Это сладкое слово «заводы» Залоговые аукционы

Это сладкое слово «заводы»

Залоговые аукционы

Пеликан: …Вот этот поросеночек рос, рос, и выросло из него…

Хозяйка гостиницы: Что, что выросло?!

Пеликан: …Что выросло, то выросло…

К/ф «Мистер Икс»

В 1995 году российское правительство осуществило молниеносную операцию, радикально переменившую весь экономический уклад и политическую ситуацию в стране. По итогам залоговых аукционов, проведенных в конце ноября-начале декабря 1995 года, в России в фантастически короткие сроки были созданы частные финансово-промышленные империи, по масштабам не уступающие крупнейшим западным корпорациям. Владельцам империй — так называемым олигархам — по весьма умеренным ценам достались не только самые перспективные предприятия страны, но и беспрецедентные возможности влияния на принятие решений в Белом доме.

«Продано!»

В 1995 году группа банкиров во главе с Владимиром Потаниным предложила государству, остро нуждающемуся в средствах для латания бюджетных дыр, кредиты под залог акций предприятий, находящихся в его (государства) собственности. Государство согласилось. Сделка, которую предложили российские коммерческие банки, означала переход их взаимоотношений в совершенно иную плоскость. Впервые банки и государство оказались связаны столь явно и на столь высоком уровне. И это стало поводом для грандиозной публичной войны между конкурирующими банками, свидетелем которой, благодаря прессе, оказалась вся страна.

Аукционы на право кредитования правительства России под залог находящихся в государственной собственности акций проводились по указу президента № 889 от 31 августа 1995 года «О порядке передачи в 1995 году в залог акций, находящихся в федеральной собственности». Список предприятий, выставляемых на залоговые аукционы, был определен Госкомимуществом в конце сентября. Размеры пакетов, стартовые объемы кредитов, сроки проведения аукционов и их дополнительные условия определяла специальная аукционная комиссия, включавшая представителей Минфина, ГКИ, РФФИ и ряда отраслевых министерств. Победители аукционов в обмен на кредит правительству получили в залог с правом голосования на собраниях акционеров акции российских предприятий.

Перед аукционом специальная аукционная комиссия, состоящая из представителей Минфина, Госкомимущества, Российского фонда федерального имущества и ряда отраслевых министерств, определяла состав его потенциальных участников, стартовую цену пакета акций и дополнительные условия. Претендент на акции, удовлетворивший всем формальным требованиям и допущенный к участию в аукционе, подавал аукционной комиссии конкурсное предложение о сумме кредита. Победителем аукциона становился тот участник, который предлагал наибольшую сумму кредита. Победитель подписывал с Минфином соответствующий договор, после чего в обмен на кредит получал в залог акции, а также приобретал право голосовать на собраниях акционеров.

Реализация принадлежащих государству и переданных в залог акций согласно указу президента становилась возможной с 1 сентября 1996 года (позднее этот срок был продлен).

На залоговых аукционах в течение трех недель государство передало в частные руки предприятия, формирующие пятую часть федерального бюджета и выдающие зарплату миллиону человек. На торги были выставлены крупные пакеты акций 29 приватизированных предприятий. Самые известные и привлекательные из них — «Норильский никель», «ЛУКойл», СИДАНКО, «Сургутнефтегаз», ЮКОС.

В обмен на «заводы, газеты, пароходы» олигархи гарантировали правительству абсолютную политическую лояльность, клялись превратить «совковые заводы» в конкурентоспособные корпорации западного образца и обещали, что впоследствии они, подобно локомотивам, вытащат из кризиса всю российскую экономику. Уверенность в успехе начинания вселяло и то обстоятельство, что аукционы, как выяснилось, были очень тщательно подготовлены и в присутствии полусотни журналистов проходили как настоящее театральное представление.

Действующие лица и исполнители

Для журналистов это были золотые дни. По накалу страстей, именитости участников, количеству и масштабности взаимных обвинений — в общем, по скандальности — эти аукционы не имели себе равных.

Закулисная подготовка к аукционам началась еще летом. Банкиры звонили в Госкомимущество (ГКИ) и спрашивали, кто сколько дает за акции. Так и определялись начальные цены. Альфа-банк, Инкомбанк и «Российский кредит» схлестнулись с банком «Менатеп» на залоговом аукционе акций нефтяной компании ЮКОС.

Не менее скандальной была история с аукционом акций РАО «Норильский никель». На этот раз спорили ОНЭКСИМбанк и «Российский кредит». Заявки на аукцион принимал ОНЭКСИМ. Он же в итоге и получил в залог акции «Норильского никеля». А фирма «Конт», гарантом которой выступал «Российский кредит», не была допущена к аукциону из-за того, что собственные средства банка-гаранта оказались меньше стартовой цены лота. Как раз это и должен был проверить банк, принимавший заявки, то есть ОНЭКСИМбанк. И в случае обнаружения несоответствия уведомить об этом «Российский кредит». ОНЭКСИМ утверждал, что так и сделал. «Российский кредит» говорил, что никакого уведомления не получал. Аукционная комиссия поверила ОНЭКСИМу.

Еще раз «Российский кредит» и ОНЭКСИМбанк схлестнулись на аукционе акций СИДАНКО — победил опять ОНЭКСИМ. К аукциону акций компании «Сибнефть» не был допущен Инкомбанк: комиссия обнаружила несоответствия в документах…

Режиссером и исполнителем главной роли в этом действе был и.о. председателя ГКИ Альфред Кох. Со стороны могло показаться, что во время аукционов он переживал последствия алкогольной интоксикации. Он то отъезжал на кресле от стола, то снова подъезжал. То вдруг клал на стол локти — и они немедленно разъезжались в разные стороны. А иногда просто склонял голову к столу, словно засыпая. Но только доходило до дела, то есть до вскрытия конвертов, и мы видели Коха, готового к схватке с кем угодно и на 100 % уверенного в себе. Он был готов прямо в лицо сказать любому из участников, что его заявка снимается с аукциона только потому, что «так надо». И он такое говорил.

Как рассказывали позже знающие Коха люди, «интоксикация» и видимая самоуверенность главы ГКИ на деле означали, что он очень сильно нервничал. Потому что знал цену происходящему. Возможно, именно поэтому все участники действа — чиновники, банкиры, журналисты — играли свои роли с самым серьезным видом. Вот вскрывается очередной конверт. Никому не известная фирма «Х» хочет приобрести огромную нефтяную компанию. В зале сразу шорох: что за структура? чья? с каким банком аффилирована? а как выглядит ее конверт? и с какой, интересно, стороны его будет разрывать аукционист?

Сейчас это кажется смешным, но тогда проблемы внутреннего устройства конвертов обсуждались на полном серьезе — слишком уж высоки были ставки. Например, когда разыгрывался «Норильский никель», стартовая цена была установлена $170 млн. Заявки подали ОНЭКСИМ-банк, предложивший $170,1 млн, и банк «Российский кредит» — $355 млн. ОНЭКСИМ, правда, был назначен ответственным за проведение этого аукциона, а потому мог отвергнуть чужую заявку. Он и отверг. Но злые языки говорили, что ОНЭКСИМ на всякий случай изготовил не простой конверт, а с двойным дном, и вот за этим вторым дном якобы лежала заявка на $355,1 млн…

Скорее всего, это был досужий вымысел. Но без таких эпизодов яркий спектакль превратился бы в заурядное зачитывание вслух решений правительства. А так — это была настоящая драма. Впрочем, как выяснилось чуть позже, некоторым конец был известен заранее. Владимир Потанин, например, даже особо не скрывал, что еще до аукционов «все обговорил с Олегом Николаевичем» (Сосковцом, тогдашним первым вице-премьером и самым влиятельным госчиновником). Так что конкуренты могли делать конверты хоть с тройным дном — «Норильский никель» им бы все равно не достался.

Другими лауреатами залоговых аукционов 1995 года стали Борис Березовский (ЛогоВАЗ), Михаил Ходорковский («Менатеп») и Владимир Богданов («Сургутнефтегаз»). Впоследствии в список олигархов вошли еще несколько бизнесменов, получивших те или иные объекты собственности по протекции правительства, но на тот момент главными фаворитами Белого дома были эти четверо.

И если не считать Рема Вяхирева, который на тот момент уже ни в каких аукционах не нуждался, именно эти бизнесмены и стали первыми так называемыми олигархами, то есть владельцами крупной собственности, имеющими особые отношения с властью.

Впоследствии эти отношения еще не раз обретали яркое материальное воплощение. Так, «Сургутнефтегаз» получил возможность отправлять на экспорт большую, чем у других, долю своей нефти. А «Ноябрьскнефтегаз» (он входил в «Сибнефть», доставшуюся на аукционе Березовскому), добывающий наряду с нефтью природный газ, в том же 1995 году получил от Белого дома и вовсе невиданную в мировой практике бизнеса льготу: согласно постановлению, акциз за газ, добытый «Ноябрьском», должен был платить «Газпром», то есть совсем другая фирма.

И все же суть залоговых аукционов состояла вовсе не в раздаче подарков отдельным компаниям.

Залоговые аукционы 1995 года стали результатом принципиального политико-экономического договора президента и правительства с группой бизнесменов. Российской партии власти накануне президентских выборов 1996 года срочно требовались твердые гарантии невозможности коммунистического реванша. Альтернативы же в ситуации, когда рейтинг популярности Бориса Ельцина находился практически на нуле, у власти почти не было. Разве что отменить выборы и ввести диктатуру по чилийскому или южнокорейскому образцу.

Но Ельцин принял другое решение, сделав ставку на деньги и естественное стремление предпринимателей к сохранению своей собственности. Если отдать им лучшую в стране собственность, рассуждал президент, они сделают даже невозможное ради того, чтобы ее сохранить. Он угадал. «Возьмите нас или „Менатеп“, — признался однажды Владимир Потанин московским журналистам. — Потеря собственности — это последнее, на что мы согласимся».

В общем, сделка устраивала обе стороны.

Историческая пресс-конференция

В ноябре 1995 года в московском представительстве НК «Сургутнефтегаз» состоялась совместная пресс-конференция генерального директора компании Владимира Богданова и временно исполняющего обязанности председателя ГКИ Альфреда Коха. Конференция была посвящена событию, которое без преувеличения можно назвать историческим — первому залоговому аукциону на право кредитовать правительство России. По его итогам 40,12 % акций НК «Сургутнефтегаз» были переданы в залог ее пенсионному фонду. Другой крупный претендент на акции НК — нефтяная компания «Роснефть» — не был допущен к участию в аукционе.

Если бы «Роснефти» удалось победить, произошло бы нечто сенсационное — одна российская компания впервые получила бы контроль над другой рыночным способом, а не в изнурительной кабинетной борьбе. Сенсация, однако, не состоялась. Конкурсная комиссия уже во время аукциона сообщила представителям «Роснефти», что документы на участие в конкурсе оформлены неправильно и «Роснефть» исключается из числа претендентов. «Вначале они приняли все наши документы, — сказал в интервью агентству Reuter помощник президента „Роснефти“ Евгений Кузнецов, — однако затем потребовали, чтобы мы представили на рассмотрение нашу аккредитацию в Госкомимуществе, которой у нас не было». В результате в аукционе участвовали лишь две компании: пенсионный фонд НК «Сургутнефтегаз» и еще одна дочерняя компания нефтяного холдинга. Понятно, что независимо от исхода конкурса акции остались у руководства НК. Стало ясно, что по схожему сценарию будут проходить и другие залоговые аукционы.

Дальше — больше

Через несколько дней состоялись залоговые аукционы по целой группе предприятий. Принесли они и первые сенсации, и первые конфликты.

На аукционы на право кредитования правительства под залог акций, находящихся в государственной собственности, были выставлены семь предприятий: АО «Нафта-Москва», РАО «Норильский никель», АО «Западно-Сибирский металлургический комбинат», АО «Мечел», АО «Северо-Западное пароходство», АО «Бор», АО «Техснабэкспорт». Заявки поступили лишь по четырем лотам — не нашлось желающих взять в залог акции АО «Бор», Западно-Сибирского металлургического комбината и АО «Техснабэкспорт».

Первым состоялся залоговый аукцион акций АО «Нафта-Москва». Его победителем была признана компания «Евроресурс», предложившая за 15 % акций кредит в размере $35,55 млн при стартовом объеме $16 млн. Интересно, что остальные претенденты на этот пакет акций — само АО «Нафта-Москва», выступавшее совместно с коммерческим банком «Юнибест», и АО «Нафтафин», участвовавшее в аукционе вместе с банком МФК, — предложили значительно меньшие объемы кредитов. Первая компания ограничилась $16,1 млн, а вторая — $16,4 млн.

Трое против

Новая интрига завязалась вокруг компании ЮКОС. АООТ «Нефтяная компания „ЮКОС“» была создана 15 апреля 1993 года специальным постановлением правительства, выпущенным в соответствии с указом президента России. По состоянию на 1 июля 1995 года активы компании превышали 250 млрд рублей. ЮКОС обладал крупнейшими в России запасами углеводородного сырья (свыше 2 млрд тонн).

На залоговый аукцион 8 декабря 1995 года выставлялось 45 % акций ЮКОСа, находившихся в федеральной собственности. Стартовая цена пакета на аукционе составляла $150 млн; задаток в $4,5 млн должен был быть перечислен на счет в ОНЭКСИМбанке. Победитель аукциона принимал участие в инвестиционном конкурсе по продаже еще 33 % акций компании, также находившихся в госсобственности. Участники конкурса должны предварительно депонировать $350 млн на счетах Минфина в ЦБ, а задаток в 57,75 млн рублей перечислить на расчетный счет Российского фонда федерального имущества. Участие иностранного капитала в аукционе и конкурсе не допускалось. Представителем ГКИ по подготовке и аукциона, и инвестиционного конкурса выступал банк «Менатеп». Главными претендентами были тот же банк «Менатеп», Альфа-банк, «Российский кредит» и Инкомбанк.

В конце ноября в московской гостинице «Славянская» прошла совместная пресс-конференция руководителей Альфабанка, «Российского кредита» и Инкомбанка. Темой пресс-конференции было совместное заявление, с которым выступили банки. Они предложили временно отложить инвестиционные конкурсы и залоговые аукционы акций «стратегически важных предприятий». По их мнению, необходимо было создать комиссию для доработки условий проведения аукционов и конкурсов.

Выступивший первым президент Инкомбанка Владимир Виноградов подчеркнул, что группа из трех банков не выступает против самой идеи залоговых аукционов или инвестиционных конкурсов. По его словам, банки выступают против неравных условий, созданных для участников нынешнего этапа приватизации. В качестве примера банки приводили ситуацию, сложившуюся вокруг пакетов акций нефтяной компании ЮКОС. Президент Инкомбанка заявил, что «Менатеп» поставлен в привилегированные по сравнению с другими участниками условия — он и проводит аукцион, и одновременно является его участником. При этом Владимир Виноградов настаивал на том, что банк «Менатеп» намерен использовать в ходе конкурса и аукциона акций ЮКОСа средства Минфина.

Три банка обвинили «Менатеп» и в том, что он принял на себя по инвестиционным конкурсам обязательства, во много раз превышающие его собственные средства. В этой связи президент «Российского кредита» Виталий Малкин от имени трех банков выдвинул предложение создать «полномочную комиссию» с участием представителей РФФИ, Госдумы, самого «Менатепа» или других банков, для того чтобы проверить, как выполняются банками их инвестиционные обязательства.

Некоторые эксперты считали, что совместное заявление — это попытка банков, не имевших в тот момент денег для участия в аукционах и конкурсах, отсрочить дележ акций наиболее привлекательных российских предприятий. Отвечая на это, Михаил Фридман сказал, что ни у одного банка нет на счетах таких свободных средств, какие требуются для внесения залога. Это, однако, не означает, что у банков вообще нет денег, просто они вложены в другие активы. По утверждению банкира, суммарные активы, капитал и прибыль трех банков в несколько раз превосходят менатеповские. Правда, при этом Михаил Фридман сделал одно любопытное замечание. По его словам, для высвобождения средств для участия в аукционах банки будут вынуждены продавать ГКО, а это не лучшим образом скажется на рынке государственных ценных бумаг и на валютном рынке. В заключение Фридман сделал очень важное сообщение: он сказал, что «тройка» намерена выступить на залоговом аукционе по ЮКОСу «единым фронтом».

В ответ «Менатеп» подал исковое заявление в Московский городской арбитражный суд о защите деловой репутации и компенсации морального ущерба в связи с попыткой «Российского кредита», Инкомбанка и Альфа-банка изменить условия проведения инвестиционного конкурса по продаже акций нефтяной компании ЮКОС. Комментируя «выступление тройки», первый зампред правления «Менатепа» Константин Кагаловский сказал, что по форме это «классический донос». По поводу того, чем вызвано появление подписей руководителей Инкомбанка и «Российского кредита» под заявлением, Кагаловский не смог заявить ничего, кроме «я удивлен». Примерно так же реагировал на подписи этих банков исполнявший в то время обязанности председателя правления (на время деловой поездки Ходорковского) Леонид Невзлин.

В начале декабря 1995 года в газете «Коммерсантъ» было опубликовано интервью Михаила Ходорковского. Он рассказал, что «тройка» заключила с «Менатепом» «джентльменское соглашение»: «Я имел личную договоренность с Фридманом о том, что, хотя мы и не можем согласовать свои позиции до конца, действовать будем в рамках приличия, не поливая друг друга грязью в средствах массовой информации. Мы эту договоренность выдержали: ни в одной статье, ни в одном своем заявлении мы не упоминали про Альфа-банк. Имелась и устная договоренность с Виноградовым, по которой „Менатеп“ продает Инкомбанку свои акции Бабаевской фабрики, а Инкомбанк корректно ведет себя по приватизационным проектам, и если где-либо наши интересы пересекаются, он делает ответный шаг — уступает».

Конфликт между банками затронул еще кое-чьи интересы. В первую очередь — Госкомимущества. Его руководитель Альфред Кох категорически возражал против любых переносов сроков залоговых аукционов, утверждая, что от их итогов зависит сохранность его головы. Вице-премьер Анатолий Чубайс в ответ на предложение консорциума проверить инвестиционную деятельность «Менатепа» на приватизированных предприятиях уже заявил, что проверить придется всю четверку. А советник президента Александр Лившиц сообщил, что «война банков» производит на него «тягостное впечатление». Каждый из соперников, по словам Лившица, «успел побывать со своими доводами и в Кремле, и в Белом доме».

Перенос аукционов был бы невыгоден и ОНЕКСИМбанку, который по поручению Госкомимущества проводил большинство аукционов. Что было не только престижно, но и выгодно — ведь именно в ОНЭКСИМбанке хранились средства участников большинства аукционов, перечисляемые в качестве задатка.

В среде банкиров ходили самые разные слухи по поводу того, каким образом банк сумел добиться такого статуса. Впрочем, банкиры всегда были не прочь порассуждать в кулуарах об излишне тесных связях некоторых своих коллег с отдельными представителями госорганов. Говорили, что для Коха уже было заготовлено удобное кресло не то в самом банке, не то в «дружественной» ему финансово-промышленной группе «Интеррос». Правда, в самом ОНЭКСИМбанке эту информацию категорически опровергали.

Драма на охоте за госсобственностью

Вскоре конфликт между банками стали именовать войной. Сами банкиры этого слова старались избегать. Да и по существу, едва ли можно было назвать войной взаимные обвинения, пусть даже самые резкие, или угрозы обращения в суд. Но было обстоятельство, позволяющее говорить — независимо от употребляемого термина — об угрозе серьезного сбоя в процессе упрочения российской государственности.

Политическая сцена в стабильном государстве может быть абсолютно спокойной, как, например, в Швеции, или беспрестанно конфликтной, как в Италии. Рыночная конкуренция в стабильном государстве может быть корректным соревнованием джентльменов, но бывает и борьбой агрессивных соперников. Юридическая система может опираться на прецедентное право, а может отрицать его. Однако один элемент устойчивой государственной конструкции воспроизводится независимо от национальных традиций и национального темперамента. Это банковская система — а точнее, ее консерватизм, приверженность как писаным законам, так и неписаным правилам. Здесь не приняты «поглощения без предупреждения», сиюминутная выгода от внезапного нападения оборачивается потерей репутации. Готовность же всего банковского сообщества принять воинственные правила поведения чревата необратимой эрозией — в той сфере, которая более всех других должна быть устойчивой и консервативной. Корпоративная замкнутость и своеобразный свод негласных правил поведения во многом спасают финансовую систему стран Запада от сильных потрясений, которыми чреват выход конкуренции за рамки, установленные как местным законодательством, так и общественным мнением. Россия, однако, была лишена такого иммунитета.

Итак, началась открытая и жесткая борьба за право приобрести контроль над наиболее привлекательными объектами государственной собственности. Партия находилась в стадии дебюта.

Танцы с СИДАНКО

В декабре состоялись очередные аукционы на право кредитования правительства России под залог находящихся в федеральной собственности акций. Одним из лотов, выставленных на аукционы, был контрольный пакет акций нефтяной компании СИДАНКО. Вокруг него разгорелся конфликт между ОНЭКСИМбанком и банком «Российский кредит». Развязка наступила быстро: ОНЭКСИМбанк выиграл, «Российский кредит» проиграл. Впрочем, вопреки ожиданиям, на этот раз аукционы прошли на удивление спокойно и быстро.

На этот раз на аукционы были выставлены акции еще шести предприятий. По данным ОНЭКСИМбанка, принимавшего заявки на все аукционы, кроме аукциона акций НК «ЛУКойл» (здесь организатором тендера выступил банк «Империал»), на акции двух предприятий из шести заявок не поступило. Не нашлось желающих получить в залог акции Туапсинского морского торгового порта и АО «Кировлеспром». Что же касается Туапсинского порта, то, по мнению временно исполняющего обязанности председателя ГКИ Альфреда Коха, отсутствие заявок связано с небольшим размером лота (20 % уставного капитала). Говоря о «Кировлеспроме», Альфред Кох заметил, что вообще не понимает, почему банки ранее проявляли к нему интерес.

Аукционная комиссия довольно быстро разобралась с первым аукционом, на который выставлялись бумаги НК «ЛУКойл». Уже в начале двенадцатого стало известно, что его победителем стала сама нефтяная компания «ЛУКойл», предложившая кредит в размере $35,01 млн за 5 % акций при стартовом объеме кредита $35 млн. Кроме того, победитель обязан был погасить задолженность «ЛУКойла» перед бюджетом в размере 500 млрд рублей. Гарантом по этому лоту был банк «Империал». Неожиданными итоги первого залогового аукциона назвать трудно. Вторым участником этого аукциона был Национальный резервный банк (этот банк был связан с Олегом Бойко и банком «Национальный кредит»), предложивший кредит в размере стартовой цены пакета. То обстоятельство, что гарантом Национального резервного банка был все тот же банк «Империал», косвенно указывало на то, что имел место «договорный матч», победитель которого был известен заранее.

Так же быстро прошли аукционы еще по двум предприятиям — Новолипецкому металлургическому комбинату и АО «Мурманское морское пароходство». В отсутствие достойных конкурентов их победителями стали соответственно ОНЭКСИМбанк и АОЗТ «Стратег», гарантом которого выступал банк «Менатеп». Правда, ни «Стратег», ни другой участник аукциона акций пароходства — АОЗТ «Вагант», гарантом по заявке которого также был банк «Менатеп», не предоставили в аукционную комиссию своих балансов.

Наконец, представитель ОНЭКСИМбанка, организатора торгов, печальным голосом объявил: «Наступил лот СИДАНКО». Этот аукцион вызывал особый интерес. Во-первых, потому, что на него выставлялся контрольный пакет акций одной из крупнейших нефтяных компаний, а во-вторых, из-за конфликта, разгоревшегося между ОНЭКСИМбанком, принимавшим заявки, и банком «Российский кредит», чья заявка не была зарегистрирована. Свой отказ принять заявку «Российского кредита» ОНЭКСИМбанк аргументировал тем, что «Российский кредит» опоздал с переводом задатка.

Между тем, согласно положению о проведении аукционов, отклонить заявку могла лишь аукционная комиссия, поэтому аукцион акций СИДАНКО начался с разбирательства претензии «Российского кредита». Аукционной комиссии было представлено подтверждение платежа через систему электронных расчетов S.W.I.F.T. согласно которому сумма задатка на счет в ОНЭКСИМбанке поступила в 18.23 4 декабря, в то время как заявки принимались до 18.00. После недолгих прений с представителями «Российского кредита», требовавшими предоставить выписку с корреспондентского счета ОНЭКСИМбанка в Bank of New York для того, чтобы установить точное время прихода денег, председательствующий в комиссии Альфред Кох заметил, что подтверждения S.W.I.F.T вполне достаточно, и заявку РК отклонил.

Однако борьба за лот СИДАНКО на этом не закончилась. Как известно, одним из претендентов на акции был банк МФК. Другим претендентом была компания «Консул», чьими гарантами были Альфа-банк и Инкомбанк. При стартовой цене лота $125 млн «Консул» предложил кредит в размере $126 млн. С учетом того, что на остальных аукционах побеждали компании с куда меньшим превышением стартовой цены, этого вполне могло хватить для победы. Однако в данном случае $1 млн оказалось недостаточно, и победителем был признан банк МФК, вместе со своим гарантом ОНЭКСИМбанком предложивший $130 млн.

Затишье после бури

И вдруг все стихло. Общественность и пресса потеряли всякий интерес к аукционам. А 1 сентября 1996 года — формальная дата окончания срока залогов — вообще прошло как-то особо не замеченным. Никто из участников бушевавших предыдущей осенью скандалов не захотел хоть на миг окунуться в ту атмосферу. Никто из лидеров общественного мнения не поднял вопроса о том, каково будущее заложенной госсобственности. Никто из экономистов не попытался выяснить итоги и перспективы соединения передового финансового менеджмента и советской традиции управления.

Общество просто проигнорировало знаменательную дату, когда, согласно указу президента «О сроках реализации акций, находящихся в федеральной собственности и переданных в залог в 1995 году», завершался срок залога госпакетов акций.

За истекшее время стало окончательно ясно, что ни о каком обратном выкупе государством заложенных акций вопрос подниматься не будет. Хотя для публики с самого начала шел спектакль, в котором неискушенный зритель по ходу действия должен был постоянно испытывать сомнения в неизбежности такого финала. А пьеса была весьма проста.

Болезненная реакция определенных кругов бизнеса, оказавшихся за пределами консорциума, заставила власти дистанцироваться от инициаторов залога. Правда, были здесь и тактические соображения сугубо финансового характера. Во-первых, надо было понять ситуацию с исполнением бюджета и определить динамику поступлений по статье «приватизация госимущества». Во-вторых, государство рассчитывало на расширение участников консорциума. Однако осенью, после банковского кризиса и резкого падения поступлений в бюджет, было уже некогда играть в политические игры, да и выбирать-то государству было уже почти не из кого. Приняв решение о проведении залоговых аукционов, правительство было уже близко к тому, чтобы прямо признать факт своеобразной залоговой приватизации.

Коренным образом изменилась ситуация после провала парламентских выборов. За отставкой Анатолия Чубайса и уходом в Думу Сергея Беляева последовало назначение на должность главы ГКИ опытного аппаратчика Александра Казакова. Еще раньше был продлен до 1 сентября и срок залога. Предчувствуя атаку Думы на политику приватизации, Казаков официально заявил, что государство выкупит переданные в залог пакеты акций. Тем не менее в ГКИ распоряжений на этот счет никто не получал, никто не занимался и механизмом возврата залога. Да иного и нельзя было ожидать на фоне весеннего бюджетного кризиса и острого недостатка у государства денежных ресурсов.

После президентских выборов ситуация вновь изменилась. Владимир Потанин — главный идеолог кредитования правительства под залог госпакетов акций — стал первым вице-премьером, и вот уже первый зампред ГКИ Альфред Кох нимало не смущаясь заявляет 4 сентября: срок залога истек, и залогодержатели вольны делать с акциями все что угодно.

Заложники государства

Так что же стояло за молчанием вокруг заложенных госпакетов? Может быть, осознание своего поражения обеими сторонами сделки? Существует точка зрения, что дело обстояло именно так.

«Эти ребята не ведают, что творят и в какую трясину они попадают», — говорил тогдашний министр топлива и энергетики Юрий Шафраник. Само по себе столкновение «таежного» производственного менеджмента и вестернизированного финансового ему не казалось основной проблемой. Гораздо серьезнее для экономики ему представлялись долгосрочные последствия этого столкновения и связанного с ним замедления темпов финансового оздоровления предприятий: «Они очень скоро поймут, что без государства будут не в состоянии поднять находящиеся в кризисе предприятия». Но кто говорит, что банки предполагали управлять предприятиями без государственной поддержки? Судя по всему, таковая оговаривалась изначально.

Между тем, судя по масштабам необходимой поддержки, государство вроде бы действительно оказалось в ловушке. Передав в управление госпакеты акций, формально оно сняло с себя бремя поддержания на плаву ряда своих предприятий. И тем не менее по-прежнему вынуждено было идти на различные программы господдержки, поскольку без этого ни о какой стабилизации финансового положения этих предприятий речи идти не могло. К примеру, у РАО «Норильский никель», госпакет акций которого достался ОНЭКСИМбанку, задолженность государству достигла 13 трлн рублей и продолжала стремительно возрастать за счет штрафных санкций. Каким бы крупным ни был банк, внести такую сумму он был не в состоянии. Не намного лучше обстояли дела и в компании «Сибнефть», в состав которой входит знаменитый «Варьеганнефтегаз»: для спасения его от банкротства требовалось не менее $2 млрд.

Как бы то ни было, была и другая точка зрения: ни банки, ни государство в результате совершенной сделки не остались внакладе.

Залог карман не тянет

Банки с самого начала знали, на что шли. Даже если они и не смогли точно оценить масштабы проблем, связанных с работой на предприятиях, чьи акции они получили в залог, все равно они получили ряд преимуществ.

Во-первых, еще в самом начале аукционов злые языки утверждали, что фавориты для выдачи кредита правительству использовали не свои, а как раз государственные деньги. Возможно, отчасти так и было. Банки, которые являлись уполномоченными Минфина по разным программам и в которых находились его средства, могли, например, выдать кредит из этих денег компаниям, участвовавшим от их имени в аукционах. А те, в свою очередь, отдать их опять Минфину под залог акций.

Во-вторых, чрезвычайно важно то, что банки обслуживали счета тех предприятий, акции которых находились у них в залоге. Предприятия это были крупные, остатки средств у них были соответствующие, и, запуская их (как это и положено банку) в оборот, можно было неплохо заработать.

В-третьих, полученные в залог акции предприятий можно было рассматривать как инвестиции впрок. Заложенные предприятия — одни из лучших в России. Просто над ними надо было поработать. Именно с финансовой точки зрения: почистить бухгалтерию, оптимизировать финансовые потоки и внутренние цены, реструктурировать задолженность государству, наладить управление. Глядишь, предприятие и заработало бы. Это сразу повысило бы интерес к нему со стороны инвесторов.

В-четвертых, вместе с акциями банки приобрели и гораздо большее влияние и политический вес. Они олицетворяли уже не только себя самих, но и российскую промышленность. Они и были теперь российской экономикой.

Одним словом, получение в залог акций было банкам выгодно. Но выгодно оно было и государству. Не надо забывать, что государство решило свои бюджетные проблемы в немалой степени за счет банковского кредита. Кроме того, банки, вынужденные следовать программам господдержки «подведомственных» предприятий, стали гораздо теснее привязаны к государству в экономическом отношении. А следовательно, оказались они и в политической зависимости от правящей элиты. Вспомним еще и то, что в условиях залоговых аукционов содержался пункт о финансировании их победителями инвестиционных программ. Худо-бедно, но инвестиций в реальный сектор государство от банков все-таки добилось.

Расходы же государства на программы поддержки следовало считать скорее недополученными доходами, чем прямыми финансовыми потерями. О прямых налоговых льготах речь не шла: господдержка оказывалась более тонким образом: либо путем предоставления госгарантий по кредитам и отсрочки погашения бюджетной задолженности, либо льготными нормативами обязательных отчислений при участии в определенных для кредитования программах.

Так был ли здесь проигравший?

Стереоптипы

С залоговыми аукционами были связаны два стереотипа. Верны они, на наш взгляд, лишь отчасти.

Стереотип первый: фаворитами правительства стали невесть откуда взявшиеся счастливчики. Однако достаточно взглянуть на список олигархов, чтобы убедиться: случайных людей там не было.

Все лауреаты залоговых аукционов еще задолго до осени-95 успели зарекомендовать себя эффективными руководителями крупных коммерческих структур и, что еще важнее, доказать абсолютную лояльность действующей власти. Почему, скажем, в списке лауреатов не оказалось Инкомбанка — одного из первых в стране коммерческих банков? Да просто потому, что еще летом 1995 года у властей появились сведения о его причастности к финансированию думской избирательной кампании КПРФ.

Лояльным же коммерческим структурам Белый дом предоставил почти равные возможности. Но почему в таком случае агентом по проведению аукционов был назначен один из их непосредственных участников (ОНЭКСИМбанк)? Потому что правительство действовало в условиях цейтнота и никоим образом не могло допустить срыва аукционов. А на открытых торгах, организованных самим правительством, конкуренты могли взвинтить цены до таких пределов, что их никто бы не осилил. Попросту говоря, будущим участникам аукционов было предложено полюбовно договориться между собой. Труднее объяснить, почему агентом стал именно ОНЭКСИМ. Но, с другой стороны, нельзя утверждать, что стереотип первый совсем неверен.

Стереотип второй: лучшее в стране имущество ушло за копейки. Действительно, на всех залоговых аукционах вместе взятых правительство выручило всего $800 млн, что не дотягивало даже до 2 % доходов федерального бюджета-95. Но отечественный бизнес, во-первых, заплатить больше тогда просто не мог, а во-вторых, даже если бы и мог, ему это было бы абсолютно невыгодно. Что мог бы сделать тот же ОНЭКСИМбанк со своими $170 млн, если бы не вложил их в «Никель»? Он бы вложил их в ГКО и получил за год примерно такую же прибыль, какую впоследствии и принес ему концерн.

Настоящая проблема, однако, заключалась не в том, что вышеупомянутые стереотипы овладели умами простых россиян. Более удивительно другое. В какой-то момент в оба стереотипа поверило и правительство, и даже сами олигархи. За это они — правительство и олигархи — в конечном итоге и поплатились.

Ни власти, ни денег

Расхожее мнение, что на залоговых аукционах «некоторым избранным отдано самое лучшее, причем задарма», сослужило обеим сторонам сделки плохую службу. Рассуждая подобным образом, правительство постаралось буквально задавить предприятия олигархов, стремясь выкачать из них деньги любыми возможными способами. «Системный» пример — практически одновременно с залоговыми аукционами правительство ввело, по сути, завышенный фиксированный курс рубля по отношению к доллару. А экспортерам, как известно, это всегда невыгодно.

Со своей стороны, олигархи тоже просчитались, ожидая, что их на «лучших предприятиях» ждут легкая жизнь и приятное будущее воротил бизнеса международного уровня. Для того чтобы превратить постсоветские заводы в западные корпорации, как оказалось, нужно было истратить еще многие миллиарды долларов.

Во-первых, заводы оказались отягощены огромными долгами. Например, один только Ангарский НХК, входящий в компанию СИДАНКО Владимира Потанина, оказался должен около $500 млн. «Норильский никель» — $2 млрд. Во-вторых, заводы безнадежно устарели, а на модернизацию были нужны опять-таки миллиарды. Но вкладывать их было бессмысленно. В конце 1998 года по итогам проверок Счетной палаты РФ выяснилось: ни один гарантированный правительством крупный кредит, выданный на развитие промышленности, не имеет шансов на возвращение. То же самое, очевидно, приключилось бы и с промышленными инвестициями олигархов, если бы они вдруг решили их сделать. Ко всему прочему остается лишь добавить, что мировые цены на нефть, металлы и другое сырье в 1998 году резко упали. И это окончательно поставило крест на мечтах о вестернизации отсталых советских заводов, продающих свой товар еще дешевле.

Действовали олигархи в такой ситуации, как показала практика, двумя основными способами. Первое их соображение состояло в том, что, даже если завод и не приносит реальной прибыли, он, пока работает, все равно приносит какую-то выручку.

Поэтому ее можно куда-нибудь (лучше в заграничный офшор) спрятать до лучших времен — например, до тех времен, когда промышленные инвестиции в России начнут вдруг давать отдачу. Ну а пока это время еще не наступило, часть дохода вполне естественно было направить на удовлетворение личных нужд.

Второе соображение было более оригинальным. Единственной остававшейся еще возможностью преобразовать существующие предприятия в «западные» была прямая поддержка властей. Несмотря на все сделанные авансы и пресловутую «дешевизну» залоговых аукционов. Термин «олигарх», то есть один из нескольких властителей, пришелся тут, казалось бы, весьма кстати. Однако попытки олигархов диктовать свою волю правительству натолкнулись на ожесточенное сопротивление. Это и понятно. Ни одно нормальное правительство не будет мириться с тем, что решения за него принимает кто-то другой. В итоге Белый дом взял курс на дистанцирование от бизнеса. А олигархам предложили развиваться за свой счет. По сути, уже после этого олигархами их можно было называть разве что в шутку. А всерьез — просто лоббистами. Правда, за ними еще стоял внушительный финансовый капитал.

Но после 17 августа 1998 года не стало и его.