Неизбежный раскол

Неизбежный раскол

— Я категорически против любого раскола. Дробить силы нельзя. Подлодки в Атлантике по-прежнему должны действовать сплоченными группами! Главное — потопить как можно больше вражеских кораблей! Все остальное не имеет никакого значения!

Гросс-адмирал Редер на секунду закрыл глаза, затем встал и окинул Деница неприязненным взглядом. Ему крайне не нравилось поведение командующего подводным флотом. Ни один из адмиралов не решался позволить себе говорить таким тоном в присутствии главнокомандующего военно-морскими силами. Редер нахмурился, на его одутловатом, с двойным подбородком лице появилось недовольное выражение. Он вспомнил, что уже обсуждал с Деницем 8 ноября эту проблему и что, раздраженный его настойчивостью, вынужден был напомнить: он и никто другой является в данном вопросе высшей инстанцией. Гросс-адмирал подошел к окну и, глядя на понуро бредущих по Тирпицуфер людей и редкие автомобили, многозначительно постучал пальцами по золоченым виткам нашивок на синем рукаве мундира. Редер никогда не был боевым офицером и, делая служебную карьеру, воистину «прошел по инстанциям».

В скупо обставленном кабинете возникла долгая, томительная пауза.

Дениц не сводил глаз с затылка Редера. Он был гораздо выше его и поэтому хорошо видел четкий пробор, разделяющий посередине коротко стриженные, зачесанные назад волосы. Дениц также не испытывал к гросс-адмиралу особых симпатий. «Если ему нужно, пусть отдаст приказ, добровольно я на этот шаг не пойду, — зло подумал он. — Атлантика для нас важнее Средиземного моря».

Редер медленно повернулся и почти вплотную приблизился к занимавшей всю стену схеме боевой обстановки.

— Я был вчера в ставке фюрера. — Для убедительности он вскинул брови и поднял вверх указательный палец. — Он ждет от нас активных действий в Средиземном море! Роммель в крайне затруднительном положении.

— А что итальянцы? Где их хваленые линкоры, крейсеры, миноносцы?

Редер только презрительно повел ладонью и не преминул напомнить вице-адмиралу о довольно существенном, по его мнению, факторе:

— Вы же получили целую флотилию итальянских подводных лодок.

— Вот и отправьте их назад, — утратив обычную вальяжность, возбужденно заговорил Дениц. — В сентябре и ноябре я уже передал в Средиземное море двенадцать лодок. Больше я ничего сделать не могу. Ослаблять наши позиции в Атлантике нельзя. Не забудьте о субмаринах, оперирующих в Баренцевом море. Шесть подлодок водоизмещением двести пятьдесят тонн приготовлены к отправке в Черное море. На Балтике из-за русских мин невозможно нормально обучать экипажи. Тем не менее там тоже действуют наши субмарины. А каждая лодка у берегов Америки вообще на вес золота. Особенно сейчас.

— Вы обязаны выдвинуть на боевые позиции в Средиземном море еще десять подлодок, — ровным, почти бесстрастным голосом произнес Редер. — Итальянцы в Ла-Специи уже готовятся принять их.

Вытянутое невыразительное лицо Деница медленно залилось пунцовой краской, тонкие пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Но вице-адмирал с заурядной внешностью мелкого предпринимателя, никак не соответствовавшей созданному геббельсовской пропагандой стереотипу «героя-подводника», обладал железной волей и умением идти напролом. Минуту-другую он молча смотрел на застывшего за письменным столом Редера, затем перевел взгляд на подпиравший колышущийся подбородок крахмальный воротничок и тихо сказал:

— Будет исполнено, господин гросс-адмирал.

Дениц встал, четко, как когда-то на строевом плацу, повернулся и покинул кабинет.

Про себя он твердо решил при первой же возможности встретиться с Гитлером и убедить его в своей правоте.

Очень скоро Деницу представился случай лично побеседовать с Гитлером, пожелавшим из первых уст услышать подробный доклад о положении в Атлантическом океане. Представители правящей элиты Третьего рейха никак не ожидали, что действия подводных лодок у берегов Северной Америки окажутся столь успешными и даже позволят отвлечь внимание немцев от провала фронтального наступления на Москву и победоносного продвижения Красной Армии в северном и южном направлениях.

Дениц составил доклад так, чтобы его аргументы звучали очень убедительно. Он сыпал цифрами, подробно перечисляя количество потопленных каждой подводной лодкой кораблей в день. Гитлер слушал, стоя возле огромного полированного письменного стола, и время от времени кивал в знак согласия. Внезапно он заметил, что вице-адмирал тоже стоит, и жестом указал ему на кресло с высокой резной спинкой. Дениц весьма импонировал фюреру своим стремлением любой ценой добиться результата.

В заключение Дениц подчеркнул, что не раздробление подводных сил, а, напротив, их массированное использование на коммуникациях противника в Атлантике является залогом дальнейших успехов.

Гитлер по-прежнему молчал, устремив взор в сторону стоявшего в углу огромного в человеческий рост глобуса на массивной подставке из черного дерева. Неожиданно он повернулся и, вперив в Деница глаза, казалось, состоявшие из одних зрачков, заговорил о подготовке нового наступления на Восточном фронте, которое начнется на юге и непременно увенчается успехом.

— Поймите, Дениц, я полностью согласен с вами, — смягчившимся от волнения голосом закончил он и вновь зашагал по кабинету, похлопывая ладонью по охватывавшей рукав красной повязке с черной свастикой на круглом просвете, — но в данном случае ваши лодки — это как бы стальная рука Африканского корпуса Роммеля. Я прикажу Шпееру[34] ускорить темпы строительства субмарин.

Дениц машинально кивнул, неотрывно глядя на сутуловатую спину фюрера. После возвращения в Керневел он немедленно распорядился направить в Средиземное море десять подлодок.

— Кто хочет в сортир, пусть поторопится. Через час мы погружаемся, — выкрикнул командир, склонившись над рубочным люком.

Усыпанное мириадами звезд небо покачивалось вместе с лодкой, отражаясь в темных водах Гибралтарского пролива. Вдали смутно чернели очертания горного хребта Атлас.

— Хорошо бы чем-нибудь занавесить луну, — неожиданно для себя шепотом сказал командир и вынул изо рта погасшую сигарету. — При такой погоде гулять хорошо…

Он собирался зайти как можно дальше в прибрежные воды Испанского Марокко и, погрузившись, преодолеть расстояние от Танжера до Сеуты.

— Можем долго идти без подзарядки, — успокаивающим тоном произнес инженер-механик.

Командир лишь недоверчиво покачал головой. Как и все остальные члены команды, он был крайне недоволен отправкой лодки в Средиземное море, где из-за хорошей видимости и слишком узкого оперативного пространства ситуация почти полностью контролировалась английскими кораблями и самолетами.

— Нет, все-таки с нами по-идиотски поступили, — командир испытующе посмотрел на собеседника, словно призывая его отреагировать на дерзкие слова в адрес командования. — Ничего они там наверху толком не знают и не понимают.

— А вы вспомните «У-331», господин каплейт, — не согласился инженер-механик.

Подводная лодка медленно приближалась к берегу. Дождь прекратился, ветер заметно поутих, и волны уже не так сильно били о борта. Четверо рослых парней поднялись из центрального поста на мостик и осторожно спустились в уже снаряженную резиновую шлюпку. Она оттолкнулась от борта и, подхваченная попутной волной, быстро растворилась в темноте.

Высаженную на траверзе Рас-Гибейзы группу диверсантов «У-331» напрасно ожидали до рассвета. В дальнейшем выяснилось, что они попали в плен, так и не совершив ни одного акта саботажа или диверсии в тылу британских войск.

Последующие дни «У-331» непрерывно крейсировала у побережья Ливии. Сигнальщикам так и не удалось обнаружить ни одного корабля противника. На вопросы командира подлодки фон Тизенгаузена они неизменно отвечали:

— Горизонт чист, господин капитан-лейтенант.

Всякий раз при появлении самолета субмарина под хриплое кваканье ревуна стремительно уходила на глубину. Внутри стальной коробки было невыносимо жарко, и даже непрерывно гудевшие вентиляторы не привносили прохладу, а, наоборот, нагоняли горячий воздух. Нормально дышать удавалось только по ночам, когда «У-331» несколько часов находилась над водой и моряки с удовольствием подставляли разгоряченные лица прохладному ветерку. Над Тобруком воздух сотрясался и звенел от орудийных раскатов. Над крепостью клубился черный дым, прорезаемый багровыми вспышками взрывов.

25 ноября Тизенгаузен стоял на мостике, хмуро глядя вдаль сквозь медленно рассеивающуюся предрассветную мглу. По бокам лодки лениво плескалась тусклого цвета вода.

Около 9 утра послышался тревожный возглас сигнальщика:

— Вижу самолет противника! Летит прямо на нас.

Мостик и палуба тут же опустели. Выбросив облако испарений и фонтаны воды, лодка ушла вниз. Внезапно из гидроакустической рубки прозвучал взволнованный голос:

— С севера доносится сильный шум винтов!

Зажужжала лебедка, поднимая перископ. Командир припал к окулярам, осмотрел горизонт и ничего не увидел.

— Широкая полоса прослушивания медленно сдвигается на северо-восток, — доложил старший радист, одновременно обслуживавший шумопеленгатор.

— Продуть среднюю!

Своим распоряжением Тизенгаузен перевел лодку в позиционное положение. Выдвинув из воды ходовой мостик и верхнюю часть палубы, субмарина на полной скорости двинулась на сближение с предполагаемым противником. В 2.30 сигнальщик увидел в бинокль с двойными стеклами колышущуюся в знойном мареве темную массу. Расстояние до нее составляло 10–12 миль.

По мере сближения масса начала расслаиваться, превращаясь в силуэты выползающих из-за горизонта военных кораблей. Они шли полукругом, словно прочесывая море гигантским бреднем. Тизенгаузен знал, что его низко сидящую в воде субмарину нельзя заметить. Выждав несколько минут, он скомандовал:

— Срочное погружение!

В центральном посту он опять впился глазами в перископ и тяжело вздохнул. Три линкора шли в кильватерном строю на такой скорости, что о подводном сближении с ними не могло быть даже речи. К тому же их сопровождали восемь эсминцев.

Вдруг — Тизенгаузен даже не поверил своим глазам и приказал как можно выше поднять перископ — конвой изменил курс и, производя противолодочный зигзаг, двинулся прямо на субмарину.

— Аппараты, пли!

Четыре полоски потянулись от форштевня к высокому борту линкора. От сильных толчков лодку резко швырнуло вверх, но рулевым-вертикальщикам удалось удержать ее на глубине. Где-то рядом громыхнул взрыв, и «У-331» буквально выбросило к поверхности моря.

— Рубка торчит из воды! — завопил инженер-механик.

Все собравшиеся в центральном отсеке завороженно уставились на стрелку глубиномера. Наконец она медленно поползла вниз и остановилась на нужном делении.

Прямое попадание торпед вызвало на линкоре взрыв снарядных камер. Внутри вспыхнуло пламя, высоко вверх взлетели бесформенные обломки, огромный корабль начал стремительно крениться на левый борт.

На подводной лодке стрелка глубиномера замерла на отметке в 80 метров. Хотя лодка по-прежнему продолжала погружение при нулевой плавучести, экипажу казалось, будто их засасывает гигантская воронка. Они находились почти на предельной глубине, и в корпусе уже ощутимо потрескивало.

Инженер-механик с белым как мел лицом приказал начать всплытие. Завертелись никелированные штурвалы горизонтальных рулей, запрыгала на шкале глубиномера черная стрелка, закачался под ногами пол.

«У-331» опустилась на глубину в 260 метров, где под сильнейшим напором воды ее стальная оболочка должна была треснуть как яичная скорлупа. По непонятной причине этого не произошло.

Моторы постепенно вытягивали субмарину из бездны на нормальную глубину, и Тизенгаузен даже облегченно вздохнул, услышав грохот далекого взрыва глубинной бомбы.

Помимо линкора «Бархэм» немецким подводным лодкам удалось торпедировать в Средиземном море еще несколько крейсеров, эсминцев, кораблей охранения и транспортов. Однако исход военных действий в этом регионе зависел вовсе не от эффективности операций подводных и надводных сил, а от общего положения на Восточном фронте.