Глава 1. Куда влечёт тебя судьба, овеяв призрачной надеждой?

Глава 1. Куда влечёт тебя судьба, овеяв призрачной надеждой?

В отличие от многих, на трамвай я попал совсем случайно. Есть люди, попавшие на него просто случайно, а я — совсем случайно. Не секрет: именно трамвай как транспорт овеян ореолом романтики и таинственности. Некоторые даже (я встречал этих красавцев) утверждают, мол, у них наблюдается ко всему вышеозначенному в добавок и некая ностальгия! Дескать, двадцатые годы, революция, кинематограф опять же, книжки там разные в духе Ильфа и Петрова (коих лично я безмерно уважаю), и остальное — прочее. Положим — подобные настроения можно понять. На некоторых трамвайная тематика нагоняла прямо-таки захватывающие чувства. Наподобие тех, что вызывает у иных уфологов изображение летающей тарелки, с еле различимой надписью «Общепит Нибиру» на боку. Эти некоторые говорили мне не раз, мол, они сами страстно мечтали с далёкого безкомпьютерного детства сесть за штурвал трамвая, едва им позволит сотворить такую пакость строгая мама. При этом они не утверждали, что подобное обязательно произойдёт, едва их организм проявит вторичные признаки половой зрелости. То есть, инфантилом можно оставаться и научившись завязывать шнурки бантиком, и с трудом избавившись от вредной привычки чавкать за столом. Таким образом, те с кем я общался, выражали свой восторг по поводу моего трамвайного прошлого. Но едва я их спрашивал, доколе, дескать, вы будете отлынивать от мечты детства, и не пора ли воплотить её в жизнь, начинали недовольно морщиться, сопеть, и вообще вести себя — прямо скажем не как героические освоители космоса. Нет, не космоса — перепутал, трамвая! И, однако ж, расспрашивали меня о тонкостях моей былой профессии с неутихающим интересом.

К чему я всё это пишу? А к тому, чтобы отвести от себя подозрение в подобной любви к трамваю. Её признаюсь, у меня не наблюдалось никогда. Мне просто были нужны деньги. Девяностые годы — это кошмар. Один огромный, непрекращающийся кошмар. Если останется время, место и желание я поведаю о своём трудовом пути, начатом в 1996 году. А пока же повторю кратко: на трамвай я попал совсем случайно. И произошло это событие после того, как я уволился из охраны 52-й городской больницы, где проработал около года. Работа там была тоже не для слабонервных, а поэтому пока ничего о ней рассказывать не стану, ибо книга о другом. Замечу лишь: с работы меня уйти заставили. И я подозреваю, что пострадал я опять-таки за любовь к правде и её красноречивому изложению в лицо начальству. Впрочем, особо я не сожалел — зарплата в охране была грошовая, а работа чёрт знает что! Получал я тогда 700 рублей. Шёл 1999 год, и не так давно произвели деноминацию, если я правильно запомнил название очередной финансовой афёры провёрнутой славным демократическим правительством нашей страны.

И вот, я в очередной раз оказался без работы, и приступил к её активным поискам. Искал я самые различные варианты: в основном вакансии грузчика, повара, продавца на лотки и в том же духе прочее. На большее моё неполное среднее образование претендовать не могло. Точнее пыталось, и не раз, но… хотели бы мы в рай, да закоренелый атеизм не пускает. Одним словом, продвигались поиски новой конторы с очередным сверхдурацким названием совсем не как по маслу. Но я не унимался. Я вообще существо не унимающееся. При, казалось бы, невысоких запросах, найти, тем не менее, ничего не удавалось. Грузчиков в ту пору даже с высшим образованием было не меньше чем немцев под Москвой в 41-м, и работодатели, разжиревшие от такой неожиданной удачи, отдавали предпочтение бывшим инженерам и преподавателям. Как я подозреваю — отчасти, что б поглумиться над последними, и почувствовать себя на коне, в ту пору как другие, ещё совсем недавно также сидевшие на коне, теперь еле волочат ноги плетясь в хвосте разразившихся общественных перемен. Других версий у меня не имеется, ибо, если рассуждать здраво — какая разница кто грузит мороженую рыбу в супермаркете? К чему тут образование? В общем, долго рассусоливать не стану. Работу в тот исторический момент найти было очень тяжело, а уж более-менее приличную, человеку без образования и связей так и вовсе невозможно. Как и сейчас.

Я звонил по всем телефонам, указанным в специальной газете, но везде получал неизменный отказ. И вот как — то раз, вдруг, возвращаясь домой на трамвае не знамо откуда, услышал объявление, зачитываемое бесстрастным, дребезжащим электронным голосом:

«Краснопресненское трамвайное депо приглашает на работу водителей трамваев первого, второго и третьего класса, учеников водителей трамваев, и ремонтных рабочих…»

Как помню, вагон ехал по строгинскому мосту. Ярко сияло солнце. Игриво поблёскивала вода с двух сторон. По реке плыла, тяжело дыша и отдуваясь, баржа, перевозившая оранжевый песок. Бегали уже появившиеся в ту пору катера, и голые туловища немногочисленных отдыхающих на пляже вдалеке, напоминали жёлтые точки, то сжимающиеся, то опять распрямляющиеся как заржавевшие пружины. Был будний день, часов 12, и людей в вагоне рядом со мной находилось немного. Я огляделся. Кто-то также как я глазел в окно, кто-то читал газету, и название её сохранилось в моей памяти: «Весь хоккей». Ещё дальше сидел дед с бородой, и дремал, прижавшись головой к стеклу. Жаркое лето навалилось на город, выжимая все соки из вынужденных оставаться в нём горожан.

«Приглашает на работу, — отпечаталось в моей голове, пока я безразлично рассматривал верхушки раскачивающихся деревьев, в немалом количестве росших возле моста. — Краснопресненское трамвайное… чего? Чего там? Кого куда приглашает?»

Я машинально обратил внимание на объявление, и снова задумался о своём. Приглашение я пропустил мимо ушей, так как меня оно никаким боком не касалось. Я — то кто? Охранник, повар, ну ещё разнорабочий какой-нибудь.

Но тут странная мысль явственно всплыла в моём сознании, и впервые завертелась волчком.

«Чего они там? — вдруг встрепенулся я, избавляясь от укачивающего оцепенения. — Кого они приглашают? Куда? К себе? Водителей трамвая?»

Цепкий натренированный мозг безработного сразу же среагировал соответствующим образом.

«Водитель трамвая? — думал я. — А что это такое? А что — туда берут? А кого? Или учеников? Это как? Как помощник? Но водитель-то вроде один обычно? Или это работа где-нибудь у них на территории? Тогда бы я попробовал. За это же деньги платят!»

При мыслях о деньгах, у меня внутри что-то приятно сжалось. Их я не видел уже давно — месяца два. Тем более, нужны они были не только мне. В большей степени — моей семье. И я решился.

«Надо позвонить! — сказал я сам себе. — Узнать насчёт ученика водителя трамвая. Может — возьмут. К самому трамваю меня, дурака такого, конечно же, никто никогда не допустит, но выполнять разные работы, связанные с помощью водителю — почему нет? Вон он — какой здоровый! Я бы с таким трамваем и не справился никогда. И даже не взялся бы. А вот учеником — другое дело. Можно попробовать. Хотя бы позвонить. Тем более — других вариантов нет. Позвоню, откажут, ничего страшного. В который раз-то! Зато оправдаюсь, по крайней мере, перед самим собой, что, хоть чем-то занимаюсь ради поисков работы! Да, приду домой — позвоню!»

Между тем, вагон в тот момент подкатил к остановке: «Технический центр камертон». Двери открылись. Никто не вошёл и не вышел. Двери закрылись, и после объявления следующей остановки, трамвай двинулся дальше.

«Да, — продолжал я размышлять. — Позвоню, спрошу именно об ученике водителя трамвая. Наверно, это когда в трамвае сидят двое. Я как-то видел. Наверное, это как у машинистов поездов. Есть профессия машиниста. А есть отдельная профессия помощника машиниста. Может, здесь, то же самое? Подожди-ка, но у меня же, нет для этой работы образования! Так я ведь и не полезу в водители трамвая! Куда там! А потом самое главное — выяснить. А дальше они расскажут как там да чего. А откажут — позвоню ещё куда-нибудь. Надо купить газету! „Работа для вас“ или „Зарплата и работа“. Потому что, скорее всего — откажут!»

Я вновь помрачнел при мыслях о газетах. Уж больно они мне надоели. И вызывали по большей части чувства ненависти и жгучего разочарования. И мне ещё сильнее захотелось позвонить в Краснопресненское трамвайное депо, пусть данное словосочетание и рождало в моём сознании ассоциации с киносказками Александра Роу или Птушко. Уж больно неизведанные тропинки вели к нему. Я не знал, где оно находится, что это за страшный зверь, и к тому же, никогда в жизни не встречал человека, даже отдалённо как-нибудь связанного с данной сферой. Однако волшебное слово «зарплата», сулившее посещение означенного места придавало мне храбрости и отваги. Ну и отвращение от открывания очередного номера перечисленных выше газет тоже добавляла, я не побоюсь этого слова — мужества.

Вагон быстро домчал меня до нужной остановки, и я вышел. Весь в спутанных думах. И в растревоженных чувствах. И не мешкая, зашагал во двор.

Возвратившись домой с твёрдым решением позвонить в депо, я, тем не менее, поначалу слегка растерялся. Ведь обычно я звонил в мутные, но более-менее понятно кого ищущие конторы. А тут? Что я спрошу? И как скажу? И вообще — что именно выяснять в первую очередь? Какова зарплата? Какова работа? График? Ну…что?

Я положил, поднятую было трубку обратно на аппарат, и сел на табуретку рядом. Минуту посидев в недоумении, я снова решительно схватил её и быстро набрал цифры записанные на клочке бумаги.

В ухе зазвучали заунывные гудки. Но к своему удивлению я практически не нервничал. Видимо оттого что звонил много и часто. И приготовился к отказу. На третьем или четвёртом гудке на том конце сняли трубку:

— Алло? — послышался жёсткий женский голос.

— День добрый, — произнёс я, вложив в голос как можно больше радушия и оптимизма.

— Здравствуйте, — недовольно и быстро ответила трубка.

— Я по поводу работы звоню, — продолжал я.

— Да. Я вас слушаю.

— Я хотел узнать — можно ли к вам устроиться.

— А кем вы хотите? — немного подобрев, спросили на том конце. Или свете?

— Да я вот услышал о том, что вы приглашаете учеников водителей трамвая…

— Сколько вам лет? — поинтересовалась трубка.

— Двадцать лет, — признался я, гадая, какую вызовет реакцию мой возраст.

Обычно он вызывал неудовольствие. Некоторые работодатели мне так и говорили, дескать, молодых не берём — они в основном идиоты, жадные до денег, не имеющие мозгов и опыта. И надо признаться, со временем я осознал: работодатели совершенно правы! Правда, чтобы признаться в этом, мне потребовалось мужество, взгляд со стороны, и самое противное — налетевшая как свора злых собак, зрелость.

— Ну, приезжайте, поговорим, — неожиданно предложила малоразговорчивая трубка.

— Приезжать? — ошарашено — обрадовано воскликнул я. — Хорошо! А куда?

— К нам. Спросите отдел кадров.

— А меня пропустят к вам на территорию?

— Пропустят. Вы скажите, что в отдел кадров, а мы их предупредим. Только паспорт не забудьте.

— Хорошо, — отозвался я немного дрогнувшим голосом. — А как к вам проехать?

— Станция метро «Улица 1905 года». Выход к Ваганьковскому кладбищу. Далее идёте к нему, и на той стороне увидите депо. Только надо перейти дорогу.

— Понял. Спасибо.

— До свидания, — равнодушно — холодно попрощалась трубка и запищала как брошенный матерью-кошкой катёнок.

— До свидания, — машинально сказал я уже в мяучившую трубку.

Я положил её на аппарат, и глубоко задумался.

Значит, меня пригласили на собеседование? Ну что же. Съездим. Вот сегодня как раз делать нечего — сегодня и съездим. Почему бы и нет? Ехать недалеко. От Щучки до девятьсот пятого всего четыре остановки. Вот и прокатимся. А как там пойдёт разговор — кто его знает? Но, в конце концов — это реальный шанс найти работу. А дальше видно будет.

Я встал с табуретки, и начал подготовку к предстоящему собеседованию. Прежде всего — принял душ, так как на улице стояла страшная июньская жара, получше оделся, взял необходимые документы, деньги на проезд в автобусе и метро, и спустя полтора часа после разговора по телефону, вышел на раскалённую улицу. Было три часа.

До станции 1905 года я добрался шустро. Минут за сорок. Выйдя на поверхность, я остановился в нерешительности, и долго оглядывался по сторонам, будто от подобных действий что-нибудь измениться к лучшему, и я пойму, куда необходимо держать путь.

Рядом со мной находилось несколько девятиэтажных домов. Сейчас кстати, на их месте выстроили четырнадцатиэтажные, безобразные. Красного цвета. Я потоптался на месте, и перешёл на другую сторону. И оказался возле кирпичного дома номер четыре по улице 1905 года. Обычное такое здание, с трубами жёлтого цвета снаружи — очевидно, для подачи газа. С водосточными трубами по бокам. Ничего особенного. В высоту этажей девять. Чуть дальше расположилось двухэтажное здание, а рядом с ним — троллейбусная и автобусная остановка. Дорога же уводила в неизвестность.

«Куда идти-то? — гадал я про себя. — Надо осмотреться ещё».

Я повернул голову и бросил взгляд назад. Шоссе делало изгиб, теряясь за станцией метро. Из-за неё вылетали машины, и неслись в ту сторону, куда было направился и я.

«Что ж, последуем за ними!» — решил я, и не быстро пошёл в выбранном направлении.

Пройдя несколько метров и очутившись возле двухэтажного дома по улице 1905 года владение 6, я прочитал на табличке:

«Центральные электрические сети

Филиал ОАО „МОЭСК“

ПС 398

„Ткацкая“ 110 кВ.

Тел. Диспетчера …

Посторонним вход воспрещён».

Под первой табличкой оказалась ещё одна — синего цвета. Начиналась она словами: «Уважаемые москвичи». Её я читать не стал. И так ясно: это не то, что мне нужно. Я двинулся дальше. Следом в доме 8 за решетчатым железным забором расположилась не то музыкальная школа, не то детская библиотека. Я миновал и её. За ней красовалось здание этажа в четыре, с огромными стёклами. А под ними козырёк, где находились не то кабак или даже несколько, не то казино, словом — нечто увеселительное. Всё это было заделано под старину с какими-то псевдо древними фонарями и каменными грубо обработанными стенами. Скрежеща зубами, я проследовал мимо. Сразу за данным зародышем грядущих «пышных» двухтысячных оказалась дорога, круто заворачивающая вправо, а за ней — дом, с присобаченным к нему сбоку информатором. Последний сообщал, мол, тут располагается «1-й земельный переулок».

«Туда я иду или не туда?» — напряжённо думал я, шагая мимо.

Временами я останавливался и растерянно озирался по сторонам. Солнце пекло нещадно. И даже тени деревьев, попадающихся мне иногда по пути, нисколько не помогали. Шум автомобилей доводил до раздражения, прохожие казались мне негодяями. В общем, минуты проносились быстро, а найти искомое я пока не мог.

— Куда здесь идти? — уже в голос возмущался я, тяжело дыша и щурясь. — Занесло в дыру какую-то! Откуда тут депо?! Это же центр! Здесь кроме обосновавшихся буржуйских отпрысков с их элементами сладкой жизни вообще ни черта нет! Что я не знаю центр? Зараза…

Уж больно не состыковывался с моим пониманием тот факт, что где-то рядом с такими местами может находиться трамвайное депо.

Дальше я дошёл уж до совсем странного здания по улице 1905 года под номером 10. Это оказалась пятиэтажка, кирпичная, три верхних яруса которой были украшены совершенно нелепыми балконами, с решетчатыми заграждениями. Вид они имели жуткий. Я бы даже сказал — страшный. Как и само здание целиком. Не иначе архитектор при его проектировании был изрядно пьян. Причём пьян горькой, и обязательно от тоски. Иначе подобные сооружения не проектируются — в этом я глубоко убеждён. Впрочем, в советской архитектурной среде подобных «неоценённых талантов» имелось всегда предостаточно. Им как говориться, и карты в руки, то есть — проекты, разумеется.

Между вторым и первым этажами на выступающем козырьке был растянут огромный транспарант: Мострансагентство. Первый этаж являлся рестораном. Название я сейчас не вспомню. Там и по сию пору есть ресторан. Если вам интересно, приезжайте, отобедайте. Коль у вас, конечно, имеются лишние деньги. Называется он как-то по-иностранному. Что-то связанное с розами. «Castle Rose» вроде. Сразу за рестораном с нависшим над ним «шедевром» советской гранёной архитектуры, тянулся длинный бетонный забор, с налепленными на него афишами самого разнообразного свойства. И приглашения к экстрасенсам, и реклама всякой чепухи, и анонс концертов каких-нибудь очередных «звездушек» разлива конца девяностых (тогда данной гадости имелось не меньше чем сейчас). Ну а следом (как я узнал, разумеется, много позже) стоял знаменитый, несравненный, пугающий и фантастический во всех своих проявлениях — Гранд Лимит Отель! Уже догадались, кто в нём обитал? Правильно! Приезжие из провинции водители трамваев. Там была ихняя общага. Но в ту пору я этого ещё не знал. Сегодня Гранд Лимит Отель выглядит куда более сиротливо, нежели прежде. Он стоит на той же улице под номером 14. Кто в нём живет, ей-богу не знаю. В 2003 году, ещё до моего увольнения, наших водителей оттуда выселили в Новопеределкино. Или если угодно — в новонедоделкино, как уточняли они сами. Ибо условия жизни в новой общаге были по истине скотскими. Гранд Лимит Отель — это пятиэтажное розоватое здание. Если обогнуть его и посмотреть с обратной стороны, взгляду откроются мало привлекательные картины: малюсенький дворик, разделяющий два маленьких крыла, два подъезда, выбитые окна, ржавые водосточные трубы, обвалившаяся штукатурка, разруха одним словом. Но кто-то там и сейчас обитает. Может призраки тех, кто жил здесь прежде, и чьи надежды на получения жилья так и не оправдались в наступившие рыночные времена? Кто теперь скажет?

Однако, напротив общаги, я к пущей своей радости узрел-таки могильные плиты с крестами над ними! Ура! Значит, я шёл правильно? И, следовательно, депо совсем рядом? И тут же я увидел трамвай тёмно-синего цвета, остановившийся возле Ваганьковского кладбища. Так и есть! Нашёл, стало быть! Пройдя ещё немного вперёд, за остановку общественного транспорта, я повернул за угол, и увидел депо. Оно представляло из себя четырёхэтажное здание, с красными кирпичными стенами по бокам. На его территории прямо за забором росли деревья. В основном берёзы. Их артритные пальцы-ветки тянулись вниз, словно намереваясь схватить зазевавшегося прохожего.

«Ну, вот и Слава Богу! — воскликнул я про себя. — Нашёл!»

И только теперь я явственно услыхал шум, непрерывно доносящийся с территории депо, из-за забора. Это были грохот перегоняемых вагонов, с характерным стуком колёс, звон трамваев и крики тех, кто занимался данным кропотливым трудом. Я повернул ещё раз за угол, и оказался прямо возле проходной. То оказался маленький кирпичный домик, больше похожий на будку, красного цвета. Слева был изображён трамвай, с двух сторон которого красовались растопыренные крылья, и надпись: «Москва». Справа висела табличка с объявлением: «Требуются». И дальнейшим перечислением кто именно. Её я читать не стал. Вход же украшал пластиковый козырёк с надписью выполненной полукругом, гласившей:

«Краснопресненское трамвайное депо».

За ней располагалось табло больших электронных часов.

Потоптавшись в нерешительности минуту-другую возле проходной, откуда то и дело выходили люди, я, наконец, ступил на маленькую ступеньку, и смело открыв дверь за белую пластмассовую ручку, вошёл внутрь. В нос мне ударил спёртый, неприятный запах, стоявший в помещении. Слева открылась дверь, и показалась сутулая, худая фигура охранника.

— Что вы хотели? — уныло и без малейшего интереса спросил он.

Голос его звучал тихо и разочарованно. А усатое лицо было я несомненными признаками печали. Только не поэтической, безусловно, а вполне житейской. То есть, данный субъект явно не горевал над судьбами отечества, и не тосковал, глядя на поля русской равнины, а наверняка, переживал насчёт сгоревшего накануне сарая или потёкшего редуктора в еле живых «Жигулях».

— День добрый, — решил я проявить совершенно ненужную вежливость, взирая на его стоптанные башмаки. — Я хотел бы узнать по поводу работы.

— Да? — тем же тоном, и нисколько не меняясь в лице, отозвался унылый охранник. — А что вы хотели узнать?

— Да просто, можно ли сюда устроиться.

— А — а — а, тогда вам не ко мне.

— Разумеется! — я всегда поражался, сколько недоумков просиживают штаны в подобных местах. — Мне нужно в отдел кадров.

— Давайте документы, — тем же печальным тихим голосом проговорил охранник.

Я дал ему паспорт, и стал ждать, пока он занесёт необходимые ему по службе данные в толстую амбарную книгу с загнутыми потрёпанными страницами.

«Какое убожество! — отметил я про себя. — Последний год двадцатого века, а они всё записывают в какие-то пухлые школьные тетради, переделанные под служебный журнал! Хорошо хоть не гусиными перьями! Но за это спасибо большевикам с их программой всеобщего образования!»

Между тем охранник доцарапал наконец синей шариковой ручкой в своём «бумажном компьютере», и отдав мне паспорт, указал рукой на дверь, расположенную прямо за турникетом, уже заботливо открытым для меня. На двери висела табличка: «Отдел кадров». Я убрал паспорт в карман, прошёл через турникет, крутанувшийся с мерзопакостным комариным писком, и, подойдя к указанной двери, постучал костяшками пальцев. Ответа не последовало.

— Громче стучите, — посоветовал усач, всё ещё стоявший в дверях своей каморки, и, по-видимому, не спешащий уходить именно потому, что каждый вновь прибывший нуждался именно в таком совете.

— А чего они там, глухие что ли? — без интереса спросил я.

— Хрен поймёт, — равнодушно произнёс охранник, — скорее всего, работать не хотят.

— Да? А вы хотите?

— Я тоже не хочу, но приходится.

С этими словами усач удалился, и больше я его не видел. Я пуще прежнего забарабанил в дверь, и вскоре услышал недовольный женский голос:

— Войдите.

Я тронул ручку двери и вошёл внутрь. Передо мной возник стол, пара стульев и кое-какая унылая меблировка. Окна закрывали белые горизонтальные жалюзи, по внешнему виду которых можно было подумать, что их не открывают вообще. Словом, глухо как в танке. А если прибавить к описанному жару, стоящую на улице, и неуклонно проникающую в помещение, то вы без труда нарисуете себе место куда я попал. Ведь слово «кондиционер» в ту пору оставалось лишь словом. Во всяком случае, там, где я пробовал трудоустроиться. Также в комнатушке находилась женщина лет пятидесяти, тоже с очень утомлённым выражением лица, таким, будто ей всю ночь пришлось разгружать вагоны, гружёные контейнерами с отработанным ядерным топливом.

Она осведомилась о цели моего прибытия, выслушав и обречённо вздыхая, покивала головой, сняла трубку и, дождавшись ответа, быстро заговорила с кем-то. Я понял, что речь идёт обо мне. Кивнув ещё пару раз в трубку, жертва кадровых будней, отфутболила меня дальше:

— Идите в основное здание — выйдете и на право. А там поднимайтесь на второй этаж. Вам нужен отдел эксплуатации. Там с вами и поговорят.

— Спасибо, — ответил я, закрывая за собой дверь.

Я покинул будку-проходную, и, пройдя несколько шагов по внутренней территории, оказался в основном административном корпусе. В том самом пятиэтажном с красными боковушками.

Дверь с шумом закрылась за мной, и дневной свет погас, уступив место полутьме, наполненной приглушёнными голосами доносившимися откуда-то сверху. Я проследовал по направлению к ним, поднялся по лестнице и вошёл ещё в одну дверь на втором этаже. Здесь многоголосие стократ увеличилось, и я пошёл в нерешительности, озираясь по сторонам и ища взглядом отдел эксплуатации. Слева от меня находилась диспетчерская, с круглым стеклянным окошком. Справа — большая комната, со столом, стульями и надписью в самом конце её — «Касса». Прямо шёл длинный коридор, освещённый лампами дневного света, по бокам которого располагались помещения. Везде было множество людей, уставившихся на меня с явным интересом. Я двигался прямо по коридору, немного нервничая, и не особо обращая ни на что внимания. Поиск надобного мне отдела эксплуатации поглощал меня целиком. Новое место всегда действовало на меня подобным образом. Приезжая в любую организацию я никогда поначалу не присматривался к ней, справедливо рассудив, что если я подойду работодателю, выучить расположение кабинетов успею со временем, а если не подойду — то и изучать не за чем.

Спустя минуту, пройдя по коридору дальше, я узрел искомую табличку с надписью: «Отдел эксплуатации». Дверь в помещение оказалась открытой, и там меня уже ждали. Мне навстречу поспешила женщина также лет пятидесяти, маленького роста, в очках, с химией на голове (а может, нет — вы думаете, я помню такие детали?!), одетая просто и легко.

— Это вы обратились по поводу работы? — спросила она, изучающее посмотрев на меня снизу вверх.

— Да, — подтвердил я, в свою очередь, с интересом глядя на неё, ибо быстро смекнул: то, поди, и есть местное начальство, и беседовать предстоит именно с ней.

— Проходите, садитесь, — предложила мне женщина, жестом указывая на стул возле стола.

Сама она расположилась напротив.

Я сел на стул и бегло огляделся. Кабинет куда меня завели, очень напоминал пенал. Такой же узкий и не большой. Из открытых настежь окон доносились звуки проезжающих по улице 1905 года автомобилей, отдалённый звон трамваев возле Ваганьковского кладбища, и периодические обрывки фраз проходящих внизу пешеходов. В самом «пенале» имелось два шкафа, стоящих возле стены, папки с неведомыми документами, и два стола. За вторым, находящимся по соседству с тем, за которым я очутился, сидела ещё одна женщина. И тоже в возрасте. Она работала с означенными документами, целиком поглощённая своим занятием и нисколько не обращая на нас внимания.

— Ну, рассказывайте, — довольно доброжелательно обратилась ко мне та, первая, что пригласила в кабинет.

— Что именно? — спросил я вежливо.

— Ну, что вас привело к нам? — продолжала она, взяв в руки шариковую ручку и теребя её.

— Ищу работу, — признался я честно. — Услышал объявление… приглашение… учеников водителя трамвая.

— Это я поняла, — наклонила голову, моя собеседница, слегка улыбнувшись. — А раньше вы кем-нибудь работали?

— Конечно!

— Кем? — она внимательно слушала, поворачивая ручку то в одну, то в другую сторону.

— Да много кем. Был и поваром, и сантехником, и охранником…

— А какое у вас образование?

— Среднее специальное, — ответил я, и потянулся было за дипломами и прочими бумагами, но моя собеседница знаком дала мне понять, что это ей не требуется.

— А теперь решили попробовать себя на транспорте?

— Ну, честно говоря, мне интересно…

Возникла небольшая пауза, в течение которой были слышны лишь разговоры где-то в коридоре, на какие-то специфические темы, и непрестанно звонящий телефон в соседнем кабинете. Я не очень представлял — какого рода будут дальнейшие вопросы. И не слишком-то нервничал.

— Вы ещё очень молодой, — заметила моя собеседница.

— Это плохо? — уточнил я, осознавая, что сейчас может начаться нытьё.

— Да как вам сказать, — делая небольшие паузы между фразами, отозвалась она. — Вам молодым тяжело у нас работать. Вставать приходиться в три часа ночи. И ложиться в три, когда вечерняя смена. Расслабиться нельзя. Ответственность огромная.

— Ничего страшного, — браво ответил я, вспоминая иные свои работы. — Мне уже доводилось и ночами не спать, и не расслабляться.

— А ещё ответственность велика.

— И с этим я думаю, проблем не будет.

— И выпить нельзя, — подытожила моя собеседница, подозрительно глядя мне в глаза. — Вон у нас молодые, только приходят, месяц поработают и айда! Только их и видели! Не выдерживают нагрузок! И бегут…

— Да что ты его пугаешь, Луиза! — подала голос женщина, сидящая за соседним столом, и прежде молчавшая. — Нормальный парень! Почему ты думаешь, что он у нас не приживётся? Работают же у нас такие молодые! Так ведь? И ничего. Нормально работают.

Вновь воцарилось недолгое молчание. Женщина, которую назвали Луизой, с улыбкой смотрела на меня, и потом ответила:

— Да. Работают. Тут я не спорю. А почему вы уходили с прошлых мест работы?

— А когда как, — произнёс я бесхитростно. — Когда зарплата не устраивала. Когда начальство. Когда график. Когда коллектив. Или специфика работы. Это тоже важно.

— Да. Здесь я согласна. Не попробовав себя в разных областях, и не поймёшь — к чему душа лежит.

В ответ я кивнул, дескать, полностью согласен.

Помолчав ещё немного, моя собеседница стала очень серьёзной и задала новый вопрос:

— Ну а как у вас дела с алкоголем? Часто употребляете?

— Бывает. Но не часто. И не на работе.

— Это хорошо, — одобрительно покачала она головой. — А как с курением? А то некоторые водители накурят на всю кабину! А пассажиры потом на них за это жалуются.

— Я не курю, — посмотрел я выразительно на Луизу.

— Хорошо.

Она ещё немного помедлила, и, вставая, решительно заявила:

— Что же, я не вижу препятствий к тому, чтобы вы у нас работали.

«И неужели это всё? — подумал я с удивлением. — А где же куча вопросов, которыми обычно забрасывают на собеседованиях, выясняя Бог знает что, и для каких целей? Где вопросы, сколько я хочу зарабатывать? Москвич ли я? Женат ли? Нет? Где дотошное разглядывание моих дипломов, трудовой книжки и прочих бумажонок? Где разговоры на отвлечённые темы, никак не связанные с работой и её составляющими? Где всё это?!»

Я на самом деле оказался поражён. Много позже я понял, почему всего этого не было. Говоря совсем просто, данная ерунда в депо поначалу просто не требуется. Ведь большая часть из тех, кто поступает в их (депо) распоряжение, до водительского кресла так и не добирается. Соскакивает ещё в процессе обучения. И из-за сложностей с этим обучением связанного, и из-за его длительности. И из-за того, что попробовав и поняв, куда его занесло, ищет другую работу, попроще. Следовательно, детально выяснять, какой человек к ним пожаловал, и каких кренделей от него ждать, по названным причинам совсем ни к чему. Он может отсеяться, а если и нет, то за время обучения, всем станет всё ясно. Любой человек раскроется. Причём не спеша и плавно. А уж москвич ты или приезжий из Пузоотрыгаевска им тем более до лампочки. Место в Гранд Лимит Отеле не надо предоставлять и уже хорошо. А там — живи хоть под забором в обнимку с котом Васькой.

В общем, так я познакомился с Луизой Ильиничной Мокшаниной, в ту пору не последним человеком в Краснопресненском трамвайном депо. В моей истории она всплывёт ещё не раз, в силу естественных причин, и с ней мы познакомимся поближе несколько позже. Отношения в последующем у нас с ней были крайне неоднозначные, непростые, и я не могу сказать — плохие. Не забывайте, я сам не подарок, и временами и ей от меня доставалось, в рамках того что мне было позволено разумеется. Определённых границ я не переходил. Но человек она оказалась непростой, хотя и к негодяям я её однозначно причислить никак не могу. Луиза — скорее человек системы. Сама в прошлом водитель, она понимала, откуда ноги растут, но вот сделать особо многого не могла. Или не хотела. Самой бы удержаться (ибо грызня у начальства в депо подчас разгоралась покруче водительской, чем я случалось, пользовался). А в отношениях со мной часто шла на уступки, (особенно, когда узнала мой характер, чего лично я не хотел — вынудили), и избегала конфликтовать в открытую. То ли из мудрости, пришедшей с годами, то ли в силу иных причин. Я не знаю. И относилась ко мне с подозрением. Но не будем забегать вперёд.

После этого столь быстрого собеседования, Луиза дала мне какие-то документы, и отправила в здание, находящееся неподалёку и относящееся к депо. Чтобы попасть туда мне надо было пройти снова через проходную, добраться до того места где находилась остановка, и свернуть налево в первый же переулок. Собственно и не переулок вовсе, а вход в красное кирпичное одноэтажное здание, являющееся, как я понял, медицинским пунктом. Я вошел, повернул направо, открыл дверь и оказался в медицинском кабинете. Там было очень тихо, пахло лекарствами. За столом сидела женщина, которая едва я представился и объяснил причину своего появления, кивнула головой, взяла документы, протянутые мною, долго в них что-то писала, и отдала мне обратно. Я поплёлся назад. Но дабы не мучить любознательного читателя, я опущу скучные подробности моих хождений, и сообщу следующее: с данными документами я вновь явился под ясные очи Луизы Мокшаниной скрытые линзами. Та отфутболила меня в отдел кадров писать заявление о приёме на работу, и ещё какую-то муть, затем я вернулся обратно в отдел эксплуатации. Снова чего-то писал, поднимался на третий этаж, там бродил по кабинетам. Словом, в результате всех процедур я вышел из депо с направлением на медицинскую комиссию. И с напутствием её скорейшего прохождения. Комиссию я прошёл, правда, нервов мне там помотали немало. Особенно в кабинете у офтальмолога. Хотя никаких проблем я врачам не создавал. Там сидела очень противная тётка лет сорока, которой я при иных условиях, не раздумывая долго, объяснил бы кратко и сжато как следует разговаривать с будущим московского городского транспорта. И наверняка прибавил бы (за мной, признаюсь, это водится) как отвратительно у неё пахнет изо рта и какая она старая и толстая. Обычно при подобных конфликтах, помимо прочего я всеми силами стараюсь, чтобы у соперника после разговора со мной не просто испортилось настроение на недельку-другую, а ещё и остался комплекс неполноценности. Но здесь, я позволить себе слишком многого не мог (ибо нуждался в работе), и ограничился лишь быстрой словесной перепалкой, смысл которой сводился к тому, что, давай тут не учи меня жить, а подписывай свои поганые бумажки коль не имеешь, как врач претензий к моему здоровью. И делай это молча. Подобная постановка вопроса очень не понравилась этой неудачнице (неудачнице это слабо сказано — иначе трудилась бы она совсем не здесь), и она даже попыталась было воздействовать на меня традиционно женскими мерами, а именно — стала орать. На что я спокойно парировал, мол, если не прекратишь сейчас же, через пять минут я пойду к главному врачу вашей заупокойной конторы, и скажу, дескать, с меня требуют взятку в глазном кабинете при самых отягощающих обстоятельствах. «Понятно, бля?» — был мой заключительный рык на весь первый этаж, отчего подскочила даже притихшая медсестра. Эта угроза как-то утихомирила пыл психически неустойчивого эскулапа, и мне незамедлительно были вышвырнуты — без шуток! — справки. На прощание мы обменялись взглядами, которым позавидовали бы даже ратники перед битвой на Куликовом поле, и я, хлопнув дверью к ужасу сидящих тут же, других проходящих комиссию водителей пошёл дальше. В целом, комиссия тоже отдавала зоопарком, но остальных врачей я прошёл без малейших проблем. Меня ещё хорошенько раскрутили напоследок в местной центрифуге, дабы выяснить, как работает мой вестибулярный аппарат, и к концу дня я был свободен. Единственное сильно досадившее обстоятельство оказалось простым: пришлось встать для прохождения комиссии чуть ли не в пять утра. Кстати, к месту будет упомянуть — по дороге на комиссию я случайно встретил своего старого знакомого. Звали его Серёга Горбач. В пору нашей учёбы в ПТУ № 26 мы сильно дружили. Но к тому моменту потеряли связь и не виделись несколько лет. Ранее, Серёга был подающим большие надежды боксёром, постоянно тренировался и выступал, мечтал «раскачаться» до Тайсона и стать чемпионом мира. Теперь он «держал» палатки у метро, то есть стал бандитом, и чуть не упал в обморок, узнав, для чего я приехал и кем собираюсь устроиться.

— Да ладно тебе, — говорил он мне с улыбкой. — Какой трамвай?! Ты что? Я рад тебя видеть! Давай вот завтра встретимся, у меня есть для тебя работа. Сейчас тут вот с делишками разберусь и о тебе подумаем.

— Нет уж, нет уж, — отвечал я содрогнувшись. — Знаю я твою работу. И твои методы. Насмотрелся в своё время.

— Да ладно, чего ты! Сейчас — то всё по-другому. Те времена были бандитские, то время прошло. Теперь намного спокойнее…

В общем, мы разошлись ни о чём не договорившись, и с тех пор я его уже не видел никогда. Как его жизнь сложилась? Наверняка не просто. Поразительно другое — что встретились мы именно в тот момент жизни. В прямом смысле на распутье. Вот две дороги. Выбирай. А то, что Серёга помог бы мне с «трудоустройством» сомневаться не приходится. Уж слишком хорошо я его знал…

Но продолжим. На следующий день я явился в отдел эксплуатации, принёс врачебное заключение о годности быть водителем трамвая, и к своему огромному удивлению получил направление в учебный комбинат.