «примучивали» славян. «Въ си же времяна быша и обри, иже ходиша на Ираклия царя и мало его не яша. Си же обри воеваху на словенех, и примучиша дулебы, сущая словены, и насилье творяху женамъ дулебьскимъ, аще поехати будяше обърину, не дадяше въпрячи коня ни вола, но веляше въпрячи 3 ли, 4 ли, 5 ли женъ в телегу и повести обърена, и тако мучаху дулебы. Быша бо объре теломь велиии и умомъ горди, и богъ потреби я, помроша вси, и не остася ни единъ объринъ. И есть притъча в Руси и до сего дне: погибоша аки обре; их же несть племени ни наследъка. По сихъ же придоша печенези, паки идоша угри чернии мимо Киевъ, послеже при Олзе.»

Чтоб оставить этот вопрос, примем утверждение Алеся Кожедуба:

«Можно верить или не верить этим свидетельствам нашей Начальной летописи, однако сейчас уже мало кто сомневается в автохтонности древнерусской культуры. Расселяться славяне, безусловно, расселялись, однако на Висле, на Днепре, на Припяти они всегда были…. Я все же склонен думать, что на Балканы ринулась та часть славянских воинских союзов, которая бродила, как хмельное варево, на самом пограничье империи и страны варваров. Но и этой части было достаточно, чтобы назвать тот поток могучим. Основная же часть славян осталась на своих «дедичных» землях. Нет, она не сидела на одном месте, тоже безостановочно двигалась на запад, на север и на восток, однако это было спокойное движение, мирное, славяне шли как пахари, как охотники, как торговцы-заготовители — одним словом, как добрые люди в гости к таким же добрым людям».

А. Кожедуб спорит с историком В. Ключевским по поводу того, боялся древний русич леса или нет, и приходит к выводу, что опасность славянам всегда грозила из степи, и леса они не боялись. Наоборот! «И хотя говорили наши предки, что в людях люди людняют, а в лесу дичают, однако леса они все же не боялись. Человек не только отвоевывал у леса землю под пашню, но и брал там поташ, смолу-живицу, деготь, выжигал из деревьев уголь для кузниц и рудней, уже не говоря про ягоду, гриб, орех, лечебные коренья и травы. Чудесная папарать-кветка (цветок папоротника), обладание которой давало человеку неисчислимые богатства, тоже пряталась в лесу, в самом его сердце. А зверь, которого хорошо знали наши деды? До семнадцатого века в белорусских лесах жили туры; до восемнадцатого — серо-гнедые с черной полосой вдоль спины лесные кони тарпаны, на них воевала конница Великого княжества Литовского; в девятнадцатом веке был убит последний благородный олень. Когда-то были соболь, медведь-муравьед, росомаха, черный заяц, дрофа… Ну и зубр, с таким трудом спасенный уже в XX столетии. Можно сказать, он восстал из небытия, воскрес, как сожженная птица Феникс.

…Далеко же на востоке, в заитильских степях, уже вызрела огромная, до сих пор еще невиданная грозовая туча, которая вот-вот с грохотом и огнем обрушится на Русь — и запылает земля, заплачет…»

Значительнейшая часть работы писателя и историка посвящена Великому княжеству Литовскому, «которое, по существу, тоже было славянским государством».

Мало кто принимает во внимание, пишет А. Кожедуб, что в период монголо-татарского нашествия усилилось и укрепилось русское государство с центром в Новогородке. Впервые этот город, явно русский, упоминает Ипатьевская летопись под 1228 годом. Этот город до татар был под властью волынско-галицких князей, а с 1246 года стал центром дреговичско-кривичских земель. Именно в это время местная шляхта взяла в князья Миндовга.

* * *

«С юга от татаро-монгольской грозы, с запада от натиска крестоносцев сюда начали стекаться многочисленные беженцы — мастера, воины, земледельцы. Город с хорошо развитым земледелием, с хорошо налаженным производством металлических и стеклянных изделий, с посадами ювелиров, гончаров, кожевенников и косторезов, Новогородок возвысился над соседними городами, тоже богатыми. В числе их летописи подают Слоним, Волковыск, Гродно, Здитов, Зэльву, Свислочь и другие. О невероятной роскоши городской верхушки говорит дом новогородского боярина, раскопанный Ф. Гуревич. Майолика, изразцы, мозаичные фрески, золотые и серебряные украшения, стеклянные кубки с Востока и из Венеции, даже стекло в окнах — а этого почти не было и в Киеве. Без хорошо развитых ремесел и большой торговли ничего подобного появиться не могло. А замок, руины которого впечатляют даже теперь?.. Строительство его началось в XI столетии, а в XIII на Замковой горе стояли уже могучие мурованные башни-вежи из огромных обтесанных камней, которые во множестве лежали на окружающих гору полях. В XIII–XIV веках захватить этот замок никому не удавалось, ни разу. А кто под ним топтался? В 1274 году волынские и татарские войска, в 1314 году магистр Тевтонского ордена Генрих фон Плоцке, в 1391 и 1394 годах магистр Конрад Валленрод. В начале XVI века замок выдержал осады загонов перекопских татар во главе с султаном Бити-Гиреем. И только войска князя Трубецкого во время русско-польской войны 1654–1663 годов смогли разрушить его (пушками), а сам город уничтожить.

…Нас теперь будут интересовать другие летописи, в частности Галицко-Волынская летопись, которая дошла до нас в составе Ипатьевской (XIII в.), Хроника Литовская и Жмойтская, Хроника Быховца, Баркулабовская летопись, летопись Аверки и Панцирного и белорусско-литовские летописи: Никифоровская, Супрасльская, Слуцкая, Виленская и другие.

Черная же Русь уцелела. Что ее спасло? Есть несколько соображений. После покорения центральнорусских земель монголо-татары устремились к богатым задунайским городам. Понеся большие потери в живой силе, они вынуждены были выбирать направление главного удара и отказаться от ударов превентивных. Как и у каждого завоевателя, «идеей фикс» Батыя было завоевание мира, уничтожение самых богатых и самых величественных городов. А они лежали на западе. Таким образом, монголо-татарское нашествие зацепило только краешек белорусских земель, из крупных городов сожжено было лишь Брестье, это отмечается во всех летописях. Остальные же (Новогородок, Городень, Волковыск и другие) ошибочно отнесены к «сплюндрованым» Батыгой, как это мы находим в Хронике Литовской и Жмойтской. Историк Н. Улащик в своем «Введении в изучение белорусско-литовского летописания» говорит, что татары совместно с галицко-волынскими войсками вряд ли доходили до Налыцанской земли и никогда не доходили до собственно Литвы. Что касается Новогородка, то он в XIII веке был самым сильным, самым главным экономическим и культурным центром как Западной Белоруссии, так и Литвы с Жемайтией. Именно вокруг него создались крупные государства — Великие княжества Литовское, Жмойтское и Русское Новогородское. Безусловно, на Новогородок как на столицу были направлены удары татарских и галицко-волынских войск. Однако точных данных, что город был ими захвачен, нет. Наоборот, в белорусско-литовских летописях неудачные походы татар и волынян подаются исключительно как большие победы русских и литовских князей. Как говорится, дыма без огня не бывает. Да и на самом деле русские, пусть себе и с литовцами, били тех татар не в Киеве, так под Койдановом, не в Галиче, так под Давыд-Городком. В дореволюционном историковедении эти факты не очень-то описывались и толковались, да причины такой глухоты и немоты — тоже невелика тайна. Целые века работала определенная тенденция — ощущаем мы ее и сейчас.»

Приводя множество аргументов, в конце концов Кожедуб делает парадоксальный вывод о том, что при татарском иге функции Русского государства «присвоило» себе Великое княжество Литовское, в котором фактически лишь князья были литовцами, да и то не все, но таким образом Литва же и осуществила концентрацию и консолидацию патриотических и государственных сил, а в результате «пережидать» иго истинная Русь сместилась в Литву. Выгодное географическое положение, политико-экономические факторы позволили этому государству, в отличие от Белой и Красной Руси (Москвы и Киева), выжить и донести до благоприятного периода «генофонд» Древней Руси. Литва оказалась мощнейшим фактором сплочения нации и осознания необходимости централизованного управления Россией. Чего не произошло с Северной Русью, Русью Новгородской, в которой, хоть тоже не разрушенной, установился порядок быть зависимой от Орды (в ее лице еще Александр Невский имел сильного союзника против немецко-шведских завоевателей).

Именно в тот период, охватывающий несколько веков, продолжала активно формироваться и белорусская нация как ветвь древнерусской. Основой белорусов стали дреговичи (вот они куда подались — бывшие древляне!), которые также через ряд кочевий, в том числе и в центральную Европу, все-таки вернулись на свои исконные места. Кривичи, древляне, дреговичи, угро-финны, поляне (поляки) и литовцы, а также другие балтийские племена — из этого анклава вышли белорусы. Оттуда же или почти оттуда, надо понимать, родилась и сформировавшаяся литовская нация Прибалтики.

«Но вернемся к феномену Новогородка и литовских князей на его столе. Действительно, судя по летописям, Новогородок и новогородская земля очень быстро поднялись до положения центрального ядра большого и сильного государства. Галицко-Волынская летопись более-менее подробно рассказала об отделении Новогородка от Красной Руси. Возможно, тогда же, в первой половине тринадцатого века и возникли эти названия — Черная и Красная (Червонная) Русь. Так вот, зависимость Новогородка от Галича и Владимира Волынского уже тогда представлялась формальной. И вообще, Новогородок с момента своего основания, это значит с одиннадцатого века, стоял как бы «на отделе». В составе Полоцкого княжества он почти не зафиксирован. Полоцкие летописи, которые погибли, сумели бы рассеять пелену, что закрывает те времена от наших глаз.

…Новогородок копил, собирал силы. Возводились вежи и стены знаменитого Новогородского замка. Строились полоцкими мастерами церкви. Разрастались посады ремесленников — гончаров, ювелиров, стеклодувов, кожевенников. Через дубовые леса по здешним холмам тянулись шляхи купцов — на восток, на юг, на запад.

…В 1246 году Миндовг принял христианство «от востока» и начал завоевание Литвы. Вот что говорит Галицко-Волынская летопись: “Въ то же лето (1252 г.) изгна Миндогь сыновца своего Тевтевила и Едивида, пославшю ему на войну со вуемь своим на войну со Выконтомъ, на Русь воевать ко Смоленьку. И рече: «Што хто приемлет, собе держить». Вражбою бо за ворожьство с ними литву зая, поймана бе вся земля Литовьская и бещисленое имение их, притрано бе богатьство ихъ. И посла на не вой свое, хотя убити и я. Онема же уведавшима, и бежаста ко князю Данилу и Василкови, и приехаша во Владимер. Миндогови же приславшю слы своя, река: «Не чини има милости». Не послушавъшима има Данилови и Василкови, зане сестра бе ею за Данилом.”

…И все же что-то в этих рассуждениях останавливает, настораживает, что-то заставляет еще и еще раз обращаться к летописям, что-то вызывает несогласие. Конечно, человеку хочется полного знания, а придет ли оно, когда заглядываешь во времена легендарные? Действительно, отчего именно Черная Русь взяла на себя миссию по объединению западнорусских земель вместе с литовскими и жмойтскими в единую державу? Отчего не Красная Русь? Не собственно Литва? Не тот лее Полоцк, в конце концов? Да, Полоцк утратил свое экономическое и политическое значения…

…Собственно, если бы эти татарские наезды на самом деле были такими победными и опустошительными, Новогородская земля вряд ли смогла бы так возвыситься за какие-то тридцать лет. Н. Улащик совсем небезосновательно считает, что походы на Новогородок и Литву никогда не заканчивались крупными воинскими успехами отрядов волынян и татар, наоборот, союзники не однажды были биты, что и нашло отражение в белорусско-литовских летописях».

«…Так вот — Белая. Самое простое направление в рассуждениях об этом определении в отношении к Руси — этнографическое. Белая оттого, что жили в ней преимущественно светловолосые люди (белые), да и одевались они во все белое. Действительно, загляните в альбом «Белорусская народная одежда», там вы увидите белые рубахи, белые юбки, белые намитки (головные уборы), и рушники в большинстве своем тоже белые, шляпы, валенки… Белая с красной оторочкой одежда. А вот насчет белых волос… Да, белокурые люди у нас встречаются, где-то пополам с чернявыми, а так преимущественно русые, русоволосые (не отсюда ли название «руссы»?). Значит, с первой гипотезой мы разобрались: страна, в которой живут бело-русые люди (а в Черной Руси, что по-над Неманом, вероятно, черно-русый люд).

Второе направление рассуждений — географически-политическое. Белая Русь потому Белая, что независимая. Хан Батый завоевал Рязанскую, Владимирскую, Киевскую земли, а вот Полоцкая земля устояла. Белая — значит, вольная, независимая, свободная от дани монголо-татарам, не приезжали в ее города и селения баскаки за ясаком, не надо, было идти ее князьям в приемные сыновья в Сарай к хану, чтобы получить ярлык на княжение. Таким образом, существовала Русь, захваченная татарами «погаными», и была Белая Русь, независимая.

Подытоживая… мы склоняемся к мысли, что заселение территории Беларуси славянами шло все же двумя путями — с юго-запада (дреговичи и радимичи) и с востока (кривичи). Отсюда, вероятно, и этническая неоднородность белорусов, в среде которых до сих пор живет устойчивое деление на «восточных» и «западных».

После столь обширного цитирования следовало бы добавить несколько слов, и я их добавлю. Повторюсь, что А. Кожедуб восполнил своей работой несколько недостающих звеньев в истории не просто славянства, а именно древних русичей, подтвердив общие корни для нынешних русского и белорусского народов. Во-первых, писатель и историк действительно «дописал» начало «Повести временных лет», коего попросту не существовало, а если кто-то весьма дотошный собирался проделать эту работу не как литературную, а для собственных интереса и познаний, ему приходилось собирать сведения по крупицам у греческих, римских, готских авторов, а также у далеких арабов. Теперь достаточно взять в руки книгу Александра Константиновича Кожедуба.

Во-вторых, история Новогородка и Черной Руси, а особенно та роль, которую ей выпало исполнить во времена татаро-монгольского нашествия, мало кому была известна из современных исследователей, и потому А. Кожедубу низкий поклон за восстановление истины.

Особенность формирования белорусской нации и совпадение времени ее формирования с большой бедой делают проблему уникальной по своему значению для исследования этнических процессов в процессах кульминационно-исторических. Кривичская (как и древлянская) линия, внесенная в процесс этногенеза, была довольно свежей по сравнению с дреговичской, балтской и финно-угорской: кривичи возникли в Руси Залесской (в Окско-Волжском бассейне) только в IX в. новой эры, а древляне — в X в.

В то же время присутствие племен древних русичей, покинувших Трою, прослеживается в Великом Новгороде (бывшем Славенске) на 1100–1200 лет раньше (в июне 1995 г. археологи докопались до материка и датировали его VIII в. до н. э.), а тесные связи балтов и предков белорусов с Новгородом несомненны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.