Глава III

Глава III

«В конце сентября 1919 года, – в приподнятом тоне начинают В.Н. Александров и Ю.Н. Амиантов юбилейную статью, написанную к 90-летию со дня рождения Ф.И. Голощекина, – в доме № 7 по Моховой улице в Москве, где размещался секретариат ЦК РКП (б), состоялась радостная встреча: старый коммунист Ф.И. Голощекин увиделся со своим сыном-подростком. С начала 1918 года, находясь на ответственной работе на Урале, Ф.И. Голощекин потерял связь с семьей, которая обратилась в ЦК партии с просьбой найти мужа и отца. Сотрудники секретариата ЦК отыскали Голощекина и устроили ему свидание с сыном. Немного времени смог уделить Филипп Исаевич сыну, а затем – новое ответственное задание партии и снова разлука. Жизнь Ф.И. Голощекина не принадлежала ни ему самому, ни семье – она была целиком отдана партии большевиков».[22]

Странное дело: почему Берта Иосифовна Перельман не обратилась ранее к своему старому товарищу по революционному подполью и ссылке в Нарыме Якову Михайловичу Свердлову, которому не однажды писала в Туруханокий край? Председатель ВЦИКа хорошо знал, где находился с начала 1918 года его близкий друг Жорж, потому как поддерживал с ним регулярную телеграфную связь и принимал у себя дома в Москве… Впрочем, что гадать, должно быть, на то, как разыскивать «мужа и отца», имелись свои причины. (Спустя некоторое время Б.И. Перельман покончила жизнь самоубийством, и Голощекин писал в уральской газете, что у нее хватило сил «красиво уйти из жизни».)

Но вот кратковременность свидания в доме на Моховой отнюдь не вызывает особого удивления. О чем Филиппу Исаевичу было говорить с сыном, которого он почти не видел и не знал? Не рассказывать же подростку о том, как совсем недавно, год с небольшим назад, он вез из Екатеринбурга в одном из трех тяжелых ящиков заспиртованную голову примерно такого же по возрасту мальчика, среди других заспиртованных голов?..

«О жизни Филиппа Исаевича Голощекина – видного деятеля Коммунистической партии, крупного военного и политического работника, стойкого ленинца – известно пока немного», – сокрушались свердловские исследователи О.А. Васьковский и Е.И. Моисеева.[23] Между тем именно с этим уральским городом связана у Голощекина одна из самых значительных страниц его жизни. Казалось бы, материал под рукой, однако уральские историки обходят полным молчанием эту страницу. Как и Александров с Амиантовым. Как и все другие отечественные исследователи – вплоть до последнего времени.

Но прежде чем перейти к этой странице, вернемся в дореволюционную пору.

В упомянутой ранее книге К.Т. Свердловой-Новгородцевой под одной из фотографий написано: «Свердлов в группе товарищей, возвращающихся из ссылки». Представительные, тепло одетые, в меховых шапках и шубах, упитанные мужчины выжидающе смотрят в объектив. Позы несколько картинные – фотографы тех лет называли себя художниками и, естественно, работали над композицией. Причудливей всех одет Голощекин – он в круглой шапке из пушного зверька и в остяцком меховом тулупчике. Страсть ли к экзотике заставила его выбрать такое одеяние или сибирские морозы? Быть может, и то и другое вместе: накануне фотографирования им с другом пришлось совершить довольно долгий путь.

«В первых числах марта 1917 года, – пишет Клавдия Тимофеевна Свердлова, – до Монастырского дошла радостная весть: царское самодержавие пало…

С отъездом необходимо было спешить. До Красноярска предстояло проехать более тысячи верст на лошадях. Единственной дорогой был Енисей, а он со дня на день мог тронуться в верховодье.

Яков Михайлович не медлил ни минуты. Вместе с Жоржем Голощекиным они моментально собрались и выехали сразу же после получения телеграммы…

…Мела свирепая туруханская метель, однако чуть ли не все население Монастырского высыпало на берег Енисея. Все жали Свердлову и уезжающему с ним Голощекину руки, желали им счастливого пути.

…Ехали они… не вылезая из саней, не желая тратить ни минуты. Останавливались на отдельных станках и в селениях лишь затем, чтобы сменить лошадей, просмотреть… свежие… газеты. И проскочили. Хотя и пришлось в конце пути объезжать многочисленные полыньи, ежесекундно рискуя провалиться под лед, но до Енисейска добрались благополучно. Путь в Красноярск, в Россию был открыт!».[24]

15 марта путешественники доехали до Анциферова, где с ними вышел небольшой казус: кончились деньги. Пришли к волостному комиссару Корфу и предъявили ему удостоверение Енисейского общественного управления, которое в первых словах возвещало: «Ко всем властям и населению свободной России…» Корф выдал им десять рублей, и Свердлов с Голощекиным смогли продолжить дорогу.

20-21 марта они уже участвовали в заседании Красноярского Совета, а на следующий день выехали в Петроград.

«Приехали они 29 марта, – продолжает К.Т. Свердлова, – и прямо с вокзала отправились к сестре Якова Михайловича – Сарочке. Она потом рассказывала мне, как неожиданно нагрянул Яков Михайлович…

Не ответив и на десятую долю вопросов, Сарочка вспомнила, что брата надо хоть чем-нибудь накормить с дороги… как вдруг Яков Михайлович схватился за голову.

– Жорж, ой, Жорж! – простонал он.

– Почему Жорж? Какой Жорж?

– Да Голощекин. Я его у дверей оставил, на улице… А ведь прошло уже с полчаса. Сходи лучше ты за ним, а то он меня убьет, непременно убьет. Узнать его очень легко: такой длинный, тощий, с бородкой, усами, а черной шляпе. Словом – Дон-Кихот.

Сарочка быстро вышла на улицу и сразу узнала Голощекина, уныло переминавшегося на тротуаре. Вместе с ним вернулась к себе, напоила Свердлова и Голощекина чаем и повела в Таврический дворец.

Как раз в эти дни… проходило первое совещание представителей Советов наиболее крупных городов России…».[25]

Вскоре после Октября Свердлов стал председателем ВЦИКа, Голощекина послали в Пермь, где он возглавил губком. Вряд ли это назначение обошлось без участия Свердлова, взвалившего на себя, как писал Ленин, массу организаторской работы: ему наверняка был нужен на Урале абсолютно надежный и проверенный человек. Дело в том, что с августа 1917 года в Тобольске под охраной находился бывший царь Николай II с семьей.

* * *

Императора сослал в Тобольск Керенский. Почему именно в Тобольск? Сам Керенский объяснял это, и тогда и впоследствии, крайне невразумительно: дескать, в Сибири безопаснее и губернаторский дом удобен и хорош (а дом даже и не подготовили к приему узников). Ближе всех к разгадке подошел проницательный Н.А. Соколов, который проводил следствие по убийству царской семьи:

«Был только один мотив перевоза царской семьи в Тобольск. Это тот именно, который остался в одиночестве от всех других, указанных князем Львовым и Керенским: далекая, холодная Сибирь, тот край, куда некогда ссылались другие».[26]

Обратим внимание на последнее слово. Кто – «другие»? Конечно же, декабристы и другие революционеры. Их ссылали в Сибирь предки Николая II. Известно, что среди этих ссыльных имелось немало масонов. Керенский же, масон высокой степени посвящения, и его правительство, состоявшее сплошь из «вольных каменщиков», видно, помнили старые счеты. Король Людовик XVI, арестованный французскими революционерами-масонами, был заключен перед казнью в замок Тампль – где когда-то томился накануне сожжения королем Филиппом Красивым Великий Магистр Яков Молэ, основатель четырех мировых масонских лож. Такова масонская месть. И продолжая мысль: не большевики, так Временное правительство, удержись оно у власти, казнило бы российского императора…

Еще декабристы задумывались о том, как после переворота поступить с царской семьей. Мнения разделились: одни предлагали убить монарха и его близких, другие – выслать его за рубеж. Ленинцы, придя к власти, не сомневались. Иное дело, они вынуждены были считаться с «массами», то есть не могли открыто и нагло расправиться с ненавистным царем. А вдруг этот темный верующий народ всколыхнется, вздумает заступаться или мстить за своего помазанника Божьего? Из тактических соображений надо было лгать, создавать видимость законности и справедливости. И потому последовали заявления: устроим-де народный суд над коронованным палачом и тому подобное, даже главного обвинителя назначили – Троцкого. Сын миллионщика должен был обвинять царя от имени народа. Спрашивается, какого?.. Однако для проведения суда никто ничего не сделал. Одно из двух: или большевики не собирались устраивать судилище, или не решились пойти на это, боясь навредить себе. Возможно, причина «нерешительности» таилась глубже: явно содеять задуманное было нельзя.

До весны 1918 года Романовы довольно свободно жили в губернаторском доме. Между тем, если верить жизнеописателям Свердлова Е. Городецкому и Ю. Шарапову, в Тобольск стягивались монархисты, «городок был наводнен черносотенной литературой, воззваниями Пуришкевича, епископа Гермогена, монархическими листовками».[27] Хотя и задним числом, но с подлинно революционной бдительностью авторы пишут об угрозе бегства царской семьи. Непонятно лишь, почему «контрреволюционное офицерство» медлило, коли уж стянуло силы в Тобольск, желая освободить царя…

Т. Мельник-Боткина, дочь государева врача, вспоминала в 1921 году, что солдаты одного из взводов охраны говорили, что в свое дежурство они дадут их величествам безопасно уехать. Но то солдаты, да и, как видно, в состоянии душевной размягченности…

Наставник наследника цесаревича Алексея П. Жильяр в своей книге «Николай II и его семья» приводит дневниковую запись от 17 марта 1918 года:

«Их Величества, несмотря на жгучую тревогу, растущую со дня на день, сохраняют надежду, что среди верных им людей найдется несколько человек, которые попытаются их освободить. Никогда еще обстоятельства не были более благоприятны для побега, так как в Тобольске еще нет представителя правительства большевиков. Было бы легко, при соучастии полковника Кобылинского,[28] заранее склоненного в нашу пользу, обмануть наглый и в то же время небрежный надзор наших стражей. Было бы достаточно нескольких энергичных людей, которые действовали бы снаружи по определенному плану и решительно».[29]

Решительных людей, однако, не нашлось.

«Мы неоднократно настаивали перед Государем, – продолжает Жильяр, – чтобы держаться наготове на случай всяких возможностей. Он ставит два условия, которые сильно осложняют дело; он не допускает ни того, чтобы семья была разлучена, ни того, чтобы мы покинули территорию Российской Империи».[30]

Таков русский царь. Понимая невыполнимость и гибельность своих условий, он и не мыслит покинуть родную землю. То же и царица, сказавшая Жильяру: «Я ни за что на свете не хочу покидать России…» И совсем другое дело захватчики-большевики: когда Деникин подступал к Москве, Ленин и компания уже готовились драпать за рубеж, сидя на чемоданах с награбленным золотом и бриллиантами – «партийной кассой»…

Но вернемся к биографам Свердлова.

«Еще в период Смольного Свердлов получал из Тобольска… тревожные сообщения…

Во второй половине марта в Москву приехал представитель Уральского областного Совета военный комиссар Ф.И. Голощекин, – пишут Городецкий и Шарапов. – Он информировал Свердлова о положении в Тобольске и рассказал о решении Уральского Совета просить правительство перевести Николая Романова в Екатеринбург. Это разрушит планы контрреволюции и поставит Романовых под надежную охрану рабочих Урала.

Свердлов согласился с (предложением Уральского Совета. Президиум ВЦИКа санкционировал перевод Николая Романова в Екатеринбург при условии, что областной Совет и лично Голощекин берут на себя всю ответственность за выполнение плана, за охрану Николая Романова вплоть до организации суда над ним».[31]

Даже по этому небольшому отрывку ясно видно, что авторы явно противоречат себе и ставят вопрос с ног на голову. Яков Михайлович, конечно же, сам внимательно следил за царем и направлял действия областного военного комиссара Голощекина, а не наоборот. Скорее всего, он и вызвал Филиппа Исаевича, своего «Жоржа», в Москву для того, чтобы получить полный отчет и дать дальнейшие указания. Доказательства этого имеются. В начале мая 1918 года ВЦИК решил переправить семью Романовых в Екатеринбург и поручил это В.В. Яковлеву (К.А. Мячину). В Екатеринбурге заподозрили Яковлева в измене – и Свердлов телеграфирует Белобородову и Голощекину:

«Все, что делается Яковлевым, является прямым выполнением данного мною приказа. Сообщу подробности специальным курьером. Никаких распоряжений относительно Яковлева не делайте, он действует согласно полученным от меня сегодня в 4 часа утра указаниям. Ничего абсолютно не предпринимайте без нашего согласия. Яковлеву полное доверие. Еще раз никакого вмешательства. Свердлов».[32]

Местные власти не знали всех тонкостей перевода царской семьи в Екатеринбург, что лишний раз свидетельствует, кто был дирижером, а кто исполнителем. А троекратное повторение приказа, отданного в 4 часа утра (!), ясно говорит о раздражении местной самодеятельностью.

Николай II записывал в дневнике:

«17 апреля. Прибыли в Екатеринбург. 4 часа простояли у одной станции. Происходило сильное брожение между здешними и нашими комиссарами. В конце концов одолели первые. Поезд пошел до другой товарной станции. Яковлев передал нас здешнему областному комиссару, с которым мы втроем сели в мотор и поехали по пустынным улицам в приготовленный для нас дом: Ипатьева…».[33]

Следователь Николай Алексеевич Соколов писал в. книге «Убийство царской семьи»:

«Весной 1918 года был в Екатеринбурге особый железнодорожный отряд, занимавшийся расстрелами в пределах железной дороги.

Во главе его был кр-н Парфений Титов Самохвалов, служивший также шофером в советском гараже.

Ему и было доверено перевезти в автомобиле Государя, Государыню и Марию Николаевну с вокзала в дом. Ипатьева.

Самохвалов показал на следствии: «Я не помню, какого числа это было, но помню, что в апреле месяце меня вызвал в здание Екатеринбургского Окружного Суда комиссар Голощекин и приказал мне следить, чтобы все благополучно было в гараже с машинами».

Через несколько дней ему было приказано подать автомобиль к дому Ипатьева. Самохвалов не знал тогда этого дома. Он говорит описательно: «…Из дома вышли комиссар Голощекин, комиссар Авдеев и еще какие-то лица (кроме Голощекина и Авдеева вышло еще человека два), сели в автомобили, и мы все поехали на станцию Екатеринбург–I… Когда мы прибыли на станцию Екатеринбург–I, здесь от народа я услышал, что в Екатеринбург привезли Царя. Голощекин сбегал на станцию и велел нам ехать на Екатеринбург-II. Там мы подъехали на машинах к одному месту, где стоял вагон I класса, окруженный солдатами. Оттуда вышли Государь Император, Государыня Императрица и одна из дочерей их… Их посадили в мой автомобиль… Опять мы поехали к тому самому дому, обнесенному забором, про который я уже говорил. Командовал здесь всем делом Голощекин. Когда мы подъехали к дому, Голощекин сказал Государю: «Гражданин Романов, Вы можете войти». Государь прошел в дом. Таким же порядком Голощекин пропустил в дом Государыню и Княжну и сколько-то человек прислуги… Когда Государь был привезен к дому, около дома стал собираться народ. Я помню, Голощекин кричал тогда: «Чрезвычайка, чего вы смотрите!» Народ был разогнан» .[34]

Соколов заключает: «Голощекин, Юровский и Заславский[35] были теми людьми, которые проявляли власть над царской семьей с первого момента прибытия ее в Екатеринбург» .

В запасниках Свердловского краеведческого музея есть картина «Передача Романовых Уральскому Совету». Ее автор, художник В.Н. Пчелин, которому в Свердловске к десятилетию Октября было заказано это полотно, расспросил участников «передачи», как было дело, и для памяти набросал в блокнот:

«Природа… Вдали лесок. Два барака на песочной площадке с травкой… И уходящий поезд – паровоз с дымком…

Присутствовали: передавали Романовых, окруженных 40 красноармейцами, – комиссар Яковлев и его помощник…

Принимали – (члены Уралсовета) тов. Белобородов, тов. Голощекин, тов. Дидковский…».[36]

Пчелин выполнил поручение со всем соцреалистическим усердием. Он изобразил две кучки людей, на виду солдатской цепи и окутанного дымом железнодорожного состава, напряженно вглядывающихся друг в друга. В лицах Николая II, царицы и великой княжны Марии смятение и тревога, зато напротив них прямо-таки стоят герои. Глаза выступившего на полшага вперед Яковлева горят, правая ладонь развернута к встречающим: дескать, доставил, принимайте. По другую сторону Белобородов в черной кожаной куртке, Голощекин в папахе и шинели, Дидковский с красноармейцем – все уверенные, холодно сдержанные. Филипп Исаевич запечатлен для истории в полупрофиль, с острой мефистофельской бородкой, в его осанке особенно много достоинства. Он на переднем плане, но как бы и в стороне. Наблюдает…

Белобородов телеграфировал в Москву: «ВЦИК Свердлову пред. Совнаркома Ленину Тридцатого апреля 11 часов я принял от комиссара Яковлева бывшего царя Николая Романова бывшую царицу Александру и дочь их Марию точка Все они помещены в особняк запятая охраняемый караулом точка».

Если раньше все сообщения в Москву шли на имя Свердлова, то теперь выявился и другой адресат – Ленин.

Отныне особняк инженера Ипатьева стал именоваться большевиками Домом особого назначения. В самом названии – предумышленное злодейство…

«Прибытие в Екатеринбург Императора вскрыло, – как писал Соколов, – фигуру распорядителя Голощекина». Не только! Открытое выявление «распорядителя» обнажило и смысл того, зачем сразу же после Октябрьского переворота Свердлов направил своего старого товарища «Жоржа» фактическим наместником Урала. С приходом к власти большевиков российскому императору был немедленно подписан смертный приговор. И были определены его исполнители. Вот почему отвезти свою будущую жертву в уготовленную ловушку «Дон-Кихот» не доверил никому.

Кроме жены, Александры Федоровны, в заключении вместе с царем оказалась вся его семья: дочери – Ольга, двадцати двух лет, Татьяна, двадцати лет, Мария, восемнадцати лет, Анастасия, шестнадцати лет, и неизлечимо больной сын Алексей, четырнадцати лет.

Николай II, не изменяя многолетней привычке, вел дневник (он хранится в Центральном государственном архиве Октябрьской революции):

«…Дом хороший, чистый… Чтобы идти в ванную, нужно проходить мимо часового у дверей караульного помещения. Вокруг дома построен высокий дощатый забор в двух саженях от окон. Там стоят пять часовых, в садике тоже…

2 мая. Приближение тюремного режима продолжалось. И выразилось тем, что утром старый маляр закрасил все стекла во всех комнатах известью. Очень похоже на туман, который смотрит в окна. Все время кто-нибудь из комиссаров находился в саду и следил за ним, за нами и за часовыми…» .[37]

На условия заключения никто не жаловался, а между тем нарастал моральный террор.

Охранник Якимов показал на следствии: «Они иногда пели. Мне приходилось слышать духовные песнопения. Пели они Херувимскую песнь…» А стража пьянствовала, шумела. Привлеченные большими деньгами и непыльной работой догляда, охранники всячески старались подгадить царским узникам: сопровождали княжен в уборную, подпирали ее дверцу спинами во время пользования, писали на стенах «разные нехорошие слова», рисовали похабщину, горланили революционные песни: «Вы жертвою пали в борьбе роковой», «Отречемся от старого мира», «Дружно, товарищи, в ногу».

Николай II заносил в дневник:

«6 мая. Дожил до 50 лет, даже самому странно…»

Царь с дочерьми ежедневно выходил в сад, Алексея выносили на руках – у него болела нога. 16 июля, ничего не подозревая, они прогуливались по саду в последний раз.

Впрочем, так ли уж – ничего не подозревая?..

14 июля священник Сторожев в последний раз отслужил обедницу в доме Ипатьева. Богослужение шло под присмотром коменданта Юровского. Стороже© вспоминал: «По чину обедницы положено в определенном месте прочесть молитву «Со святыми упокой». Почему-то на этот раз диакон вместо прочтения запел эту молитву, стал петь и я, несколько смущенный таким отступлением от устава, но едва мы запели, как я услышал, что стоявшие позади меня члены семьи Романовых опустились на колени» .[38]

В ночь на 17 июля Николая II и его семью расстреляли.

Ф.И. Голощекин, как областной военный комиссар, был непосредственным организатором и руководителем убийства без суда и следствия (судить, как известно, собирались одного Николая II),.

Об этом событии писали у нас крайне мало и, как правило, неохотно, не упоминая никаких деталей расстрела и почему-то затемняя роль организаторов этого акта.

Е. Городецкий и Ю. Шарапов в книге о Свердлове так описывают происшедшее:

«Фронт рядом, Екатеринбург мог продержаться несколько дней.

В ночь на 17 июля собрался Уральский областной исполнительный комитет. Выступил старейший большевик, опытный революционер, комиссар финансов Урала Ф. Сыромолотов и указал, что в сложной ситуации есть один выход – немедленно казнить царя (о жене и детях ничего не сказано. – В.М.) и сообщить об этом советскому правительству.

Предложение Федора Сыромолотова, поддержанное Войковым, Андреевым, Быковым и другими членами Уральского областного Совета, было единодушно принято» .[39]

О расстреле царской семьи в этой книге нет ни слова, однако авторы прозрачно намекают на некое особое свое знание, начиная главу «Последний заговор Романовых» следующим пассажем:

«…Яков Михайлович любил повторять строки пушкинской «Вольности»:

Самовластительный злодей! Тебя, твой трон я ненавижу. Твою погибель, смерть детей С жестокой радостию вижу».[40]

Ни в воспоминаниях жены Свердлова, ни в томе его писем не найдешь ни слова о том, чтобы именно эти стихи любил Яков Михайлович, однако, быть может, у авторов есть какие-то свои, не известные публике сведения… Как бы то ни было, о роли Голощекина, Белобородова, Юровского, главных действующих лиц расстрела, они странным образом умолчали, даже имен их не привели.

Другой свердловский автор, Яков Лазаревич Резник, в книге «Чекист» – о жизни Я.М. Юровского (Свердловск, 1968) еще более краток:

«В ночь с 16 на 17 июля Яков Юровский, Григорий Никулин, Павел Медведев, Петр Ермаков привели приговор в исполнение».

Между тем для чекиста Юровского, героя повествования, это был «звездный час» жизни, операция № 1.

После он и в гору по службе пошел… О Голощекине вновь ни слова.

М.К. Кашинов в объемистой книге «Двадцать три ступени вниз» (М., 1978) посвящает расстрелу одну строку:

«В ночь на 17 июля все было кончено…»

Г. 3. Иоффе в монографии «Великий Октябрь и эпилог царизма» (М., 1987) о моменте казни царя и его семьи не пишет вообще.

О чем умалчивали десятки лет, повинуясь негласным указаниям «сверху», штатные советские историки партии и революции?

Кровавая бойня совершилась в одной из комнат нижнего, подвального этажа. Это был тупик, за которым шла глухая кладовая. Единственное окно, обращенное на Вознесенский переулок, снаружи было забрано в железную решетку, сильно углубленную в землю. «Один выбор этой комнаты говорит сам за себя: убийство было строго обдумано, – делал вывод Соколов. – Эта комната – в полной мере застенок. Наш старый закон называл такие убийства «подлыми».[41]

После взятия белыми Екатеринбурга следствию удалось допросить участников событий.

Охранник Проскуряков показал: «Вечером Юровский сказал Медведеву, что царская семья ночью будет расстреляна, и приказал предупредить об этом рабочих и отобрать у постовых револьверы. Пашка Медведев приказание Юровского в точности исполнил. В 12 часов ночи Юровский стал будить царскую семью, потребовав, чтобы они все оделись и сошли в нижние комнаты. По словам Медведева, Юровокий будто бы такие объяснения привел царской семье: ночь будет «опасная»… может быть, стрельбы на улицах… Встали они все в два ряда. Сам Юровский стал читать им какую-то бумагу. Государь не дослушал и спросил Юровского: «Что?» А он, по словам Пашки, поднял руку с револьвером и ответил Государю, показывая ему револьвер: «Вот что!» Когда их всех расстреляли, Андрей Стрекотин, как он мне это сам говорил, снял с них все драгоценности. Их тут же отобрал Юровский и унес наверх».[42]

Стражник Якимов тоже выгораживал себя – показывал с чужих слов: «Впереди шли Юровский и Никулин. За ними шли Государь, Государыня и дочери: Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, а также Боткин, Демидова, Трупп и повар Харитонов. Наследника нас на руках сам Государь. Сзади за ними шли Медведев и латыши, то есть те десять человек, которые жили в нижних комнатах и которые были выписаны Юровским из чрезвычайки… Юровский так сказал Царю: «Николай Александрович, Ваши родственники старались Вас спасти, но этого им не пришлось. И мы принуждены Вас сами расстрелять». Тут же… раздалось несколько выстрелов. Стреляли исключительно из револьверов. Вслед за первыми же выстрелами раздался «женский визг». Расстреливаемые стали падать один за другим. Первым упал Царь, за ним Наследник. Демидова же, вероятно, металась, закрывалась подушкой. Она была приколота штыками… Когда все они лежали, их стали ооматривать и некоторых из них достреливали и докалывали. Но из лиц царской семьи, я помню, они называли только одну Анастасию, как приколотую штыками… Кто-то принес, надо думать, из верхних комнат несколько простынь. Убитых стали завертывать в эти простыни…».[43]

Большевик Павел Медведев был доверенным лицом Юровского в охране. 16 июля в 7 часов вечера он уже знал, что ночью будут убивать Романовых. Уральские коммунисты еще не обсудили «вопроса» и не приняли единодушного решения казнить царя, а Юровский уже сказал начальнику охраны: «Сегодня, Медведев, мы будем расстреливать семейство, всё». И велел: предупреди около 10 часов команду, чтобы не тревожилась, если услышит выстрелы.

Медведев сказал на допросе: «Часов в 12 ночи комендант Юровский начал будить царскую семью. Сам Николай II и все семейство его, а также доктор и прислуга встали, оделись, умылись, и приблизительно через час времени все одиннадцать человек вышли из своих комнат… Спустившись вниз, они вошли в комнату, находящуюся в конце корпуса дома… Собралась всего 22 человека: И подлежащих расстрелу и 11 человек с оружием, которых он всех назвал… Все уже были расстреляны и лежали на полу, в разных положениях, около них была масса крови, причем кровь была густая, «печенками»: все, за исключением сына царя Алексея, были, по-видимому, уже мертвы. Алексей еще стонал. Юровский еще два раза выстрелил в Алексея из нагана, и тогда он стонать перестал. При мне никто из членов царской семьи никаких вопросов не задавал, не причитал, не было ни слез, ни рыданий».[44]

Охранник Стрекотин вспоминал в с;воей записке: «Арестованные уже все лежали на полу, истекая кровью, а наследник все еще сидел на стуле. Он почему-то долго не упадал со стула и оставался еще живым. Впритруть начали ему стрелять в голову и грудь, наконец и он свалился со стула. С ними вместе была расстреляна и та собачка, которую принесла с собой одна из дочерей… Трупы выносили на грузовой автомобиль, находящийся во дворе. Второй на носилки стали ложить одну из дочерей царя, но она оказалась живой, закричала и закрыла лицо рукой. Кроме того, живыми оказались еще одна из дочерей и та особа, дама, которая находилась при царской семье. Стрелять в них было уже нельзя, так как двери все внутри здания были раскрыты, тогда тов. Ермаков, видя, что я держу в руках винтовку со штыком, предложил мне доколоть оставшихся в живых. Я отказался, тогда он взял у меня из рук винтовку и начал их докалывать. Это был самый ужасный момент их смерти. Они долго не умирали, кричали, стонали, передергивались. В особенности тяжело умерла та особа – дама. Ермаков ей всю грудь исколол. Удары штыком он делал так сильно, что штык каждый раз глубоко втыкался в пол…».[45]

Челябинский литератор Игорь Непеин первым «пролистал» страницы недоступных советскому читателю книг. Основываясь на книгах Н. Соколова, П. Жильяра, Р. Вильтона и других, он в ноябре 1988 года рассказал в газете «Уральская новь» о страшном преступлении, совершенном в Екатеринбурге в июле 1918 года. Однако выводы Непеина довольно незамысловаты:

«В доме Ипатьева творились произвол и беззаконие: бесконтрольное и безответственное распоряжение жизнью и смертью заключенных, в том числе их детей. Их казнили без места, цели и состава преступления еще на заре советской власти. Не явилось ли это одним из прологов, что привели потом к массовым казням и репрессиям в 30-е, 40-е, 50-е годы при Сталине?».[46]

Однако такое важное решение, как расстрел царя и его семьи, не могло быть принято «бесконтрольно». Центр, как видно из предыдущего, внимательнейшим образом следил за перемещением и судьбой Романовых, строго-настрого пресекал «местную самодеятельность», и уж, конечно, такой исполнительный и дисциплинированный работник, как Голощекин, не мог пороть никакой отсебятины. По крайней мере, он непременно бы «согласовал вопрос», а не ставил бы правительство перед фактом. Тем более что телеграфная связь все эти дни работала исправно…

В «Воспоминаниях о Ленине» Н.К. Крупская бесстрастно и деловито пишет об этом событии: «Чехословаки стали подходить к Екатеринбургу, где сидел в заключении Николай II. 16 июля он и его семья были нами расстреляны, чехословакам не удалось спасти его, они взяли Екатеринбург лишь 23 июля». Стало быть, неделя еще была в запасе (о чем, разумеется, тогда не знали). Не хотели рисковать? Однако охота пуще неволи: если бы уж так хотели судить Николая И, то, конечно, вывезли бы его в оставшиеся дни – сам-то военный комиосар Голощекин и другие вполне благополучно ретировались. Но и попытки эвакуировать царскую семью не было сделано.

Впрочем, никто и не собирался снова перемещать Романовых: не для этого их привезли в Екатеринбург…

…Еще 4 июля Голощекин отбыл в Москву к Свердлову для получения специнструкций, касающихся Николая II и его семьи. Он остановился на квартире у Свердлова и тут же был извещен по телелрафу Белобородовым о событиях в Екатеринбурге. Там новым комендантом Дома особого назначения стал чекист Юровский, а охрану из местных жителей заменили интернационалистами из чрезвычайки, которых все называли латышами. Голощекин вернулся из Москвы в Екатеринбург 14 июля, в канун казни. Его возвращение совпало по времени с рядом мер, предпринятых Юровским для подготовки убийства.

Заседание Екатеринбургского Совета в ночь на 17 июля 1918 года, якобы решившего участь Романовых, было не более чем обычной партийной инсценировкой, предназначенной для обмана «трудящихся масс». Юровский вспоминал:

«16. 7 была получена телеграмма из Перми на условном языке, содержащая приказ об истреблении Р-ых (Романовых)…

16-го в шесть часов вечера Филипп Г-н (Голощекин) предписал привести приказ в исполнение. В 12 часов должна была приехать машина для отвоза трупов…».[47]

Через сутки, глубокой ночью, в Алапаевске по приказу Белобородова казнили трех сыновей великого князя Константина Романова, а также двух других Романовых – великого князя Сергея Михайловича и великую княгиню Елизавету Федоровну. Членов императорского дома сбросили в шахту заброшенного рудника.

Родная сестра царицы, Елизавета Федоровна, известная подвижница милосердия, по свидетельству очевидца, «только крестилась и громко молилась: «Господи, прости им, не ведают, что творят». Когда через три месяца их тела были извлечены, то на выступе шахты рядом с Елизаветой Федоровной обнаружили тело одной из жертв с перевязанной рукой. Вся переломанная, с сильнейшими ушибами головы, она и здесь старалась облегчить страдания ближнего».[48]

Немногим раньше, в ночь на 13 июля, в Перми погиб родной брат Николая II Михаил – «самовольный акт» «пролетарской мести» совершил председатель Мотовилихинского Совета Гавриил Мясников с подручными чекистами и милиционерами. Мстители предъявили великому князю подложные документы, вывезли его и секретаря Джонсона за город и расстреляли в лесу.

Случайно ли, что все Романовы, из тех, кто не покинул к тому времени Россию, оказались в одном месте – на Урале? Случайно ли, что они вместе с близкими людьми и слугами были поголовно и разом истреблены? Разумеется, нет. Случайно ли, что династия Романовых, которая венчалась на царство в 1613 году в Ипатьевском монастыре, прервалась – в доме Ипатьева, в Ипатьевском застенке? По всему видно: расправа была задумана и предписана Центром.

Что же за люди решали участь Николая II и членов императорского дома?

Начнем с главного, с «пахана», очень не любившего показываться перед «массами» в своем подлинном облике. Надежда Константиновна припоминает подробность из жизни молодого Владимира Ильича, а подробность, говаривал Шерлок Холмс, может быть столь же красноречива, как муха в стакане молока. В Шушенском на охоте попал Ильич на затопленный со всех сторон участок суши, полный перепуганных зайцев, и проявил себя отнюдь не дедом Мазаем. Бойко орудуя веслом, наколотил столько «братьев наших меньших», что лодочное дно от тяжести прогнулось. Довольной супруге пожаловался весело, что можно было бы еще добыть, да складывать некуда… Кто-то подумает, что бедные ссыльные марксисты Ленин и Крупская нуждались в Шушенском и жили охотой? Нет, не нужна им была эта зайчатина: каждую неделю молодым марксистам кололи овцу, а, утомившись от баранины, они подкупали у крестьян телятину.

Теперь небольшая подробность из жизни другого революционера. Сидючи в екатеринбургской тюрьме, молодой Яков Михайлович Свердлов с друзьями социал-демократами забавлялся тем, что вешал крыс или топил их в параше.

Как видим, наклонности у будущих вождей пролетариата тогда уже были вполне определенные, достойные внимания профессора Ломброзо, знатока преступных типов. Теперь о других.

Большевик П. Ермаков в 1907 году убил полицейского агента и отрезал ему голову.

Большевик Г. Мясников долго пытал, а потом, еще живым, закопал в землю пермского архиепископа Андроника, за что удостоился беседы с Дзержинским.

Другой палач Михаила Романова, большевик Марков, еще до революции был осужден за убийство, после Великого Октября руки по локоть в крови. Персональный пенсионер союзного значения, он однажды припомнил самое заветное: «Будучи в командировке в Москве в 1918 году, я по делу пришел к товарищу Свердлову Я.М., он меня привел к В.И. Ленину, который спрашивал меня о ликвидации Михаила Романова, я рассказал ему, что сделано было чисто, он сказал: «Ну, вот и хорошо, правильно сделали». Марков украл серебряные часы у секретаря Михаила – Джонсона.

Голощекин… Историк революции В.Л. Бурцев сказал о нем следователю Соколову: «Я знаю Голощекина и узнаю его по предъявленной мне Вами карточке. Это типичный ленинец. В прошлом он организатор многих большевистских кружков и участник всевозможных экспроприации. Это человек, которого кровь не остановит. Эта черта особенно заметна в его натуре: палач, жестокий, с некоторыми чертами дегенерации». Врач Деревенько добавил: «Местный большевик Юровский бледнеет перед Голощекиным».

Яков Михайлович (Янкель Хаимович) Юровский – сын сосланного в Сибирь уголовного преступника. Открыл собственный часовой магазин, а затем фотографию, где снимал самых богатых людей Екатеринбурга. Позже возглавляемая им ЧК грабила людей именно по его фотографической картотеке. Вкрадчивый, скрытный и жестокий, он был под стать Голощекину. Брат Лейба говорил, что Янкель «любит угнетать людей», а жена Лейбы Эле Лея считала его «деспотом и эксплуататором». С 1919 года Юровский, начальник ЧК, проживал в Екатеринбурге в роскошном особняке с женою, главой партийной организации города, и дочерью, вожаком местного комсомола. Дружная семейка. Еще три отзыва о нем, словно бы из синонимического ряда: «самый отпетый преступник» (С. Мельгунов), «хладнокровный палач» (С. Гибс), «надежнейший коммунист» (В.И. Ленин).

Александр Григорьевич Белобородов (Янкель Исидорович Вайсбарт), большевик с шестнадцати лет. В январе 1918 года стал председателем исполкома Уральского областного Совета. На этой должности пойман за руку на крупной краже, что, как видно, и помогло вскоре дослужиться до поста министра внутренних дел РСФСР. Уничтожен соратниками в 1938 году.

Под руководством коменданта Юровского действовали семь добровольцев-интернационалистов из 1-го Камышловского полка: Андреас Вергази, Ласло Горват (убил врача Боткина), Виктор Гринфельд, прославившийся позднее Имре Надь, Эмил Фекете, Анзелм Фишер, Исидор Эдельштейн и трое охранников из местных жителей: Ваганов, Медведев и Никулин.

«О моральном облике этих «рыцарей революции», – пишет историк С. Наумов, – можно судить по многочисленным фактам пьянства, воровства царских вещей, а также мародерства. Так, в качестве «гонорара» за участие в убийстве Романовых Медведев получил «носки мужские, одну пару, и женскую рубашку». Кроме того, он украл 60 рублей, 3 серебряных кольца и несколько носовых платков».[49]

После расстрела поутру начался грабеж. Комната Юровского была завалена драгоценностями. Хохотали, похабничали, развлекались. Нарядившись в царские мундиры, весело маршировали. Тащили себе, что плохо лежит… Позже в Москву, кроме золота и бриллиантов, ушло при вагона вещей. Все было распределено партаппарату, жены наркомов насмерть бились за царские камешки. И местным кое-что перепало-так, бойцы караула прихватили сотни вещей. Чекист Сахаров получил на память золотое кольцо с бирюзой, принадлежавшее великой княжне Анастасии. Дидковский подарил близкой знакомой сапожки. Голощекин, направляясь в Москву, преподнес в поезде большевичке Голубевой, казначейше исполкома, женские ботинки и подушку. Голубева очень гордилась подарком и называла подушку «исторической».

В Москву была отправлена телеграмма:

«Председателю Совнаркома тов. Ленину, председателю ВЦИКа тов. Свердлову.

Из Екатеринбурга, у аппарата президиум обл. Совета рабоче-крестьянского правительства.

Ввиду приближения неприятеля к Екатеринбургу и раскрытия ЧК большого белогвардейакого заговора имевшего целью похищение бывшего царя и его семьи точка документы в наших руках точка постановлению президиума областного Совета в ночь на 16 июля расстрелян Николай Романов точка семья его эвакуирована в надежное место По этому поводу нами выпускается следующее извещение ввиду приближения контрреволюционных банд красной столице Урала и возможности того запятая что коронованный палач избежит народного суда скобки раскрыт заговор белогвардейцев пытавшихся похитить его самого и его семью и найдены компрометирующие документы будут опубликованы скобки президиум областного совета исполняя волю революции постановил расстрелять бывшего царя Николая Романова запятая виновного в бесчисленных кровавых насилиях против русского народа в ночь на 16 июля 1918 года приговор этот приведен в исполнение семья Романовых содержавшаяся вместе с ним под стражей интересах охраны общественной безопасности эвакуированы из города Екатеринбурга точка президиум облсовета точка просим ваших санкций редакции данного документа документы заговора высылаются срочно курьером Совнаркому и ЦИК извещение ожидаем у аппарата просим ответ экстренно ждем у аппарата…».[50]

Случайно или нет, но в тексте содержится ошибка в дате. Однако насчет «эвакуированной семьи» казненного царя члены Уральского областного Совета лгали, сознательно обманывая население «красной столицы Урала».

Теперь о «большом белогвардейском заговоре», якобы раскрытом ЧК. Как выяснилось впоследствии, он был состряпан самими чекистами с помощью члена исполкома Уралсовета П. Войкова, который и сочинял подметные письма Николаю II от «белогвардейцев».

18 июля заседал Президиум ВЦИКа. В протоколе № I запись: «Слушали – сообщение о расстреле Николая Розанова (телеграмма из Екатеринбурга). Постановили: По обсуждении принимается следующая резолюция: ВЦИК в лице своего президиума признает решение облсовета правильным…».[51]

В тот же день, как пишут Е. Городецкий и Ю. Шарапов, во время заседания Совнаркома в комнату быстро вошел Свердлов. «Он занял свое обычное место позади Ленина… Когда Н.А. Семашко кончил изложение проекта о здравоохранении, Свердлов наклонился к Ильичу и что-то сказал ему. «Товарищи, – обратился Ленин к: собравшимся, – Свердлов просит слова для внеочередного сообщения».

«Я должен сказать, – начал Свердлов, – что только что получено сообщение из Екатеринбурга. Мятежники чехословаки и белогвардейцы подступили к городу. В связи с опасностью для города, по постановлению областного Совета, расстрелян бывший царь Николай Романов. Президиум ВЦИКа, – закончил Свердлов, – постановил действия Екатеринбургского Совета одобрить».

На минуту, только на одну минуту люди, сидевшие в небольшом зале Совнаркома, сосредоточили свое внимание на информации Я.М. Свердлова.

«Перейдем теперь к постатейному чтению Положения о Наркомздраве», – предложил Ленин после сообщения Свердлова».[52]

21 июля бюро печати ВЦИКа отправило из Москвы Екатеринбургскому областному Совету телеграмму, датированную 19 июля:

«19 июля. Состоявшемся 18 июля первом заседании президиума ЦИК Советов председатель Свердлов сообщает полученное прямому проводу сообщение от областного Уральского Совета расстреле бывшего царя Николая Романова точка Последние дни столице красного Урала Екатеринбургу серьезно угрожала опасность приближения чехословацких банд точка То же время был раскрыт новый заговор контрреволюционеров имеющий целью вырвать рук соввласти коронованного палача точка Ввиду всех этих обстоятельств президиум Уральского областного Совета постановил расстрелять Николая Романова что было приведено в исполнение 16 июля точка Жена сын Николая отправлены надежное место точка Документы раскрытом заговоре посланы Москву специальным курьером точка Сделав это сообщение Свердлов напоминает историю перевода Романова из Тобольска Екатеринбург когда была раскрыта такая же организация белогвардейцев в целях устройства побега Романова точка Последнее время предполагалась предать бывшего царя суду все его преступления против народа только развернувшиеся сейчас события помешали осуществлению этого суда точка Президиум обсудив все обстоятельства заставившие Уральский областной Совет принять решение расстреле Романова постановил ЦИК лице своего президиума признать решение Уральского областного Совета правильным точка Затем председатель сообщает что распоряжении ЦИК находится сейчас важный материал документы Николая Романова его собственноручные дневники которые он вел последнего времени дневники его жены детей переписка Романова точка Имеются между прочим письма Григория Распутина Романову его семье точка Вое эти материалы будут разобраны опубликованы ближайшее время точка Продолжение следует».[53]

По утверждению Соколова, телеграмма была найдена в здании Уральского областного Совета. Вряд ли он ее сам сочинил, так как она, по сути, повторяет, вплоть до ошибки в дате о расстреле, первую депешу, отправленную из Екатеринбурга в Москву 17 июля.

«Уже 17 июля, после 9 часов, – писал Н.А. Соколов, – Свердлов имел у себя телеграмму иного содержания. Была изъята из Екатеринбургской телеграфной конторы.

«Москва. Кремль. Секретарю Совнаркома Горбунову с обратной проверкой.

Передайте Свердлову, что все семейство постигла та же участь, что и главу, официально семья погибнет при эвакуации. Белобородое».

Г. 3. Иоффе в своей монографии и сомневается в подлинности этой телеграммы, и в то же время допускает, что она может быть подлинной.

«Если допустить подлинность данной телеграммы, то ложь получается сознательной, – пишет И. Непеин (будто бы сознательность лжи не доказывается уже текстом первой депеши, отосланной в Москву). – Для чего это» было сделано? Можно предположительно высказать одну мысль. В те времена, времена утверждения социалистической законности, расстрел детей без суда и следствия был невыгоден центральной власти. Ибо не было большего греха в сознании людей, чем убийство невинных детей».

Резонное предположение, хотя его формулировка расплывчата и противоречива. Во-первых, непонятно, за что было судить детей? Во-вторых, известно, чем обернулось сразу же после революции «утверждение социалистической законности» – к концу 1918 года без всякого суда и следствия уже были казнены десятки тысяч людей. В-третьих, не расстрел царской семьи был невыгоден центральной власти, а – правда о расстреле.

20 июля в Екатеринбурге Голощекин первым объявил на заседании президиума областного Совета о расстреле царя; 21 июля в городе появились листовки об этом.

Соколов заключает:

«Основная идея и Москвы, и Екатеринбурга была одна и та же: Царь «казнен по воле народа», жизнь семьи сохранена.

И Свердлов и Голощекин лгали одинаково».

«Тот, кого надо было обмануть, кто не должен был знать, – был русский народ, – пишет П. Жильяр. – …Однако убийцы беспокоились. Агенты, которых они оставили в Екатеринбурге, чтобы замести следы, ставили их в известность о ходе следствия. Они шаг за шагом наблюдали за его успехами. И когда, наконец, они поняли, что правда обнаружится и что весь мир вскоре узнает, что произошло, они испугались и попытались перевалить на других ответственность за свое злодеяние. Они стали тогда обвинять социалистов-революционеров в том, что они виновники преступления и что они хотели таким путем скомпрометировать партию большевиков. В сентябре 1919 года двадцать восемь человек были арестованы ими в Перми и судимы по ложному обвинению в участии в убийстве царской семьи. Пять из них были присуждены к смерти и казнены.

Эта постыдная комедия свидетельствует еще раз о цинизме этих людей, не усомнившихся предать смерти невинных, чтобы не нести ответственности за одно из величайших в истории преступлений».[54]