2. Шок. Сторонники и противники «шоковой терапии»
2. Шок. Сторонники и противники «шоковой терапии»
От Павлова до Гайдара
В начале 1990-х народ в целом стремительно нищал и ожидал от жизни самого худшего. Люди не верили заверениям в том, что никто ничего не потеряет. А государство продолжало играть с населением «в наперстки». Сначала была павловская реформа.
«Павловской» ее назвали по фамилии министра финансов, а с января 1991 года — премьер-министра СССР Валентина Павлова. Ее целью были изъятие у населения избыточной денежной массы и стабилизация денежного обращения в стране. Иными словами, решение проблемы дефицита за счет отъема налички у населения.
Первый этап павловской реформы ознаменовался указом об изъятии из обращения 50- и 100-рублевых купюр и обмене их на более мелкие, который был подписан Горбачевым 22 января 1991 года. Указ был доведен до сведения широких масс населения поздно вечером, когда сберкассы уже были закрыты. Наиболее предприимчивые, чтобы спасти свои сбережения, успели воспользоваться услугами касс в метро и почтовых отделений при вокзалах, отправив самим себе почтовые переводы. Остальным пришлось давиться в очередях или попросту плюнуть на свои сбережения — на обмен купюр давались всего три дня, причем обменять без проблем можно было не более 1000 руб. «в одни руки». А в сберкассе можно было снять не более 500 руб.
В результате из обращения было изъято около 14 млрд. наличных. Много это или мало — судить можно по-разному. А вот доверие населения к правительству, и без того традиционно слабое, за эти три дня было утеряно навсегда. Далее последовала апрельская реформа (повышение) цен: 2 апреля 1991 года произошло одновременное повышение всех розничных цен в 2–4 раза. Это стало началом второго этапа павловской реформы.
Виктор Геращенко, эксглава Госбанка СССР и Банка России, вспоминает о Валентине Павлове: «Он работал первым замом в бюджетном управлении Минфина и подавал надежды. При Совмине СССР была создана группа, которая готовила реформирование экономики. Как раз Павлов вместе с Абалкиным и были в ней главными закоперщиками. Павлов одно время работал в Госкомцене, где готовили ценовую реформу, поскольку никакая экономика не может быть рыночной, если все цены неправильные и нет налоговой системы. В СССР же предприятия налоги не платили, там всю прибыль направляли в бюджет, а потом ее распределяли. В этой группе были три основные темы: реформа цен, налоговая система и разные формы собственности. В результате появился план из 400 мероприятий, которые необходимо было исполнить последовательно. Нельзя вводить налоговую систему, если нет реформы цен. А за ней, возможно, потребуется денежная реформа. И так далее».
Павловская реформа, хотя и была отчасти реакцией на тектонические сдвиги в экономике страны, все-таки вполне укладывалась в административно-командный набор инструментов. Это была далеко не первая конфискационная реформа в СССР…
А вот потом, уже после путча, в 1991–1992 годах, последовали гайдаровские реформы — либерализация цен, т. е. отказ от государственного регулирования ценообразования, и приватизация. И это уже были реформы вполне рыночные, можно даже сказать, шокирующе рыночные. Собственно, это и была «шоковая терапия».
В медицине «шоковая терапия» используется для лечения психических и неврологических заболеваний, в экономике — для выхода из тяжелых кризисных ситуаций. И в той и в другой области этот метод считается весьма спорным: слишком много опасных побочных эффектов.
Что дала России «шоковая терапия» начала 1990-х? Привела ли она к излечению от тяжелой болезни или только ухудшила общее состояние «больного» — российской экономики? Следует нам благодарить или проклинать «шокотерапевтов», и прежде всего Егора Гайдара? И можно ли было перейти к рынку иначе, без тяжелых последствий для подавляющего большинства населения? Ответы на эти вопросы не знает никто. «Шоковая терапия» началась и закончилась почти 20 лет назад. Но споры не утихают и по сей день.
Достаточно вспомнить заголовки газетных статей буквально накануне денежной реформы: например, «Валентин Павлов сказал, что денежной реформы не будет. Ну-ну» (Коммерсантъ. 1991. 7 января).
История не имеет сослагательного наклонения. И хотим мы того или нет, но сегодня мы живем в стране, которая была подвергнута насильственно жесткому лечению.