20 января

20 января

В воскресенье практически весь день вылетал в Москву. В девять тридцать должен был вылететь, а улетел вечером. Утром сел в самолёт, как положено, выключил мобильный, посмотрел, как следует пользоваться кислородной маской (однажды слышал, как стюардессы между собой говорили, перед тем как показывать: «Ну, что, пойдём, покажем маски-шоу»), потом самолёт поехал выруливать на взлётную и сбил крылом передвижной трап, оставленный наземными службами в неположенном месте. Удар был очень сильный. Погнулись рули и даже конец крыла порвался в лохмотья. Причём я издали видел, сидя у иллюминатора, что мы с этим трапом не разойдёмся. Это было так странно! Я видел, что мы неизбежно столкнёмся с трапом, мне хотелось громко крикнуть кому-то об этом, но вместо этого я сидел и сам себе тихонько ойкал. И хоть машину водить не умею, давил ногой на несуществующий тормоз, – а потом произошёл удар.

Так жалко самолёт! Любимый Ту-154. Я их так люблю! Считаю, что это очень красивый, изящный самолёт, он отлично летает, пилоты и стюардессы их любят. А осталось их уже мало. И этот, как сказали, вряд ли подлежит восстановлению. А «тушка», правда, очень изящный, можно даже сказать, элегантный самолёт, любимый с детства… После столкновения нас долго не выпускали из самолёта, понаехали разные службы, всё снимали, документировали, чуть ли не замеряли тормозной путь. А потом всех пассажиров рейса рассаживали по другим. Долетел на неизящном, пузатом, но новом Боинге (улыбка). В ближайшие дни буду репетировать «По По» с Игорем Золотовицким. Вчера была первая репетиция. Работать с нам интересно, и ясно, что обновлённый спектакль будет сильно другим.

Вот уже шесть дней как я вернулся из Вьетнама. Очень скучаю по вьетнамской еде, не хватает мне их еды. Когда пробыл в Южной Корее почти месяц, участвуя в двух фестивалях, сильно скучал по картошке и борщу, ну или, не знаю, по колбасе и по котлете. Во Вьетнаме этого не произошло, наоборот.

Больше всего меня там поразило буйство жизни. Пульс невероятно ускорен, почти одиннадцатимиллионный Сайгон весь шевелится и пульсирует. Там же приближается Новый год, а под Новый год у них сезон свадеб. Свадьбы кругом, в каждой забегаловке. В больших помещениях или ресторанах может гулять сразу три свадьбы. Едешь по трассе между городами, и вдоль дороги свадьбы, свадьбы. Пыль, копоть, рёв грузовиков, гудки клаксонов, жарища, а вдоль дороги под навесами нарядные люди, невесты то в национальных, то в привычных нам платьях. Свадьбы играются чуть ли не в магазинах и на заправках.

В каждой луже выращивают карпов или других рыб. На каждом клочке земли что-то растёт, везде копошатся люди. На каждом сантиметре что-нибудь продают или покупают. И везде сидят едят или пьют. И самое главное во время путешествия по Вьетнаму – нужно снять с себя скафандр. Я имею в виду шагнуть в эту жизнь. Иначе найдётся достаточно привычных отелей и вполне туристических ресторанов, где местной специфики будет ровно столько, сколько можно найти во вьетнамском ресторане в Москве, Париже или Лондоне. «Снятие скафандра» со мной случилось уже на второй день. Мы попали по рекомендации давно живущего во Вьетнаме француза в о-о-очень вьетнамское место. Нашему появлению хозяева удивились. Похоже всё это было на большую столовку, только ещё выгорожено маленькое интернет-кафе. Довольно поздно вечером было много людей. Полно детей, пьяных мужиков, на пластмассовых столах с железными ножками стояли батареи банок пива, бутылки с рисовой водкой, совсем немного закуски. Помимо всего этого вдоль стен стояли аквариумы с рыбами, террариумы со змеями, клетки с какими-то ондатрами и неизвестными мне грызунами. И всё это можно было есть. Меню на английском или человека, говорящего по-английски, не было. И тут, хочешь не хочешь, надо было снять с себя скафандр.

Мой друг – отчаянный в смысле еды экспериментатор. Он взял всё в свои руки, и в итоге мы ели королевскую кобру. Для вьетнамцев это очень дорогое блюдо. Я возмущался. Мне было категорически жаль несчастное животное, но… если бы вы видели, что происходило! Откуда-то за хвост (если, конечно, у змеи есть хвост), выволокли огромную кобру, прямо в центр столовки. Все пьяные посетители, все дети и весь персонал тут же сгрудились вокруг, начался даже не шум, а гвалт. Смех, визг, свист. Кобра шипела, распускала капюшон, все страшно радовались, никто её не боялся, хотя вели себя осторожно. Это всё очень напоминало мне кадры из фильма «Охотник на оленей», и, наверное, как-то так проходила в Средневековье казнь ведьмы на площади. У меня закружилась голова, и я не смог наблюдать дальнейшее, отошёл в сторонку. А мой друг, сильно возвышаясь над вьетнамцами, был центром и внимания и веселья и каких-то беззлобных насмешек. Когда змея была обезглавлена… я этого не видел, но зато услышал громкий всеобщий одобрительный и восторженный вой, из неё была выдавлена кровь и вырезано сердце. Это сердце, которое ещё пульсировало, было брошено в рюмку, залито рисовой водкой, и мой друг выпил это, с чем толпа радостно его поздравила. Дети скакали вокруг, пьяные мужики одобрительно похлопывали его по разным частям тела. И было ясно, что в этой культуре и в этом мире не произошло ничего предосудительного. Так они живут. Если бы всё происходило в каком-нибудь закрытом и нелегальном ресторане Лондона, это было бы отвратительно. А здесь – вот так.

Потом эта змея была нам приготовлена. И общее буйство жизни и круговерть в голове, а ещё рисовая водка и радостные лица вокруг позволили мне выпить змеиной крови вместе с водкой, а потом отведать супа из той самой змеи, хотя за два дня до этого я говорил своему товарищу, что ни при каких обстоятельствах этого не сделаю, я люблю животных и вообще… Сейчас я тоже уверен, что никогда этого не сделаю. А то, что происходило там, был какой-то удивительный сон или кино, но очень жизнерадостное.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.