Глава восьмая

Глава восьмая

Разделение властей

В 1998 году, через десять лет после начала перестройки, пережив развал страны, смену одного президента, четырех парламентов и трех правительств, никто тем не менее не предполагал всерьез, что с властью можно спорить. Наверное, сотни лет в России с властью не спорили. Иногда образовывалось безвластие, иногда двоевластие: тогда пассионарные люди выбирали себе одну из властей и сражались против другой. Можно было быть за Петра I против Софьи, за Екатерину против Петра III, за Александра против Павла, за Константина против Николая, за Учредительное собрание против Николая II, за большевиков против Временного правительства, за Сталина против Троцкого, за Горбачева против партийной номенклатуры, за Ельцина против Горбачева, за коммунистическую Думу против Ельцина — все это можно было, но нельзя было быть гражданину самому по себе, против власти один на один или с группой единомышленников. Никогда нельзя было гражданину сказать в лицо царю, президенту или губернатору, что тот делает глупости или творит беззаконие. Никогда нельзя было сделать это так, чтобы царь, президент или губернатор опомнился и беззаконие прекратил, ибо власть в России за века ничуть не утратила своей сакральной природы.

Чтобы выступить против власти, даже в мелочи какой-нибудь, даже в каком-нибудь частном случае, надо было быть сумасшедшим в России. И сумасшедший нашелся.

Олег Комаровский был ведь сумасшедшим на всю голову. Из всей конфоповской компании он единственный был, что называется, профессиональным революционером. Александр Аузан был профессор экономики и всего лишь применял свои экономические знания и академические связи в потребительской сфере. Диана Сорк была адвокатом, просто ее практика складывалась из потребительских дел, а могла бы складываться и из уголовных. Сергей Трухачев был финансовым аналитиком, он работал в КонфОП, но мог бы работать и в банке. У Ирины Виноградовой был журнал, она была редактором. И только у Алика Комаровского, кроме КонфОП, кроме служения идеалам консюмеризма, не было ничего. Он служил потребительской революции, как в средневековых романах рыцарь служит Прекрасной Даме — беззаветно и эксцентрично, совершая отчаянные подвиги и сочиняя восторженные стихи.

Да-да, Комаровский писал о правах потребителей стихи и пел о правах потребителей романсы:

Цыплята не должны быть синие,

Ущерб сполна оплатят мне,

Ведь телефон горячей линии

Записан в кухне на стене.

Надо ли удивляться, что и первую серьезную жертву на алтарь потребительской революции принес именно Комаровский?

Был 1997 год. День славянской письменности. Утром Комаровский приехал на работу на своем не первой молодости жигуленке, запарковал машину под окнами КонфОП на Варварке, и, как ему показалось, запарковал по правилам. Но вечером, выйдя с работы, автомобиля на месте не нашел. Автомобиль эвакуировали.

К тому времени в Москве всерьез встала проблема автомобильных пробок. Однако же, решая эту проблему, городские власти не преминули поручить эвакуацию неправильно припаркованных автомобилей частной компании, а частная компания не преминула взимать с граждан за эвакуацию их автомобилей и нахождение их автомобилей на штрафных стоянках плату по тысяче рублей в день. Сложилась забавная схема, в которой городские власти фактически принуждали граждан платить частной компании. Милиция фактически силой перекачивала деньги из карманов горожан в карман бог знает как выбранного частного предпринимателя.

Нарушение правил парковки констатировал милиционер. Теоретически оспорить его решение было возможно. Теоретически можно было спорить и можно было доказывать в суде, что машина припаркована правильно. Но практически, как только милиционер констатировал нарушение правил и составлял свой протокол, эвакуатор немедленно машину забирал и отвозил на штрафную стоянку. Стоянка была частной, платить за нахождение автомобиля там все равно бы пришлось вне зависимости от того, признает суд эвакуацию законной или незаконной. Не оплатив штрафа, забрать машину со штрафной стоянки было нельзя. Оспаривать штраф было довольно бессмысленно, потому что, пока суд да дело, столько можно задолжать штрафной стоянке, что сумма эта превзойдет не только штраф, но, вполне можно себе представить, и цену автомобиля.

К тому же штрафные стоянки находились на окраинах в разных частях города. Никогда нельзя было сказать наверняка, на какую именно стоянку автомобиль увезли, и не было толковой диспетчерской, куда собиралась бы информация со всех штрафных стоянок. Иногда люди неделями ездили со стоянки на стоянку, а через неделю, найдя свой автомобиль, оказывались должны за штрафную стоянку столько, что и забирать машину не имело смысла, особенно если речь шла о проржавевших с советских времен развалюхах, на которых ездили в основном пенсионеры.

По поводу эвакуаторов Александр Аузан не раз пытался поговорить с кем-нибудь в московской мэрии. Речь даже не шла о том, чтобы эвакуацию автомобилей отменить. Необходимость борьбы с пробками понимали более или менее все. Но общество потребителей хотело бы договориться как-то, привести как-то московский закон об эвакуаторах в соответствие с федеральным законом о защите прав потребителей. Добиться хотя бы, чтобы дружественная московской власти частная компания не навязывала потребителям свою услугу по транспортировке и охране их автомобилей на штрафных стоянках.

Однако же договориться с московской властью было не то что трудно, а практически невозможно. Тогдашний московский градоначальник Юрий Лужков, похоже, и знать не хотел, что существуют на свете какие-то общественные организации, что власть может и должна как-то взаимодействовать с ними, что с жалобами горожан, например, на плохую работу водопровода или дурное медицинское обслуживание потребительские организации способны разбираться эффективнее, чем городские чиновники… Мэры других городов с потребительскими, правозащитными и другими разного рода некоммерческими организациями сотрудничали. Мэр Москвы — никогда. Юрий Лужков чувствовал себя и реально был политиком федерального масштаба. Если в политических целях Лужкову требовалась какая-нибудь общественная организация, мэр просто создавал ее из своих же чиновников или близких к мэру дельцов, кормившихся на огромном московском хозяйстве.

Такова была власть. И такой власти паладин потребительского движения Олег Комаровский бросил вызов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.