Вопросы и ответы Речь в Свердловском университете 9 июня 1925 г

Товарищи! Я буду отвечать на вопросы, поставленные вами в письменной форме. Я буду брать вопросы в том порядке, в каком они поставлены в вашей записке. Вопросов этих, как вам известно, десять.

Начнем с первого вопроса.

I

Какие меры и какие условия должны способствовать укреплению смычки рабочего класса с крестьянством при условии диктатуры пролетариата, если Советский Союз не будет поддержан социальной революцией западного пролетариата в будущие 10–15 лет?

Я думаю, что этот вопрос включает в себя все остальные вопросы, поставленные вами в письменной форме. Поэтому мой ответ будет носить общий и потому далеко не исчерпывающий характер. В противном случае ничего не осталось бы сказать в ответ на остальные вопросы.

Я думаю, что решения XIV конференции партии дают исчерпывающий ответ на этот вопрос. Они, эти решения, говорят о том, что основной гарантией укрепления смычки является правильная политика в отношении крестьянства.

Но что такое правильная политика в отношении крестьянства?

Она может состоять лишь из ряда мероприятий по линии хозяйственной, административно-политической и культурно-просветительной, обеспечивающих укрепление смычки.

Начнем с хозяйственной области.

Необходима, прежде всего, ликвидация пережитков военного коммунизма в деревне. Необходима, далее, правильная политика цен на фабрикаты и сельскохозяйственные продукты, обеспечивающая быстрый рост промышленности и сельского хозяйства и ликвидацию “ножниц”. Необходимо, кроме того, сокращение общей суммы сельскохозяйственного налога и постепенный перевод его с рельс общегосударственного бюджета на рельсы бюджета местного. Необходимо кооперирование миллионных масс крестьянства, прежде всего по линии сельскохозяйственной и кредитной кооперации, как средство включения крестьянского хозяйства в общую систему социалистического строительства. Необходимо максимальное снабжение деревни тракторами, как средство технического революционизирования сельского хозяйства и как путь создания культурно-технических очагов в деревне. Необходимо, наконец, проведение плана электрификации, как средство сближения деревни с городом и уничтожения противоположности между ними.

Таков тот путь, по которому должна пойти партия, если она хочет обеспечить смычку города с деревней по линии хозяйственной.

Хотел бы обратить ваше внимание на вопрос о переводе сельскохозяйственного налога с рельс государственного бюджета на рельсы местного бюджета. Это может показаться вам странным. Тем не менее, это факт, что сельскохозяйственный налог принимает и неуклонно будет принимать характер местного налога. Известно, например, что раньше, года два назад, сельскохозяйственный налог составлял у нас основную, или почти основную, статью доходов нашего государственного бюджета. А теперь? Теперь он составляет незначительную часть государственного бюджета. Госбюджет представляет сейчас два с половиной миллиарда рублей, а сельскохозяйственный налог дает, может дать в этом году максимум 250–260 миллионов рублей, на 100 миллионов меньше прошлогодней суммы. Как видите, это не так уже много. И чем больше будет расти госбюджет, тем больше будет падать доля этого налога в нем. Во-вторых, 100 миллионов из этих 260 миллионов сельскохозяйственного налога поступают в местный бюджет. Это более чем треть всего налога. Чем это объяснить? Тем, что из всех существующих налогов сельскохозяйственный налог является наиболее близким к местным условиям, более всего приспособленным для использования его на местные нужды. Едва ли можно сомневаться в том, что местный бюджет вообще будет расти. Но несомненно также и то, что он будет расти прежде всего за счет сельскохозяйственного налога, требующего максимального приспособления к местным условиям. Это тем более вероятно, что центр тяжести государственных доходов уже переместился и будет вообще перемещаться на поступления другого рода, на поступления от государственных предприятий, на косвенные налоги и т. д.

Вот почему перевод сельскохозяйственного налога с рельс общегосударственного бюджета на рельсы бюджета местного может стать в свое время вероятным и вполне целесообразным с точки зрения укрепления смычки.

Перейдем к мероприятиям по обеспечению смычки в области административно-политической.

Насаждение советской демократии в городе и деревне и оживление Советов на предмет упрощения, удешевления и морального оздоровления государственного аппарата, на предмет изгнания из этого аппарата элементов бюрократизма и буржуазного разложения, на предмет полного сближения государственного аппарата с миллионными массами, — таков тот путь, по которому должна пойти партия, если она хочет укрепить смычку по линии административно-политического строительства.

Диктатура пролетариата не есть самоцель. Диктатура есть средство, путь к социализму. А что такое социализм? Социализм есть переход от общества с диктатурой пролетариата к обществу безгосударственному. Но для того, чтобы переход этот осуществить, необходимо подготовить переделку государственного аппарата в таком направлении и таким путем, при помощи которых может быть на деле обеспечено превращение общества с диктатурой в общество коммунистическое. Для этой цели и служит лозунг оживления Советов, лозунг насаждения советской демократии в городе и деревне, лозунг приобщения лучших элементов рабочего класса и крестьянства к непосредственному управлению страной. Исправить государственный аппарат, переделать его по-настоящему, изгнать из него элементы бюрократизма и разложения, сделать его близким и родным для широких масс, — все это невозможно без постоянной и активной помощи самих масс государственному аппарату. Но активная и непрерывная помощь масс, в свою очередь, невозможна без вовлечения лучших элементов рабочих и крестьян в органы управления, без осуществления прямой и непосредственной связи государственного аппарата с глубочайшими “низами” трудящихся масс.

Чем отличается советский государственный аппарат от аппарата буржуазного государства?

Прежде всего тем, что буржуазный государственный аппарат стоит над массами, ввиду чего он отделен от населения непроходимым барьером и, по самому своему духу, чужд народным массам. Между тем как советский государственный аппарат сливается с массами, ибо он не может и не должен стоять над массами, если он хочет сохранить себя именно как советский государственный аппарат, ибо он не может быть чужд этим массам, если он действительно хочет охватить миллионные массы трудящихся. В этом одно из принципиальных отличий советского государственного аппарата от аппарата буржуазного государства.

Ленин говорил когда-то в своей брошюре “Удержат ли большевики государственную власть?”, что 240 тысяч членов партии большевиков несомненно смогли бы управлять страной в интересах бедных против богатых, ибо они ничем не хуже 130 тысяч помещиков, которые управляли страной в интересах богатых против бедных. Некоторые коммунисты на этом основании думают, что государственный аппарат может быть исчерпан несколькими сотнями тысяч членов партии и что этого вполне достаточно для того, чтобы управлять громадной страной. В этих видах они иногда не прочь отождествлять партию с государством. Это неправильно, товарищи. Это искажение мысли Ленина. Говоря о 240 тысячах членов партии большевиков, Ленин вовсе не хотел сказать, что этим исчерпывается или может исчерпаться численный состав и общий размах советского государственного аппарата. Наоборот, в состав государственного аппарата он включал, кроме членов партии, еще один миллион голосов, поданных тогда, перед Октябрем, за большевиков, заявляя, что у нас есть средство одним ударом удесятерить наш государственный аппарат, т. е. довести его, по крайней мере, до 10 миллионов, путем привлечения трудящихся к повседневной работе управления государством.

“Эти 240 000 человек, — говорит Ленин, — имеют за себя уже теперь не менее одного миллиона голосов взрослого населения, ибо именно такое соотношение числа членов партии к числу подаваемых за нее голосов установлено опытом Европы и опытом России, хотя бы, напр., августовскими выборами в Питерскую думу. Вот у нас уже “государственный аппарат” в один миллион людей, преданных социалистическому государству идейно, а не ради получения 20-го числа ежемесячно крупного куша.

Мало того, у нас есть “чудесное средство” сразу, одним ударом удесятерить наш государственный аппарат, средство, которым ни одно капиталистическое государство никогда не располагало и располагать не может. Это чудесное дело — привлечение трудящихся, привлечение бедноты к повседневной работе управления государством” (см. т. XXI, стр. 264–265).

А как происходит это “привлечение трудящихся, привлечение бедноты к повседневной работе управления государством”?

Происходит оно через массовые инициативные организации, всякие комиссии и комитеты, совещания и делегатские собрания, образующиеся вокруг Советов, хозяйственных органов, фабзавкомов, культурных учреждений, партийных организаций, организаций союза молодежи, всякого рода кооперативных объединений и т. д. и т. п. Наши товарищи иногда не замечают, что вокруг наших низовых партийных, советских, культурных, профессиональных, просветительных, комсомольских, армейских, женотдельских и всяких иных организаций копошатся целые муравейники самочинных организаций, комиссий и совещаний, охватывающих миллионные массы беспартийных рабочих и крестьян, муравейники, создающие в своей повседневной, незаметной, кропотливой, нешумливой работе основу и жизнь Советов, источник силы Советского государства. Без этих миллионных организаций, облегающих наши советские и партийные органы, существование и развитие Советской власти, руководство и управление великой страной было бы абсолютно немыслимо. Советский государственный аппарат состоит не только из Советов. Советский государственный аппарат в глубоком смысле этого слова состоит из Советов плюс миллионные организации всех и всяких беспартийных и партийных объединений, соединяющих Советы с глубочайшими “низами”, сливающих государственный аппарат с миллионными массами и уничтожающих шаг за шагом всякое подобие барьера между государственным аппаратом и населением.

Вот как мы должны стараться “удесятерить” наш государственный аппарат, делая его родным и близким миллионным массам трудящихся, изгоняя из него пережитки бюрократизма, сливая его с массами и подготовляя тем самым переход от общества с диктатурой пролетариата в общество коммунистическое.

Таков смысл и значение лозунга оживления Советов и насаждения советской демократии.

Таковы основные мероприятия укрепления смычки, необходимые в области административно-политической работы партии.

Что касается мероприятий по обеспечению смычки в области культурно-просветительной работы, то о них мало что придется сказать, так как мероприятия эти ясны, общеизвестны и потому не нуждаются в разъяснениях. Я хотел бы только отметить основною линию работы в этой области на ближайший период. Она, эта основная линия, состоит в том, чтобы подготовить условия, необходимые для проведения общеобязательного первоначального образования по всей стране, по всему Союзу. Это, товарищи, крупнейшая реформа. Проведение ее будет величайшей победой не только на культурном, но и на политическом и хозяйственном фронтах. Она, эта реформа, должна послужить базой для величайшего подъема страны. Но она будет стоить сотен миллионов рублей. Достаточно указать на то, что она потребует для своего проведения целую армию, чуть ли не в полмиллиона, учителей и учительниц. Но мы должны, несмотря ни на что, эту реформу обеспечить в ближайший период, если мы действительно думаем поднять страну на высшую ступень культурности. И мы это сделаем, товарищи. В этом не может быть сомнения.

Таков ответ на ваш первый вопрос.

Перейдем теперь ко второму вопросу.

II

Какие имеются опасности нашего партийного перерождения в связи со стабилизацией капитализма, если эта стабилизация продержится долго?

Есть ли у нас вообще такие опасности? Опасности такие, как возможные и даже как реальные опасности, несомненно существуют. Существуют они у нас безотносительно к стабилизации. Стабилизация делает их лишь более ощутительными. Их, этих опасностей, если взять главные из них, я думаю, три:

а) опасность потери социалистической перспективы в деле строительства нашей страны и связанное с этим ликвидаторство;

б) опасность потери международной революционной перспективы и связанный с этим национализм;

в) опасность падения партийного руководства и связанная с этим возможность превращения партии в придаток государственного аппарата.

Начнем с первой опасности.

Характерную черту этой опасности составляет неверие во внутренние силы нашей революции; неверие в дело союза рабочих и крестьян; неверие в руководящую роль рабочего класса внутри этого союза; неверие в дело превращения “России нэповской” в “Россию социалистическую”; неверие в победу социалистического строительства в нашей стране.

Это есть путь ликвидаторства и перерождения, ибо он ведет к ликвидации основ и целей Октябрьской революции, к перерождению пролетарского государства в государство буржуазно-демократическое.

Источником такого “умонастроения”, почвой его возникновения в партии является усиление буржуазного влияния на партию в условиях новой экономической политики, в условиях отчаянной борьбы капиталистических и социалистических элементов внутри нашего народного хозяйства. Капиталистические элементы ведут борьбу не только в области экономики. Они стараются перенести борьбу в область идеологии пролетариата, пытаясь заразить наименее устойчивые отряды партии неверием в дело социалистического строительства, скептическим отношением к социалистическим перспективам нашей строительной работы, причем нельзя сказать, чтобы их старания оставались абсолютно бесплодными.

“Где же нам, отсталой стране, построить полное социалистическое общество, — говорят одни из таких заразившихся “коммунистов”, — состояние производительных сил нашей страны не дает нам возможности ставить себе подобные утопические цели, дай бог кое-как продержаться, до социализма ли нам, давайте строить так или иначе, а там видно будет…”.

“Мы уже выполнили свою революционную миссию, проделав Октябрьскую революцию, — говорят другие, — теперь все зависит от международной революции, ибо без предварительной победы западного пролетариата мы не можем построить социализма, а революционеру в России, строго говоря, больше нечего делать”… Известно, что в 1923 году, накануне германской революции, часть учащейся молодежи у нас готова была бросить книги и ехать в Германию, говоря, что “в России революционеру нечего делать, нужно бросить книги и ехать в Германию делать революцию”.

Как видите, обе эти группы “коммунистов”, и первая, и вторая, стоят на почве отрицания социалистических возможностей нашего строительства, на почве ликвидаторства. Разница между ними состоит в том, что первые прикрывают свое ликвидаторство “ученой” “теорией производительных сил” (недаром на днях Милюков похвалил их, назвав в “Последних Новостях”[36] “серьезными марксистами”), вторые же прикрывают его левыми и “ужасно революционными” фразами о мировой революции.

В самом деле. Допустим, что революционеру нечего делать в России; допустим, что строить социализм в нашей стране до победы социализма в других странах немыслимо, невозможно; допустим, что победа социализма в передовых странах задержится еще лет на 10–20, — можно ли предположить при таких условиях, что капиталистические элементы нашего хозяйства, действующие в условиях капиталистического окружения нашей страны, согласятся прекратить смертельную борьбу с социалистическими элементами этого хозяйства и будут ждать, сложа руки, победы мировой революции? Стоит поставить этот вопрос, чтобы понять всю нелепость такого предположения. Но если это предположение исключается, что же остается тогда делать нашим “серьезным марксистам” и “ужасным революционерам”? Очевидно, что им остается лишь одно: вертеться на холостом ходу, отдаться воле стихии и помаленьку переродиться в обычных буржуазных демократов.

Одно из двух: либо мы рассматриваем нашу страну как базу пролетарской революции, имеем, как говорит Ленин, все данные для построения полного социалистического общества, — и тогда мы можем и должны строить такое общество, в расчете на полную победу над капиталистическими элементами нашего народного хозяйства; либо мы базой революции не считаем нашу страну, данных для построения социализма не имеем, построить социалистическое общество не можем, — и тогда, в случае оттяжки победы социализма в других странах, должны мириться с тем, что капиталистические элементы нашего народного хозяйства возьмут верх, Советская власть разложится, партия переродится.

Либо одно, либо другое.

Вот почему неверие в социалистические возможности нашего строительства ведет к ликвидаторству и перерождению.

Вот почему борьба с опасностью ликвидаторства является очередной задачей нашей партии, особенно теперь, особенно в условиях временной стабилизации капитализма.

Перейдем ко второй опасности.

Характерной чертой этой опасности является неверие в международную пролетарскую революцию; неверие в ее победу; скептическое отношение к национально-освободительному движению колоний и зависимых стран; непонимание того, что без поддержки со стороны революционного движения других стран наша страна не могла бы устоять против мирового империализма; непонимание того, что победа социализма в одной стране не может быть окончательной, ибо она не может быть гарантирована от интервенции, пока не победит революция хотя бы в ряде стран; непонимание тоге элементарного требования интернационализма, в силу которого победа социализма в одной стране является не самоцелью, а средством для развития и поддержки революции в других странах.

Это есть путь национализма и перерождения, путь полной ликвидации интернациональной политики пролетариата, ибо люди, одержимые этой болезнью, рассматривают пашу страну не как частицу целого, называемого мировым революционным движением, а как начало и конец этого движения, считая, что интересам нашей страны должны быть принесены в жертву интересы всех других стран.

Поддержать освободительное движение Китая? А зачем? Не опасно ли будет? Не рассорит ли это нас с другими странами? Не лучше ли будет установить нам “сферы влияния” в Китае совместно с другими “передовыми” державами и оттянуть кое-что от Китая в свою пользу? Оно и полезно, и безопасно… Поддержать освободительное движение в Германии? Стоит ли рисковать? Не лучше ли согласиться с Антантой насчет Версальского договора и кое-что выторговать себе в виде компенсации?.. Сохранить дружбу с Персией, Турцией, Афганистаном? Стоит ли игра свеч? Не лучше ли восстановить “сферы влияния” кое с кем из великих держав? И т. д. и т. п.

Таково националистическое “умонастроение” нового типа, пытающееся ликвидировать внешнюю политику Октябрьской революции и культивирующее элементы перерождения.

Если источником первой опасности, опасности ликвидаторства, является усиление буржуазного влияния на партию по линии внутренней политики, по линии борьбы капиталистических и социалистических элементов нашего народного хозяйства, то источником этой второй опасности, опасности национализма, нужно считать усиление буржуазного влияния на партию по линии внешней политики, по линии борьбы капиталистических государств с государством пролетарской диктатуры. Едва ли можно сомневаться в том, что давление капиталистических государств на наше государство громадное, что работникам нашей внешней политики не всегда удается устоять против этого давления, что опасность осложнений создает нередко соблазн вступить на путь наименьшего сопротивления, на путь национализма.

С другой стороны, ясно, что только на основе последовательного интернационализма, только на основе внешней политики Октябрьской революции может сохранить за собой первая победившая страна роль знаменосца мирового революционного движения, что путь наименьшего сопротивления и национализма во внешней политике означает путь изоляции и разложения первой победившей страны.

Вот почему потеря международной революционной перспективы ведет к опасности национализма и перерождения.

Вот почему борьба с опасностью национализма во внешней политике является очередной задачей партии.

Наконец, о третьей опасности.

Характерной чертой этой опасности является неверие во внутренние силы партии; неверие в партийное Руководство; стремление государственного аппарата ослабить партийное руководство, освободиться от него; непонимание того, что без партийного руководства не может быть диктатуры пролетариата.

Опасность эта идет с трех сторон.

Во-первых. Изменились классы, которыми нужно руководить. Рабочие и крестьяне теперь уже не те, что в период военного коммунизма. Раньше рабочий класс был деклассирован и распылен, а крестьянство было объято страхом возвращения помещиков в случае поражения в гражданской войне, причем партия была в этот период единственной концентрированной силой, руководившей делами по-военному. Теперь у нас другая обстановка. Войны нет больше. Нет, стало быть, военной опасности, стягивающей трудящиеся массы вокруг партии. Пролетариат восстановился и поднялся как в культурном, так и в материальном отношении. Поднялось и развилось также крестьянство. Политическая активность обоих классов растет и будет расти. Руководить теперь по-военному уже нельзя. Необходима, во-первых, максимальная гибкость в руководстве. Необходима, во-вторых, необычайная чуткость к запросам и нуждам рабочих и крестьян. Необходимо, в-третьих, умение вбирать в партию лучших людей из рабочих и крестьян, выдвинувшихся вперед в результате развития политической активности этих классов. Но эти условия и качества не даются сразу, как известно. Отсюда несоответствие между запросами, предъявляемыми партии, и возможностями, имеющимися в распоряжении партии в данный момент. Отсюда же опасность ослабления партийного руководства, опасность потери партийного руководства.

Во-вторых. За последний период, за период хозяйственного развития, значительно вырос и окреп аппарат государственных и общественных организаций. Тресты и синдикаты, торговые и кредитные учреждения административно-политические и культурно-просветительные организации, наконец, кооперация всех видов — значительно выросли и расширились, вобрав в себя сотни тысяч новых людей, главным образом беспартийных. Но аппараты эти растут не только по своему составу. Растет также их сила и удельный вес. И чем больше растет их значение, тем ощутительнее становится их давление на партию, тем настойчивее добиваются они ослабления партийного руководства, тем сильнее становится их сопротивление партии. Необходима такая перегруппировка сил и такое размещение руководящих людей внутри этих аппаратов, которые могли бы обеспечить руководство партии в новой обстановке. Но добиться всего этого одним ударом невозможно, как известно. Отсюда опасность отрыва государственного аппарата от партии.

В-третьих. Усложнилась и дифференцировалась сама работа. Я говорю о нынешней строительной работе. Сложились и развились целые отрасли и подотрасли работы как в деревне, так и в городе. Сообразно с этим и руководство стало более конкретным. Раньше принято было говорить о руководстве “вообще”. Теперь руководство “вообще” есть пустая болтовня, ибо она не содержит никакого руководства. Теперь руководство требуется конкретное, предметное. Предыдущий период выработал тип работника-всезнайки, готового держать ответ по всем вопросам теории и практики. Теперь этот старый тип работника-всезнайки должен уступить место новому типу работника, старающемуся быть хозяином дела в одной какой-нибудь отрасли работы. Чтобы руководить по-настоящему, надо знать дело, надо изучать дело добросовестно, терпеливо, настойчиво. Нельзя руководить в деревне, не зная сельского хозяйства, не зная кооперации, не будучи знакомым с политикой цен, не изучив законов, имеющих прямое отношение к деревне. Нельзя руководить в городе, не зная промышленности, не изучая быта рабочих, не прислушиваясь к запросам и нуждам рабочих, не зная кооперации, профсоюзов, клубного дела. Но можно ли добиться всего этого одним ударом? К сожалению, нельзя. Чтобы поднять партийное руководство на должную высоту, нужно поднять прежде всего квалификацию партийных работников. Теперь качество работника должно стоять на первом месте. Но поднять качество партийного работника одним взмахом не так-то легко. Старые навыки торопливого администрирования, заменявшие, к сожалению, знание дела, все еще живы в партийных организациях. Этим, собственно, и объясняется, что так называемое партийное руководство вырождается иногда в смешное нагромождение никому не нужных распоряжений, в пустое и словесное “руководство”, никого и ничего не задевающее. В этом одна из серьезнейших опасностей ослабления и падения партийного руководства.

Таковы в общем основания, в силу которых опасность потери партийного руководства ведет к разложению и перерождению партии.

Вот почему решительная борьба с этой опасностью является очередной задачей нашей партии.

Таков ответ на ваш второй вопрос.

Перейдем к третьему вопросу.

III

Как вести борьбу с кулачеством, не разжигая классовой борьбы?

Я думаю, что вопрос скомкан и потому неправильно поставлен. О какой классовой борьбе идет речь? Если речь идет вообще о классовой борьбе в деревне, то она ведется пролетариатом не только против кулаков. А противоречия между пролетариатом и крестьянством в целом, — чем это не классовая борьба, хотя она и имеет довольно необычную форму? Разве это не верно, что пролетариат и крестьянство составляют в настоящее время два основных класса нашего общества, что между этими классами существуют противоречия, правда, разрешимые и, в конце концов, преодолимые, но все же противоречия, вызывающие борьбу между этими двумя классами?

Я думаю, что классовая борьба в нашей стране, если иметь в виду отношения между городом и деревней, между пролетариатом и крестьянством, — имеет три главных фронта:

а) фронт борьбы между пролетариатом в целом (в лице государства) и крестьянством по линии установления предельных цен на фабрикаты и сельскохозяйственные продукты, по линии нормализации налогового дела и т. п.;

б) фронт борьбы между пролетариатом в целом (в лице государства) и кулачеством по линии ликвидации спекулянтских цен на сельскохозяйственные продукты, по линии переложения основной тяжести налогового бремени на кулаков и т. п.;

в) фронт борьбы между деревенской беднотой, прежде всего батраками, и кулачеством.

Вы видите, что эти фронты не могут быть одинаковыми ни по удельному их весу, ни по характеру происходящей там борьбы. Поэтому и наше отношение к формам классовой борьбы на этих фронтах должно быть различно, неодинаково.

Рассмотрим дело поближе.

Первый фронт. Пролетариат (в лице государства), считаясь со слабостью нашей промышленности и невозможностью получения займов для нее, установил ряд основных мероприятий, могущих оградить ее от конкуренции заграничной промышленности и способных ускорить ее развитие к выгоде всего нашего народного хозяйства, в том числе и сельского хозяйства. Эти мероприятия: монополия внешней торговли, сельскохозяйственный налог, государственные формы заготовки сельскохозяйственных продуктов, внесение планового начала в развитие народного хозяйства в целом. Все это — на основе национализации основных отраслей промышленности, транспорта, кредита. Вы знаете, что эти мероприятия привели к тому, к чему они должны были привести, т. е. положили предел как безудержному понижению цен на изделия промышленности, так и безудержному повышению цен на продукты сельского хозяйства. С другой стороны, ясно, что крестьянство в целом, поскольку оно покупает изделия промышленности и сбывает на рынок продукты своего хозяйства, — предпочитает получать эти изделия по возможно дешевым ценам и сбывать свои продукты по возможно дорогим ценам. Равным образом крестьянство хотело бы, чтобы не было вовсе сельскохозяйственного налога, или чтобы он был доведен, по крайней мере, до минимума.

Вот вам и почва для борьбы между пролетариатом и крестьянством.

Может ли государство отказаться от указанных выше основных мероприятий? Нет, не может. Ибо отказ от этих мероприятий привел бы в данный момент к разгрому нашей промышленности, к разгрому пролетариата как класса, к превращению нашей страны в аграрную колонию промышленно развитых капиталистических стран, к провалу всей нашей революции.

Заинтересовано ли крестьянство в целом в уничтожении этих основных мероприятий нашего государства? Нет, не заинтересовано. Ибо уничтожение этих мероприятий в данный момент означает торжество капиталистического пути развития, а капиталистический путь развития есть путь развития через обнищание большинства крестьянства во имя обогащения кучки богатеев, кучки капиталистов. Кто решится утверждать, что крестьянство заинтересовано в своем собственном обнищании, что оно заинтересовано в превращении нашей страны в колонию, что оно не заинтересовано коренным образом в торжестве социалистического пути развития нашего народного хозяйства?

Вот вам и почва для союза между пролетариатом и крестьянством.

Значит ли это, что наши промышленные органы, опираясь на монополию, могут взвинчивать цены на изделия промышленности в ущерб интересам основной массы крестьянства и в ущерб самой промышленности? Нет, не значит. Такая политика повредила бы, прежде всего, самой промышленности, сделав невозможным превращение нашей промышленности из тепличного и хилого растения, каким она была вчера, в крепкую и могучую промышленность, какой она должна стать завтра. Отсюда наша кампания за снижение цен на фабрикаты и поднятие производительности труда. Вы знаете, что эта кампания имеет достаточно широкий успех.

Значит ли это, кроме того, что наши заготовительные органы, опираясь на монополию, могут играть на понижении цен на сельскохозяйственные продукты, делая их разорительными для крестьянства, в ущерб интересам всего нашего народного хозяйства? Нет, не значит. Такая политика загубила бы, прежде всего, промышленность, ибо она, во-первых, затруднила бы снабжение рабочих сельскохозяйственными продуктами, во-вторых, разложила бы вконец и дезорганизовала бы внутренний рынок нашей промышленности. Отсюда наша кампания против так называемых “ножниц”. Вы знаете, что эта кампания дала уже благоприятные результаты.

Значит ли это, наконец, что наши местные или центральные органы, опираясь на закон о сельскохозяйственном налоге и пользуясь своим правом взимания налогов, могут рассматривать этот закон как нечто непререкаемое, могут доходить в своей практике до разбора амбаров и снятия крыш с домов маломощных налогоплательщиков, как это имело место в некоторых районах Тамбовской губернии? Нет, не значит. Такая политика подорвала бы всякое доверие крестьян к пролетариату, к государству. Отсюда последние мероприятия партии по сокращению сельскохозяйственного налога, по приданию этому налогу более или менее местного характера, по упорядочению нашего налогового дела вообще, по ликвидации безобразий, проявленных кое-где на почве взимания налогов. Вы знаете, что эти мероприятия дали уже желательные результаты.

Итак, мы имеем, во-первых, общность интересов пролетариата и крестьянства по вопросам коренным, их общую заинтересованность в торжестве социалистического пути развития народного хозяйства. Отсюда союз рабочего класса и крестьянства. Мы имеем, во-вторых, противоречия интересов рабочего класса и крестьянства по вопросам текущим. Отсюда борьба внутри этого союза, борьба, которая покрывается по своему удельному весу общностью интересов и которая должна исчезнуть в будущем, когда рабочие и крестьяне перестанут быть классами — когда они превратятся в тружеников бесклассового общества. Мы имеем, в-третьих, средства и пути для разрешения этих противоречий между рабочим классом и крестьянством в рамках сохранения и укрепления союза рабочих и крестьян, в интересах обоих союзников. И мы не только имеем в своем распоряжении эти пути и средства, но мы уже применяем их с успехом в сложной обстановке нэпа и временной стабилизации капитализма.

Следует ли из этого, что мы должны разжечь классовую борьбу на этом фронте? Нет, не следует. Наоборот! Из этого следует лишь то, что мы должны всячески умерять борьбу на этом фронте, регулируя ее в порядке соглашений и взаимных уступок и ни в коем случае не доводя ее до резких форм, до столкновений. И мы это делаем. Ибо у нас есть для этого все возможности. Ибо общность интересов тут сильнее и глубже, чем противоречие интересов.

Как видите, лозунг разжигания классовой борьбы совершенно непригоден для условий борьбы на этом фронте.

Второй фронт. Действующими лицами выступают здесь пролетариат (в лице Советского государства) и кулачество. Формы классовой борьбы так же своеобразны здесь, как своеобразны они в условиях борьбы на первом фронте.

Желая придать сельскохозяйственному налогу резко выраженный подоходный характер, государство перекладывает главную тяжесть этого налога на плечи кулачества. В ответ на это кулачество старается извернуться “всеми правдами и неправдами” и использует всю свою силу и все свое влияние в деревне для того, чтобы переложить тяжесть налога на плечи середняков и бедноты.

Борясь против дороговизны жизни и стараясь сохранить устойчивость заработной платы, государство старается принять меры экономического характера, ведущие к тому, чтобы установить предельные, справедливые цены на сельскохозяйственные продукты, вполне отвечающие интересам крестьянского хозяйства. Кулачество в ответ на это закупает продукты у бедноты и середняков, собирает большие запасы, держит их у себя в амбарах и не выпускает их на рынок, для того чтобы искусственно взвинтить цены на продукты, довести их до уровня спекулянтских цен и лишь после этого выпустить на рынок на предмет выколачивания бешеных спекулянтских прибылей. Вы знаете, должно быть, что в некоторых губерниях нашей страны кулакам удалось в этом году взвинтить цены на хлеб до предельной высоты.

Отсюда классовая борьба на этом фронте с ее своеобразными и более или менее скрытыми формами.

Может показаться, что лозунг разжигания классовой борьбы вполне применим к условиям борьбы на этом фронте. Но это неверно. Ибо мы здесь также не заинтересованы в разжигании классовой борьбы. Ибо мы вполне можем и должны обойтись здесь без разжигания борьбы и связанных с ней осложнений.

Мы можем и должны оживить Советы, завоевать середняка и организовать бедноту внутри Советов для того, чтобы добиться налогового облегчения основной массы крестьянства и фактического переложения главной тяжести налога на плечи кулачества. Вы знаете, что мероприятия в этом направлении принимаются, и они уже дают благоприятные результаты.

Мы можем и должны держать в распоряжении государства достаточные продовольственные запасы, необходимые для того, чтобы давить на продовольственный рынок, вмешиваться в дело, когда это необходимо, поддерживать цены на приемлемом для трудящихся масс уровне и срывать, таким образом, спекулянтские махинации кулачества. Вы знаете, что на это дело ушло у нас в этом году несколько десятков миллионов пудов хлеба. Вы должны знать, что мы достигли на этой почве вполне благоприятных результатов, ибо мы не только добились сохранения дешевых цен на хлеб в таких районах, как Ленинград, Москва, Донбасс, Иваново-Вознесенск и т. д., но заставили еще кулака капитулировать в ряде районов, принудив его выбросить на рынок старые запасы хлеба по невысоким ценам.

Конечно, дело тут зависит не только от нас. Вполне возможно, что в некоторых случаях кулачество само начнет разжигать классовую борьбу, попытается довести ее до точки кипения, попытается придать ей форму бандитских или повстанческих выступлений. Но тогда лозунг разжигания борьбы будет уже не нашим лозунгом, а лозунгом кулачества, стало быть, лозунгом контрреволюционным. Кроме того, несомненно, что кулачеству придется тогда испытать на своей спине все невыгоды этого лозунга, направленного против Советского государства.

Как видите, лозунг разжигания борьбы на этом втором фронте не является нашим лозунгом.

Третий фронт. Действующими лицами выступают здесь две силы: беднота и, прежде всего, батраки, с одной стороны, и кулаки, с другой стороны. Государство стоит здесь формально в стороне. Как видите, фронт этот не так обширен, как предыдущие фронты. С другой стороны, классовая борьба на этом фронте совершенно ясна и открыта, тогда как она скрыта и более или менее замаскирована на предыдущих фронтах.

Дело идет здесь о прямой эксплуатации наемных или полунаемных со стороны кулака-предпринимателя. Поэтому партия не может здесь заниматься политикой смягчения, умерения борьбы. Наша задача здесь состоит в том, чтобы организовать борьбу бедноты и руководить этой борьбой против кулачества.

Не значит ли это, что мы тем самым беремся разжигать классовую борьбу? Нет, не значит. Разжигание борьбы означает не только организацию и руководство борьбой. Оно означает вместе с тем искусственное взвинчивание и намеренное раздувание классовой борьбы. Есть ли необходимость в этих искусственных мерах теперь, когда мы имеем диктатуру пролетариата и когда партийные и профессиональные организации действуют у нас совершенно свободно? Конечно, нет.

Поэтому лозунг разжигания классовой борьбы непригоден и для этого, третьего фронта.

Так обстоит дело с третьим вопросом.

Как видите, вопрос о классовой борьбе в деревне не так уж прост, как это могло бы показаться на первый взгляд.

Перейдем к четвертому вопросу.

IV

Рабоче-крестьянское правительство — фактически или как агитационный лозунг?

Формулировка вопроса кажется мне несколько несуразной.

Что значит формулировка: рабоче-крестьянское правительство — фактически или как агитационный лозунг? Выходит, что партия может давать и такие лозунги, которые не соответствуют действительности, а служат лишь целям какого-то хитрого маневра, почему-то называемого здесь “агитацией”. Выходит, что партия может давать и такие лозунги, которые не имеют и не могут иметь научного обоснования. Верно ли это? Конечно, неверно. Такая партия заслуживала бы того, чтобы, просуществовав короткий срок, исчезнуть потом, как мыльный пузырь. Наша партия была бы тогда не партией пролетариата, ведущей научную политику, а пустой пеной на поверхности политических событий.

Наше правительство есть, по своему характеру, по своей программе и тактике, рабочее, пролетарское, коммунистическое правительство. Никаких кривотолков и сомнений на этот счет не должно быть. Не может наше правительство иметь одновременно две программы: и пролетарскую, и какую-либо другую. Его программа и его практическая работа являются пролетарскими, коммунистическими, и в этом смысле наше правительство является несомненно пролетарским, коммунистическим.

Значит ли это, что наше правительство не является вместе с тем рабоче-крестьянским правительством? Нет, не значит. Наше правительство, будучи пролетарским по своей программе и по своей работе, является вместе с тем правительством рабоче-крестьянским.

Почему?

Потому, что при наших условиях коренные интересы основной массы крестьянства целиком и полностью совпадают с интересами пролетариата.

Потому, что интересы крестьянства находят, ввиду этого, свое полное выражение в программе пролетариата, в программе Советского правительства.

Потому, что Советское правительство опирается на союз рабочих и крестьян, строящийся на общности коренных интересов этих классов.

Потому, наконец, что в состав органов правительства, в состав Советов входят, кроме рабочих, еще крестьяне, борющиеся против общего врага и строящие новую жизнь совместно с рабочими, под руководством рабочих.

Вот почему лозунг “рабоче-крестьянское правительство” является не пустым “агитационным” лозунгом, а революционным лозунгом социалистического пролетариата, получившим свое научное обоснование в программе коммунизма.

Так обстоит дело с четвертым вопросом.

Перейдем к пятому вопросу.

V

Наша политика по отношению к крестьянству некоторыми товарищами истолковывается как расширение демократии для крестьянства и изменение характера власти в стране. Верно ли это истолкование?

Расширяем ли мы фактически демократию в деревне?

Да, расширяем.

Есть ли это уступка крестьянству?

Безусловно, есть.

Велика ли эта уступка и укладывается ли она в рамках Конституции нашей страны?

Уступка тут, я думаю, не очень велика, и она ни на йоту не меняет нашу Конституцию.

Что же мы меняем, в таком случае, и в чем собственно выражается уступка?

Мы меняем практику работы в деревне, совершенно неудовлетворительную в новых условиях развития. Мы меняем установившиеся порядки в деревне, тормозящие дело смычки и расстраивающие работу партии по сплочению крестьянства вокруг пролетариата.

До сего времени дело обстояло так, что в целом ряде районов деревней управляла маленькая группа людей, связанная больше с уездом и губернией, чем с населением деревни. Это обстоятельство вело к тому, что правители деревни больше всего глядели вверх, на уезд, и меньше всего вниз, на население деревни, чувствовали себя ответственными не перед деревней, не перед избирателями, а перед уездом и губернией, не понимая, очевидно, что “верх” и “низ” представляют тут одну цепь, и если цепь порвалась внизу, то должна пасть вся цепь. Результатом этого были бесконтрольность, самоуправство, произвол правителей, с одной стороны, недовольство и ропот в деревне — с другой. Теперь таким порядкам в деревне кладется конец, решительно и бесповоротно.

До сего времени дело обстояло так, что в целом ряде районов выборы Советов в деревне представляли не действительные выборы, а пустую канцелярскую процедуру протаскивания “депутатов”, путем целого ряда ухищрений и нажима со стороны узкой группы правителей, боящихся потерять власть. Результатом этого было то, что Советы из органов, близких и родных массам, рисковали превратиться в органы, чуждые массам, а руководство крестьянством со стороны рабочих, эта основа и крепость диктатуры пролетариата, рисковало повиснуть в воздухе. Вы знаете, что партия вынуждена была ввиду этого добиться перевыборов Советов, причем перевыборы показали, что старая практика выборов в целом ряде районов есть пережиток военного коммунизма, что она должна быть ликвидирована, как вредная и прогнившая насквозь практика. Теперь такой практике выборов в деревне кладется конец.

В этом основа уступки, основа расширения демократии в деревне.

Уступка эта нужна не только крестьянству. Она не менее нужна пролетариату, ибо она усиливает пролетариат, подымает его авторитет в деревне, укрепляет доверие крестьян к пролетариату. Основное назначение уступок и компромиссов вообще состоит, как известно, в том, чтобы они усиливали и укрепляли в последнем счете пролетариат.

Каковы пределы этих уступок в данный момент? Пределы этих уступок намечены XIV конференцией РКП(б) и III съездом Советов СССР.[37] Вы знаете, что они не очень широки и ограничиваются теми рамками, о которых я только что говорил. Но это еще не значит, что они останутся незыблемыми навеки. Наоборот, они несомненно будут расширяться по мере роста нашего народного хозяйства, по мере укрепления хозяйственной и политической мощи пролетариата, по мере развития революционного движения на Западе и Востоке, по мере усиления международных позиций Советского государства. Ленин говорил в 1918 году о необходимости “распространения советской конституции, по мере прекращения сопротивления эксплуататоров, на все население” (см. т. XXII, стр. 372). Речь идет здесь, как видите, о распространении Конституции на все население, в том числе и на буржуазию. Это было сказано в марте 1918 года. С того времени до смерти Ленина прошло больше пяти лет. Однако, Ленин ни разу не заикнулся за этот период о своевременности проведения в жизнь этого положения. Почему? Потому, что не пришло еще время для такого расширения. Но что оно придет когда-либо, когда внутренние и международные позиции Советского государства укрепятся окончательно, в этом не может быть сомнения.

Вот почему мы, предвидя дальнейшее расширение демократии в будущем, считаем, однако, необходимым ограничить в данный момент уступки по линии демократии рамками, очерченными XIV конференцией РКП(б) и III съездом Советов СССР.

Меняют ли эти уступки характер власти в стране?

Нет, не меняют.

Вносят ли они изменения в систему диктатуры пролетариата в смысле ее ослабления?

Нисколько, ни в какой степени.

Диктатура пролетариата не ослабляется, а лишь укрепляется оживлением Советов и привлечением к делу лучших людей из крестьянства. Руководство пролетариата в отношении крестьянства не только сохраняется, благодаря расширению демократии, но приобретает еще новую силу, создавая атмосферу доверия вокруг пролетариата. А ведь это главное в диктатуре пролетариата, когда речь идет о взаимоотношениях пролетариата и крестьянства в системе диктатуры.

Не правы товарищи, утверждающие, что понятие диктатуры пролетариата исчерпывается понятием насилия. Диктатура пролетариата есть не только насилие, но и руководство трудящимися массами непролетарских классов, но и строительство социалистического хозяйства, высшего по типу, чем хозяйство капиталистическое, с большей производительностью труда, чем хозяйство капиталистическое. Диктатура пролетариата есть: 1) неограниченное законом насилие в отношении капиталистов и помещиков, 2) руководство пролетариата в отношении крестьянства, 3) строительство социализма в отношении всего общества. Ни одна из этих трех сторон диктатуры не может быть исключена без риска исказить понятие диктатуры пролетариата. Только все эти три стороны, взятые вместе, дают нам полное и законченное понятие диктатуры пролетариата.

Вносит ли какие-либо ухудшения в систему диктатуры пролетариата новый курс партии по линии советской демократии?

Нет, не вносит. Наоборот! Новый курс только улучшает дело, укрепляя систему диктатуры пролетариата. Если речь идет об элементе насилия в системе диктатуры, а выражением насилия является Красная Армия, то едва ли нужно доказывать, что насаждение советской демократии в деревне может лишь улучшить состояние Красной Армии, сплачивая ее вокруг Советской власти, ибо армия у нас по преимуществу крестьянская. Если речь идет об элементе руководства в системе диктатуры, то едва ли можно сомневаться в том, что лозунг оживления Советов может лишь облегчить пролетариату это руководство, укрепив доверие крестьян к рабочему классу. Если же речь идет об элементе строительства в системе диктатуры, едва ли нужно доказывать, что новый курс партии может лишь облегчить строительство социализма, ибо он пущен в ход для укрепления смычки, а строительство социализма без смычки невозможно.

Вывод один: уступки крестьянству в данной обстановке усиливают пролетариат и упрочивают его диктатуру, не меняя ни на йоту характера власти в стране.

Так обстоит дело с пятым вопросом.

Перейдем к шестому вопросу.

VI

Делает ли наша партия уступки правому уклону в Коминтерне в связи со стабилизацией капитализма, и если да, — действительно ли это необходимый тактический маневр?

Речь идет, очевидно, о чехословацкой компартии и соглашении с группой тт. Шмераля и Запотоцкого против правых элементов этой партии.

Я думаю, что никаких уступок правому уклону в Коминтерне не сделала наша партия. Наоборот, весь расширенный пленум Исполкома Коминтерна[38] прошел под знаком изоляции правых элементов Коминтерна. Прочтите резолюцию Коминтерна о чехословацкой компартии, прочтите резолюцию о большевизации, и вы поймете без труда, что основной мишенью Коминтерна были правые элементы в коммунизме.

Вот почему нельзя говорить об уступках нашей партии правому уклону в Коминтерне.

Тов. Шмераль и Запотоцкий, строго говоря, не правые. Они не разделяют платформу правых, платформу брюнцев. Они, скорее всего, колеблющиеся между ленинцами и правыми, с уклоном в сторону правых. Особенность их поведения на расширенном пленуме Исполкома Коминтерна состоит в том, что они, под давлением нашей критики, с одной стороны, и под угрозой перспективы раскола, созданной правыми, с другой стороны, колебнулись на этот раз в нашу сторону, в сторону ленинцев, обязавшись держать союз с ленинцами против правых. Это им делает честь. Но думают ли товарищи, что мы не должны были пойти навстречу колеблющимся, когда они колебнулись в сторону ленинцев, когда они пошли на уступки ленинцам против правых? Было бы странно и печально, если бы среди нас оказались люди, неспособные понять азбучных истин большевистской тактики. Разве практика не показала уже, что политика Коминтерна в вопросе о чехословацкой компартии является единственно правильной политикой? Разве тт. Шмераль и Запотоцкий не продолжают бороться против правых в одних рядах с ленинцами? Разве брюнцы в чехословацкой партии не изолированы уже?

Могут спросить — надолго ли? Я не знаю, конечно, надолго ли, — я не берусь пророчествовать. Ясно, во всяком случае, что, пока есть борьба шмералевцев с правыми, будет и соглашение со шмералевцами, причем, коль скоро нынешняя позиция шмералевцев изменится, должно потерять силу и соглашение с ними. Но дело теперь вовсе не в этом. Дело теперь в том, что нынешнее соглашение против правых усиливает ленинцев, дает им новую возможность вести за собой колеблющихся. В этом теперь главное, а не в том, какие колебания могут еще случиться с тт. Шмералем и Запотоцким.

Есть люди, думающие, что ленинцы обязаны поддерживать каждого левого крикуна и неврастеника, что ленинцы являются везде и во всем присяжными левыми среди коммунистов. Это неверно, товарищи. Мы левые в сравнении с некоммунистическими партиями рабочего класса. Но мы никогда не обязывались быть “левее всех”, как требовал этого одно время покойный Парвус, и за что он получил тогда же нахлобучку от Ленина. Среди коммунистов мы — не левые и не правые, — мы просто ленинцы. Ленин знал что делал, когда он боролся на два фронта, и против левого уклона в коммунизме, и против правого уклона. Недаром одна из лучших брошюр Ленина написана на тему о “Детской болезни “левизны” в коммунизме”.

Я думаю, что товарищи не задали бы мне шестого вопроса, если бы они своевременно обратили внимание на это последнее обстоятельство.

Так обстоит дело с шестым вопросом.

Перейдем к седьмому вопросу.

VII

Нет ли опасности идеологического оформления антисоветской агитации в деревне в связи с новым курсом, благодаря слабости партийных организаций в деревне?

Да, такая опасность есть. Едва ли можно сомневаться, что проведение выборов в Советы под лозунгом оживления Советов означает свободу избирательной агитации на местах. Нечего и говорить, что антисоветские элементы не пропустят такого удобного случая для того, чтобы пролезть в открывшуюся щелочку и лишний раз нагадить Советской власти. Отсюда опасность усиления и оформления антисоветской агитации в деревне. Факты из истории перевыборов на Кубани, в Сибири, на Украине красноречиво говорят об этом. Несомненно, что слабость наших деревенских организаций в целом ряде районов усиливает эту опасность. Несомненно также и то, что интервенционистские замашки империалистических держав в свою очередь дают толчок к ее усилению.

Чем питается эта опасность, где ее источники?

Таких источников, по крайней мере, два.

Во-первых, антисоветские элементы чуют, что в деревне произошел за последнее время некий сдвиг в пользу кулака, что в ряде районов середняк повернул к кулаку. Об этом можно было догадываться до перевыборов. После перевыборов эта догадка стала неоспоримым фактом. В этом первая и главная основа опасности идеологического оформления антисоветской агитации в деревне.

Во-вторых, в целом ряде районов наши уступки крестьянству расценили как признак нашей слабости. В этом можно было бы сомневаться до перевыборов. После перевыборов сомнению не должно быть места. Отсюда клич белогвардейских элементов деревни: “нажимай дальше!”. В этом вторая, хотя и не столь существенная, основа опасности усиления антисоветской агитации в деревне.

Коммунисты должны понять, прежде всего, что нынешняя полоса в деревне есть полоса борьбы за середняка, что завоевание середняка на сторону пролетариата есть важнейшая задача партии в деревне, что без выполнения этой задачи опасность оформления антисоветской агитации будет усиливаться, а новый курс партии может пойти лишь на пользу белогвардейщине.

Коммунисты должны понять, во-вторых, что завоевать середняка возможно теперь лишь на основе новой политики партии по линии Советов, кооперации, кредита, сельскохозяйственного налога, местного бюджета и пр., что меры административного нажима могут лишь испортить и загубить дело, что середняка надо убедить мерами экономического и политического характера в правильности нашей политики, что его можно “взять” лишь примером, показом.

Коммунисты должны понять, кроме того, что новый курс введен не для оживления антисоветских элементов, а для оживления Советов и привлечения основной массы крестьянства, что новый курс не исключает, а предполагает решительную борьбу с антисоветскими элементами, что если антисоветские элементы говорят: “нажимай дальше”, расценивая уступки крестьянству как признак нашей слабости и используя их в целях контрреволюции, — то надо им доказать обязательно, что Советская власть крепка, напомнив о тюрьме, которая давно плачет по ним.

Я думаю, что опасность идеологического оформления и усиления антисоветской агитации в деревне будет наверняка подорвана в корне, если эти наши задачи будут усвоены и проведены в жизнь.

Так обстоит дело с седьмым вопросом.

Перейдем к восьмому вопросу.

VIII

Нет ли опасности оформления беспартийных фракций в Советах в связи с усилением влияния беспартийных?

Об опасности в данном случае можно говорить лишь условно. Нет ничего опасного, если влияние более или менее организованных беспартийных растет там, куда влияние коммунистов еще не проникло. Так обстоит дело, например, с профсоюзами в городе и беспартийными, более или менее советскими объединениями в деревне. Опасность начинается с того времени, когда объединение беспартийных начинает подумывать о том, чтобы заменить собой партию.

Откуда берется эта опасность?

Характерно, что в рабочем классе у нас такая опасность не наблюдается или почти не наблюдается. Чем это объяснить? Объясняется это тем, что вокруг партии в рабочем классе существует у нас многочисленный актив беспартийных рабочих, окружающих партию атмосферой доверия и соединяющих ее с миллионными массами рабочего класса.

Не менее характерно, что такая опасность особенно остра среди крестьянства. Почему? Потому, что партия слаба в крестьянстве, у партии нет еще многочисленного актива беспартийного крестьянства, могущего соединить ее с десятками миллионов крестьян. А между тем нигде, кажется, не ощущается такой острой необходимости в беспартийном активе, как среди крестьянства.

Вывод один: чтобы ликвидировать опасность отрыва и отчуждения беспартийных крестьянских масс от партии, нужно создать вокруг партии многочисленный беспартийный актив крестьянства.

Но создать такой актив одним ударом или в пару месяцев нельзя. Его можно создать и выделить из остальной массы крестьянства лишь с течением времени, в ходе работы, в ходе оживления Советов, в ходе насаждения кооперативной общественности. Для этого надо изменить самый подход коммуниста к беспартийному. Для этого необходимо, чтобы коммунист относился к беспартийному, как равный к равному. Для этого необходимо, чтобы коммунист научился относиться к беспартийному с доверием, как брат к брату. Нельзя требовать от беспартийного доверия, когда он получает за это недоверие. Ленин говорил, что отношения между партийными и беспартийными должны быть отношениями “взаимного доверия”. Этих слов Ленина забывать нельзя. Создать обстановку взаимного доверия партийных и беспартийных — вот что необходимо, прежде всего, для того, чтобы подготовить условия для создания многочисленного беспартийного актива из крестьян вокруг партии.

А как создается это взаимодоверие? Конечно, не сразу и не путем распоряжений. Оно может создаваться, как говорит Ленин, лишь путем “взаимной проверки” партийных и беспартийных, путем взаимопроверки в ходе повседневной практической работы. В период первой чистки партии партийные проверялись через беспартийных, и это дало благие результаты для партии, создав вокруг нее атмосферу необычайного доверия. Ленин уже тогда говорил по этому поводу, что уроки первой чистки по части взаимопроверки партийных и беспартийных должны быть распространены на все отрасли работы. Я думаю, что пора вспомнить об этом совете Ленина и принять меры к его проведению в жизнь.

Итак, взаимная критика и взаимная проверка партийных и беспартийных, проводимая в ходе повседневной практической работы, как средство создания атмосферы взаимного доверия между ними, — таков тот путь, по которому должна пойти партия, если она хочет ликвидировать опасность отчуждения миллионов беспартийных от партии, если она хочет создать вокруг своих организаций в деревне многочисленный беспартийный актив из крестьян.

Так обстоит дело с восьмым вопросом.

Перейдем к девятому вопросу.

IX

Сумеем ли действительно без иностранной помощи произвести переоборудование и значительное расширение основного капитала крупной промышленности?

Вопрос этот можно понять двояко.

Либо тут имеется в виду немедленная помощь Советскому государству кредитами со стороны существующих капиталистических государств, как неизбежное условие развития советской промышленности, и тогда — можно было бы дать один ответ, соответствующий такой постановке вопроса.

Либо имеется в виду помощь Советскому государству от пролетариата Запада в будущем, после того, как он победит, как неизбежное условие построения социалистического хозяйства, и тогда пришлось бы дать другой ответ.

Чтобы не обидеть никого, я постараюсь дать ответ на оба возможных толкования этого вопроса.

Начнем с первого толкования.

Возможно ли развитие крупной советской промышленности в условиях капиталистического окружения без кредитов извне?

Да, возможно. Дело это будет сопряжено с большими трудностями, придется при этом пережить тяжелые испытания, но индустриализацию пашен страны без кредитов извне мы все же можем провести, несмотря на все эти затруднения.

История знала до сего времени три пути образования и развития мощных промышленных государств.

Первый путь — это путь захвата и ограбления колоний. Так развивалась, например, Англия, которая, захватив колонии во всех частях света, выкачивала оттуда “добавочный капитал” для усиления своей промышленности в продолжение двух веков и превратилась, в конце концов, в “фабрику мира”. Вы знаете, что этот путь развития для нас неприемлем, ибо колониальные захваты и грабежи несовместимы с природой советского строя.

Второй путь — это путь военного разгрома и контрибуций, проводимый одной страной в отношении другой страны. Так обстояло дело, например, с Германией, которая, разгромив Францию в период франко-прусской войны и выколотив из нее 5 миллиардов контрибуции, влила потом эту сумму в каналы своей промышленности. Вы знаете, что этот путь развития также несовместим с природой советского строя, ибо он ничем по сути дела не отличается от первого пути.

Путь третий — это путь кабальных концессий и кабальных займов, идущих от стран, капиталистически развитых, в страну, капиталистически отсталую. Так обстояло дело, например, с царской Россией, которая, давая кабальные концессии и беря кабальные займы у западных держав, влезла тем самым в ярмо полуколониального существования, что не исключало, однако, того, что в будущем она могла бы, в конце концов, выкарабкаться на путь самостоятельного промышленного развития, конечно, не без помощи более или менее “удачных” войн и, конечно, не без ограбления соседних стран. Едва ли нужно доказывать, что этот путь также неприемлем для Советской страны: не для того мы проливали кровь в трехлетней войне с империалистами всех стран, чтобы на другой день после победоносного окончания гражданской войны пойти добровольно в кабалу империализма.

Было бы неправильно думать, что каждый из этих путей развития осуществляется в живой жизни обязательно в чистом виде и непременно изолированно от других путей. На самом деле в истории отдельных государств эти пути нередко скрещивались и дополняли друг друга, давая образцы их сплетения. Примером такого сплетения путей является, например, история развития Соединенных Штатов Северной Америки. Объясняется это обстоятельство тем, что различные пути развития, при всем их отличии друг от друга, имеют некоторые общие черты, сближающие их между собой и делающие возможным их сплетение: во-первых, все они ведут к образованию капиталистических промышленных государств; во-вторых, все они предполагают приток извне “добавочных капиталов”, получаемых теми или иными способами, как неизбежное условие образования таких государств. Но было бы еще более неправильно смешивать их на этом основании между собой и валить в одну кучу, не понимая того, что три пути развития означают все же три различных метода образования промышленных капиталистических государств, что каждый из этих путей накладывает свой особый отпечаток на физиономию этих государств.

Что же остается делать Советскому государству, если старые пути индустриализации страны являются для него неприемлемыми, а приток новых капиталов не на кабальных условиях все еще остается исключенным?

Остается новый путь развития, путь, не изведанный еще полностью другими странами, путь развития крупной промышленности без кредитов извне, путь индустриализации страны без обязательного притока иностранного капитала, — путь, намеченный Лениным в статье “Лучше меньше, да лучше”.

“Мы должны постараться, — говорит Ленин, — построить государство, в котором рабочие сохранили бы свое руководство над крестьянами, доверие крестьян по отношению к себе и с величайшей экономией изгнали бы из своих общественных отношений всякие следы каких бы то ни было излишеств.

Мы должны свести наш госаппарат до максимальной экономии… Если мы сохраним за рабочим классом руководство над крестьянством, то мы получим возможность ценой величайшей и величайшей экономии хозяйства в нашем государстве добиться того, чтобы всякое малейшее сбережение сохранить для развития нашей крупной машинной индустрии, для развития электрификации… Только тогда, — говорит дальше Ленин, — мы в состоянии будем пересесть, выражаясь фигурально, с одной лошади на другую, именно, с лошади крестьянской, мужицкой, обнищалой, с лошади экономии, рассчитанных на разоренную крестьянскую страну, — на лошадь, которую ищет и не может не искать для себя пролетариат, на лошадь крупной машинной индустрии, электрификации, Волховстроя и т. д.” (см. т. XXVII, стр. 417).

Таков тот путь, на который стала уже наша страна и который она должна пройти для того, чтобы развить свою крупную промышленность и развиться самой в мощное индустриальное государство пролетариата.

Путь этот, как я уже говорил, не изведан буржуазными государствами. Но это далеко еще не значит, что он невозможен для пролетарского государства. То, что невозможно или почти невозможно в данном случае для буржуазных государств, — вполне возможно для государства пролетарского. Дело в том, что пролетарское государство имеет в этом отношении такие преимущества, которых не имеют и, пожалуй, не могут иметь буржуазные государства. Национализированная земля, национализированная промышленность, национализированные транспорт и кредит, монополизированная внешняя торговля, регулируемая государством внутренняя торговля, — все это такие новые источники “добавочных капиталов”, могущих быть использованными для развития индустрии нашей страны, которых не имело еще ни одно буржуазное государство. Вы знаете, что эти и подобные им новые источники уже используются пролетарской властью для развития нашей промышленности. Вы знаете, что мы имеем уже на этом пути некоторые немаловажные успехи.

Вот почему путь развития, невозможный для буржуазных государств, вполне возможен для пролетарского государства, несмотря на все его трудности и испытания.

Кроме того, нужно заметить, что отсутствие в данный момент притока капитала извне, на условиях некабальных, не может быть чем-нибудь вечным и непререкаемым. Вы знаете, что некоторый приток капитала извне в нашу страну уже начался. Едва ли есть основание сомневаться, что приток этот будет усиливаться по мере роста и укрепления нашего народного хозяйства.

Так обстоит дело с первым толкованием вопроса.

Перейдем ко второму толкованию вопроса.

Возможно ли построение социалистического хозяйства в нашей стране без предварительной победы социализма в основных странах Европы, без прямой помощи техникой и оборудованием со стороны победившего пролетариата Европы?

Раньше чем перейти к этому вопросу, ответ на который, к слову сказать, уже дан мной в начале этой речи, я хотел бы рассеять одно очень распространенное недоразумение, связанное с этим вопросом. Недоразумение это состоит в том, что некоторые товарищи склонны отождествлять вопрос о “переоборудовании и расширении основного капитала крупной промышленности” с вопросом о построении социалистического хозяйства в нашей стране. Можно ли согласиться с таким отождествлением? Нет, нельзя. Почему? Потому, что первый вопрос уже второго по своему объему. Потому, что первый вопрос о расширении основного капитала промышленности захватывает лишь часть народного хозяйства — индустрию, тогда как вопрос о построении социалистического хозяйства обнимает все народное хозяйство, т. е. и индустрию, и сельское хозяйство. Потому, что проблема построения социализма означает проблему организации народного хозяйства в целом, проблему правильного сочетания индустрии и сельского хозяйства, тогда как вопрос о расширении основного капитала промышленности не задевает даже, строго говоря, этой проблемы. Можно представить себе, что основной капитал промышленности уже переоборудуется и расширяется, но это еще вовсе не значит, что тем самым уже разрешена проблема построения социалистического хозяйства. Социалистическое общество есть производственно-потребительское товарищество работников индустрии и сельского хозяйства. Если в этом товариществе промышленность не увязана с сельским хозяйством, дающим сырье и продовольствие и поглощающим изделия промышленности, если промышленность и сельское хозяйство не составляют, таким образом, единого народнохозяйственного целого, — то никакого социализма из этого не получится.

Вот почему вопрос о взаимоотношении промышленности и сельского хозяйства, вопрос о взаимоотношении пролетариата и крестьянства составляет основной вопрос проблемы построения социалистического хозяйства.

Вот почему вопрос о переоборудовании и расширении основного капитала крупной промышленности нельзя отождествлять с вопросом о построении социалистического хозяйства.

Итак, возможно ли построение социалистического хозяйства в нашей стране без предварительной победы социализма в других странах, без прямой помощи техникой и оборудованием со стороны победившего пролетариата Запада?

Да, возможно. И не только возможно, но и необходимо, но и неизбежно. Ибо мы уже строим социализм, развивая национализированную индустрию и смыкая ее с сельским хозяйством, насаждая в деревне кооперацию и включая крестьянское хозяйство в общую систему советского развития, оживляя Советы и сливая государственный аппарат с миллионными массами населения, строя новую культуру и насаждая новую общественность. Нет сомнения, что трудностей на этом пути — многое множество, что нам придется еще пережить целый ряд испытаний. Нет сомнения, что дело было бы облегчено в корне, если бы подоспела на помощь победа социализма на Западе. Но, во-первых, победа социализма на Западе “делается” не так скоро, как этого хотелось бы нам, во-вторых, трудности эти преодолимы, и мы уже преодолеваем их, как известно.

Обо всем этом я уже говорил в начале своей речи. Еще раньше говорил я об этом в своем докладе московскому активу.[39] А еще раньше говорилось об этом в моем “Предисловии” к книжке “На путях к Октябрю”. Я говорил, что отрицание социалистических возможностей строительства в нашей стране есть ликвидаторство, ведущее к перерождению партии. Едва ли стоит теперь повторять еще раз уже сказанное раньше несколько раз. Поэтому я отсылаю вас к сочинениям Ленина, где вы найдете достаточное количество материалов и положений на этот предмет.

Хотелось бы только сказать несколько слов об истории вопроса и о значении его для партии в данный момент.

Если не считать дискуссии в 1905–1906 годах, то вопрос о строительстве социализма в одной стране впервые был поставлен в партии во время империалистической войны в 1915 году. Известно, что Ленин впервые формулировал тогда положение о “возможности победы социализма” первоначально “в одной, отдельно взятой, капиталистической стране” (см. т. XVIII, стр. 232). Это был период поворота от революции буржуазно-демократической к революции социалистической. Известно, что Троцкий тогда же оспорил это положение Ленина, заявив: “безнадежно думать… что, например, революционная Россия могла бы устоять перед лицом консервативной Европы” (см. т. III соч. Троцкого, ч. I, стр. 90).

В 1921 году, после Октябрьской революции и гражданской войны, когда вопросы строительства становятся на очередь дня, вопрос о строительстве социализма вновь всплывает в партии. Это был период, когда поворот к “новой экономической политике” расценивался некоторыми товарищами как отход от социалистических задач, как отход от социалистического строительства. Известно, что Ленин в своей брошюре “О продналоге”[40] определил тогда поворот к “новой экономической политике”, как необходимое условие смычки индустрии с крестьянским хозяйством, как условие построения фундамента социалистической экономики, как путь к успешному строительству социализма. Это было в апреле 1921 года. Как бы в ответ на это Троцкий в январе 1922 года в предисловии к своей книге “1905 год” выставляет совершенно противоположное положение по вопросу о социалистическом строительстве в нашей стране, заявляя, что “противоречия в положении рабочего правительства в отсталой стране, с подавляющим большинством крестьянского населения, смогут найти свое разрешение только в международном масштабе, на арене мировой революции пролетариата”.

Через год после этого (в 1922 году) вновь противопоставляются друг другу заявление Ленина на пленуме Моссовета о том, что “из России нэповской будет Россия социалистическая”, и заявление Троцкого в послесловии к “Программе мира” о том, что “подлинный подъем социалистического хозяйства в России станет возможным только после победы пролетариата в важнейших странах Европы”.

Наконец, еще через год, незадолго до своей кончины, Ленин вновь возвращается к этому вопросу в статье “О кооперации” (май 1923 г.), заявляя, что у вас в Советском Союзе имеется “все необходимое для построения полного социалистического общества”.

Такова краткая история вопроса.

Уже из этой исторической справки видно, что проблема строительства социализма в нашей стране является одной из важнейших проблем нашей партийной практики. Едва ли нужно доказывать, что Ленин не стал бы к нему многократно возвращаться, если бы не считал его важнейшим вопросом нашей практики.

В дальнейшем развитие нашей экономики, обострение в ней борьбы между элементами социализма и капитализма, особенно же временная стабилизация капитализма, лишь обострили и усилили значение вопроса о возможности социалистического строительства в нашей стране.

В чем состоит важность этого вопроса с точки зрения партийной практики?

В том, что он затрагивает вопрос о перспективе нашего строительства, о задачах и целях этого строительства. Нельзя строить по-настоящему, не зная — во имя чего строишь. Нельзя двигаться ни на шаг, не зная направления движения. Вопрос о перспективе есть важнейший вопрос нашей партии, привыкшей иметь перед собой ясную и определенную цель. Строим ли мы во имя социализма в расчете на победу социалистического строительства, или строим на авось, вслепую, для того, чтобы “в ожидании социалистической революции во всем мире” унавозить почву для буржуазной демократии, — в этом теперь один из основных вопросов. Нельзя работать и строить по-настоящему, не имея ясного ответа на этот не менее ясный вопрос. Сотни и тысячи партийных работников, профессионалистов и кооператоров, хозяйственников и культурников, военных работников и комсомольцев обращаются к нам, спрашивают нас, спрашивают нашу партию: к чему вести дело, во имя чего строить? И горе тем руководителям, которые не сумеют или не захотят дать на этот вопрос ясный и определенный ответ, которые начнут вилять хвостом и станут посылать людей от Понтия к Пилату, топя в интеллигентском скептицизме социалистические перспективы нашего строительства.

Великое значение ленинизма в том, между прочим, и состоит, что он не признает строительства на авось, вслепую, что он не мыслит строительства без перспективы, что он дает на вопрос о перспективе нашей работы ясный и определенный ответ, заявляя, что мы имеем все данные для построения социалистического хозяйства в нашей стране, что мы можем и должны строить полное социалистическое общество.

Так обстоит дело с вопросом о возможности построения социалистического хозяйства.

Другой вопрос — удастся ли нам наверняка построить социалистическое хозяйство. Это зависит не только от нас. Это зависит также от силы и слабости наших врагов и наших друзей вне нашей страны. Мы его построим, если нам дадут строить, если нам удастся продлить период “передышки”, если не будет серьезной интервенции, если интервенция не будет победоносной, если сила и мощь международного революционного движения, с одной стороны, и сила и мощь нашей собственной страны, с другой стороны, будут достаточно велики для того, чтобы сделать невозможной серьезную попытку интервенции. И, наоборот, мы его не построим, если нас разгромят в результате успешной интервенции.

Так обстоит дело с девятым вопросом.

Перейдем к последнему вопросу.

X

Укажите наибольшие предстоящие трудности нашего партийного и советского строительства в связи со стабилизацией и затяжкой мировой революции, особенно в области взаимоотношений партии и рабочего класса, рабочего класса и крестьянства.

Трудностей таких, если иметь в виду главные из них, я насчитал пять. Роль стабилизации капитализма состоит в том, что она их несколько усиливает.

Первая трудность. Она состоит в затруднениях, связанных с опасностью иностранной вооруженной интервенции. Это не значит, что мы стоим перед непосредственной опасностью интервенции, что империалисты уже готовы и вполне в состоянии немедленно интервенировать нашу страну. Для этого империализму следовало бы быть, по меньшей мере, столь же могучим, каким он был, например, перед войной, чего нет, как известно, на самом деле. Нынешняя война в Марокко[41] и интервенция в Китае,[42] эти репетиции будущих войн и интервенций, наглядно показывают, что у империализма спина стала слаба. Речь идет, следовательно, не о непосредственной интервенции, а о том, что пока есть капиталистическое окружение — будет и опасность интервенции вообще, а пока есть опасность интервенции — мы вынуждены содержать в интересах обороны армию и флот, уносящие ежегодно сотни миллионов рублей. А что значит ежегодное расходование сотен миллионов рублей на армию и флот? Это значит — соответственное сокращение расходов на культурное и хозяйственное строительство. Нечего и говорить, что, не будь опасности интервенции, мы могли бы обратить эти суммы, по крайней мере большую часть из них, на усиление промышленности, улучшение сельского хозяйства, введение, например, реформы общеобязательного первоначального образования и т. п. Отсюда затруднения в области строительной работы, связанные с опасностью интервенции.

Характерная особенность этой трудности, в отличие от всех других трудностей, состоит в том, что ее преодоление зависит не только от нас, что она может быть ликвидирована лишь совместными усилиями нашей страны и революционного движения всех других стран.

Вторая трудность. Она состоит в затруднениях, связанных с противоречиями между пролетариатом и крестьянством. Я уже говорил об этих противоречиях при разборе вопроса о классовой борьбе в деревне. Повторять уже сказанное нет никакой необходимости. Противоречия эти проходят по линии политики цен на продукты земледелия и изделия промышленности, по линии сельхозналога, управления деревней и т. п. Опасность состоит здесь в дезорганизации дела смычки и подрыве идеи руководства крестьянством со стороны пролетариата. Отсюда трудность, связанная с этой опасностью.

Характерная особенность этой трудности, в отличие от предыдущей трудности, состоит в том, что она может быть преодолена нашими внутренними силами. Новый курс в деревне — таков путь, необходимый для преодоления этой трудности.

Третья трудность. Она состоит в затруднениях, связанных с национальными противоречиями внутри нашего Союза, с противоречиями между “центром” и “окраинами”. Противоречия эти развиваются на почве неодинаковости хозяйственных и культурных условий развития “центра” и “окраин”, на почве отсталости последних от первого. Если политические противоречия в этой области можно считать уже преодоленными, то культурные и, особенно, хозяйственные противоречия только еще складываются и оформляются, ввиду чего их нужно еще преодолеть. Опасность тут двоякая: опасность великодержавного высокомерия и чиновничьего произвола центральных учреждений Союза, не желающих или не умеющих проявить необходимую чуткость к запросам национальных республик, с одной стороны, и опасность национального недоверия и национальной замкнутости республик и областей в отношении “центра”, с другой стороны. Борьба с этими опасностями, особенно с первой из них, — таков путь преодоления трудностей в области национального вопроса.

Характерная особенность этой трудности состоит в том, что она, так же как и вторая трудность, может быть преодолена внутренними силами Союза.

Четвертая трудность. Состоит она в затруднениях, связанных с опасностью отрыва государственного аппарата от партии, с опасностью ослабления партийного руководства над государственным аппаратом. Я уже говорил об этой опасности при разборе вопроса об опасностях партийного перерождения. Повторять уже сказанное едва ли есть необходимость. Опасность эта культивируется наличием буржуазно-бюрократических элементов в государственном аппарате. Она усиливается и обостряется ростом государственного аппарата и усилением его удельного веса. Задача состоит в том, чтобы по возможности сокращать государственный аппарат, систематически изгонять из него элементы бюрократизма и буржуазного разложения, размещать руководящие силы партии по узловым пунктам госаппарата и обеспечить, таким образом, над ним партийное руководство.

Характерная особенность этой трудности состоит в том, что она, так же как и третья трудность, может быть преодолена нашими собственными силами.

Пятая трудность. Состоит она в опасности частичного отрыва партийных организаций и профсоюзов от широких масс рабочего класса, от нужд и запросов этих масс. Возникает и развивается эта опасность благодаря засилью бюрократических элементов в целом ряде органов партийных и профессиональных организаций, не исключая ячеек и фабзавкомов. Опасность эта усилилась в последнее время в связи с лозунгом “лицом к деревне”, переместившим внимание наших организаций из города в деревню, от пролетариата к крестьянству, причем многие из товарищей не поняли, что, поворачиваясь лицом к деревне, нельзя становиться спиной к пролетариату, что лозунг “лицом к деревне” может быть осуществлен лишь через пролетариат и силами пролетариата, что невнимательное отношение к запросам рабочего класса может лишь усугубить опасность отрыва партийных и профессиональных организаций от рабочих масс.

Каковы признаки этой опасности?

Во-первых, потеря чуткости и недостаток внимания у наших партийно-профессиональных организаций к запросам и нуждам широких масс рабочего класса; во-вторых, непонимание того, что у рабочих поднялось чувство своего достоинства и чувство господствующего класса, что они не поймут и не переварят бюрократически-канцелярского отношения со стороны партийных и профессиональных организаций; в-третьих, непонимание того, что лезть к рабочим с необдуманными распоряжениями нельзя, что центр тяжести теперь не в этих “мероприятиях”, а в завоевании на сторону партии доверия всего рабочего класса; в-четвертых, непонимание того, что нельзя проводить сколько-нибудь широкие мероприятия (например, переход на три станка в текстильном районе), задевающие массы рабочих, без предварительной кампании среди рабочих, без проведения широких производственных совещаний.

В результате всего этого — отрыв ряда партийных и профессиональных организаций от широких масс рабочего класса и конфликты на предприятиях. Известно, что недавние конфликты, разыгравшиеся в текстильном районе, вскрыли наличие всех этих язв в целом ряде наших партийных и профессиональных организаций.

Таковы характерные черты пятой трудности на путях нашего строительства.

Для того, чтобы преодолеть эти трудности, необходимо, прежде всего, добиться того, чтобы освободить наши партийные и профессиональные организации от явно бюрократических элементов, приступить к обновлению состава фабзавкомов, обязательно оживить производственные совещания, перенести центр тяжести партийной работы на крупные производственные ячейки и снабдить их лучшими партийными работниками.

Побольше внимания и вдумчивости к запросам и нуждам рабочего класса, поменьше бюрократического формализма в практике наших партийно-профессиональных организаций, побольше чуткости и отзывчивости к чувству классового достоинства рабочего класса — такова теперь задача.

Так обстоит дело с десятым вопросом.

“Правда” №№ 139, 141, 142 и 145, 21, 24, 25 и 28 июня 1925 г.