НЕОБЫКНОВЕННАЯ ИГЛА

НЕОБЫКНОВЕННАЯ ИГЛА

Мы, однако, нередко обращаем внимание в основном на результат заключительных стадий выпуска одежды. Как пошиты пальто, пиджак, брюки? Как эти компоненты костюма смотрятся — вот что приобретает для нас решающее значение. Оставим пока в стороне вопросы красоты, вкуса, моды. Верней, поставим вопрос иначе: если мода определилась, модель наметилась, материал подходит по всем статьям, то все прочее уже, как говорится, «дело техники»? В буквальном и переносном смысле…

Будем объективны: дело не только в том, что мы воспринимаем прежде всего внешнее, форму, то, что бросается в глаза. Нет, дело в том, что на этой стадии формирования одежды «техника» наиболее сопоставима с искусством. Есть своя поэзия и в геометрии. Тот, кто присматривается к работе закройщика, согласится с тем, что геометрия играет здесь далеко не последнюю роль. Если одежда на вас «по фигуре», если костюм «хорошо сидит», то значит, произошел ряд превращений «двухмерного» отреза ткани в то, что аккуратно и вместе с тем достаточно свободно облегает человеческое тело. То, что никакими формулами не опишешь…

Но обязательны ли вообще какие-либо манипуляции с куском ткани? Не может ли отрез ткани сам по себе превратиться в одежду? Небольшое путешествие «через века и страны» показывает, какими могут быть метаморфозы куска ткани. Древний Рим. Народ этого государства именует себя «гомо тогато», то есть «люди, облаченные в тогу». В развернутом виде тога — отрез ткани в форме овала, заостренного на концах. Длина — три человеческих роста, ширина — два. Как же такой отрез становился верхней одеждой? Видимо, это было не простым делом. В воспоминаниях К. С. Станиславского о постановке драмы «Юлий Цезарь» рассказывается о том, что костюмеры Художественного театра заготовили точные по форме копии древнеримских тог, но артистам было не под силу уподобиться в этом плане своим героям. Впрочем, по свидетельству античных авторов, облачаться в тогу помогали господам специально обученные этому искусству рабы.

Но и сегодня на Земле у миллионов людей основная одежда, в сущности, — кусок ткани. Сари — национальное платье индусских женщин. В развернутом виде оно достигает десяти метров длины, и нет в нем ни единого шва, только окантовка. Сари может быть ситцевым, или из тончайшей газовой ткани, или из тяжелой парчи.

Можно не сомневаться в том, что нашим соотечественницам вряд ли удалось бы самостоятельно облачиться в сари — вариант похлестче тоги. Однако женщина в Индии за десять-двадцать минут облачается в сари, причем фасон такого, казалось бы, простого костюма бывает весьма разнообразным. Конечно, и для этого требуется определенная сноровка.

Народный мужской костюм многих жителей Индии — дхоти. По форме он почти не отличается от сари. Дхоти сначала обертывается вокруг бедер, потом один конец продевается между ног и затягивается за пояс. Повседневная одежда яванцев, мужчин и женщин, — каин. В домашней обстановке носят каин-папджанг. Во время полевых работ у явапщэв наготове другой каин — покороче и погрубей. В торжественные дни мужчины щеголяют в нарядных каинах — додот. Если каин опять-таки просто отрез ткани, то конструкция гватемальской «уипиль» несколько посложнее. Но ненамного. Обычный прямоугольный кусок материи прорезывается посредине вдоль и подрубается, чтобы не обтрепался. Кофта надевается через голову, и значительная часть жителей Гватемалы, мужчины и женщины, расхаживают в такой «уипиль».

По-ацтекски «уипиль» — «мое одеяло». Близка по конструкции к кофте-уипиль национальная латиноамериканская одежда — пончо, одно время вошедшая в общеевропейскую моду. Пончо носили коренные обитатели этих земель — индейцы кечуа, аймара. В принципе и конструкция самой простой рубахи недалеко ушла от рассматриваемых видов одежды в Индии, Южной Америке. Вероятно, в старину кусок ткани также лишь «подрубался», отсюда и пошла «рубаха». Как видим, некроеная одежда дошла до наших дней, но еще в первом тысячелетии нашей эры она преобладала в костюме чуть ли не всех народов.

В XIII веке, как замечают европейские хроникеры, началось «господство иглы и ножниц». Иными словами, изготовление одежды перешло в руки профессиональных портных. Само слово «портной» — сокращенное от «портной швец», то есть тот, кто шьет порты, штаны из грубого полотна. Интересно, что, например, в украинском языке обозначение вроде той же профессии «кравец» относилось к мастеру более высокой квалификации, чем просто «швец», — к тому, который умел вдобавок раскроить одежду.

Орудия портновского ремесла — игла и ножницы — в наши дни также стали порой неузнаваемы. Хотя в принципе в современных иглах можно опознать потомков тех, которые родились тысячелетия назад. Если возраст кроеной одежды исчисляется всего лишь веками, то сшитой — тысячелетиями. Ту же звериную шкуру или простой кусок ткани нередко нужно было сшить хоть по углам. Иглы из рыбьих костей, иглы бронзовые неоднократно находили на местах древних поселений. Средневековые мастера могли только мечтать о таких иглах, которые находятся теперь в каждом доме, — стальных, аккуратных, разнообразных. На заводе в подмосковном поселке Колюбакино ежегодно выпускают миллиард иголок 25 видов. И притуплённые шорные, и граненые скорняжные, с ушком для суровой нитки, и с крохотным ушком — для нити тончайшей…

Для мелкого домашнего шитья наборы иголок превосходны, но кто возьмется сшить — не сметать, а сшить — даже самое простое платье лишь с помощью этих иголок? Как ни старайся, вручную это будет слишком долго и не слишком качественно. Шов получится не очень надежным, да и пойдет вкривь и вкось. Понятна, к чему мы ведем: нужна швейная машина. Это хорошо осознали и те, кто подвизался в портняжных цехах. У портных положение было просто отчаянным — при всех подмастерьях они никак не могли справиться с многочисленными заказами. Позарез требовалась швейная машина.

«Пробил час машины. И машиной, которая сыграла решающую революционную роль, машиной, которая в одинаковой мере охватила все бесчисленные отрасли этой сферы производства, как, напр., производство модных товаров, портняжный, сапожный, швейный, шляпный промысел и т. д., — была швейная машина». Это высказывание Карла Маркса хочется дополнить краткой биографией швейной машины. Родилась она намного позже механизированных прядильных и ткацких видов оборудования. Неудивительно, в данном случае перед изобретателями стояла задача похитрей.

В прядильных машинах проворные, ловкие человеческие руки, пальцы как бы воплотились в неутомимые и быстрые «руки» машин. Но, по существу, стальная конструкция повторяла те же ручные операции — гораздо быстрей, точней, аккуратней. Примерно так же воспроизводит ткацкий станок то, что делала еще Пенелопа. Разве что она запросто распускала по ночам сотканное за день, а это не так, легко проделать с современной тканью. Первым изобретателям швейных машин казалось, что нужно поначалу попытаться «научить» их подражать портному. Сшивать ткани или кожу так же, как делают ремесленники своими руками. По идее и такой путь не был безнадежен. В 1832 году читателей Берлинской иллюстрированной газеты поразило следующее сообщение: «Из Парижа передают, что портной Тимонье показывал в Вильфранше сконструированную им швейную машину, в реальности которой можно сомневаться, если не видеть ее собственными глазами. Любой ученик может уже через несколько часов научиться шить на ней. Передают, что на этой машине можно делать двести стежков в минуту. Все это и многое другое в конструкции швейной машины на грани фантастики». Времена меняются, и то, что представлялось стоящим «на грани фантастики», теперь кажется несколько архаичным. Громоздкая, сделанная в основном из деревянных частей, ашина Тимонье к тому же давала непрочный шов, так называемый «ценной», как при ручном шитье, и в одну нитку…

Одновременно с Тимонье над созданием швейной машины трудился американец Элтас Гоу. Он работал на фабрике, которая выпускала текстильное оборудование. И в свое изобретение Гоу заложил некоторые элементы ткацкого станка, в том числе подобие челнока. Если судьба машины Тимонье завершилась тупиком, то машина Гоу нуждалась в дальнейшем совершенствовании. Ускорил этот процесс Исаак Зингер. Тут тоже надо было преодолеть тягу к традиционным решениям. Почему, например, игольное ушко должно находиться там, где у обычных иголок, — в машине оно должно быть рядом с острием. Ткань, которую сшивают, удобнее располагать горизонтально, и держать ее могут прижимные лапки… За десять лет машина Гоу далеко ушла от первоначального образца и стала с полным основанием машиной Зингера. В 60-е годы прошлого века фирма Зингер выпускает уже более 50 тысяч швейных машин в год. А к концу прошлого века количество находящихся в эксплуатации швейных машин перевалило за 20 миллионов.

Семейство нынешних швейных машин обширно и многообразно. Если промышленные машины специализированы, то бытовая способна выполнять по крайней мере полсотни различных операций. И даже вышивать. С начала эпохи «господства иглы и ножниц» игла очень изменилась, хотя узнать ее в отдаленных предках все-таки можно. А ножницы? Бытовые, в общем, те же, но вот «ножницы», которыми на швейных фабриках раскраивают ткань, вряд ли можно даже именовать ножницами. Острая, как бритва, стальная лента режет целый настил, то есть десятки слоев ткани. Но такая ленточная пила еще не последнее слово техники. Тонкая струя нагретого до 450 градусов пара врезается в синтетику, и нити мгновенно «тают» в той точке, в которую такая целенаправленная струя попадает. Или: со скоростью 80 метров в секунду, отклоняясь не более чем на один миллиметр, летит по настилу лазерный луч по заданной траектории. Кем заданной? Компьютером, который рассчитал наиболее рациональный вариант раскроя для той серии пиджаков или платьев, которые ждет пошивочный конвейер.

Сегодня мастерская портного оснащена, не в пример средневековому искуснику, всеми необходимыми материалами и оборудованием. Речь идет о мастерской индивидуального пошива. Мастер вооружен всем необходимым, чтобы сшить, допустим, мужской костюм не только хорошо, но и быстро. Так ли? Своеобразный мировой рекорд в этом плане установлен в Гонконге, городе, который вообще славится своими портными. Виртуоз по имени Сэм-младший с помощниками изготовил мужской костюм всего за два часа и шесть минут. Точка отсчета — снятие мерки с клиента, финиш — когда тот же клиент, довольный, пошел разгуливать в готовом новом костюме. Заметим попутно, что два часа работы высококвалифицированного специалиста не так уж мало. Но если бы все те, кто занимается «индивидуальным пошивом», работали так, как Сэм-младший…

Нет, если бы все портные мира работали сегодня так, как этот рекордсмен пошивочного сервиса, то в магазине, где продается готовая одежда, было бы пусто. Так же, как если бы ручным, полукустарным оставалось прядение, ткачество. У современных предприятий иной подход к выпуску продукции, свой ритм, своя производительность. Например, с конвейера московской швейной фабрики «Большевичка» готовый костюм сходит каждую минуту, причем с утра до вечера. Счет здесь идет на секунды, но организация труда основана на другом. Четкое разделение выполняемых операций. Тот же принцип лежит в основе выпуска часов, автомашин, телевизоров.

Позвольте, но тех же автомашин, телевизоров и даже часов производится не так много марок. День за днем, порой год за годом сходят с конвейеров, в общем, одинаковые серии. А одежда вроде бы наоборот: должна быть разнообразной в высокой степени, соответственно изменчивой, капризной моде, к тому же каждому по фигуре, по вкусу… Совместимо ли это с конвейером, массовым выпуском? Вопрос не простой, серьезный, и попозже придет время ответить и на него.