Сулин

Покончив все дела с генералом Васильевым, я на пароходе «Нанимар» служившем мне яхтой, отправился в Сулин и там вступил в командование обороной гирла Дуная. Стрелковый полк, как оказалось, уже прибыл накануне, и сегодня батальоны занимали назначенные им позиции. Мой штаб помещался в единственном большом здании городка, так называемом дворце Международной дунайской комиссии. В мирное время эта комиссия управляла всем судоходством на Дунае на участке от устья до Браилова, т. е. до того места, где было возможно морское судоходство. Комиссия состояла из генеральных консулов в Галаце четырех заинтересованных держав: России, Австрии, Румынии и Болгарии, и ей подчинялась администрация Сулинского канала и регулирование дноуглубительных и оградительных работ на нижнем Дунае.

Сейчас мы реквизировали все плавучие средства и мастерские комиссии и образовали временный военный порт в Сулине, который и обслуживал наши суда. Что касается до самого городка Сулин, то это было почти совсем брошенное жителями местечко, состоящее из одной только улицы, которая была одновременно и набережной судоходного канала. В последнее время сюда, впрочем, приехали некоторые эмигранты из Румынии, занятой немцами, преимущественно чиновники с семьями, и они разместились в свободных домах. Наши две роты полкового резерва разместились в свободных складах для товаров и там же команда приморской батареи и авиационный отряд. Румынские части имели небольшие казармы, свободно вместившие сводную команду около 300 человек и противоаэропланную батарею в 60 человек. Больше у румын войск не было.

Первым моим делом по приезде в Сулин и вступлении в должность была организация разведки неприятеля. Никого знакомого с этим делом у меня под рукой не было и пришлось налаживать дело самому при помощи румынской полиции, знавшей местные условия и жителей. Благодаря особенностям местности проникновение к неприятелю рыбаков не было затруднительным, тем более что и там и здесь жили, главным образом, русские некрасовцы, имевшие на обоих берегах родственников.

Через неделю я уже знал точный состав и наименование частей, стоявших на правом берегу Георгиевского канала. Так как я денег не жалел, то впоследствии я стал получать сведения о неприятеле ежедневно. Рыбачьи лодки каждую ночь переплывали канал туда и обратно и доставляли все нужные сведения. Конечно, весьма вероятно, что и неприятель получал таким же образом сведения о нас и даже возможно, что те же лица служили и ему и нам, но изловить этих господ бывает чрезвычайно трудно.

Как оказалось, против нашего участка на правом берегу Георгиевского гирла расположилась бригада болгарской пехоты, причем один полк стоял целиком в Тульче, а другой был рассыпан мелкими частями по всему нагорному побережью до морского берега. Таким образом, мои предположения подтверждались, и наиболее угрожаемым пунктом был Измаил.

Командир стрелкового полка, бывшего на моем участке, оказался очень милым человеком, и мы с ним очень скоро поладили. Он вполне согласился с моим мнением о необходимости подчинения его третьего батальона, стоявшего в Чатале, генералу Васильеву, а сам ревностно принялся за укрепление участка против деревни Принц Кароль. Этот участок также мог быть легко атакован неприятелем, но дальнейшее продвижение было возможно только по направлению к Сулину вдоль Сулинского канала, которое могло быть легко остановлено огнем орудий одного миноносца, а потому опасности не представляло.

В общем, неприятель вел себя довольно пассивно. Временами возникала с обоих берегов небольшая перестрелка, и иногда бывали раненые, большей частью вследствие собственной нерасторопности. Мое время протекало в периодическом осмотре позиций и штабной работе, но оставалось много и свободного времени. Мы жили очень комфортабельно в больших комнатах дворца Международной комиссии, у нас был рояль, и иногда устраивались концерты с импровизированными артистами. За это время я познакомился со многими румынскими офицерами, и должен сказать правду, что они произвели на меня хорошее впечатление. Большинство из них были образованы, знали языки и не имели недостатков своих сухопутных товарищей, которые взяли у немецких лейтенантов только их напыщенный вид, но не дисциплину и знание военного дела. Всем им, конечно, не хватало морского опыта, который приобретается только долгими плаваниями и постоянной жизнью в море.

На третий день моего приезда меня посетил адмирал Колчак, пришедший на двух миноносцах. Адмирал ознакомился с положением, но не согласился с моим заключением и нашел, что самый важный участок – это против деревни Принц Кароль, и еще раз приказал обратить на него главное внимание. Он мне рассказал, что только что получил известие о гибели подводной германской лодки на наших заграждениях у Босфора, и потому был в хорошем расположении духа. Через месяц, он надеялся, что в Сулин прибудет Балтийская морская дивизия, и тогда можно быть вполне спокойным за гирла Дуная. По его отъезде я долго думал, как быть с его директивами, и по здравом размышлении решил все оставить по-старому, взяв всю ответственность на себя.

Весь декабрь был довольно спокойный и нарушался только частыми налетами аэропланов, которые бросали бомбы иногда поодиночке, а иногда целыми группами. Вначале они спускались довольно низко, но постепенно наши батареи начали пристреливаться и заставили их брать высоту все выше и выше. Вред, причиняемый ими, в общем, был невелик. Они старались попасть, главным образом, в наши аэропланные ангары, но те были хорошо замаскированы, и бомбы падали главным образом в воду и в плавни. Несколько домов, впрочем, немного пострадали, но жертв почти не было. Зато в Измаиле несколько аэропланов произвели атаку в базарный день на городскую площадь, которая была полна народа, и устроили настоящую гекатомбу. Пострадало более 100 человек и много лошадей. Наши аэропланы также делали налеты на Тульчу и на другие места, где располагались войска, но, в общем, войны в воздухе не было. Между авиаторами как будто установилось безмолвное соглашение друг друга не трогать и нападать только на находящихся на земле.

В конце декабря очень красивый маневр проделала лодка «Донец». Ее командир получил приказание от генерала Васильева подойти в сумерки к посту Раздельному и вызвать на себя огонь неприятельских береговых батарей, которые, как мы знали от агентов, были поставлены, но ничем себя не обнаруживали. Командир «Донца» подошел к Раздельному, но неприятель молчал. Тогда он стал спускаться по Георгиевскому гирлу и подходить все ближе и ближе. Между тем уже стемнело и поворачивать назад было опасно, так как можно быть стать на мель. Тогда командир решил дать полный ход и, пройдя вплотную мимо Тульчи, идти Сулинским рукавом в Сулин. Опыт был рискованный, но удался блестяще. Болгары открыли огонь с трех батарей, когда «Донец» был уже не более как в 8 кабельтовых, но их неопытные артиллеристы все время вели стрельбу на перелетах, даже когда «Донец» проходил вплотную мимо города. Ружейный и пулеметный огонь также был малодейственным, так как, по-видимому, вследствие паники не был никем управляем.

«Донец», проходя мимо набережной, открыл оба своих прожектора и слепил глаза стреляющим войскам и прислуге орудий, а картечь, которой он сыпал из всех орудий, по-видимому, производила ошеломляющее впечатление. С «Донца» при свете прожекторов была ясно видна масса мечущихся повсюду людей, видимо, совсем потерявших голову. В общем, «Донец» пробыл под неприятельским огнем более получаса, из коих минут 10 на расстоянии 50–150 сажен от неприятеля, и потерял от ружейного огня всего одного человека убитым и одного раненым. Дело было блестящее в полном смысле этого слова.

Адмирал Колчак оценил подвиг «Донца» и издал по этому поводу специальный приказ по флоту. Командир получил золотое оружие, а офицеры и команда награды. Как мы узнали потом от агентов, у болгар был страшный переполох. Они подумали, что это начало нашего наступления, и послали спешно подкрепления в Тульчу. Пострадавших от огня «Донца» было более ста человек в одних войсках, но было еще убито и ранено много мирных жителей, главным образом, от огня болгарских солдат, стрелявших в панике по всему городу, считая, что наши войска высадились уже на берег.

Когда «Донец» пришел в Сулин, я ему сделал торжественную встречу с музыкой, игравшей туш. Команде был дан улучшенный обед, а офицеров я всех пригласил к себе.

Между тем наступили праздники. Погода стояла все время чудная. На самое Рождество мы расхаживали в одних кителях без пальто. Рыбаки по своим приметам предсказывали на этот год очень суровую зиму, и мы все время ее ждали, но, видя, что и на праздниках температура стоит 15–16 градусов, стали уже над ними смеяться, но в скором времени оказалось, что они были правы. На праздниках мы придумывали разные развлечения и один раз устроили даже целый бал с танцами, на котором присутствовало около двадцати дам румынок и сестер милосердия с санитарных барж для перевозки раненых, которых в это время почти не было.

Болгары придумали в это время пускать по течению к нам в Сулин плавающие мины, но одна из первых же мин взорвалась о выступ стенки набережной, не причинив никому вреда. Мы поставили тогда поперек канала минные сети и этим вполне себя обезопасили от этих неприятных сюрпризов.

В один из дней начала января около 4 часов дня мы сидели мирно в столовой и пили чай, когда мне подали телеграмму от генерала Васильева, извещающую меня, что он в сумерки предпринимает атаку на Янковицу и надеется иметь успех. Янковица была маленькая деревушка на острове Чатал против Тульчи и занималась нашей передовой заставой в количестве полуроты.

Для меня это известие оказалось полной неожиданностью, и, как оказалось, первая телеграмма Васильева до меня не дошла вследствие хронической неисправности проводов связи, протянутой по болотистым местам. Я сейчас же запросил соседний участок в деревне Принц Кароль. Оттуда ответили, что утром слышали небольшую перестрелку на Чатале, но не придали этому значения, так как это бывало часто.

Как оказалось впоследствии, произошло следующее: часов около 8 утра был сильный туман, и на реке ничего не было видно. Внезапно застава в Янковице была атакована с левого фланга, и прапорщик, командовавший ей, поспешно отступил на вторую заставу, находившуюся в трех верстах к северу, где были окопы и стояла другая полурота. В двух верстах дальше на север стояли остальные три роты батальона и два полевых орудия. Командир батальона не решился самостоятельно на контратаку и попросил у генерала Васильева подкреплений. Последний тотчас же приехал сам и перевез через Килийский канал еще два батальона стоявшего в Измаиле полка. Обсудив положение, он решил произвести контратаку в сумерки, так как у него было всего две пушки, а неприятель мог поддерживать свои атаки артиллерией из Тульчи.

Неприятель сначала перевез через Георгиевский канал всего одну полуроту на четырех рыбачьих лодках, бывших у него в распоряжении (мы увезли все лодки из Тульчи при нашем отступлении). Постепенно он довел свои силы до батальона и тогда начал движение вперед, но, встреченный огнем со второй заставы, прекратил атаку и отступил снова в Янковицу. Генерал Васильев начал контратаку в 4 часа 30 минут, и через час уже весь болгарский батальон до 500 человек был в наших руках. Положение было восстановлено, и генерал Васильев пожал вполне заслуженные им лавры. Наши потери заключались в 5 убитых и 15 раненых. Если бы я понадеялся на свои силы, т. е. на один батальон, которому я ничем не мог помочь, то положение могло бы принять совершенно другой характер и Чатал был бы нами потерян. Таким образом мое самостоятельное решение принесло благие результаты.

Когда я донес адмиралу Колчаку о происшедшем, то получил жестокий нагоняй за то, что привлек на помощь войска из 6-й армии, а не справился собственными силами. Правильно ли я поступил, пусть судят критики, если у них найдется время для разбора таких пустяшных эпизодов.

6 января, как раз на Крещение, погода резко переменилась: задул жестокий северный ветер со снежной пургой, и температура резко упала с 10? тепла до 10? мороза, который по ночам доходил и до 15?. Ветер продолжался три дня, и после того сразу наступила зима, продолжавшаяся целых 6 недель до половины февраля. Таким образом, рыбаки, предсказывавшие суровую зиму, были правы. По Дунаю начал идти лед, сначала тонкий, а потом все толще и толще. Пришлось принимать меры, чтобы наши суда и в особенности миноносцы с тонкой обшивкой, не пострадали от напора тяжелых льдин. По счастью, в Сулинском канале было много закрытых уголков, где их можно было безопасно разместить. Наконец местами Дунай крепко стал, но Сулинский канал мы все время держали свободным для прохода судов при помощи крепких буксирных пароходов, исполнявших роль ледоколов.

Неприятель после полученного им урока держался пассивно и не предпринимал никаких действий. Так продолжалось до конца января, когда, наконец, начала прибывать на транспортах балтийская морская дивизия. Раньше ее около 10 января прибыл из Одессы Гвардейский экипаж в составе одного батальона боевого состава. Я получил извещение о их прибытии из морского штаба в Ставке с указанием, что они должны быть в резерве. Будучи в Ставке, я знал, что это означает. Существовали некоторые излюбленные части, которые нельзя было подвергать большим потерям. Нужно было употреблять их так, чтобы они имели видимость участия в боях, но по возможности не имели потерь. Эти части служили большой обузой для начальников, потому что он не мог на них рассчитывать.

Впрочем, Гвардейский экипаж пробыл на Дунае не более месяца и был вызван в Петербург, куда и прибыл за неделю до начала революции. Согласно полученным указаниям, я поместил Гвардейский экипаж в Измаил под команду генерала Васильева, но предупредил его, что он может его употребить в дело только в крайнем случае, если Измаилу будет угрожать опасность. При поездке в Измаил я сделал экипажу смотр и прямо залюбовался выправкой и дисциплиной этих гигантов, маршировавших как в Петербурге на Дворцовой площади. За обедом в их кают-компании мне некоторые офицеры жаловались, что им самим неловко, что они как бы присутствуют на войне, а не участвуют в ней фактически. За всю войну они потеряли одного офицера убитым и несколько раненых нижних чинов.

Когда в Сулин прибыла морская дивизия, то стрелковый полк получил приказание присоединиться к своей дивизии, стоявшей где-то на реке Серет. Мы им сделали очень теплые проводы. Морская дивизия разместилась так: один полк стоял на Чатале, другой в Измаиле в резерве, третий занимал посты по Георгиевскому каналу и четвертый в Сулине, также в резерве. Полки сменяли друг друга, и вообще войск для обороны было более чем достаточно. С прибытием начальника дивизии свиты Его Императорского Величества контр-адмирала Фабрицкого[260] я получил приказание сдать ему оборонительный участок, а самому вернуться к прежней должности начальника экспедиции особого назначения. Это, конечно, было естественно, так как двум адмиралам там делать было нечего, но тем не менее я был уверен, что причина моей смены крылась в истории с генералом Васильевым. Этот последний после прихода морской дивизии получил другое назначение и уехал из Измаила.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.