Глава VIII
Глава VIII
До заявленного Кутузовым времени возвращения было ещё около часа, когда покрытые тяжелой дорожной пылью УАЗы вкатились в ворота комплекса. Однако триумфального возвращения не получилось. Через час после их отъезда, совместным решением начальника ЦС и коменданта Фрунзенского района, были сформированы группы для усиления выносных постов. Основанием для этого послужила очередная информация сверху об очередном готовящемся нападении на комендатуру.
Безопасность комплекса зданий обеспечивали выносные посты. «Точка», расположенный метрах в ста по прямой от штабного здания, на крыше 14-этажного точечного жилого дома. «Скала», обосновавшийся параллельно «Точке» на последнем этаже разбитого «Дома быта». Ранее на эти сообщения, к слову, поступавшие через день, плевали с высоты той же «Точки».
Однако, в этот раз планировался приезд межведомственной группы проверяющих. По этой причине, по-быстрому назначив допгруппы из числа незадействованных на дежурствах сотрудников Центра, полковник Жоганюк посчитал свою миссию исполненной. При обычном, неусиленном варианте несения службы на постах находилось двое «комендачей» — расчёт АТС и четыре череповецких омоновца. Смена, отдежуривших сутки, производилась с 15 до 16 часов. Заступающая смена дожидалась, когда меняемые бойцы, разминируя проходы, спустятся вниз. При встрече они обменивались впечатлениями от дежурства, уточняли схемы минирования и расставались. Новая смена, минируя за собой проходы, забиралась наверх, а старая грузилась в «Урал» и убывала отсыпаться.
Из-за того, что точное время приезда представителей командования не было известно, комендант безоговорочно, в срочном порядке выделил «Урал», куда и погрузилось усиление — четыре мента и два «контрабаса». При этом «синие», как называли ментов «контрабасы», даже не были проинформированы о сложных схемах минирования на постах.
Встретивший «усиливающих» у подножия «Точки» сапёр-«комендач», не взглянув на них, просто мотнул головой по направлению к лестнице. Находясь в состоянии сильного раздражения из-за того, что ему пришлось проснуться и «отключать» четырнадцать этажей ради нескольких мудаков усиления, он не удосужился сказать «синим», впервые заступающим на пост, о разминировании лишь прохода в пределах лестничных маршей.
Трое постовых из отдела обеспечения и майор Карнаухов, старший фингруппы, вызвавшийся добровольно, двинулись наверх. Сапёр шёл вслед за ними, осторожно и не спеша, восстанавливая минные заграждения. На девятом этаже майор решил посмотреть на панораму города, пока их группа, остановившись на площадке, дожидалась отставшего «комендача». Пройдясь по коридорному ходу к общему балкону, соединяющему лестницу и площадку лифта, Карнаухов зацепил ногой какую-то проволоку, неожиданно легко соскользнувшую с высокого ботинка. Негромкий щелчок за спиной, тихое шипение заставило его обернуться. Пытаясь рассмотреть, что же это такое, он подшагнул обратно.
Взрыв услышали везде: на рынке перед комендатурой, на «Скале», на «Точке», на территории Центра Содействия. Торгаши за лотками вскинули головы, ориентируясь где же рвануло, покупатели из числа военных поспешили по машинам или местам своих дислокаций.
А в дежурной части Центра Содействия Фрунзенского района радиоэфир раскололся срывающимся хрипом «Точки»:
— Ответь «Точке»! У нас подрыв! Есть «трёхсотые»!!
В кубриках отдыхающих смен, где носимые радиостанции были настроены на ту же волну, возникло броуновское движение, вытолкнувшее личный состав к воротам.
Командир ОМОНа Жора Куренной выскочил из своего кубрика по пояс раздетый, держа в руках рацию и бритвенный станок. Намылив подбородок, он собирался побриться. По ходу вслушиваясь в радиообмен, он дал отмашку «Жилеттом» Луковцу, на формирование группы для выдвижения к «Точке». Будучи профессиональным военным и кадровым офицером, не зная, что случилось — подрыв, нападение или неосторожное обращение, чётко усвоил, лучше перебдеть нежели недобдеть. А когда рация проорала, что на «Точке» есть тяжёлый «трёхсотый», он и сам побежал собираться на выезд.
Практически отстранив от руководства, суматошно мельтешащего Жоганюка, Куренной и Луковец за считанные минуты выгнали к воротам комендантский БРДМ и «буханку», в которую тут же запрыгнул фельдшер, а за ним и двое бойцов с носилками. Сам Куренной с Луковцом и ещё четырьмя бойцами «оседлали» броню, рванувшуюся за ворота.
Несмотря на чёткость сборов, личное мужество Карнаухова, который обколотый промедолом, удерживая руками разорванные, вперемешку с лохмотьями форменной куртки, внутренности, подпертый омоновцами, спустился к машинам, несмотря на скорость доставки в госпиталь Северный, первую помощь фельдшера Серёги, майор впал в коматозное состояние из которого ему не суждено было вернуться.
Приехавшая экспедиция распалась на части. Организационные вопросы по докладу, оформлению результатов и сеанс связи с Вологдой, естественно, взял на себя Кутузов, Долгов и Окунев сдавали Турпала в камеру, Бес ушел за пивом, а Костя разыскал в курилке Рябинина. По его тревожно-заторможенному взгляду Костя понял, что-то произошло.
— Серый, что случилось? — понимая, что рассказ о поездке вроде бы не к месту, спросил он.
— Финик на «Точке» подорвался.
— «Двухсотый»?
— Пока нет, но к этому идёт. На «эфке»…
Первый погибший в отряде. Это всегда вышибает почву из-под ног, заставляет по-иному смотреть на всё, даже на совершённые поступки. Оставшаяся с детства, подсознательная уверенность, что с тобой этого точно никогда не произойдёт даёт очередную трещину.
— А на хер он туда попёрся?
— Команда пришла усилить посты, вот и усилили… А Карнаухов сам вызвался… У вас как?
— Нормально… Лаврик с ума посходил немного, а так откопали всё. Кутузов в кабинете рулит с оформлением и отчётами…
— А мы дрыхли до обеда, потом беготня началась, ну после взрыва… Выползли на улицу, тут и проснулись… Бл…
— В госпитале кто? Комендачи?
— Нет, Куренной с Луком… Вроде до сих пор там. Думаю, до упора будут…
— А пацаны где? — до сих пор Костя не видел ни одного опера.
— В столовую ушли чего-нибудь пожрать.
— Может в кубарь пойдём, я хоть переоденусь… Да и Бес с Долгом должны уже подтянуться.
— Ты, Кость иди, я покурю ещё… С бодуна что-то надышаться не могу…
— Затягивайся глубже — надышишься, — уходя, мрачно посоветовал Костя.
— Прокуратура санкции на арест Увалатова и Бадалаева не даёт! Даже на десять суток!
С этих слов Жоганюк начал утреннюю планёрку. Стоя над столом, за которым собрались оперативники, он похлопывал по полированной поверхности тонкой папкой собранного материала.
— А в чём проблема-то? — первым не выдержал Рябинин, — оружия вагон, признанка… Да ещё наркота…
— Наркоту можете себе оставить… Веса не хватило, — строго озирая подчинённых, сообщил полковник.
«Всё понятно… — подумал Костя, — наркоэкспертизу делали в местном РОВД… Я ж лично досыпал, там двойной тариф должен быть. Хорошо, что по тротилу в Мобильнике экспертизу делали, а то мылом бы признали».
— А что касается оружия, то там добровольная выдача, от ответственности освобождает, — продолжил Николай Иванович, — не хуже меня знаете. Поэтому завтра, в крайнем случае, послезавтра они уйдут на свободу…
Повисла гнетущая пауза, прерываемая лишь разговором постовых на «змейке».
— Товарищ полковник, — нарушил тишину Рябинин, — если «чехи» стопроцентно выходят на свободу, разрешите попробовать обменять их на пленных. В крайней командировке у нас получались такие варианты. Всё равно отпускать…
Все без исключения посмотрели на Жоганюка. Даже Миша Кутузов, последние десять минут изображавший сосредоточенную писанину в блокноте, поднял голову. Полковник хмыкнул и, повернув голову на вполовину заложенный квадрат окна, забарабанил по столешнице желтыми прокуренными пальцами. Прошло почти полминуты, прежде чем он принял соломоново решение.
— Законом подобного рода мероприятия не прописаны…
Рябинин невесело переглянулся с покривившимся Катаевым.
— … но если у кого-то появляется оперативная информация о местонахождении незаконно удерживаемых военнослужащих, запретить её реализацию я не могу. У вас, Рябинин, есть такая информация?
— В некотором роде… — криво улыбаясь, ответил Сергей.
Схема проста и стандартна. Хотите меняйте, но в случае проблем на мою поддержку не рассчитывайте.
— Докладывайте её, вон Михаилу Анатольевичу и решайте как реализовывать. Судя по первым результатам, вы сработались… — ненавязчиво подсунул Николай Иванович, руководящую составляющую, а вдруг срастётся…
Костя ближе всех сидящих к Кутузову не разглядел на его лице желания влезать в сомнительные махинации. Ещё минут пять пообсуждав работа вопросы и, напомнив состав опергруппы на сегодня, Жоганюк распустил личный состав. Когда все начали двигать стульями, он бросил классическое: «А вас, Михаил Анатольевич, я попрошу остаться…».
— Хера лысого они получат! — взорвался Рябинин, когда опера вышли на улицы, — как кому подставлять так мы! А как палки шинковать так они! Задолбали!
— Зачем ты вообще с этой темой вылез, один хрен времени нету… — нервно махнул рукой Катаев.
Они, отстав от всех, неторопливо или к жилому корпусу. Настроение явно не соответствовало теплу и солнцу первых майских дней.
Внезапно Сергей остановился.
— Хрен с ними! Надо попробовать, вдруг успеем, — лихорадочно что-то соображая, пробормотал он, — не знаешь, родня их какая-нибудь прибегала?
— Наверняка. Но скорей всего в прокуратуру. — Костя ждал чем разродится Рябинин.
— Надо срочно ехать в Гудермес. К Сулейману, сколько дней у нас есть?
— Сегодня-завтра, ну можно до послезавтра протянуть. Я уведомление прокурору не посылал, плюс комендантский час, обоснованный перенос времени освобождения, — быстро просчитав все варианты, ответил Костя.
— Поехали! — принял решение Рябинин, — прямо сейчас. Слетаем одной машиной туда-обратно… Если всё ровно, то Сулейман к вечеру уже до родственников доберётся…
— До «инженерки» могут не выпустить, — Костя посмотрел на часы, было около девяти утра.
— А на хрен ты пропуска воровал? — Рябинин уже почти бегом летел по коридору к оперскому кубрику.
В спальном помещении он сдёрнул со спинки кровати бронежилет и крикнул в сторону кухни, откуда доносились голоса мужиков:
— Ваня!
— Чего? — с поллитровой кружкой чая в руке выплыл Гапасько.
— Бес там? Долг? Позови их!
Однако, те, услышав зов, сами вышли из кухни.
— Ванька, прикройте нас, по старой схеме, — затягивая липучки на броннике попросил Серёга, — в Гудер до зарезу надо… Собирайтесь, — обратился он к Бескудникову и Долгову.
Костя, начавший облачаться в амуницию, вдруг вспомнил, что дежурит сегодня вторым номером.
— Слышь, Вань, кто там на кухне ещё есть? — спросил он выходя из прохода между кроватей и, давая возможность собраться Долгову.
— Всё почти… Капуста в дежурку ушёл, он же дежурит сегодня. Так и ты, вроде, вторым.
— Да знаю я! — Катаев, придержав Гапасько за локоть, чтобы не зацепить горячую кружку бронежилетом, ввинтился в кухонное помещение.
За столом резались в карты Липатов, Кочур, Таричев и Поливанов.
— Костян, я слышал… Езжай спокойно, я подежурю за тебя, — ближе всех сидящий ко входу Таричев, положив карты рубашкой вверх, развернулся к Катаеву, — до четырёх приедете? Я в спортзал хотел сходить…
— Я думаю до двух приедем… Пару часов перекрой… До одиннадцати, всё равно «инженерка».
— Ладно, не агитируй за советскую власть, — улыбнулся Саша и, взяв карты левой рукой, отмахнул на манер американских рейнджеров, двумя пальцами от бровей.
— С меня кабак! — пообещал Костя, — в крайняк чебуречная…
И выбежал из кухни. В спальном помещении, собравшись, его ждали Рябинин, Бескудников и Долгов. Ваня Гапасько, с видом Тараса Бульбы, провожающего сыновей, восседал на кровати и, щурившись, вещал:
…Я ему повторяю, мой личный видик… Он, сука, вцепился и тащит… Ну, тут Липатыч заходит и как заорёт на него…
— Я готов, — Катаев прервал рассказ Ивана об очередной битве за видеомагнитофон, который у него периодически пытались отжать сотрудники штаба, бездоказательственно утверждая (Ваня ободрал все опознавательные знаки и затёр инвентномер), что это их пропавший аппарат.
— Всё, Вано, мы погнали, — пожимая ему руку, сказал Рябинин, — давай, друг, не подведи.
— Не хай живэ нэзалежна Украйна! — согнув руку в позиции «Рот фронт» ответствовал Гапасько.
Опера оглядели друг друга с ног до головы, попрыгали, прислушиваясь к неуставным звукам.
— С Богом! — Рябинин первым вышел из кубрика.
— Серый вы на машине выезжайте, а я пешком пройду, до рынка, — ответил у выхода Костя в сторону КПП.
— С «игрушкой» решил расстаться? — имея в виду АПС[29] Саламбека и данное «барабану» обещание, спросил Рябинин.
— Пока на встречу забьюсь, а там видно будет… Жаба душит немного. Ну всё, я пошёл.
В это раннее время рынок полупустовал, но Залпа уже вывешивала свои полотенца. Подождав когда её соседка отойдёт к своему лотку, Костя направился к разноцветным парусам. Залпа на шаги обернулась и, не мигая, уставилась на него.
«Ей не больше тридцати, — подумал опер, глядя на выбивающиеся из-под платка густые чёрные волосы, — а одета, как бабулька-марабулька».
— Здравствуйте, — поздоровался он первым.
Она, молча, немного настороженно, кивнула.
— Я денег с собой не взял, где-то после обеда подойду, ты здесь ещё будешь? — посмотрев в упор чёрных, ещё не потухших, но уже и несвежих здоровой молодостью глаз, — спросил Костя.
Она снова кивнула.
«Немая что ли…»
— После обеда будут новые… товары… Приходи, — практически без акцента ответила она.
«Ещё и мысли читает…». Теперь кивнул Костя. Отойдя от палаток, он увидел открытые ворота выезда и петляющий по «змейке» УАЗ Рябинина.
— После обеда, — сев на переднее сиденье, ответил Костя на вопрошающий взгляд Сергея.
На местах прикрывающих, как обычно, сидели Долгов и Бескудников, в этот раз нажёвывающий жвачку и в тёмных, а-ля Сталлоне, очках. Рейнджер…
В уже привычном, высокоскоростном режиме, чтобы не попасть в прицел снайпера, взрывника или автоматчика, вологодский УАЗик бодро проскакивал перекрёстки, блокпосты и разбитые участки дороги. Дорога от Грозного до Гудермеса в мирном понимании занимает немного времени. За несколько минут пролетело: Ханкала с бронемассой, вертолётами и километрами палаток, дымчатые предгорья Кавказа. Ещё немного и ты в Аргуне, когда-то типичном небольшом городишке с одной основной улицей — трассой. Утыканная лотками обочина, чередующаяся с пустырями развалин, проезжая мимо которых, палец неконтролируемо сдвигает планку предохранителя. Слева остался не так давно подвергшийся атаке смертника на грузовике, Центр Содействия, ныне усиленный тройным КПП и двойной «змейкой». Дальше, уже за городом, выросла громада печально известного элеватора.
В 1999 году одну из башен заняли вэвэшники, а в другой засели боевики, отчаянно отстреливающиеся от наседающих мотострелковых соединений. С «духами» решено было не церемониться и, поднятые в воздух вертолёты, расчехлили по башне несколько ракет. Вот только не по той где сидели «духи», а по «федеральной». Ко второму заходу матерно орущие в эфире вэвэшники, связались с летунами и те исправились. Правда, ошибка стоила нескольких «трёхсотых» и одного «двухсотого».
Последний отрезок дороги до Гудермеса пролегал через Джалкинский лес, самое нелюбимое всеми «федералами» место. Небольшой, но плотный район «зеленки» позволял с идеальных позиций атаковать движущийся по трассе транспорт и также идеально растворяться.
До сих пор, даже при снижении случаев нападений, придорожные обочины и канавы кариесно зияли воронками недавних взрывов.
Резко закончившаяся стена «зеленки» сменилась почти лубочной картинкой зелёных полей, а ещё через несколько километров на этом травяном покрывале появились красные заплаты распустившегося мака. Троим из четверых, находившихся в УАЗе, Гудермес был лично знаком. Катаев и Рябинин бывали в этом городе в предыдущих командировках, Саша Долгов в 1995, вырывался из окружения здесь, ещё, будучи бойцом вологодского ОМОНа. Он первым и сообщил свои впечатления от увиденного городского пейзажа, когда машина заехала в черту города.
— Смотрите, снесли нашу комендатуру-то, — махнул он рукой.
Скорость, с которой Рябинин гнал УАЗ не позволяла рассматривать мелкие детали. Вскоре перемахнув потрёпанный горбатый мост, машина закрутилась в узких улочках частного сектора.
— Тут как, нервные живут? — прикидывая как себя вести при встрече, спросил Костя Рябинин.
— Да нет, тут как раз спокойные… Знаешь такую поговорку: «деньги любят тишину», — приглаживая рукой волосы, ответил тот.
— Саньку на дороге с пулемётом можно не раскладывать? — улыбнулся Костя.
— Пойдём спокойно… Чаю попьём, Сулейман здесь в уважухе, — Рябинин наклонился к лобовому стеклу, — во, кажись, приехали…
Машина остановилась на небольшой, тихой, почти деревенской улочке. Справа растянулся высокий забор зеленого цвета, за которым, казалось, должен располагаться целый жилой комплекс. На другой стороне улицы забор был скромнее, за ним виднелись черепичные крыши двух домов.
— Я пошёл, — Сергей, не взяв автомат, вылез из машины, — можете около машины потусоваться, поосматривайтесь…
По привычке рассредоточившись друг от друга, контролируя улицу, опера вышли дожидаться Рябинина.
Сергей, постучав в калитку, что-то сказал ответившему женскому голосу. Потом сказал что-то ещё. В ожидающей позе, он прислонился к воротам. На вопрос Долгова кивнул головой: «Всё в порядке».
— Сэргэй, дарагой! — густой бас загудел, и калитка распахнулась, выпуская мужчину лет шестидесяти, с загорело-кирпичной кожей лица и контрастирующей на её фоне седой шевелюрой. Мохнатостью бровей он мог бы поконкурировать с Брежневым. Они с Рябининым обнялись как участники передачи «Жди меня».
— Сейчас заплачу, — покривился Бес, — возвращение блудного Будулая.
Тем временем, Сергей, обменявшись со своим знакомым какими-то фразами, замахал парням рукой.
— Костян, заводи машину, сейчас ворота откроют — заедешь!
— Рябина решил нас впарить вместо «чехов», — чернушно пошутил Костя, но за руль полез.
Широкие металлические ворота медленно открылись и Катаев только сейчас увидел напрягшуюся в упоре немолодую женщину. Он запустил «движок» и въехал во двор. Слева возвышался домина коттеджного типа в два этажа с цоколем, прямо за ним запарковался «Икарус», рядом притулились белая «шестёрка» и пятидверная «Нива». С правой стороны двора расположился небольшой, на манер крепенькой дачи, домишко, за ним торчали хозяйственные постройки. Весь двор с его домами, машинами, сараями заканчивался цветущим вишнёвым садом такого размера, что ограждения за ним лишь угадывались, но не просматривались.
Катаев, всё ещё внутренне напрягаясь, — не каждый день ходишь в гости к «чехам» маленькой компанией — выпрыгнул из-за руля. По деревянным мосткам, всем своим видом, излучая гостеприимство, хозяин повёл оперов к веранде.
— Сэйчас чай-май будэм пит, нэмного пагади… Отдахнитэ… — приговаривал он.
Бескудников с Долговым, видимо тоже были не в восторге от приглашения, чувствуя себя не в своей тарелке. Рябинин же, напротив, абсолютно без оружия, лыбился во все свои 32 зуба и кивал чеченцу.
— Вот Сулейман, это Константин, — представил он Катаева хозяину дома.
— Костя, да? Нэ бойся, — пожал руку Сулэйман, — зыдэс вы в безопасности… А то сматрю трэвожисься.
— Это я от сакуры впечатлений набрался, — ответил Костя, мысленно ругая себя за проявление эмоций.
— Да… Сад хароший у нас… Ну, прашу за стол.
На веранде стол уже пестрил вазочками с вареньем, подносами с пряниками, печеньем, нарезкой фруктового кекса. Литровый фарфоровый чайник выстроил вокруг себя пять сервизных чашек. Как всё это оказалось на столе — никто не заметил.
— Парни, располагайтесь, я пока с Сулейманом поговорю, — Рябинин пропустил вперёд себя оперов на веранду, а сам с хозяином отошёл под тень цветущих деревьев.
Бес первым освоился за накрытым столом. Схватив чайник, разлил горячую черноту по кружкам.
— Чего зажатые-то такие? — вернув посудину на подставку, спросил он.
— Сейчас повяжут всех, уши отрежут, веселее будем, — зажимая пулемёт между ног, хмуро буркнул Долгов.
— Я так сразу деда этого хлопну, — с набитым ртом, кивнул в сторону сада Бескудников.
— Тогда ты предметом торга точно не станешь. Тебя опустят сначала, а потом голову отрубят, — негромко, чтоб не услышали домочадцы Сулеймана, пошутил Костя.
Гы-гы-гы, — Бескудников не утрачивая бодрости духа, продолжал жрать печенье с вареньем. Мальчиш-плохиш, классика жанра. Катаев с Долговым маленькими глотками пили чай, осматривая интерьер двора и дома.
— Пулемёт ничего там не отдавил? — кивнул Бес на зажатое между ног оружие Долгова.
— Нет, — Саша всё ещё не был настроен на игривый тон.
Давно забытые очертания Гудермеса шевельнули статичные картины воспоминаний десятидневного окружения и ощутимо влияли на восприятие окружающей действительности.
— А чего ты один? Где Сулейман-то? — спросил Костя Рябинина, когда тот минут через пять поднялся на веранду.
— Он с другой стороны в дом зашёл, собираться ему надо, — ответил Сергей, присаживаясь и торопливо наливая чай в кружку, — я ему вкратце ситуёвину обсказал. Времени нету практически.
— Ему интересно? — Саня Долгов, с приходом Сергея малость расслабившись, хрустнул пряником.
— Думаешь по нему понять можно, — хмыкнул Рябинин в ответ, — сказал, что до вечера их родню найдёт. Вы, кстати, закругляйтесь, уже ехать обратно надо…
Сглотав чай, оперативники спустились к УАЗу. Рябинин и Бескудников задымили. Ещё минуты через три из дома, уже со стороны веранды, облачённый в серый костюм и голубую тенниску, вышел Сулейман.
— Чай панравился, варэнье? — улыбаясь, как педофил-воспитатель, поинтересовался он.
Все дружно, как по команде, закивали головами.
— Ну, вроде всё, Сулейман. Мы поедем… — Рябинин протянул ладонь для рукопожатия, — тебя когда ждать?
— Думаю, завтра да абэда ынформация будэт, — он пожал Серёгину руку и добавил, вроде как для себя, — жаль врэмэни мало…
— Чего нет, того нет, — Сергей нырнул за руль и все остальные, раскланявшись, тоже полезли в салон.
Снова, появившаяся непостижимым образом, женщина отворила ворота и, сдав задним ходом, Сергей вывел машину на улицу.
Обратный путь до Грозного Катаев и Рябинин вяло прообсуждали перспективы затеваемого обмена. Человек, двигающийся по таким темам, не может внушать полного доверия, о чём Костя прямо и сказал Сергею.
— Понимаешь, Костян, — глядя в дорогу, ожидая препятствий, ям и ухабов, ответил Рябинин, — как раз в таком бизнесе и надо целиком доверять друг другу… Думаешь ему не страшно? Ещё как. Те к кому он с предложениями ездит тоже подставы не исключают. Да я, думаю, и мы, если он обманет, по головке не погладим…
— Значит бизнес стоит таких нервяков… Сколько интересно зарабатывает?
— Хм… В прошлый раз через него четверых махнули… Но за деньги он ни разу не заикнулся… Я, говорит, хочу мира, чтобы и ваши и наши возвращались домой…
— Пацифист, блин… — Костя не верил в этот дешёвый альтруизм, особенно, вспоминая его дома и автомобили, — а в те разы как меняли? По официалке?
— В те разы проще было… Война была, а не как сейчас, хер пойми чего… В яму посадим, попытаем, если «душара» голимый на «боевые» спишем, если что попроще, типа этих двоих, меняем… И болт забивали на прокуратуру и прочую шнягу…
— Нормально… Так ведь можно заехать в любое село да наловить там… Оптом…
— По беспределу работать нельзя. Даже здесь, — по интонации чувствовалось, что Сергей говорит искренне, — хотя беспредел каждый по-своему понимает…
Сзади, сквозь шум работающего двигателя и побрякивание подвески, донёсся голос Долгова:
— Серый, может ближе к Грозному тормознём, мяса похаваем…
— И хорошо бы! Пива! — докрикнул Бескудников. Катаев с Рябининым рассмеялись. Сергей, на секунду повернувшись, ответил:
— Пиво молоко мента!
Бес расплылся в улыбке, махнул рукой и откинулся на спинку сиденья.
— А пленные, которых меняли, как у «духов» оказывались? — продолжил Катаев тему.
— Да идиоты в основном! — ответил Сергей, — Из шестерых, ну, двоих я не через Сулеймана менял, только один с «боевого» попал. «Чехи» колонну обстреляли, он с «брони» слетел, его и прибрали… А остальные… — он в сердцах махнул рукой, — двое нажрались, баб по Гудеру пошли искать. Другой на посту уснул, ещё двое, ночью, в жопу пьяные, по-моему в Назрани, за бухлом попёрлись… Вроде, кого-то из них «чехи» поломали сильно…
— В общем, полное отсутствие дисциплины и соблюдения мер личной безопасности, — официальным тоном за него закончил Катаев.
Подъезжая к Грозному, около одного из блокпостов, Рябинин заметил в стороне от дороги, курившийся дымок мангала. Съехав на обочину, он остановил машину напротив хозяйства шашлычника.
— Эй, кишкоблуд! Приехали! — крикнул Катаев Бесу.
Тот, выпрыгнув со своего места, пошагал за Рябининым к палатке, а Долгов и Катаев, оставшись, расстелили на капоте УАЗа несколько листов ещё вологодских газет. После недолгих переговоров, шашлычник поменял четыре порции шашлыка на две канистры бензина, излишки которого присутствовали в баке. Чтобы господа офицеры не портили себе аппетит перед трапезой, услужливый торгаш сам отсосал бензин из бака в канистры. Через шланг, естественно. Бес попытался в эту цену впихнуть ещё пару пива, но продавец был непреклонен. В конце концов, Бескудников плюнул и, купив живительной влаги за свои деньги, присоединился к, расправляющимся с горячим мясом, друзьям.
— Парни, давайте не затягивать, мне в контору надо. Я же ещё и дежурю сегодня, — вспомнил Костя, глядя на вползающее в зенит солнце, — а то Тара за меня горбатится.
— Ничего Тара не переломится, ему лишний раз полезно поработать, — оторвав бутылку от губ, сказа Бес, — молодой он ещё, вся служба впереди…
* * *
— А Катай где? — зашедший на кухню, где шла игра в карты, удивлённо спросил Серёга Капустин. Одет он был по форме, в руках держал бронежилет.
— Я за него… — с интонацией Шурика из «Операции Ы», не оборачиваясь, ответил Таричев.
— Не, в натуре, где он? — надев броник через голову, Серёга подтягивал крепления.
— Я тебе и говорю, — Таричев, перекинул ногу через лавку, разворачиваясь от стола, — он отъехал, я заменил…
— Понятно… Тогда собирайся, на Жидовке «жмура» какого-то в форме «инженерка» обнаружила… Мобовцы уже загрузились нас ждут…
— Была лучшая комбинация, — Саша бросил карты на стол, — играйте, я погнал…
Через пять минут опера подошли к зданию комендатуры. Капустин зашёл внутрь, отметиться в дежурке, а Таричев двинул к УАЗу, около которого, попинывая колёса, маялся лёгким похмельем, Юра Окунев.
— Ты опять работаешь, Окунь? — весело приветствовал его Саша.
— Да заколебали, отоспаться не дают, будто водил больше нету, — сплюнул в пыль Юра, — чего там опять? Не в курсе?
— Жмура какого-то нашли… Подъедем, минут пять тусанёмся… Если не «федерал» или мент уедем сразу, пусть местные работают…
Из-за жилого порпуса выехала омоновская «буханка». С переднего пассажирского места спрыгнул Зомби. Остальные бойцы огневого прикрытия остались в машине.
— Чего там? — здороваясь с Юрой и Сашей, спросил омоновец.
Таричев повторился про труп на «Жидовке», так назывался небольшой пятачок в конце Садовой, в обиходе, кстати, называемой Фугасной. Из дежурки вышел Капустин, за ним появились два мобовца: Рома Крылов и Валера Попов. Поняв по их решительным походкам, что ехать, всё-таки, придётся, Юра Окунев, матюгнувшись, полез за руль. Капустин, поздоровавшись с Зомби, сообщил для всех:
— Едем через четырнадцатый блок, на Садовую… Местные скоро будут, они где-то в городе на другом происшествии. «Инженерка» «жмура» осмотрела, без сюрпризов. Прошла дальше, там вроде БТР остался нас ждать.
— Ну, тогда поехали, — Таричев, ближе всех стоящий к переднему пассажирскому месту, открыл дверцу и полез в салон.
Зомби ушёл к своим, Капустин и Крылов залезли в задний отсек, на страховку, Валера уселся за Таричевым.
Первым номером, как обычно, пошёл УАЗ опергруппы, за ним «буханка» ОМОНа.
— Ты по городу ориентируешься? — повернулся Окунев к Таричеву, когда машина, преодолев лабиринт «змейки», выползла на дорогу.
— Так себе… — Саня неопределённо махнул рукой, — четырнадцатый блок на Жуковского вроде, значит налево сейчас.
— Да знаю я… Просто, вдруг там, где плутать придётся, — Юра, покручивая баранку, объезжал выбоины на дороге.
Выскочили на улицу Жуковского, прямая и длинная, она утыкалась в четырнадцатый блок, который был последним бастионом перед беспредельными микрорайонами с печально известными улицами Тухачевского, Косиора, Дудаева.
Слева от мчащихся УАЗов, летели заборы и частные дома. Именно к левой стороне, почти как в Англии, зная, что около домов подрывать не будут, и старался держаться Окунев, пользуясь пустынностью проезжей части.
Справа же, практически во всю длину улицы, тянулся, заросший сорной травой, избитый снарядами и деформированный гусеницами, пустырь, метров в сто-стопятьдесят шириной, образуя открытое пространство от улицы Жуковского до «олимпийского» района. Пяти-и девятиэтажные дома этого района, находясь на краю пустыря, образовывали сплошную параллель прямому отрезку проезжему участку улицы Жуковского.
Несмотря на солидное расстояние до этих домов, оперативники и омоновцы, напряжённо глазея, не выпускали их из поля зрения, пока не подъехали к блокпосту.
Вильнув между блоками «змейки», Юра притормозил и, приоткрыв дверцу, крикнул дежурившему бойцу:
— Слышь, братан! «Жидовка» направо или налево?
Тот махнул рукой и ответил:
— Направо, по «Фугасной», после таксопарка!
Садовая была одной из немногих улиц в городе, где асфальт мало-мальски сохранился. Этому покрытию, конечно, далеко было даже до обычных российских стандартов, но всё же оно позволяло разогнать УАЗ до максимальной скорости. Поэтому-то вывернув на Садовую, Юра и дал по газам. Замешкавшаяся на «змейке» блока «буханка» ОМОНа безнадёжно отстала.
По левой стороне дороги начался долгий кирпичный, весь в проломах и пробоинах, забор бывшего городского таксопарка. Справа к обочине жались нежилые руины частного сектора и заросшие ивняком пустыри.
— Что за херня? — удивлённо ткнул пальцем вперёд Окунев. На дороге, стремительно приближаясь, развалилась груда битого кирпича и бетонных обломков.
— Бл… ь!!! Разворачивайся!!! — заорал Таричев, поддёргивая автомат на уровень груди. Он всё понял.
Юра нажал на тормоз и, визжа колёсами, УАЗ юзом поволокло по пыльной дороге. До препятствия оставалось метров шестьдесят-семьдесят. Из пролома в кирпичной стене таксопарка, продираясь через дикий кустарник, выскочил человек в джинсах и спортивной куртке, в чёрной маске, с зелёным тубусом одноразового гранатомёта в руках. Припав на колено перед разбросанными на дороге каменными обломками, он вскинул гранатомёт на плечо. Юра, стараясь уйти с линии огня, вывернул руль влево, в надежде слететь в путаницу кустарников. Не успел.
Тубус коротко бахнул и заряд, прочертя дымным хвостом полосу, впечатался в правую фару. Ахнувший взрыв утроил пыльное облако на дороге, поднятое экстренным торможением. Брошенный взрывной волной капот, ударил по верхней рамке лобового стекла и, согнувшись почти пополам, улетел дальше. Множество осколков, мелких деталей и подкапотных внутренностей выхлестнули лобовое стекло, насытив пространство салона. Рыжий язык кумулятива пырнул его следом. Вывернутые колёса снесли УАЗ, с охваченной пламенем мордой, на обочину. Там, провалившись, он и замер. Саня Таричев, получив несколько осколков в лицо, грудь и шею умер мгновенно. Огненные лезвия ткнули водителя в голову и плечо, осколки раздробили ему ключицу и правую кисть, оторвав два пальца. Ударная волна, контузив, выбросила его из сознания. Но, всё же, цепляясь за исчезающую реальность, он, оттолкнувшись от руля, сумел вывалиться из подбитой машины.
Валера Попов, находясь за спиной Таричева, принявшего в себя почти всё летевшее железо, получил лишь несколько касательных ранений и, полетев вбок, от резкого виража, разбил о стойку голову. Оглушённый взрывом, чувствуя надвигающийся жар горящей машины, он, плохо соображая, пытался открыть заклинившую дверь.
Сидевший в заднем отсеке Серёга Капустин вылетел головой вперёд, ободрав в кровь лицо и ладони о дорожное покрытие. Видя перед собой слетевший с шеи автомат, утонувший наполовину в дорожной пыли, он, машинально, с гудящей как колокол головой, в режиме немого кино, медленно пополз к нему.
Ромка Крылов, сидевший напротив, жёстко впечатался головой в заднюю железную стенку и, согнувшись пополам, повалился, потеряв сознание, между сиденьями отсека.
Всё дальнейшее происходило единым движением смертельной карусели. Боевик в «маске», швырнув отработанную «Муху» в сторону, широкими шагами, вытянув вперёд руку с пистолетом ТТ (гильзы от патронов именно этой модификации найдут на месте происшествия) бежал на горящую машину. Пламя с, уткнувшегося в кусты, капота перекинулось внутрь — на панель приборов и переднюю часть салона.
Юра Окунев, без сознания, лицом вниз лежал на склоне канавы, разгрузка и бронежилет на его спине тихо тлели. Автомат, зацепившись ремнём за открытую дверцу, метрономно покачивался.
Всё полз, ничего не слыша, с залитым кровью лицом, продвигаясь по сантиметру, к своему оружию Серёга Капустин. Из пролома в заборе выскочил ещё один человек в маске, с «коротышём» АКСУ[30] в руках и, треща кустами, напролом, бросился к машине.
Задняя дверца, наконец, поддалась и Валера Попов выпал из горящего УАЗа. Встав на колени, он увидел набегающую на него, заслонившую солнце, огромную тёмную фигуру. Чугунея головой и понимая, что уже не успевает, Валера потянул к себе ремень лежащего на полу автомобиля, автомата.
Бах! Бах! Бах! — трижды выстрелила «маска». Одна пуля попала в грудь, застряв в передней стенке бронежилета, вторая пробила трапецию навылет, третья попала, уже заваливающемуся на бок Валере в бедро.
Капустин последним броском дотянулся до пыльного цевья автомата. Услышав сзади себя выстрелы, он перевернулся на спину и, заорав что-то нечленораздельное, скинув предохранитель, длинной очередью полоснул в небо. Большего он сделать ничего не смог. Залитые кровью глаза не видели сквозь пыльную завесу дальше метра.
«Маска» — первая, услышав стрельбу, инстинктивно присел, и двумя прыжками скрылся в придорожных кустах.
Второй боевик среагировал по-другому. Не добежав до УАЗа, он от бедра, неприцельно двумя короткими очередями выстрелил по горящему автомобилю. Пули, выпущенные по стрелявшему Капустину, пробив тонкую обшивку кузова, попали в лежащего без сознания Крылова. Летевшие наугад, три из них, прошли вскользь по бронежилету, никакого вреда старлею не причинили.
Четвертая попала в затылок.
Автоматчик, видя, что напарник, отстрелявшись, уже бежит обратно к пролому, перешагнул через тело Окунева и, свободной рукой ухватился за ремень висевшего на дверце автомата.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.