Глава 16. Город «Волчьего логова»
Глава 16. Город «Волчьего логова»
Если все катить и катить из Фуншала на Запад по Монументальному проспекту (Estrada Monumental), то он, после пересечения полувысохшей Реки Спасшихся (Ribeira dos Soccoridos), превратится в Проспект Жоао Гонсалвеша Зарку, пойдет круто вверх, и вскоре вы окажетесь в Камаре-де-Лобуш.
Если по пути вы заглянете в португальско-русский словарь, то удивитесь: разве на Мадейре когда-нибудь жили волки? Любой местный житель вас заверит, что ничего подобного, этого зверя никто и никогда в глаза здесь не видел. Но почему же в таком случае второй по величине город острова назван в честь этих свирепых хищников? Ведь Camara de Lobos переводится на русский язык как «Волчье логово».
Вот какая за этим названием кроется история…
Итак, в 1419 году Зарко прибыл на остров Порту-Санту, а год спустя добрался и до соседней Мадейры. Высадился сначала в Машику, потом поплавал вдоль южного берега в поисках естественной бухты. Нашел: одну, побольше, но менее защищенную от моря, в Фуншале, и другую, поменьше, чуть дальше на запад, замечательно красивую, надежно отгороженную от океанских волн. Правда, береговая линия оказалась занята вольготно здесь разлегшимися, нежившимися на солнышке диковинными зверями – в два с лишним метра длиной, под триста килограммов весом, с каким-то почти человеческим выражением на честной морде-лице, с круглыми, будто постоянно удивленными глазами. Шерсть у зверей была очень короткая, и оттого они казались одетыми в черные или в коричневатые рясы. К тому же они очень неуклюже передвигались по берегу, точно поклоны клали. Ну вылитые монахи… На людей они взирали с любопытством и без всякого страха. А напрасно. Вскоре вновь прибывшие занялись систематическим уничтожением этих «туземцев».
Но поначалу Зарко пришел от зрелища в восторг. Тот факт, что эти животные выбрали бухту для своего лежбища, говорил о качестве, о том, что здесь безопасно и сытно (если, разумеется, умеешь ловить рыбу). А рыбу звери ловить умели – еще как! Неуклюжие, просто даже нелепые на берегу, они оказались невероятно быстры и маневренны в воде. За что их здесь и прозвали «лобуш де мар», «морскими волками», и в народе называют их так до сих пор.
Но это – неправильное название. На самом деле это – тюлени-монахи, по-португальски – foca monge, редкие, почти уже вымершие морские животные, занесенные ныне в Красную книгу. В России их зовут белобрюхими тюленями – из-за характерного светлого пятна на животе. Сейчас их в мире осталось меньше 600 особей, и они находятся на грани полного и окончательного исчезновения, а их карибские братья уже вымерли.
Говорят, португальский король пришел в недоумение: что еще за морские волки такие? – и велел выбросить из названия городка слово «морские», так в мадерьянской топонимике и появились невиданные здесь лесные хищники. Но на гербе города фигурируют все же тюлени, а между ними – колонна, восьмиугольник, якобы тамплиерско-масонский символ. Так, по крайней мере, считает наш друг Октавиу Суза. Он говорит, что Зарко сам был членом одного из орденов (Ордена Иисуса), предтечи вольных каменщиков. И вообще, тюлени считаются животными, приносящими удачу. На гербе они как будто охраняют колонну, а значит, и город.
Но, увы… на гербе тюлени живут и город охраняют, а вот их самих сохранить не удалось. На острове их давным-давно уже нет. Местные рыбаки постарались, уничтожили конкурентов. Поговорите с ними, они вам объяснят, что к чему. Что взрослой особи «монаха» требуется до трех килограммов рыбы в день, и из-за них страдали уловы и рыбацкие семьи.
Октавиу – композитор и философ, а заодно и владелец «Bar de Mar» – популярного бара, расположенного у самого берега в Камаре-де-Лобуш. Мы сидим с ним, потребляем знатные морепродукты, пьем «зеленое» португальское вино и рассуждаем о судьбе тюленей и о взаимопроникновении культур. И Октавиу, и присоединившийся к нам его старый друг Филипп Клод знают кое-что из русской классики. Читали Достоевского – «Преступление и наказание» и Толстого – «Анну Каренину» (Октавиу, кроме того, одолел и «Войну и мир»). Знакомы, хотя и не очень глубоко, с русской музыкой, особенно оба ценят Второй концерт Рахманинова. Выговаривают, правда, имя композитора так, что мне удается понять, о ком и о чем речь, только с третьей попытки. И то помогло название произведения, вернее, его номер. Это я давно понял: если второй – значит, речь о Рахманинове, если первый – то о Чайковском. Последнего мои мадерьянские друзья тоже знают, но выше ставят Рахманинова, и тут наши вкусы совпадают.
Мы говорим о музыке, Филипп Клод цокает языком, демонстрируя свой восторг, и на нас с недоумением оборачивается полуголый местный рыбак, который в нескольких метрах от нас подкрашивает свою яркую полосатую лодку. Он стоит прямо на солнце, но оно его нисколько не смущает: рыбак не боится ни рака кожи, ни элементарного теплового удара – мадерьянцы, и особенно рыбаки, генетически приспособлены к многочасовому «зажариванию» в ультрафиолете. Но слово «Рахманинов» кажется ему нелепым сочетанием звуков… впрочем, он не слишком любопытен и быстро теряет интерес к нашей странной беседе. «Про музыку болтать можем, а вот лодку подкрасить – нам слабо… а уж тунца вытянуть и подавно», – думаю я и смотрю на голую черную спину с уважением.
Мы сидим в открытой зоне бара, почти на пляже, совсем рядом море, черные камни и скалы, та самая знаменитая бухта. Если поднять глаза, то на крутой скале над ней возвышается ресторан «Черчилль». Назван он так не случайно. В январе 1950 года прославленный британский премьер, на тот момент уже бывший, проводил на Мадейре короткий отпуск (его пришлось прервать из-за досрочных парламентских выборов, неожиданно объявленных на Альбионе). Но вот за несколько дней, что Черчилль прожил на Мадейре, он успел посидеть на этой скале, рисуя акварелью пейзаж Камары-де-Лобуш и ее достославной бухты. Кстати, получалось у британского премьера, по-моему, замечательно, и в этом деле, то есть в изобразительном искусстве, он тоже был на порядок талантливей своего поверженного врага – Адольфа Гитлера, который одно время мнил себя художником.
Теперь холм этот стал чем-то вроде места паломничества: многочисленным британским туристам любопытно взглянуть, где же предавался любимому хобби самый великий (если верить опросу Би-би-си) их соотечественник.
Тихая, захолустная Мадейра благодаря невидимому присутствию черчиллевского духа как бы становится частью мировой истории.
На самом деле захолустность в данном случае – как раз огромный плюс и составляющая очарования волшебного острова. Это где-то там, на другой планете хлещут ливни, бушуют ураганы. В том, опасном и неуютном мире, угоняют самолеты, взрывают дома, воюют, угрожают, трясутся в ожидании вторжения чужой армии или действий террористов. Здесь же – тишь да гладь да божья благодать. Теплый, вкусный, ласковый рай… Ну, может быть, скучноватый для продвинутой молодежи… Но и в этом как раз его прелесть. Впрочем, некоторые считают именно Камару-де-Лобуш центром преступного мира Мадейры, хотя это довольно смешное словосочетание, почти оксюморон.
Наш друг Октавиу уверяет, что в его родном городе никакой серьезной преступности нет, «тоже мне мафия, десяток полубомжей, полукарманников», ворчит он. Но мы рассказываем ему историю, которую услышали от питерских друзей…
Один соотечественник из Санкт-Петербурга, назовем его условно Николаем, изрядно приняв на грудь, ощутил острую необходимость срочно, без малейшего промедления, искупаться в океане. Тем более что на Мадейре, при всех ее достоинствах, пляжей в привычном нам понимании совсем немного, все же – скала посреди океана… И вот увидал подвыпивший Николай подходящую полоску берега, сорвал с себя рюкзак и полез в Атлантический океан… Насладился водой, которая не то чтобы очень холодна, но и слишком теплой ее не назовешь (почему наиболее изнеженные и предпочитают бассейны, которыми остров буквально усеян). Вылез Николай из воды довольный и почти трезвый. Но вот незадача – рюкзак исчез! Он даже не поверил своим глазам, решил, что это какое-то недоразумение, ведь все говорят, что на Мадейре нет преступности, что двери можно не запирать и сумки в автобусе забывать, что в большинстве случаев – святая правда, но из всякого правила все же есть исключения.
Надо сказать, что иностранными языками Николай не владел ни в каком приближении. И решил, что надо с кем-то посоветоваться, что же делать. Позвонил в гостиницу той самой питерской паре, с которой случайно познакомился накануне. Те захотели помочь земляку и обратились к нам как местным старожилам, и мы готовы были предложить свою помощь в переговорах с властями и администрацией отеля, в котором проживал Николай. Но тот вдруг наотрез отказался, будто испугался чего-то. Позднее выяснились детали. Оказывается, в рюкзаке были не только кредитные карточки и какие-то документы, но и наличные – около 30 тысяч долларов. Николай справедливо полагал, что такие суммы могут насторожить полицию, к которой он в конце концов все же обратился, но, кажется, опустил такие детали, как конкретное количество денежных знаков в злосчастном рюкзаке. Полиция, что не удивительно, помочь ему не смогла, как ни старалась. Разочарованный Николай отправился выпивать в компании еще каких-то русскоязычных, которые и просветили его насчет «мафии Камары-де-Лобуш», с которой он вступил в переговоры через посредников, и те обещали попытаться найти рюкзак и вора за процент от содержимого. Но тоже не преуспели. А если бы и преуспели, то с какой стати стали бы делиться с хозяином? Но в процессе этих, прямо скажем, бессмысленных переговоров Николай выяснил (и рассказал затем нашим знакомым), что главный «рэкет» этой «ОПГ» состоит в следующем: весь день они спят, к ночи просыпаются и, опохмелившись, отправляются на поиски загулявших иностранных туристов, и, если таковой попадется в темном месте, как следует его «обчищают». Вот такой жуткий бандитизм!
Впрочем, Октавиу и к этой истории отнесся с недоверием. Сказал, что такие случаи, видно, очень редки. Хотя чего только на свете не бывает. Даже здесь, в земном раю, среди всей этой красоты и благодати, есть опустившиеся люди, алкоголики, наркоманы, перебивающиеся случайным заработком, а при случае не брезгающие мелким воровством, а то и уличным грабежом. Так что совет: не бродите по ночам в одиночку, да еще в каких-нибудь темных местах, даже если шанс попасть на уличного татя и ничтожен.
И все же надо признать: живописная до восторга прибрежная полоса города несет на себе отпечаток некоего Дикого Запада, что ли. Что-то такое носится в воздухе – нет, не пугающее, не тревожное, но все же не слишком приятное. Ощущение какой-то шероховатости, неуютности, что ли. (В Фуншале ничего подобного нет.) Наверно, дело просто в элементарной бедности местного населения, еще недавно сильно бросавшейся в глаза. Картина, не раз описанная иностранными туристами в прошлом: бегающие по берегу чумазые босые оборванцы. Теперь такого уже почти не увидишь, но все же материальным благополучием здесь и не пахнет, да и рыбаки, как и ковбои, хоть и не бандиты вовсе, нет, они честные труженики, но все же ребята суровые.
И все это обидно, поскольку прибрежная полоса, эта сказочная бухта, столь полюбившаяся Зарко, словно Богом создана для туризма, ничего более подходящего для расслабленного отдыха и придумать нельзя. И такая красота вокруг, ты точно посреди неба и океана…
За неимением классных ресторанов на этом пятачке здесь процветают бары, включая и «Бар де Мар» нашего друга Октавиу. Коронное его блюдо, хоть и достаточно простое, но очень популярное, называется альгейра: это такая очень ароматная сосиска из мяса птицы, перчиков и травок – дешево и вкусно (и совсем не сердито). Некоторые называют ее еврейской сосиской, потому что в ней нет свинины. Название звучит скорей по-арабски, впрочем, мусульмане, как известно, свинины тоже не употребляют. Что еще могу рекомендовать отведать из меню моего друга? Разве что отличное спагетти, другого ничего не пробовал. Но, в общем-то, это бар, а не ресторан, поэтому закуски есть, но они – дело второстепенное. А главное – это все-таки напитки.
Камара-де-Лобуш считается столицей понши (poncha). Звучит похоже на мексиканское название балахона, надеваемого через голову (кстати, здесь, на острове, в магазинах можно найти отличные экземпляры местного производства). Но на Мадейре понша – это традиционный коктейль из местной водки агварденте, меда и фруктового сока. Изготавливается водка эта, кстати, по традиционному рецепту из местного сахарного тростника. Старинный английский род, к которому принадлежит Филипп Клод, на протяжении нескольких поколений производил и продавал самую популярную разновидность агварденте. Его предки были англичанами с двойной фамилией Бинингем-Клод (видно, французы или норманны какие-то туда затесались). Представители рода до сих пор играют видную роль в жизни острова, они – часть той совершенно легендарной, удивительной общины, веками сохранявшей свою самобытность, но при этом внесшей огромный вклад в социально-экономическое развитие острова.
Слово «агварденте» по-португальски значит «огненная вода», и продукт этот вполне соответствует своему названию. (Предупреждаю, по-английски мадерьянцы именуют свою водку «бренди», что вводит в заблуждение.)
На основе «огненной воды» изготавливается популярный среди рыбаков дешевый напиток под названием «масия». Это смесь тростникового темного, густого меда с вышеозначенной водкой. Масия сладка, но не слишком, на вкус напиток очень мягок, но чрезвычайно коварен – ударяет в голову мгновенно, будьте с ним осторожны…
Но все же понша гораздо тоньше и интереснее на вкус, что-то в ней есть необыкновенно освежающее. И она очень полюбилась иностранцам, многие из которых специально ездят отведать ее именно в Камару-де-Лобуш, где помимо «Бара де Мар» есть еще с десяток специализирующихся на этом заведений.
Но справедливости ради надо сказать, что понша и в баре у Октавиу не хуже, к тому же он расположен ближе к морю.
Итак, понша – это все та же агварденте с лимонным соком и медом – только уже не тростниковым, а пчелиным. Впрочем, Филипп Клод говорит, что в некоторых рецептах предусмотрена капелька тростникового нектара – получается еще вкуснее… (Не могу в этом месте удержаться и не задать тут же вопрос: а вы вообще сахарный тростник пробовали когда-нибудь? Если нет, обязательно восполните этот пробел, вы удивитесь, как это вкусно. Его не жуют, а сосут, как леденец. Говорят, некоторые привязываются – как к наркотику, но я в это не верю. На регулярное потребление точно переходить не стоит, но для того чтобы отведать из любопытства, Мадейра – самое место.)
Есть несколько основных разновидностей понши. Самая популярная, классическая, делается на основе лимонного сока. На втором месте понша из маракуйи. Помимо этого есть и другие, более экзотические, из красных фруктов и ягод, из киви… А вот моей жене особенно полюбилось понша с соком тамарилло.
Кстати, эти фрукты на Мадейре именуются почему-то «английскими помидорами», tomates ingles. Почему помидорами, понятно – они на самом деле очень похожи на продолговатые томаты, только цветом чуть темнее… Но вот почему английские? В Англии ничего подобного не растет и расти не может, а британцы в большинстве своем их в глаза не видели, разве что по телевизору. Но вот «английский помидор», и все тут. И растет он, кстати, не на грядке, а на томатном дереве.
Кожура у фрукта, имейте в виду, практически несъедобная. Есть можно и нужно только лишь внутреннюю мякоть, которую лучше всего извлекать чайной ложкой, предварительно разрезав плод пополам. Попробуйте с горячим тостом, вкус специфический, удивительный, ни на что на свете не похожий. Не каждому придется по нраву, но попробовать, по-моему, очень даже стоит. И возможно, лучше всего его вкусовые оттенки проявляются все же именно в понше. Эту разновидность особенно рекомендую тем, кто не любит сладкого алкоголя. На полках супермаркетов его, впрочем, не найдешь, но лимонная разновидность и понша-маракуйя представлены широко и в разного размера таре. Мы предпочитаем классический лимонный вариант в маленьких пластмассовых бутылочках – либо полулитровых, либо даже четвертинках. Удобно увозить с собой в самолете в страны с холодным климатом. Зимой помогает от простуды лучше всякого антигриппина. Да, и хотел бы предупредить: довольно модный среди местных вид – poncha a pescador – самая, пожалуй, резкая на вкус разновидность. Но настоящие любители и знатоки должны попробовать и ее тоже. Вдруг понравится?
Ну и отдельная, слегка неприличная, повесть про специальную палочку, пестик, которым поншу взбивают. Его можно делать из любого дерева, но предпочтительнее – из лаврового или апельсинового. Туристическая индустрия, помимо прямого назначения, превратила его еще и в сувенир, часто довольно скабрезного, скажем прямо, фаллического вида. Пестик официально называется по-португальски «мешелоте» (mechelote), но гораздо чаще, в устной речи ее называют «каральиньу» (caralhinho), то есть «маленький мужской член». Даже, если уж быть до конца откровенным, не член, а более грубое слово. Каральу (caralho) – это как раз он, большой, нормальный х… А каральинью, соответственно, маленький х… (Размер, видимо, имеет значение.)
Что меня поражает в данном случае, так это то, что в принципе мадерьянцы совсем не охальники, не матерщинники, особенно по сравнению с русскими или новым поколением британцев из нижних слоев общества. Нецензурной брани на улицах практически не слышно. Ни от каких слоев! Но вот в этом случае мадерьянцам кажется название сего инструмента невероятно смешным, а ради смеха можно и запретное выражение употребить, если детей нет поблизости, разумеется. Кажется мне, что в этом тоже отражается национальный менталитет, этакое почти детское простодушие, отсутствие взрослого ханжества, ведь любители материться вовсе не против ханжества восстают. Нет, они показывают, что они – крутые, что они не простые смертные, не нам, тварям дрожащим, чета. И никаких сантиментов – плевать, если кому-то неприятно. Комплекс Раскольникова. Деликатным мадерьянцам этот комплекс вовсе не свойственен, но поюморить по неприличному поводу – самое оно. Еще и подмигнет вам бармен, стуча пестиком в ступке – ничего, дескать, вам этот процесс не напоминает, а? Туда, сюда, обратно… работает каральиньу.
Я, кстати, и сам очень даже могу тихо, себе под нос выругаться, если вдруг уроню чемодан себе на ногу или обнаружу, что по рассеянности приехал не в тот аэропорт. Для этого мат и существует, отлично помогая разрядить напряжение, а вовсе не для того, чтобы эпатировать окружающих, портить им настроение, громко вставляя в каждое предложение табуированные слова-паразиты. От этого, помимо прочего, только девальвация мата происходит, и он перестает делать то, для чего он предназначен. Но для анекдотов мат иногда незаменим. И то, что мадерьянцы в своем абсолютном большинстве разделяют мой взгляд на табуированную лексику, мне очень нравится. Хоть убежище здесь проси!
Тут же, в барах Камары-де-Лобуш, можно попробовать и другие мадерьянские напитки. Например, «Никиту» (по одной версии он назван в честь телесериала, по другой – в честь песни Элтона Джона). Представляет он собой коктейль, в котором светлое пиво перемешано с ванильным мороженым и ананасовым соком (несколько кусочков ананаса тоже добавляется). В одной популярной версии туда еще добавляется и белое вино. Есть большие его поклонники (я, впрочем, не из их числа).
А вот Pй de Cabra («Козья ножка») – это темное пиво, перемешанное с белым сухим вином с добавлением лимонной корочки и измельченного шоколада. Можно для смеха тоже разок испробовать. Но я лично тогда уж просто за темное пиво – фирма «Coral» делает неплохой легкий, некрепкий портер, пахнущий свежим квасом.
Местная молодежь увлекается сидром. Недавно отведал его в ресторанчике селения Рибейру Фриу. Он показался мне совсем легким напитком, но это впечатление было обманчиво, градусов в нем хватает. Хозяин замешивает сидр в огромном кувшине с сахаром. Без сахара, говорят, кислятина… А еще есть потрясающая вишневая наливка, почти такая же замечательная, как та, что делал в далекие годы мой дядюшка в Калининградской области… Называется она жинжа (Ginja). Берется темная кислая вишня (ни в коем случае не черешня!), каждая ягодка аккуратно протыкается вилкой, потом они набиваются в бутылку и заливаются огненной водой – агварденте. Добавляются сахар и корица (но только немного, щепотка, для почти неразличимого вкусового оттенка). Настаивать нужно минимум три дня. Но полученную таким образом наливку лучше все же пробовать не в Камара-де-Лобуш, а там, где ее умеют делать по-настоящему – в Curral das Freiras, в Долине Монахинь в глубоком разломе, спрятавшемся среди гор. Этот разлом долго считали кратером вулкана, и он действительно выглядит именно так. Но потом выяснилось, что это результат эрозии. Туда, безусловно, стоит съездить не только из-за вишневой и каштановой наливок, которыми долина славится.
А вот местную кайпиринью отлично делают и в Фуншале, и в некоторых барах Камары-де-Лобуш (но не во всех). Я недавно был свидетелем жаркого спора двух местных знатоков на тему: насколько мадерьянский вариант отличается от бразильского? Пришли к компромиссному выводу, что идея напитка пришла из-за океана, но местная версия все же иная. Во-первых, используется мадерьянская агварденте, а не кашаса. Во-вторых, что еще более существенно, вместо лайма – мадерьянский кисловатый лимон. Ну, толченый лед есть толченый лед, и тростниковый сахар тоже от бразильского не отличишь. Но вот если в баре вам предложат напиток под названием кайпирошка, то знайте: там вместо агварденте в ход идет русская водка! А все остальное – то же самое…
В общем, много чего интересного можно отведать в барах города… Но вот только главный напиток Мадейры здесь пить не советую, это надо делать совсем в других местах.
Увы, из многих сотен или даже тысяч особей когда-то многочисленной колонии тюленей-монахов, обитавших раньше на острове, теперь осталось жалкое число – то ли 23, то ли 24. Я слышал, что многие ихтиологи и зоологи просто спят и видят, как бы на тот остров попасть (а сделать это непросто – заповедная зона). Один приезжал из России, говорил общим знакомым: ведь это не просто абы какие тюлени, или морские котики, или моржи – это же монахи, или белобрюхие, черт возьми! Для специалиста увидеть таких с близкого расстояния – и можно умирать. Не знаю, повидал ли он этих красавцев. Надеюсь, что повидал – и все-таки остался жить дальше.
Кстати, наблюдающие тюленей зоологи утверждают, что вроде бы (тьфу, тьфу, тьфу!) дело пошло на поправку, численность колонии растет. В 1988 году монахов оставалось только шесть. Теперь – все же в четыре раза больше.
Одна из проблем состоит в том, что беременные самки отправляются рожать и вскармливать потомство в подводные пещеры. Пещеры эти надежно укрывают их от людей или акул, но не от штормов. А по печальному совпадению главный (хоть и не единственный) сезон для появления потомства – октябрь и ноябрь, как раз время наиболее частых бурь в этих широтах, и много детенышей погибает. А ведь когда-то, пока не встретились на пути монахов жадные хомо сапиенсы, пещеры не нужны были, все происходило прямо в бухте, на пляже можно сказать.
Но вот недавно пришла отрадная новость: были замечены случаи по крайней мере лактации (то есть кормления материнским молоком) прямо на берегу одного из островов Дезерташ под открытым небом. Значит, страх перед человеком уходит. И, соответственно, появился шанс, что этот редкий зверек (ну да, малыш, весом в 300 кг!) будет спасен. Мадерьянские ихтиологи и экологи очень этим гордятся, и правильно делают.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.