249. Т. А. Бакуниной

<5 декабря 1844 г. Петербург.>

Я так виноват перед Вами, что у меня недостает духу и извиняться. Заставить Вас написать ко мне третье письмо, не получив ответа на два первые, – это уже не просто невежество, а подлость.{715} Что делать? Русский человек – и мне приличнее обращаться с лошадьми, нежели с дамами. То болен (а я, действительно, с самого лета так болен, как еще никогда не бывал), то дела по горло, то не в духе, а главное – проклятая журнальная работа – этот источник моего нездоровья и физического и нравственного, – то, наконец, и сам не знаю почему, но только не мог приняться за перо. С некоторого времени я со всеми таков в отношении к письмам. Но Вы так добры и, верно, простили меня, не дожидаясь извинений. Книгу я Вам послал, и Вы получили ее.{716} Что касается до детского журнала, – это такая комиссия, которая хоть кого так поставят в тупик. У нас два издания в этом роде – «Библиотека для воспитания» (в Москве) Семена{717} и «Звездочка» (в Питере) Ишимовой.{718} – Которое же из них лучше, спросите Вы? – Оба хуже, отвечаю я Вам. «Библиотека» сначала пошла было не дурно; но теперь ею заправляет Шевырев с братиею, и из нее вышло пономарское издание. «Звездочка» всегда была дрянью. Так выбирайте сами. Если хотите «Библиотеку», так выпишите ее прямо из Москвы; если «Звездочку», то напишите ко мне. «Звездочка» издается вдвойне, одно отделение для детей малолетних, другое – для детей повозрастное. Каждое отделение особенно стоит, с пересылкою, кажется, четыре рубля серебром, оба вместе, кажется, семь рублей серебром с пересылкою. Ваших денег у меня осталось, за вычетом за книгу, ее пересылку и за комиссию книгопродавцу, шесть рублей семьдесят пять копеек с денежкою серебром. Этого достаточно, если Вы захотите выписать и оба отделения «Звездочки». В таком случае, я думаю, лучше Вам выписывать ее на будущий 1845 год. Если решитесь так – уведомьте, и с января Саша{719} будет ежемесячно получать журнал.

Поздравляю Александру Александровну с замужеством,{720} а Николая Александровича с дочерью.{721} Я давно уже не имею никакого известия о его усах и очень рад, узнавши, что он сделался paler familiae.[141] Теперь он настоящий помещик.

С глазами Т<ургенева> было что-то вроде припадка, но без всяких дурных следствий. Здоровьем он, как Вам известно, не крепок; но это не мешает ему жить, т. е. ничего не делать и быть больше веселым, нежели скучным. Он теперь весь погружен в итальянскую оперу и, как все энтузиасты, очень мил и очень забавен.

Что касается до Ваших извинений, что Вы меня беспокоите Вашими поручениями, – я чуть не заплакал от стыда, читая их: моим грубым молчанием я подал Вам основательную причину думать, что Ваши поручения могут мне быть в тягость. Делать нечего – надо принять это, как заслуженное наказание.

Кланяюсь Вам и всем Вашим. Будьте здоровы и счастливы, особенно здоровы, потому что без здоровья невозможно и счастие. Прощайте, Татьяна Александровна, и не забывайте никогда не забывающего Вас и всегда преданного Вам

В. Белинского.

СПб. 1844, декабря 5.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.