Противоракетная оборона

Противоракетная оборона

Американо-российские дискуссии по противоракетной обороне тянулись еще со времен саммита Путина и Буша на ранчо в Кроуфорде. Сколько ни заверяли США Россию, что противоракетная оборона направлена против Ирана, а не против нее, российские официальные лица никак не желали в это поверить. Хотя некоторые из них готовы были допустить, что изначально ПРО задумывалась Вашингтоном не как средство ядерного устрашения России, они настаивали, что нет никакой гарантии, что эта система со временем не превратится в более масштабную сеть ПРО, способную подорвать потенциал нанесения Россией ответного ядерного удара. Вопрос был отчасти в том, исходить ли здесь из намерений или из возможностей. В США считали, что противоракетная оборона – это система защиты страны от потенциального ядерного удара со стороны Ирана или Северной Кореи. Интересы США состояли не в том, чтобы противостоять колоссальному стратегическому и тактическому ядерному арсеналу России. В Москве же считали, что принимать в расчет следует не намерения, а возможности. Коль скоро США намерены разместить перехватчики в пределах досягаемости российской территории, нет никаких долгосрочных гарантий насчет того, как они могут быть использованы.

Решение Вашингтона разместить элементы системы ПРО в двух странах, ранее входивших в Варшавский договор, только усилило подозрения России. В 2004 году президент Буш одобрил выбранные для размещения элементов ПРО места дислокации в Польше и Чехии. Стивен Рейдмейкер, помощник госсекретаря по вопросам национальной безопасности и нераспространения ядерного оружия, полетел в Россию, чтобы информировать своих российских визави и разъяснить, что с Аляски сбить российские ракеты куда проще, чем с территории Польши. Но в Москве этот аргумент отклонили. «Корень проблемы в том, что мы создавали физическое присутствие США в стране, прежде входившей в советский блок», – сказал Рейдмейкер. С ним согласился помощник министра обороны по вопросам политики Эрик Эдельман: «Дело было не в не физике, а в географии»{398}.

В июле 2007 года США открыли переговоры по размещению радарных установок в Чехии и ракет-перехватчиков в Польше. Вашингтон объявил также о соглашениях с новоиспеченными членами НАТО, Болгарией и Румынией, о размещении на их территориях американских военных баз. Сотрудники администрации Буша в частных беседах выражали разочарование позицией России по противоракетной обороне и утверждали, что российской стороне прекрасно известно: американская ПРО направлена вовсе не против их страны и никак не может представлять угрозу российскому ядерному потенциалу. Однако американцы упускали из виду одну важную вещь. Дело не только в том, что планировалось разместить часть ПРО вдоль границ России, но и в том, что выбор пал как раз на те страны, с которыми у России были давние и временами напряженные отношения. Чехи и поляки желали иметь у себя на территории элементы ПРО, ибо для них это было материальное свидетельство поддержки со стороны США со всеми вытекающими отсюда благами. Но поскольку они в прошлом были членами организации Варшавского договора и союзниками России, сам факт поддержки противоракетного проекта США с их стороны приводил Москву в бешенство. Несомненно, именно этот символический аспект развертывания системы ПРО в Центральной Европе придал мюнхенской речи Путина такой демонстративно воинственный характер.

Администрация Буша начала реализацию своей программы, и тогда Кремль заявил о собственных, пока еще неопределенных планах противопоставить нечто разворачиваемой США системе ПРО. Как высказался пресс-секретарь Владимира Путина Дмитрий Песков, «мы чувствуем себя обманутыми. Потенциально нам придется создавать этому альтернативы, но с меньшими затратами и большей эффективностью». И, как добавил генерал Владимир Белоус, география развертывания не оставляет ни малейших сомнений: «главной мишенью являются ядерные силы России и Китая. Американские базы представляют реальную угрозу нашим стратегическим ядерным силам»{399}. Министр обороны Сергей Иванов проигнорировал разговоры о возможности американо-российского сотрудничества по ПРО: «Мы полагаем, что эта система – стратегическая противоракетная оборона – является, мягко говоря, чем-то весьма странным»{400}. В ходе своего первого после мюнхенской речи Путина визита в Москву Кондолиза Райс старалась излучать оптимизм и объявила о возрождении механизма 2 + 2, который обеспечит контакты между министрами обороны и иностранных дел России и США и поднимет на новый уровень как консультации, так и сотрудничество двух стран по ряду проблем безопасности, в том числе и по ПРО{401}.

Россия же прибегла к уже знакомой тактике – попыталась внести раскол между США и Европой по вопросу ПРО. Впрочем, на сей раз эта задача усложнялась тем, что по данному вопросу Европа и сама расходилась во мнениях. Польша, Чехия и другие государства «новой» Европы по большей части поддерживали планы США, тогда как Германия и остальная «старая» Европа опасались противостояния с Россией и высказывали сомнения в эффективности всей схемы ПРО. На встрече в рамках Совета Россия – НАТО в апреле 2007 года Лавров яростно возражал против ПРО. На закрытых встречах он говорил туманно и довольно угрожающе о контрмерах, которые предпримет Россия. Но его действия оказались непродуктивными – они, наоборот, сплотили «старую» и «новую» Европу и привели к тому, что члены ЕС дружно высказались за ПРО. Более того, попытки Лаврова добиться формального соглашения о сотрудничестве между НАТО и Организацией договора о коллективной безопасности (ОДКБ), где тон задавала Россия, встретили категорический отпор{402}.

В декабре 2007 года Путин выпустил еще один залп по ПРО, объявив, что Россия приостанавливает участие в ДОВСЕ – Договоре об обычных вооруженных силах в Европе, вводившем с 1990 года ограничения на количество вооруженных сил и военной техники, которые позволено разместить в Европе тридцати государствам-участникам. Этот шаг лишил Европу важного инструмента взаимного доверия, поскольку условия ДОВСЕ предусматривали регулярные инспекции в местах дислокации{403}. Москва и так уже долгое время уклонялась от выполнения положений ДОВСЕ под тем предлогом, что они налагают на нее несправедливые обязательства, теперь же Путин напрямую увязал выход из ДОВСЕ с развертыванием в Европе американской ПРО{404}.

В старании развеять тягостное впечатление от мюнхенской речи Путина президент Буш в 2007 году пригласил российского президента на неформальный «омаровый» саммит в родовое поместье Бушей, расположенное в городке Кеннебанкпорт, штат Мэн, на крохотном полуостровке, который выдается в Атлантический океан. Роль радушного хозяина взял на себя Джордж Буш-старший, и трое политиков с удовольствием гоняли на быстроходном катере, рыбачили и предавались другим развлечениям, чтобы снять напряжение (Путин единственный из них поймал рыбу). В целом в России с симпатией относились к Бушу-старшему, поскольку его имя ассоциировалось с окончанием холодной войны, причем в манере, не умалявшей достоинства ни России, ни ее лидеров.

В штате Мэн Путин развил свое предложение, которое сделал ранее в том же 2007 году на встрече «Большой восьмерки» в немецком городе Хайлигендамме: пусть Америка использует Габалинскую РЛС[40] в Азербайджане, оттуда и США, и Россия могли бы проводить совместный мониторинг вероятного запуска ракет Ираном. Россия арендовала Габалинскую РЛС до 2012 года, и тогда было еще неясно, согласятся ли азербайджанские власти продлить России аренду (они отказались). Предложение Путина было довольно продуманным: для США и России открывалась возможность сотрудничества в области ПРО. С российской точки зрения, использование Габалинской РЛС устранило бы необходимость разворачивать элементы американской ПРО в Чехии, хотя технические эксперты США отклонили этот довод. Россия также утверждала, что гораздо более оправданно разместить радары в Азербайджане, если цель ПРО – действительно Иран, как утверждают американцы. И Иран тут же выступил с критикой предложения. Путин также предложил США сотрудничество по размещенной на юге России, в Армавире, станции раннего предупреждения{405}. Буш ответил, что находит это предложение новаторским и стратегическим, но заметил, что Чехия и Польша все равно должны быть частью системы. Сергей Иванов, теперь в ранге вице-премьера, сказал в ответ, что если США не принимают компромиссное предложение Путина, Москва сделает вывод, что система противоракетной обороны и впрямь нацелена на Россию, и отреагирует соответственно{406}.

Кондолиза Райс уверена, что между Бушем и Путиным возникло недопонимание – предлагалась ли Габалинская РЛС как альтернатива или как дополнение к элементам, которые планировалось дислоцировать в Польше и Чехии, – но считает, что «у Джорджа Буша и Владимира Путина были хорошие отношения, что и позволило на сей раз утихомирить страсти – временно, правда, – в наших все более зыбких взаимоотношениях»{407}. Буш после саммита сказал журналистам, что, по его убеждению, Путин всегда правдив в общении с ним: «Верю ли я ему, спросите вы. Безусловно!»{408}

Американо-российские переговоры по Габалинской РЛС и возможности в перспективе совместно использовать станцию в Армавире шли урывками на протяжении всего следующего года, но ничем так и не кончились. Эрик Эдельман, который в составе делегации США проводил инспекцию Габалинской РЛС, вынес довольно тягостное впечатление: станция явно пришла в упадок, и не оставалось сомнений, что Россия рассчитывала с помощью американских технологий модернизировать объект. Мало того, станция в Габале не сумела зафиксировать несколько испытательных запусков ракет в соседнем Иране{409}. Группа инспекторов США пришла к заключению, что предложенная Россией Габалинская РЛС могла бы служить подспорьем в мониторинге угрозы ракетного удара со стороны Ирана, но не полноценной защитой{410}. Российские официальные лица выражают сожаление, что инициативы Путина не были восприняты с должной серьезностью. Бывший посол РФ в США Юрий Ушаков считает, что Путин в Кеннебанкпорте выдвинул «смелое предложение», которое американская сторона, увы, так и не приняла.

Противоракетная оборона стала главным вопросом на последнем официальном саммите Буш – Путин, прошедшем на сочинской даче последнего в апреле 2008 года. Обе стороны подтвердили заинтересованность в системе противоракетной обороны, «в которой Россия, США и Европа участвовали бы как равноправные партнеры». Чтобы задобрить российскую сторону, американцы предложили разместить российских военнослужащих в качестве наблюдателей на планируемых объектах системы ПРО – эту идею Чехия и Польша встретили, мягко говоря, без радости. Тем не менее на совместной пресс-конференции Путин еще раз заявил, что «наш основополагающий подход к американским планам не изменился». Сотрудники администрации Буша в частном порядке высказывали сожаления, что после стольких лет переговоров с Россией, бесчисленных предложений, призванных умерить ее беспокойство, и решений по сотрудничеству Вашингтон и Москва ни на шаг не продвинулись к компромиссу за шесть лет после встречи президентов в Кроуфорде{411}. Весной 2008 года, когда цены на нефть достигали исторического максимума, а валютные резервы России выросли до $450 млрд, Москва была не слишком заинтересована в договоренностях по противоракетной обороне, особенно из-за того, что Вашингтон упорно не желал отступить хоть на полшага в вопросе размещения элементов ПРО в Чехии и Польше.

Однако противоракетная оборона была не единственным камнем преткновения в отношениях Вашингтона и Москвы. Новые трения в американо-российских отношениях возникли вокруг территориальной целостности новых государств, образовавшихся в результате народных выступлений в Восточной Европе и краха Советского Союза. В частности, на первый план в двусторонних отношениях выдвинулись статус Косова и его последствия для прилежащих к России государств.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.