ГЛАВА 7 ХРИСТИАНСКИЕ СЫНОВЬЯ КОНСТАНТИНА И ИХ ПРЕЕМНИКИ

ГЛАВА 7

ХРИСТИАНСКИЕ СЫНОВЬЯ КОНСТАНТИНА И ИХ ПРЕЕМНИКИ

«Императоры со времен Константина стали намного более ревностными христианами, чем до того они были язычниками»

Франк Тисс

«Таким образом, всехристианнейший император — покровитель всех христиан, он воспринимает их интересы, где бы они ни жили. Эту убежденность и обязанность взяли на себя как конституирующую часть государственного разума наследники Константина. И они придерживались этого»

К.К. Клейн

«Союз между христианством и Impenum Romanum дал гражданам Римской империи в IV-м и V-м столетиях представление о конечных вещах, о смысле и цели их собственного бытия, — таким образом, новую картину мира, которому можно было предсказывать долгую жизнь. Империю можно было рассматривать как христианский институт, и если христианство преследовало цель принести всем людям Божий мир, то империя со своей стороны преследовала цель, которая также приводила к миру»

Дэнис Хей

Это звучит многообещающе совершенно новая картина мира, империя — христианский институт во имя мира, и императоры намного более ревностные христиане. В действительности сыновья Константина — Константин II, Констанций II, и Констант в своей тройственности, совместно с отцом, епископом Евсевием даже обозначенные как земное отражение святой тройственности, — все облагорожены «наследием веры», «божественной детскостью», «qualitas ehxistiana». С одной стороны, Константин I особо способствовал их религиозному воспитанию, они выступали «именно как фанатичные приверженцы новой веры» (Браунинг), с другой, — они чуть ли не с младенчества под руководством опытных префектов стояли в пурпуре во главе войск и тоже сражались, по пятнадцать, двенадцать, одиннадцать лет, на далеких фронтах Хорошие христиане — крутые солдаты. Идеал, который проносит через тысячелетия религия мира, никогда не приносящая мира.

УЧРЕЖДЕНИЕ ПЕРВОЙ ХРИСТИАНСКОЙ ДИНАСТИИ ЧЕРЕЗ РАСПРАВУ С РОДСТВЕННИКАМИ

Вообще пример отца-императора оказался большой школой. Так как едва тот умер, как Констанций II — который себя чувствовал особо богословенным государем, «епископом епископов» и часто предавался половой аскезе, — велел заколоть в августе 337 г большинство мужчин — родственников из императорского дома в Константинополе обоих дядей, до того долгое время окруженных шпионами, — единокровного брата императора Константина Далмация и преследуемого ненавистью св. Елены Юлия Констанция, отца императора Юлиана. Далее — не менее чем шестерых кузенов, равно как бесчисленных отвергнутых персон двора, среди них почти всемогущего префекта преторианцев Авлавия, чья дочь Олимпия ребенком была обручена с Константом (Позднее Констанций выдал ее замуж за армянского царя Аршака III, где она и умерла от яда, который прежняя жена через подкупленного священника подмешала в вино для причастия) Были пощажены лишь, в христианском милосердии, пятилетний Юлиан (он будет убит во время похода на Персию) и его двенадцатилетний сводный брат Галл, в то время настолько смертельно больной, что и без того казался конченным (его голова упадет в 354 г в Истрии). Но так как Констанций был христианином, то и большинство его послушных мясников, солдат гвардии были христианами, из чего Юлиан сделал вывод, что «для людей нет более опасных диких зверей, чем христиане для их товарищей по религии». И как ни один церковный муж не упрекнул Константина в убийстве родственников, так ни один — благочестивого Констанция, «безусловно христианского государя» столетия (Аланд). Напротив, Евсевию резня показалась оправданной «высшей интуицией» В Констанции, метко замечает епископ, продолжает жить Константин. Он восхваляет многочисленные убийства родных и длительные войны Констанция так же, как воинские геройства и семейную резню Константина.

Император Констанций, по Аммиану, верх жестокости, вскоре приказал епископу Евсевию из Никомедии, первому воспитателю Юлиана, никогда не говорить с ним о конце его семьи. И когда позднее Юлиан и Галл пребывали шесть лет в Мацелле, уединенной мрачной крепости в горах («и никто не мог получить разрешения приблизиться к нам», — вспоминает Юлиан, — «без серьезного учения, без свободных бесед, среди лоснящейся прислуги»), императорский тайный агент внушал старшему Галлу, будто Констанций не был виноват в смерти его отца, а искоренение его семьи — дело пьяной солдатни, над которой он больше не имел власти.

ПЕРВЫЕ ВОЙНЫ МЕЖДУ БЛАГОЧЕСТИВЫМИ ХРИСТИАНАМИ

После резни сыновья Константина разделили добычу между собой Старший, Константин II (337–340 гг.), получил Запад — Галлию, Испанию, Британию (с резиденцией в Трире), младший, Констант (337–350 гг), центральную часть — Италию, Африку, Грецию (с резиденцией в Сирмии, ныне Митрович в Сербии), а Констанций II (337–361 гг.), который всех пережил и всем должен был наследовать, получил Восток, причем до 350 г. его столица была в Антиохии, если в тот момент он не был в военном походе.

Но уже вскоре между старшим и младшим из-за пограничного спора дело дошло до войны. Константин II в начале 340 г неожиданно вторгся из Галлии в Италию, но попал при Аквилее, во время штурма альпийского перевала, в засаду. Генералы Константа убили его, а труп бросили в Альзу. Так как у Констанция II, что покажет следующая глава, сидели на шее враждующие христиане, а прежде всего персы на Востоке, Констант безнаказанно завладел всем Западом.

Шестнадцатилетний юноша, властитель двух третей огромной империи, был единственным крещеным из сыновей Константина и сызмала воспитывался особенно в целомудрии, как известно, вершине христианской добродетели. Он действительно избегал женщин, но охотно пользовался белокурыми германскими мальчиками, заложниками или ранами, с которыми уезжал на охоту далеко в лес, — и одновременно издавал законы против педерастии. Он воевал также с франками и аллеманами, проводил кампании в Паннонии, Британии, наполнил католические церкви дарами, и не скупился по отношению к всюду выпрашивающим блага прелатам. Империю он эксплуатировал еще больше, чем отец. Свою постоянную нужду в деньгах он пытался преодолеть с помощью торговли должностями, повышенных налогов, инфляции, затрагивавшей только бедных. И в то время как эта финансовая политика, непреклонные дисциплинарные меры в армии и высокомерие делали его все ненавистнее, он старался ариански настроенного брата Констанция сделать послушным католиком, неоднократно даже военными угрозами.

В империи Константа впервые дошло, еще в мягкой форме, до разрушения храмов в Риме, кары против донатистов ужесточались. Так как деньги императора их не подкупили, напротив, старый Донат их резко отверг, Констант изъял имущество упрямого клирика и передал, применив силу, донатистские церкви католикам. В 347 г он кроваво подавил восстание Багаи, казнил местного епископа Доната, а также епископа Маркула, главного святого донатистов Других верховных пастырей Макарий, императорский комиссар, прославленный католиками как «адвокат святого дела», приказал приковать к столбам и высечь Уже говорили о «макарьевских преследованиях». Многие донатисты погибли в августе от пыток в тюрьмах Многие бежали, другие были высланы. Сам Донат умер, видимо, во время насильственной перевозки к морю Имущество сосланных секвестировало государство Лишь после страшных, продолжавшихся до 362 г погромов сопротивление в Нумидии было сломлено, и католики, призвавшие императорское войско, возблагодарили Бога за вновь установленное единство.

Между тем 18 января 350 г родившийся в Амьене генерал Магненций, сын уроженки Франконии и бритта, поставил себя в Аутуне (Лион) во главе Западной империи. Возможно, он был язычником, как внушают позднейшие литературные источники, но, вероятнее всего христианином, как можно заключить на основании отчеканенных Магненцием монет Франки и саксы поддержали его, он прибрал к рукам все рейнские города и крепости Британия, Галлия, Италия и Африка быстро признали его как императора. Он еще не продвинулся к Ливии, а епископ Афанасий, который «приписывал себе больше, чем позволяло его положение, и вмешивался также в иностранные дела» (Аммиан), собственноручно написал узурпатору, войска которого стояли уже в его церковных приходах, послание, которое он, когда его получил Констанций, многословно отрицал именем Бога и его единородного Сына и объявил фальшивкой «арианцев». Святой делал все, чтобы отмыться. Он обвинил Магненция в неверности, клятвопреступлении, колдовстве, убийстве, — однако позднее он назвал мятежника, «сатану» (опять же довольно подозрительно) царем, которого убил Констанций Крутом ненавидимый, Констант пытался скрыться в Испании, где он никогда не бывал, но, преследуемый по поручению Магненция Гайзо, с нарушением права на убежище извлечен из церкви галльского пиренейского захолустья и убит.

Конечно, Магненций, первый германский контримператор и самый опаснейший среди всех угрожавших Констанцию узурпаторов (всего их было шесть), не мог долго радоваться своей победе. С более чем в два раза превосходящей по численности армией император двинулся с Балкан к Дунаю для «священной битвы». Согласно Феодориту, Констанций даже разрешил язычникам в своем войске креститься. И Филосторгий, продолжатель евсевиевской истории церкви, истолковывает битву 28 сентября 351 г при Мурсе (Эссег, сегодня Сисак в Югославии), пожалуй, самую богатую потерями за все столетие, одну из крупнейших человеческих побоищ в истории, именно как религиозную борьбу Магненций, скорее, проиграл ее, так как предводитель его конницы, франк и христианин Сильван перешел к Констанцию с элитой рейтаров, — вероятно, еще до столкновения. Из 116 000 солдат 54 000 пали или утонули в Драве — 24 000 со стороны Магненция, 30 000 — со стороны Констанция, который сам, однако, осторожно избегал места сражения. После того как он ловко пробудил «религиозное» воодушевление своих воинов, он вдали от выстрелов молился в капелле мучеников вместе с епископом Валентом из Мурсы, которому ангел ночью предвещал победу (Обстоятельства предоставили прелату, умному оппортунисту, который теологически неоднократно менял фронт, становился арианцем, католиком, вновь арианцем, возможность огромного влияния на благочестивого, суеверного монарха) Лишь на другой день Его Величество появилось на поле боя и выдавило перед горой трупов пару слезинок, — возможно, от радости по случаю успеха. Магненций же был изгнан в 352 г также из Италии, потерпел еще одну неудачу в Галлии, а 10 августа 353 г в Лионе, когда его дворец был уже обложен, закололся собственным мечом, убив собственноручно ближайших друзей, даже брата Дезидерия и свою мать Констанций распорядился пронести голову своего врага по стране и обезглавить множество людей. Во всех провинциях Запада его ищейки хватали виновных и невиновных и отсылали в оковах для вынесения приговора при дворе.

ХРИСТИАНСКИЙ СТИЛЬ ПРАВЛЕНИЯ КОНСТАНЦИЯ

Император Констанций II, хотя и жесткий, энергичный, однако также коварный и полный подозрений, не только предал казни по суду многие сотни предполагаемых сторонников уничтоженного соперника, показавшихся подозрительными полководцев, младших командиров, их друзей и помощников. Нет, «religiosissimus imperator», который предпочитал подлые виды смерти, вел также непрерывно войны против персов, аллеманов, сарматов, квадов, всегда в высшей степени обстоятельно, медленно, но и добросовестно, основательно, от Мессопотамии до Рейна, часто не оставляя ничего кроме выжженной земли.

Конечно, «Исследования римской внешней политики поздней Античности» Шталькнехта недавно подчеркнули умиротворяющие намерения императора, простую демонстрацию военной силы — с тем, чтобы обезопасить границы, его предпочтение стратегии минимальных потерь «Как только варвары просили о мире, он соглашался на переговоры и заключал договор, если они соглашались на его условия. Но кто не заключит мира, если противник принимает его условия! Шталькнехт тоже вынужден признать, что Констанций «уже недостаточную готовность согласиться с его условиями» рассматривал «как открытое сопротивление», «которое он карал кроваво», хотя и медлил, если дело было сомнительно, но наносил удар, если был уверен в успехе. В конце концов, эти исследования римской «внешней политики» между 306 и 395 гг., то есть в первом христианском столетии, не что иное как исключительно штудии единое цепи войн. При этом Констанций любил сопровож дение военного духовенства, пользовавшегося славой святости, — он, однако, относился «по-своему серьезно к заповедям христианской церкви» (Литцманн).

Вообще, у пронырливого кабинетного политика, вокруг двора которого роилась стая епископов, было проникновеннейшее отношение к религии. Да, «первый представитель божьей благодати» (Зеек) на римском троне, который официально охотно называл себя господином всей Земли и «Моя Вечность» (aeternitatem meam), верил также, что был орудием, избранным Всевышним, и находится под защитой ангела, чьи воздушно — мерцающие контуры он сам иногда якобы видел. Еще больше, чем его жаждавший мальчиков брат, он требовал целомудрия. Сразу после кровавого дебюта правления он разделил в тюрьмах женщин и мужчин. И проклятый клиром родственный брак он — при близких степенях родства — карал смертью. Один из его указов провозглашал «Давайте всегда похваляться и радоваться вере, так как мы знаем, что наша империя скреплена больше религией, чем повинностями и работой или потом тела».

Понятно, что этот император благосклонен к христианским священникам еще больше, чем его отец, что он снова и снова подтверждает, расширяет, умножает их привилегии.

Если Константин освободил клир от налогов на наследство, то Констанций также от поземельного налога и платежей за государственную почту. В 355 г он запрещает предавать епископов публичному суду, «так как иначе фанатичным умам была бы предоставлена возможность их обвинять». Он также не только освободил клириков от низовой общественной службы, но и приказал: «Жены духовенства, а также их дети и их челядь, мужчины так же, как женщины, и их дети отныне и навсегда освобождены от уплаты налогов и свободны от подобных официальных повинностей». Но это движение навстречу побуждало клир (типично для всей христианской истории) лишь к дальнейшим желаниям. Так, собор в Римини потребовал, «чтобы подлежащее налогообложению земельное владение, которое по-видимому принадлежит церкви, освобождалось от всякого рода публичных платежей и все претензии были остановлены», что, кажется, на короткое время и было проведено.

Констанций, крестившийся, как и его отец, лишь в конце своей жизни (и тоже посредством арианца, Евзоия из Антиохии), был арианским христианином. Поэтому его поносили отцы церкви, за выпадами которых, конечно, часто стояла лишь политика, даже государственная измена. Люцифер из Каларии сетует «Мы, назначенные Святым Духом и епископы, должны ли щадить тебя, которым ты волк? Кто глупее тебя». Учитель церкви Иларий сравнивает императора с Нероном, Децием и Максимианом, разумеется, его книга «Против Констанция» опубликована лишь после смерти обруганного Учитель церкви Афанасий, его главный противник, приравнивает его в многочисленным библейским грешникам, хулит его как человека, который нарушает слово, обходит законы, не способен больше отвечать за свои поступки, который еще более злобен, чем языческие императоры. Он отчитывает его как предводителя греха, сообщника преступников, антихриста «Худшие прозвища, чем данные ему Афанасием, трудно придумать» (Хагель).

Тем не менее Рихард Клейн недавно попытался доказать, что нарисованный учителем церкви «с личною ненавистью и политической изощренностью и многими другими образ princeps Arianorum Constantius — грубое искажение правды». Образ арианина Констанция, как ни широко он был распространен, — простое клише. И в этом многое может быть верным, постольку верным, что и этим императором исходно никогда не двигала религия, но — политика, власть, как его отца, и — священники.

Это объясняет также «миссия» индийца Феофила к арабам в 340 г.

Так как Феофил (прибывший в Римскую империю в качестве заложника, воспитанный Евсевием Никомедским и, вероятно, им же возведенный незадолго до поездки в епископы) занимался в качестве руководителя посольства в меньшей мере миссионерскими обязанностями, чем политикой (конечно, в основе, — одно и то же). Империя имела в подвергшейся ухаживанию «Arabia Felix»[149] (Южная Аравия), где перегружались восточные судовые грузы дорогих импортных товаров, большие торгово — политические интересы, которые продвигал епископ Феофил, путешествовавший с целым транспортным флотом, подкупая шейхов. Об обращении, основании епископства, посвящении в священники, — нигде ни слова «Дома Божьи» воздвигались в силу политических или хозяйственных амбиций. Так, он построил церковь в Тафароне на Красном море, так как это столица страны, вторую церковь в Адене у Индийского океана, первой по значению перевалочной базе римской торговли с Индией, третью церковь — в устье Персидского залива, где особенно хотели привлечь население. Ведь для Констанция речь шла о влиянии на арабов и их вождей, которые лишь против воли подчинились персидской военной силе. В будущем они должны нападать не на римские пограничные области, а на соседнюю территорию, они должны быть в предстоящей войне с персами, главным противником Рима на Востоке, возможно, союзниками Рима, по крайней мере, не врагами. Таким образом, епископ — миссионер вез с собой в качестве подарков вовсе не 200 библий, но — на специально для этого построенном корабле — 200 отборных каппадокских породистых лошадей.

Как, само собой, государственные аргументы играли для Констанция решающую роль, обнаружилось и в Армении, где он еще цезарем приобрел соответствующий опыт (стр.260).

Когда католикос Нерсес стремился к уподоблению армянской церкви греческой и вел себя проримски, это, естественно, обусловливало более крепкую связь Армении с Западом. Тем самым это совпадало с намерениями императора. Но по мере того как патриарх все более укреплял свою силу, окружил себя тоже военной свитой и открыто перекинулся на сторону феодалов, более того, когда он резко осудил Аршака, царя Армении за убийство своего племянника Кнела и замужество жены последнего, в ответ на что царь заменил его (анти)патриархом Чунаком, — тогда, в этом жестком споре, Констанций ни в коей мере не поддержал отстраненного законного епископа. Напротив, он позволил пасть ему, которого перед тем поддерживал, примкнул к Аршаку, своему важнейшему восточному партнеру Царь как союзник против персов значил для него больше, чем католикос, которого Аршак отправил теперь в ссылку, из которой тот вернется только девять лет спустя.

Как уже его отцу, христианство служило и Констанцию инструментом политики, не наоборот. Поэтому с началом своего единовластия он добивался церковного единства; конечно, по-другому, чем Константин с помощью ариан. Таким образом, он сослал постепенно в ссылку немало католических прелатов, среди них Афанасия, Павла из Константинополя, Илария из Пуатье Других он долго удерживал, подобно папе Либерию и Хосию из Кордобы «Что я хочу, с тем должен считаться и церковный закон», — объяснил он в Милане в 355 г. «Или вы повинуйтесь, или отправляйтесь в ссылку». А в 359 г он подчинил себе в Римини почти всех епископов Запада. Он также продолжил еще Константином начатое преследование донатистов в Африке и выступал иногда даже против арианский группы, евномиан, приказав при этом сослать 70 епископов.

Евреев Констанций наказывает еще свирепей, чем его отец. Закон от 339-го года, называющий их «пагубной сектой», места их собраний «базарной площадью») concilinbula), запрещает всякое препятствование еврею стать христианином и предписывает за нарушение сожжение на костре. Но если еврей мог и должен перейти в христианство, то переход христианина в иудаизм император запретил и облагал это «заслуженным» наказанием, — конфискацией имущества. Брак между евреем и христианкой был строго запрещен, вообще всякий перевод женщин в еврейское «позорное общество». Евреи не должны «приобщать христианских женщин к своим порокам. Но если они это делают, они подвергаются смертной казни». В покупке языческого раба им отказано. За приобретение или содержание раба — христианина воздается изъятием всего имущества, за его обрезание — смертью. Таким образом любое еврейское производство, нуждавшееся в рабах, лишалось основ существования, — пожалуй, самый первый толчок, постепенно изгнавший евреев в денежные операции, что делает их еще более ненавистными Особенно угнетены евреи Палестины, восстание там жестоко подавлено.

Сурово боролся Констанций и против язычников, — очевидно подстрекаемый христианской стороной.

ОТЕЦ ЦЕРКВИ ПРОПОВЕДУЕТ РАЗБОЙ И УБИЙСТВО

Это было время, когда Фирмик Матерн радостно предвещал, что, «хотя еще в некоторых местностях умирающие члены идолопоклонства судорожно вздрагивают, тем не менее в ближайшей перспективе предстоит полное искоренение пагубного зла из всех христианских стран». Это было время, когда Фирмик призывал «Уберите прочь, святейший император, спокойно уберите прочь храмовые украшения. На монеты и в плавку тех идолов, чтоб их поглотило пламя». Это было время, когда этот муж строго наказывал государю «воспитывать и карать принуждением», преследованием «злодеяний идолопоклонства любым образом», за что он постоянно обещал Божью «награду», «приращения совершенно огромных размеров Делайте, что он приказывает, выполняйте, что он предписывает» Шультце по праву говорит, что государственная борьба против язычества «с самого начала при Константине до своего полного разворота при Констанции сопровождалась одобрением и содействием церкви». И она точно так же «энергично оказывала влияние на законодательство» (Готтлиб).

Отец церкви Юлий Фирмик Матерн, сицилианец из сенаторского сословия, чья семья имела местожительство в Сиракузах, перешел уже открыто к христианству лишь тогда, когда сыновья Константина заявили о своей принадлежности к нему решительнее, чем их отец. В подстрекательском послании «О заблуждении языческих религий», сочиненном около 347 г., Фирмик побуждает императоров Констанция и Константа, «sacratissimi lmperatores», «sacrosancti»[150] прежде всего к искоренению культа мистерий, опаснейшего конкурента христианства культов Изиды, Озириса, Сераписа, Кибеллы, Аттиса, Диониса-Бахуса и Афродиты, культов Солнца и Митры, важнейших культов в раннехристианское время, с особенно многими и поразительными параллелями по отношению к христианству. Так как ренегат был хорошо воспитан и образован, но прежде всего еще язычником написал изысканную книгу доброжелательной «торжественной серьезности» (Вейман) об астрологии, «Matheseos libri VIII», — Обширнейший такого рода справочник в Античности, однако же впоследствии как христианин поносил почитание элементов, обожествление в восточных религиях воды, земли, воздуха и огня, то долгое время даже пытались (в первую очередь со стороны католиков) отрицать его идентичность (с 1897 г окончательно доказанную) с автором тех кровожадных тирад, дискредитированных лихорадочным, кишащим плеоназмами стилем, — католической силовой риторикой.

Христос, ликует отец церкви, «уничтожает статуи дьявола». Он-де дьявол уже почти «преодолен», «превращен в прах и пламя» «Лишь немного недостает еще, чтобы дьявол благодаря вашим законам окончательно оказался лежащим растянутым на полу, чтобы после искоренения идолопоклонства прекратилось губительное заражение. Эта отрава исчезла. Ликуя об уничтожении язычества, ликуйте сильнее, ликуйте уверенно. Вы победили согласно боевому вождю Христу».

Но в общем и целом до этого еще не дошло, «Religiones profanae»[151] существовали, самые большие храмы стояли, священники еще жили, язычники ревностно приходили в святилища. Потому и призывает агитатор, как ни один христианин до него, к конфискации храмового имущества, искоренению молелен, заблудших «Tollite, tollite, securi. Уберите, уберите беспощадно, святейший император, украшение храмов Пусть этих богов расплавит огонь монетных дворов или пламя металлургических заводов, все дары обратите на свои нужды и сделайте их своей собственностью. После уничтожения храмов вы, благодаря силе Бога, продвинитесь к Высшему».

Высшее — это было христианство, — фальшивое, порочное — любое языческое учение. Язычники, разумеется, видели это наоборот. «Чем дальше, тем больше обретал почву взгляд, что с приходом христианства в мир началось всеобщее падение человеческого рода» (Фридлендер). Но не творя о намного более свободном образе жизни и мысли при язычестве, там были также, как показал Карл Хоейзель в обширном исследовании трактата Фирмика, «наряду с похотью, оргиастически возбужденными, всегда — строжайшая аскеза, забота о целомудрии, которым христиане могли только позавидовать. Точно также непристойные черты мифологии уже давно пали жертвой пуризма или продолжали существовать исключительно в гражданских одеяньях Античные религии предлагали своим приверженцам родину и защищенность. Они помогали покорять бытие, организовывали человеческие взаимоотношения и ставили экзистенциальные вопросы в наполненной смыслом целостности Большинство религиозных учений о благе, о которых ведет речь Фирмик, являются как живые духовные силы».

Но именно этим объясняются его фанатизм, его неистовая ярость, его призывы к погрому. Как раз поэтому всякое язычество «ложно», «гнусно», «зачумлено», оно должно «на основании этих обстоятельств, святейший император, быть искоренено и уничтожено». Как раз поэтому отец церкви рекомендует «самые жесткие законы», разграбление храмов, применение «огня и железа», преследования «любым образом». Само собой разумеется, с ссылкой снова на Яхве и на Ветхий Завет. Однако до сих пор ни один христианин столь бесцеремонно не заклинал библейскими вакханалиями истребления, ни один не использовал их столь систематично для оправдания жестокости и террора. Самой семье угрожает Бог — и потомкам, «дабы не осталось ни одной части проклятого семени никакого следа человеческого рода» «Ни сына он приказывает не щадить, ни брата, и даже сквозь члены возлюбленной жены он пронзает меч мести. И друга он преследует с возвышенной строгостью, и весь народ будет вооружен, чтобы расчленить тела подлых».

Едва церковь получила власть, она не отвергла принуждение, а использовала его, и принуждение, — это сказал теолог Карл Шнейдер, — «с применением всяческой силы» Место недавней апологетики, непрестанного призыва к религиозной свободе заступила теперь угрожающая и насмешливая речь, место идеологии мученичества и мученических романов — фанатизм преследователя, — в данном случае «могучее неистовство крестового похода» Фирмика, «доведенное до крайности превращение нехристианских религий в дьявольщину» (Хохейзель). Хотя законы и меры принуждения пришли от императоров. Но они тоже были христианами. И даже без категорических свидетельств можно принять, что книга, посвященная Фирмиком Матерном императорам Констанцию и Константу, повлияла на их антиязыческую религиозную политику, на их запрещение жертвоприношений и угрозы наказанием, — как эта политика, в свою очередь, перевернула автора христианского памфлета.

ПЕРВЫЙ ШТУРМ ХРАМА, ПЫТКИ И ЮРИДИЧЕСКИЙ ТЕРРОР ПРИ КОНСТАНЦИИ

Таким образом, понятен пафос против язычества, дольше всего сохранявшегося у крестьян, у многих риторов, философов, в образованных высших слоях, особенно в старых римских сенаторских семьях, а отчасти даже в восточно-римском сенате.

Указ, по-видимому 341 г, восходящий к Константу, начинался не в обычном канцелярском тоне, а восклицаниями «Суеверие должно исчезнуть. Безумие жертвоприношений пусть отправляется к дьяволу» (Cesset superstitio sacrificiorum aboleatur insania), так что в 346 г государь приказал немедленно закрыть храмы в городах, в 356 г — все храмы до единого. Все дурные люди (perditi) в таком случае больше не могли творить зла. Вслед за этим, видимо, начался христианский штурм храмов. Даже за посещение храма и «безумие» жертвоприношения, да, уже за почитание идола Констанций объявил конфискацию имущества и смертную казнь. «Кто однажды поступит подобным образом, тот должен быть повергнут карающим мечом». Тем самым Констанций первым из христианских императоров карает исповедание языческого культа смертной казнью. Имущество казненного подлежит изъятию в пользу государства. Конфискация угрожала снисходительным правителям провинций. А годом позже владыка устанавливает смертную казнь также за предсказания и астрологию. Они должны все навсегда замолчать». Конечно, и теперь еще было много язычников, в чиновничестве на высших постах, в армии еще больше, знатный и образованный Рим почти целиком придерживался старых верований. Таким образом, порой многое осталось только на бумаге. Однако законы сигнализируют о растущей нетерпимости. А к христианским пастырям массами прибывали новые овцы.

Но, конечно, не все остается только на бумаге. По крайней мере, Ливаний, языческий ритор из Антиохии, сообщает, что Констанций «унаследовал от отца искры злых деяний и разжег из них большое пламя. Потому что он ограбил богатство богов, разрушил храмы, уничтожил все священные надписи». Ливаний добавляет к этому, что Констанций «распространил пренебрежение к языческому культу на риторику (logoi). Неудивительно оба, культ и риторика, взаимосвязаны и родственны», — а это попросту означало, что император одновременно опасался и культа и культуры язычества.

Христианские фанатики уже посягали на алтари и храмы. В Гелиополе диакон Кирилл тем самым приобрел себе имя. В сирийской Аредузе священник Марк разрушил старое святилище (и был за это подвергнут как епископ жестокому обращению во время языческой реставрации Юлиана). В каппадокийской Цезарее христианская община сравняла с землей храм богов города Зевса и Аполлона. В Александрии при арианине Георгии пал целый ряд языческих святынь. Короче, уже — начиналось «в то время безумие веры, которое гнало даже христиан друг против друга», как пишет Иоган Геффкен, время бешеных атак на храмы. Что «приобрело достаточно преступный характер главным образом благодаря сильному разжиганию алчности».

Правда, после того как Констанций в мае 357 г впервые посетил Рим, пантеон, храм Юпитера на Капитолии, дом Тихе Римской, он, потрясенный традициями города, отнесся терпимо, даже взял под защиту, по крайней мере, их язычество. Он подтвердил свои привилегии весталкам и предоставил для языческого праздника денежные средства. Возможно, уважению к Риму поспособствовала в данном случае могущественная староверная аристократия. Однако после таких доказательств благоволения язычество оживилось по всей Италии. А Рим остался и далее твердыней старой религии.

Но поколение спустя положение вновь сильно изменилось. Во время посещения Рима высшим западным военачальником Феодосием его жена увидела в палантинском храме ожерелье на статуе Великой Матери. Она велела украшение снять и носила его сама. Старая женщина, последняя весталка, осудила это и, выставленная из храма, прокляла знатную воровку, и это проклятье, согласно Зосиме, даже исполнилось.

Сильнее, чем евреев и язычников, Констанций, античный охотник за ведьмами, боявшийся любого рода чертовщины, преследовал волшебство, причем, конечно, религиозные мотивы, стало быть, антиязыческие эмоции, точно так же играли большую роль.

В 357 г император за обращение к предсказателям, колдунам, ясновидящим, гаруспикам приговаривал к смертной казни Астрологов и толкователей снов до суда должно было подвергнуть пыткам, дабы вырвать признание вины. Даже прохождение ночью между могилами было доказательством черной магии (magicae artes). Голову уже теряли, если носили амулет. Сомнительные сны сами собой влекли процесс о государственной измене. «Кто спросил предсказателя (hariolus) о писке полевой мыши или о явлении ласки на своем пути и о сходных знаках, тот предстает перед судом и карается смертью», — утверждает современник Аммиан Марцеллин. Однако Аммиан отнюдь не безупречный свидетель он охотно раздувает и бичует поведение ненавистных ему деспотов как юридический террор.

В 358 г император и до сих пор привилегированным членам своего окружения и свиты цезаря пригрозил за колдовство и предсказания пытками. Он даже ужесточил их при отпирательстве «виновного», которого за это должно было предать деревянному пыточному коню, кромсавшему железными когтями его бока. С верой государя прекрасно гармонировали мучительства и пытки, — как с верой столь многих христианских поколений «Истинность его христианских убеждений стоит вне всякого сомнения Христианское вероисповедание было для него не формулой, но координатором его нравственно-религиозного поведения, всей его личности» (Шультце).

Исполненный страха и мании преследования, «нерешительности старой бабы» (Функе), Констанций II содержал огромную тайную полицию. Когда осенью 359 г в Скифополе (ныне Бет Шиан) дело дошло до процесса по поводу обращений к оракулам, жертвоприношении, вечерних прогулок по гробницам, император доверил предварительное следствие некоему Павлу по прозвищу «Tartareus» (Павел — адский огонь), «который как сдающий в наем гладиаторов, умел обделывать дела на дыбе и побоищах», и, — по Аммиану, — в Палестине наступило воистину господство страха.

Павел, прозванный также «Catena» (цепь, насилие), родился в Испании и был, предположительно, арианином. При императорском дворе он состоял на службе как notarius, благодаря чему ездил по всей стране по специальным поручениям, прежде всего для выслеживания фактов государственной измены Возможно, что Павел еще в 345 г, при императоре Константе, преследовал донатистов в Африке. В 363 г он арестовал сторонников узурпатора Магненция в Британии, два года спустя — последователей узурпатора Сильвана Сильван, франк и христианин, соратник Констанция в битве при Мурзе, был послан для отражения германского вторжения в Галлию Загнанный врагами при дворе в угол, попавший из-за подложных документов под подозрение в государственной измене, он действительно позволил своим галльско-германским войскам провозгласить себя 11 августа 355 г императором. Но его убили уже несколько недель спустя, в церкви, во время бегства, подкупленные по поручению Констанция (отчасти германские) в час chati и cornuti. Всех друзей и сообщников Сильвана Констанций велел предать пыткам. Летом 359 г Павел дал показания против сторонников Афанасия, однако в конце 361 г, после организованного императором Юлианом процесса в Халцедоне против креатур своего предшественника, был заживо сожжен.

Как и при выступлении против приверженцев Магненция и Сильвана, так и во время процесса в Скифополе сам нотариус Павел был исключен из судебного разбирательства, причем в конфликте с государственной властью оказались лишь язычники, большей частью убежденные язычники. Из-за этого обошли в качестве судьи даже компетентного Гермогена, — в 358-59 гг. восточного префекта он был староверующим, однажды при дворе Лициния но поручению последнего обращался к оракулам, а сверх того между 353 и 358 гг., будучи proconsul Archaiae в Коринфе, часто проводил в храме Дике[152] целые дни. Вместо него проведение процесса было доверено христианину Модесту, который оставил в живых многих солидных главных обвиняемых, зато многих неизвестных лиц велел казнить за совсем безобидные поступки, вроде ношения амулетов против малярии.

Домиций Модест, comes Onentis, был едва ли более привлекательной фигурой окружения императора, чем Павел. Как и последний — христианин при Констанции.

При языческом императоре Юлиане он стал язычником и за это — городским префектом Константинополя. После смерти Юлиана крещен арианином и поднимается в 370 г до имперского префекта, влиятельного человека арианского императора Валента, при котором он безжалостно преследовал католиков, подверг сильному притеснению самого учителя церкви Василия, но потом с ним переписывался. Повторяющаяся смена вер способствовала не только его карьере Еще в качестве comes Orientis — «бедный», он сумел — прежде всего в эру Валентиниана и Валента — в огромной мере приумножить свое богатство крупными поместьями.

РЕЗНЯ ПРИ ПРАВОВЕРНОМ ГАЛЛЕ

В Палестине, месте действия скифопольского процесса, незадолго до этого уже свирепствовал Галл, племянник Констанция, избежавший в 337 г династического убийства. Он тоже — добрый христианин, с детства — ходок в церковь, читатель Библии и якобы верный супруг значительно более старшей Констанции, овдовевшей сестры императора, мегеры в образе женщины «дикая фурия, — пишет Аммиан, — жадная до человеческой крови, как и ее супруг» Галл неоднократно призывал сводного брата Юлиана к правоверности, а в 351 г, году своего провозглашения цезарем, шокировал язычников переносом мощей святого Вавилы (первое обстоятельно засвидетельствованное перезахоронение, о котором мы знаем) в известное святилище Аполлона в Дафне, чтобы таким образом его ликвидировать.

Христианин Галл, с ранних пор любивший кулачных бойцов, которые ломали друг другу кости, позволял себе в Антиохии, своей столице, тиранические выходки акты произвола, процессы по делам государственной измены и колдовства, которые часто пренебрегали всеми правовыми нормами и вели к конфискациям, ссылкам, к жестоким пыткам и казням К этому прибавилась фанатичная борьба против язычников Целая система шпионажа опутала города Цезарь Галл («он был правоверен и остался таким до конца», — подчеркнуто Феодоритом) порой даже подстрекал народ к линчеванию неугодных подданных. А когда евреи в 352 г (вероятно, снова мессиански возбужденные) восстали против запрета владеть рабами-неевреями, напали для захвата оружия на римский гарнизон и сделали царем известного патриция (первое большое восстание при христианском императоре), правоверный Галл приказал сжечь в.

Палестине целые города, а население уничтожить — вплоть до детей. Но и высокие чиновники становились жертвами его террористического режима. Например, Фалласий, выступавший посредником у императора префект Востока Его преемника Домициана вскоре по прибытии в Антиохию (олдатня протащила со скованными ногами по городу и просила в Оронт Его квестор Монтий кончил так же. Последовали дальнейшие убийства Ранним летом 354 г население восстало «по разным сложным причинам» (Аммиан), — прежде всего из-за голода и всеобщей нищеты. Губернатор Феофил был убит и растерзан. Наконец, Констанций заманил племянника (которому при его возведении в цезари клятвенно обещал всяческую защиту) на Запад, попросив взять с собой и его жену, «очаровательную Констанцию», которую он охотно бы увидел вновь. Галл чуял предательство, однако возлагал надежду на заступничество Констанции, которая, однако, умерла в пути от лихорадки. Его же самого монарх велел обезглавить — поздней осенью 354 г в Фланоне (близ Полы в Истрии). И пытки, топор палача или ссылки обрушил на друзей Галла, его офицеров, придворных и даже некоторых священников.

Только смерть властителя 3 ноября 361 г в возрасте всего 44 лет) помешали столкновению и с племянником Юлианом.

ЯЗЫЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ ПРИ ЮЛИАНЕ

Подобно брату Галлу, Юлиан тоже был пощажен когда-то во время семейной резни, затем как член императорской династии был поставлен под наблюдение вначале в роскошно обставленном доме его (умершей немного месяцев после рождения сына) матери близ Никомедии, потом в уединенной горной крепости Мацеллум в сердце Анатолии, где уже пребывал старший Галл. Недоверчивый император окружил обоих принцев целой сетью шпионов и приказал ежедневно сообщать об их высказываниях. Они жили «как пленные в персидской крепости» (Юлиан), находились практически под арестом, возможно, часто и под страхом смерти. В Никомедии Юлиана обучал местный епископ Евсевий, родственник матери Юлиана Василины, бывалый, уже знакомый нам церковник, красивший подобно многим восточным прелатам ногти киноварью, волосы — хной и имевший указание воспитывать ребенка строго в христианской религии, пресекать всякие контакты с населением и «никогда не говорить о трагическом конце его семьи».

Вспоминая об этом, семилетний мальчик, часто впадавший в истерический плач, в страхе пробуждался, громко крича, даже ночью. В Мацеллуме, где Юлиан, окруженный почти одними рабами, находился с 344 по 350 гг., арианин Георг из Каппадокии должен был подготовить его в священники. Однако потом он был отпущен в Константинополь — город борьбы ариан и ортодоксов, в мир дикого столпотворения и шумных анафем. В конце 351 г Констанций вновь призвал его, двадцатилетнего, для учебы в Никомедии. Юлиан побывал в Пергамоне, Эфесе, Афинах, и выдающиеся учителя склонили его к язычеству. Возведенный Констанцием в 355 г в цезари, провозглашенный армией в 360 г. в Париже августом, он был объявлен умирающим бездетным властителем (в то время как обе армии уже маршировали навстречу друг другу) его наследником, после чего приступил к быстрому восстановлению политеистической традиции, эллинистической «государственной церкви» — отчасти по христианскому образцу.

Вместо креста и безнравственного дуализма Юлиан хотел вновь утвердить определенные направления эллинистической философии и «пантеизм Солнца». Он воздвиг богу Солнца (пожалуй, идентифицированному с Митрой[153]), не высказывая пренебрежения и к другим богам, святилище в императорском дворце и заявил также о почитании себя впредь basileus Helios, императором Солнца, — в то время уже более чем двухтысячелетняя традиция. «Со времен моей юности проникло в мою душу могучее влечение к лучам бога и с самых ранних моих лет внутренний мир мой был так захвачен им, что я не только желал постоянно созерцать его, но даже пребывая под открытым небом в яснозвездную ночь, забывал все вокруг себя и удивлялся красоте неба».

Мир привык к тому, чтобы видеть в реакции Юлиана лишь ностальгическую тоску, романтический анахронизм, бессмысленную попытку перевести назад стрелки часов. А почему, собственно? Потому что он опровергнут? Опровергнут? Задушен Я что последовало, — могло ли быть хуже? Возможно, кто знает, нехристианский мир низвергся бы в столь же многие войны, — хотя за семнадцать столетий нехристианский вел войн меньше, чем христианский. И по большей части — менее ужасные. Возможно, кто знает, и без устрашающего «Покоритесь!» природа бы подверглась тому опустошающему использованию, последствия которого мы осознали. Но в языческом мире трудно представимо все лицемерие христианского. И еще труднее мыслима его нетерпимость.

Серьезно не оспаривается, что император Юлиан (с 361-го по 383 г), обруганный христианами как «Apostata»,[154] превосходил своих христианских предшественников в целом и в частностях характером, этически, духовно Философски образованный, многосторонне проявивший себя в литературной деятельности, личностно впечатлительных и серьезный, Юлиан, который иногда осыпал христианство насмешками, находил, что «высокая теология», в которой его самого столь заботливо воспитывали, состояла, собственно, лишь из двух ритуалов запугивать злой дух трубой и молиться. Он был не только «первый более чем за столетие император с настоящим образованием» (Браун), но и завоевал «место среди первых греческих писателей эпохи» (Штейн). Его поддерживали отличные специалисты. С глубоким сознанием долга император, избегавший всякой роскоши, скромный, не имевший ни метресс, ни мальчиков для наслаждения, никогда не напивавшийся, начинал работать уже вскоре после полуночи. Он пытался рационализировать бюрократию и занять высокие правительственные и управленческие посты интеллектуалами. Он тотчас же упразднил придворный подхалимаж, все сообщество евнухов, лицемеров, паразитов, доносчиков, шпиков. Тысячи были уволены. Он заметно сократил число слуг, уменьшил налоги в империи на пятую часть, резко выступил против злоупотребляющих сборщиков налогов, оздоровил государственную почту. Он устранил в армии лабарум, императорский штандарт с монограммой Христа, официально воскресил старые культы, праздники, paideia, классическое образование. Он распорядился возвратить и восстановить снесенные языческие храмы, а также возвратить многочисленные изображения богов, которые украшали сады частных лиц. Однако он не запретил христианство, напротив, разрешил вернуться сосланным клирикам, что привело лишь к новым волнениям. Донатисты, которые славили императора как оплот справедливости, отчистили вновь обретенные «молельни» сверху донизу соленой водой, выскребли дерево алтарей и известь стен, быстро обрели утраченные со времен Константа и Констанция сильные позиции и вкусили от наслаждения местью. Они объявили насильственное обращение католиков, грабили уже со своей стороны их церкви, сжигали их книги, алтари, выбрасывали чаши и лампады из окон, а просфоры — собакам и столь дурно обращались с противными им клириками, что некоторые умерли. Они держали верх до 391 г, по крайней мере в Нумидии и Мавритании.