3.2. Конфликт на КВЖД – 1929 г.

«Красный» империализм является… более трудным, чем империализм «белый».

(Чан Кайши)

В Китае тем временем намечалась новая вспышка гражданской войны. Иностранные державы блокировались с различными группировками милитаристов, последние же снова укрепляли свои позиции в различных провинциях. Объединение Китая нанкинским правительством и Гоминьданом было только формальным и прикрывало собой фактическую раздробленность страны, оно было только передышкой в войне вследствие истощения сил милитаристов.

Соединенные Штаты Америки наиболее последовательно поддерживали нанкинское правительство, стабилизация которого отвечала интересам Америки, экспансии ее капитала. Американцы приняли участие в развитии целого ряда государственных проектов, в том числе в реорганизации железных дорог, установлении воздушных путей сообщения, подготовке рекомендаций по реформированию денежно-финансовой системы Китая.

Франция, с ее специфическими интересами на Юге Китая и старинными связями с северными милитаристами, не видела для себя никакой пользы в торжестве Нанкина.

Англия тоже не была заинтересована в создании сильной центральной власти, способной отменить неравноправные договоры, и не хотела, в частности, пожертвовать своим специфическим положением в Кантоне, где политическая погода определялась английской колонией Гонконгом.

Японцы выступали в поддержку Чжан Сюэляна, Янь Сишаня, Чжан Факуя и Ван Цзинвэя, а также других милитаристов в зависимости от обстоятельств. Одновременно японский империализм совместно с английским поддерживал гуансийскую группировку, выступавшую против Чан Кайши.

Каждая из иностранных держав в Китае стремилась удержать или привести к власти своих ставленников, что предполагало переманивание некоторых милитаристов с одной стороны на другую как до вооруженных конфликтов, так и в ходе таковых. Влияние этих империалистических держав само по себе представляло серьезнейший фактор, усугублявший развал в Китае.

Территория, контролируемая нанкинским правительством в начале 1929 г., включала в себя фактически только пять провинций. Чан Кайши, без сомнения, являлся выразителем интересов национальной буржуазии, стремившейся к стабилизации положения в стране и получавшей в этом поддержку, прежде всего от США.

Соперничество гуансийской милитаристской группировки Ли Цзунжэня и Бай Чунси, укрепившейся в среднем течении Янцзы, Гуандуне и Гуанси, и нанкинским правительством Чан Кайши, которое опиралась на провинции Нижнего Янцзы, не могло не вылиться в войну. В марте 1929 г. Чан Кайши направил свои войска против гуансийских милитаристов. Группировка Чан Кайши в политическом и военном отношении была, несомненно, сильнее гуансийской клики и поэтому могла бы относительно быстро одержать победу. Но в силу целого ряда факторов война могла затянуться, и исход ее становился неопределенным. Однако Англия и Япония отказались на этот раз от тактики открытой мобилизации китайских милитаристских сил и предпочли ценой нейтралитета добиться определенных уступок от нанкинского правительства. Поэтому победа Чан Кайши в этом противостоянии стала более чем вероятной. Война с гуансийскими и поддерживавшими их гуандунскими милитаристами завершилась поражением последних в июле 1929 г., и они были вынуждены признать власть Нанкина. Но ненадолго.

Все решения Гоминьдана о подчинении провинций центральному правительству, о ликвидации отдельных милитаристских армий и т. д. остались на бумаге. Ни один генерал этого решения не исполнил. Гоминьдан пробовал оставить строптивых без финансовых средств, но те старым и проверенным способом собирали деньги в своих провинциях, лишая этим самым Нанкин финансовой подпитки. Иностранные державы отказали в предоставлении Гоминьдану ссуды на разоружение армии.

Тем временем в Китае стали учащаться враждебные СССР акции различных милитаристских клик. При покровительстве властей в городах Китая активизировались выступления военизированных белоэмигрантских организаций, рассчитывавших при поддержке иностранных держав обеспечить вооруженное свержение советской власти на Дальнем Востоке. Белогвардейцы сформировали многочисленные вооруженные отряды в северо-восточных провинциях Китая, где пользовались особым покровительством властей. Мукденское правительство еще при жизни Чжан Цзолиня систематически проводимой им политикой провокаций подготавливало захват

Китайско-Восточной железной дороги. Первым актом мукденских властей была конфискация у КВЖД земельных участков и принадлежащей дороге речной флотилии. После убийства Чжан Цзолиня его сын Чжан Сюэлян продолжал проводить враждебную СССР политику.

22 декабря 1928 г. отряд китайской полиции захватил в Харбине телефонную станцию, принадлежавшую КВЖД и находившуюся в совместном советско-китайском управлении. Все говорило о надвигавшейся угрозе правам и интересам СССР в Маньчжурии.

Положение на Китайско-Восточной железной дороге к тому времени было отнюдь не безоблачным. Следствием отвратительного хозяйничанья советских представителей явилось финансовое неблагополучие на дороге. КВЖД стала превращаться в чисто китайское предприятие, коррумпированное снизу доверху, где взяточничество, разгильдяйство и хищения стали системой, которую старались не замечать, и с ней никто не боролся.

Штаты дороги неимоверно разбухли. Китайские просьбы об увеличении числа китайцев в аппарате безотказно удовлетворялись. Причем этот процесс происходил преимущественно за счет создания заведомых синекур. Одновременно шло увеличение в абсолютных цифрах числа русских служащих. В результате было создано «…отвратительное, типично китайское массовое «кормление», разлагающе действовавшее на весь аппарат».

Однако последующие события имели политическую подоплеку и не были напрямую связаны с развалом на КВЖД, к которому приложили руку и советские, и китайские чиновники дороги. Нагнетанию антисоветской кампании во многом способствовали действия Японии, Англии и Франции, которые стремились оказать нажим на китайские власти с целью захвата КВЖД, устранения там советского контроля и распространения на дорогу своего влияния. Весной 1929 г. положение на КВЖД еще более осложнилось. Претензии китайцев день ото дня становились все более настойчивыми. Местная пресса проводила в Северной Маньчжурии систематические кампании против советской части администрации дороги, выдвигая требования захвата дороги, ее принудительного выкупа и т. д.

27 мая 1929 г. в помещение советского генерального консульства в Харбине внезапно ворвался наряд полиции. Был произведен обыск, который длился около шести часов. Полиция, несмотря на решительный протест генерального консула Б. Н. Мельникова, забрала часть консульской переписки и арестовала всех находившихся на тот момент посетителей – 39 человек. Все арестованные являлись проживавшими в Маньчжурии советскими гражданами. На другой день после обыска полиция опубликовала заявление относительно обнаруженного ею «заседания III Интернационала», якобы происходившего в подвале консульства, что представляло собой нелепый вымысел и притом явно безграмотный.

Позднее в «Обвинительном акте и приговоре по делу советских граждан, арестованных при обыске в советском консульстве», опубликованном 11 сентября 1929 г., были приведены подробности полицейского рейда: «На месте было обнаружено большое количество документов и официальных бумаг и остатки от бумаг сожженных (тайных телеграмм между Харбином и Москвой – содержанием этих телеграмм является предписание о создание в Нанкине и Мукдене и др. местах партии террористов с целью препятствовать объединению Севера и Юга Китая). Помимо этого в канцелярии были обнаружены револьверы, патроны, книги и бумаги для пропаганды коммунизма».

Одновременно с нападением на харбинское генеральное консульство были произведены налеты на советские консульства в Цицикаре (Северо-восточный Китай) и Маньчжули (станция Маньчжурия). Сотрудники харбинского генконсульства после допроса были освобождены. А арестованные советские граждане, не являвшиеся сотрудниками консульства, были увезены в Мукден и отданы под суд.

На состоявшейся 8 июля 1929 г. в Пекине встрече Чан Кай-ши и Чжан Сюэляна было принято решение о вооруженном захвате КВЖД. Хотя в решениях IV Пленума ЦИК Гоминьдана подтверждалось, что иностранная собственность в Китае не будет принудительно экспроприирована, но к Советскому Союзу подход был иной. Толкая Чжан Сюэляна на этот шаг, Чан Кайши стремился поставить молодого маршала в полную зависимость от Нанкина и одновременно поднять свой престиж и получить в распоряжение национального правительства большую часть прибылей от эксплуатации КВЖД. Чан Кайши также надеялся помешать формированию направленной против него коалиции Чжан Сюэлян – Фэн Юйсян. Чжан Сюэлян, в свою очередь, полагал, что захват Китайско-Восточной железной дороги укрепит его позиции на Северо-востоке Китая, позволит лично распоряжаться прибылями КВЖД в полном объеме, обеспечит ему независимость от Нанкина.

Решимости китайцам придавал тот факт, что Москва проявила беспомощность после налетов китайской полиции на советское полпредство в апреле 1927 г. и на ряд ее консульств в последующем, ограничившись лишь протестами. Поэтому в Мукдене и Нанкине полагали, что в случае захвата дороги Советский Союз в очередной раз не предпримет жестких ответных мер. Инициатором конфликта выступал Чан Кайши, который не имел в своем распоряжении никаких реальных средств, чтобы довести задуманный план до конца.

Утром 10 июля 1929 г. китайские власти произвели налет на Китайско-Восточную железную дорогу и захватили телеграф КВЖД по всей линии, прервав телеграфное сообщение с СССР, закрыли и опечатали без объяснения причин торговое представительство СССР, а также отделения Госторга, Текстильсиндиката, Нефтесиндиката и Совтогфлота. Советские сотрудники дороги, занимавшие руководящие должности, были отстранены и заменены главным образом русскими белогвардейцами. По всей линии КВЖД были закрыты и разгромлены профессиональные и кооперативные организации рабочих и служащих дороги, были также произведены обыски и аресты более 200 граждан СССР.

В эти же дни стала известна подоплека решений нанкинского правительства, касавшихся КВЖД. Ее озвучил лично Чан Кайши, выступив 15 июля 1929 г. на заседании ЦИК Гоминьдана. Вот отдельные тезисы из его речи: «Между Китаем и Россией имеется много неразрешенных проблем, ожидающих теперь своего решения. Относительно КВЖД советское правительство неоднократно заявляло о своем намерении передать эту дорогу Китаю, но фактически оно только стремилось закрепить свое положение на ней. «Красный» империализм является поэтому более трудным, чем империализм «белый», так как наличность первого более трудно установить… Кроме КВЖД, имеются и многие другие важные китайско-русские вопросы, подлежащие разрешению между двумя правительствами. Вопросы относительно Внешней Монголии и коммунистической пропаганды подлежит немедленно обсудить. Мы хотим, однако, взять сначала КВЖД, прежде чем приступить к другим вопросам».

Таким образом, захватывая КВЖД, китайские власти стремились поставить СССР перед свершившимся фактом и на основе изменившегося положения повести переговоры о других неразрешенных вопросах. Подобные действия никак не устраивали советское правительство, которое 17 июля 1929 г. было вынуждено заявить о принятии ответных мер. В частности, было принято решение отозвать всех советских дипломатических, консульских и торговых представителей с территории Китая; отозвать всех лиц, назначенных советским правительством на КВЖД; прекратить всякую железнодорожную связь между двумя странами; предложить дипломатическим и консульским представителям Китайской Республики в СССР немедленно покинуть пределы Советского Союза. Наряду с этим советское правительство заявляло, что «…оно сохраняет за собой все права, вытекающие из Пекинского и Мукденского соглашений 1924 г.».

Общих точек соприкосновения в позициях сторон пока не просматривалось.

С момента образования нанкинского правительства в апреле 1927 г. Советский Союз не предпринимал никаких попыток вступить с ним в договорные отношения.

Советские консульства в Южном и Центральном Китае были закрыты нанкинским правительством еще в конце 1927 г.

Советские же консульства в Северном Китае и Маньчжурии и китайские в СССР, а также китайское посольство в Москве, продолжали действовать на основании соглашения с пекинским правительством от 1924 г.

Стороны не отзывали оставшиеся представительства в Китае и Советском Союзе, сохраняя при этом видимость наличия дипломатических отношений, разорванных де-юре в 1928 г.

Де-факто двусторонние дипломатические отношения с Китаем были прерваны советским правительством только летом 1929 г. В июле 1929 г. в Китае были закрыты генконсульства

СССР в Пекине, Тяньцзине, Харбине и Мукдене, а также консульства в Маньчжурии (пограничная станция с китайской стороны), Суйфыньхэ, Сахаляне, Калгане, Хайларе и в Цици-каре. Защиту интересов Советского Союза в Китае и Китая в СССР по согласию сторон взяла на себя Германия.

Одновременно началась «война нервов» на советско-китайской границе. Красная армия приступила к концентрации боевых частей, развернулись интенсивные учения. Китайские власти начали подтягивать свои войска к советско-китайской границе, однако никаких серьезных приготовлений ни к вторжению на территорию СССР, ни к отражению возможного выступления советской стороны не проводилось.

Наибольшую дипломатическую активность в этот период проявили Соединенные Штаты Америки. 25 июля 1929 г. американский государственный секретарь Стимсон пригласил к себе послов Англии, Франции, Италии, Японии, Германии и предложил им создать нейтральную комиссию, которая взяла бы на себя управление Китайско-Восточной железной дорогой. То, что предложил Стимсон, означало, по сути, захват КВЖД иностранным капиталом и подчинение этой дороги международному контролю. Преамбулой к такому режиму эксплуатации КВЖД должно было служить назначение той же комиссией «временного» иностранного управления дорогой. Реализация плана интернационализации КВЖД неизбежно повлекла бы за собой расширение присутствия американского капитала в Маньчжурии.

Иного мнения придерживались японское и германское правительства. Японцы считали, что если дорога будет находиться в руках маньчжурских или русских властей, то это не будет представлять угрозы для интересов Японии. У Страны восходящего солнца были свои виды на Маньчжурию, и она не была намерена допускать сюда конкурентов. Германия, со своей стороны, полагала нежелательным для себя ухудшение отношений с СССР и дала неблагоприятный отзыв на предложение Стимсона.

Интернационализация КВЖД была на руку правительству в Нанкине, которое до сих пор никакого непосредственного отношения к железной дороге не имело. При таком режиме то, что вообще осталось бы на долю Китая, перешло бы под контроль именно центральной власти, а не мукденского правительства, именуемого «правительством Автономных Трех Восточных Провинций Китайской Республики».

Когда на границе запахло порохом и стало очевидным, что на этот раз Советский Союз не оставит без внимания китайские провокации, маньчжурские власти стали искать компромиссные пути выхода из кризиса.

Уже 2 2 июля мукденское правительство сформулировало свои предложения по урегулированию советско-китайского конфликта на КВЖД и через своего представителя вручило их все еще находившемуся в Харбине генеральному консулу СССР Б. Н. Мельникову. Москва, подкорректировав выдвинутые Чжан Сюэляном предложения, согласилась на их принятие в том случае, если будут приняты встречные советские предложения и это будет подтверждено не только мукденским правительством, но и «национальным» – нанкинским.

Предложения Советского Союза были сформулированы следующим образом:

– освобождение арестованных советских рабочих и служащих;

– назначение правительством СССР управляющего КВЖД и его помощника;

– созыв конференции для урегулирования в кратчайший срок конфликта на КВЖД;

– признание обеими сторонами того факта, что создавшееся после конфликта положение на КВЖД подлежит изменению в соответствии с Пекинским и Мукденским соглашениями 1924 г.

6 августа 1929 г. путем опроса членов Политбюро ЦК ВКП(б) было принято предложение Сталина и Ворошилова об образовании Особой Дальневосточной армии (ОДВА) за счет объединения всех вооруженных сил, тогда расположенных на территории Дальнего Востока, и о назначении командующим этой армией В. К. Блюхера. Для того чтобы не ослаблять РККА в европейской части СССР, в ОДВА были привлечены в основном воинские подразделения, сформированные из местного населения.

27 августа со стороны нанкинского правительства последовало предложение урегулировать конфликт путем подписания совместной декларации, полностью соответствовавшей советским требованиям. Казалось, что конфликт будет разрешен путем переговоров. Однако советская сторона неожиданно стала настаивать на восстановлении в должности прежнего управляющего КВЖД и его помощника. Это был явный отход от старых требований, оттягивавший возможность немедленного начала переговоров. Надуманный предлог для отклонения китайских предложений, вероятно, был продиктован стремлением проучить зарвавшихся китайцев. Пойти с Китаем на переговоры означало капитулировать в очередной раз и выдать китайцам карт-бланш на проведение новой провокации. К сожалению, проявленная твердость заставила томиться в тюрьмах сотни советских граждан, арестованных в связи с конфликтом на КВЖД.

В начале августа Чан Кайши опубликовал манифест о насущной необходимости немедленного сокращения армии. По словам Чан Кайши, армию следовало довести до 800 тыс. человек. Он указывал, что центральное и провинциальные правительства не в состоянии покрывать расходы на содержание армии и различных военных учреждений, доходившие до 396 млн долларов при национальном доходе 450 млн долларов. Даже в случае сокращения армии до указанной цифры расходы на армию, по словам председателя национального правительства, должны были составлять 60 процентов всего бюджета.

Что собой представляла на тот момент маньчжурская армия? Формально она находилась под командованием диктатора Маньчжурии – маршала Чжан Сюэляна; на деле войска, дислоцированные на территории провинций Хэйлунцзян и Гирин, подчинялись в первую очередь дуцзюням – губернаторам, ставшим с 1928 г. председателями правительств этих провинций, которые проявляли вполне определенную самостоятельность.

Текст присяги любой армии, в том числе и китайской, наиболее ярко характеризовал ее суть. В 1927 г. в армии Чжан Цзолиня (отца Чжан Сюэляна) буквальный текст присяги был следующий:

«Клянусь защищать моего дуцзюня, поддерживать мир и порядок, исполнять свои обязанности, не исполнять приказаний других дуцзюней и убивать изменников моего дуцзюня. Если я нарушу данную клятву, пусть пуля пронзит мое сердце. Если я буду неверен моему дуцзюню, пусть дети мои станут ворами».

Из этой присяги совершенно ясно следовало, что задача армии одна – быть орудием в руках ее хозяина – генерала. Никаких сообщений о замене этого текста другими не было, и, очевидно, эта присяга и в 1929 г., и в последующих годах была моральным заветом мукденских войск.

С самого начала конфликта на КВЖД при непосредственном содействии китайских войск белогвардейцы систематически обстреливали советские пограничные заставы и мирное население. Белогвардейцы Сибири, Урала, Туркестана не смогли выйти на европейский горизонт. Гонимым Красной армией и красными партизанами, им был один путь – в Китай. Колчаковцы, семеновцы, анненковцы и другие в массе своей в Китае и осели. Вместе со «штатской» эмиграцией, купцами и царскими чиновниками, проживавшими в Маньчжурии и ранее, они образовали «белый остров» на территории Китая.

Всего их собралось в Китае около 95-100 тыс. разного пола и возраста, из которых до 75 тыс. человек осело в Маньчжурии, главным образом в северной ее части с центром в Харбине. Как жили в Маньчжурии эти люди? Часть из них, обосновавшаяся там до революции или вывезшая во время бегства какие-нибудь солидные ценности, в целом жила неплохо. Многие торговали, успешно эксплуатируя местное население, кое-кто служил, некоторые из них имели работу на государственных должностях. Но это была только верхушка эмиграции. Большинство же из них, главным образом бывшие офицеры и казаки, искалеченные войной, ничем не владевшие и ничего не знавшие, кроме военного ремесла, стали деклассированными элементами и влачили, по сути, нищенское существование. За пару долларов, за хорошую выпивку эта категория людей готова была на любую авантюру.

Именно из них бывший маршал Чжан Цзунчан (в 19261927 гг. – главнокомандующий объединенными войсками провинций Чжили и Шаньдун) формировал свои лучшие наемные части: бригаду Нечаева, дивизион бронепоездов. Этот же контингент служил маньчжурским милитаристам основным источником для формирования подразделений жандармерии, полиции, контрразведки, провокаторов. Наиболее удачливые наемники сумели устроиться в армию Чжан Сюэляна на должности военных инструкторов, преподавателей, советников, летчиков. Отсюда же набирались наемники для участия в налетах на советское полпредство в Пекине в 1927 г., на консульство в Тяньцзине и для последних захватов, обысков и арестов советских работников в Харбине.

Политически маньчжурская эмиграция не была однородна. В ней оказались люди с разной политической окраской – от продолжавших «эсерствовать» до ярых монархистов. Впрочем, монархистов разных оттенков и ориентаций было подавляющее большинство. Общее настроение было резко антисоветским. Выражение малейшей симпатии к СССР пресекалось жесточайшим образом. Белоэмигранты продолжали лелеять мечту о восстановлении в России павшего режима. Они издавали свои газеты, постоянно организовывались и реорганизовывались, горячо обсуждали будущие формы правления и планы военного похода на СССР.

Всего в Маньчжурии насчитывалось не менее 50 белых организаций. Многие из них вели свою работу конспиративно, вербовали «пятерки», «тройки», создавали отряды для налетов на советскую территорию. Впрочем, основная их деятельность направлялась обычно на добывание денег откуда только возможно: продажа «разведывательных» материалов китайским властям, «подряды» на карательные экспедиции и т. п. Наиболее крупных организаций было две – генерала Хорвата и атамана Семенова. Хорват (весной 1929 г. признанный Нанкином), бывший управляющий КВЖД при царском правительстве, сторонник покойного великого князя Николая Николаевича, воплощал собой «национальную идею». Его резиденцией являлся Бэйпин, а центром деятельности – Харбин. В крупных пунктах у Хорвата имелись свои уполномоченные. Он был тесно связан с Чжан Сюэляном.

Соперником Хорвата был известный атаман Семенов. Его организации, такие как «Кружок последователей атамана Семенова» и другие, были малочисленнее, чем у Хорвата, но активнее и авантюристичнее. В поисках средств Семенов был готов на все. С большим упорством он добивался выдачи ему сумм, депонированных в свое время Колчаком, в чем так и не преуспел. Имелись достаточно веские сведения, что некоторые державы оказывали Семенову финансовую помощь. Сам же Семенов пользовался гостеприимством Японии и проживал в Нагасаки, хотя и имел известный вес в кругах Нанкина и Мукдена. Он выдвинул план военного похода в Забайкалье через Ургу.

В месяцы, последовавшие после захвата китайцами КВЖД, белая эмиграция буквально ожила. Еще весной, когда китайцы только готовились к захвату КВЖД, они стали всячески обрабатывать белогвардейцев. Семенова в марте того же года даже приглашали в Шанхай на особую конференцию, где в присутствии членов нанкинского правительства обсуждались антисоветские планы, в первую очередь план похода против Внешней Монголии.

После захвата железной дороги активность белых достигла апогея. Мукденские генералы, не верившие в свои собственные войска, снабжали бывших белогвардейцев оружием, деньгами, всячески покровительствовали им. Разрабатывались планы вхождения белых отрядов в состав китайских частей для их укрепления.

Нанкинское правительство планировало послать в Маньчжурию 60 тыс. солдат, входящих в армию Тан Шэнчжи. Но оно не учло, что временное затишье на внутренних фронтах окажется недолгим. В сентябре начались события, продолжавшиеся до января 1930 г. В Центральном Китае Чжан Факуй (имел свою базу в Ухани) в союзе с гуансийцами и некоторыми хунаньскими генералами выступил против нанкинской группировки. Свое выступление против центральных властей Чжан Факуй предварил опубликованием циркуляра, в котором указал на неспособность нанкинского правительства добиться упразднения неравноправных договоров и потребовал отставки Чан Кайши и передачи власти Ван Цзинвэю.

Октябрь и ноябрь 1929 г. характеризовались резкой вспышкой борьбы на северо-западе Китая между кликой Фэн Юйсяна и национальным правительством. Началось все, как это бывало уже не раз в подобных случаях, с освобождения от занимаемых высоких постов бывшего союзника – Фэн Юйсяна и его сторонников с последующим их преследованием. Фэн

Юйсян занимал должность заместителя председателя Исполнительного юаня, в 1928–1929 гг. командовал 2-й армейской группой НРА. Союзники в одночасье стали противниками.

10 октября нанкинское правительство издало несколько распоряжений, направленных против Фэн Юйсяна и его соратников. По особому приказу были уволены и подлежали аресту виднейшие сторонники Фэна. Одновременно был издан приказ об аресте некоторых «левых» гоминьдановцев.

А на советско-китайской границе в Маньчжурии не прекращались вооруженные стычки, в подавляющем большинстве случаев спровоцированные китайцами.

12 октября 1929 г. части ОДВА нанесли свой первый удар по Лахасусу – крепости, там, где Сунгари впадает в Амур, с целью разгрома китайской Сунгарийской речной флотилии. В ходе десантной операции флотилия была полностью уничтожена. Второй удар был нанесен 30 октября по китайским частям в районе Фугдина, расположенного на Сунгари в 70 км севернее Лахасусу. Противнику был нанесен серьезный урон в живой силе и технике. В дальнейшем было принято решение о развертывании более масштабной наступательной операции в глубь китайской территории, в районе Маньчжурия – Чжалай-нор с последующим продвижением на город Хайлар. Чжалай-нор был занят войсками Блюхера 18 ноября 1929 г. Противник потерял около 1500 человек, свыше 8000 были взяты в плен. 27 ноября без боя был захвачен город Хайлар.

Практически одновременно с Сунгарийской операцией войска Отдельной Дальневосточной армии вели боевые действия и на другом фланге – в Приморье. 17 ноября 1929 г. была разгромлена группировка китайских войск в районе Мишаньфу.

Создавшееся положение становилось нестерпимым для мукденского правительства, которое было не в состоянии поддерживать группировку войск в районе советско-китайской границы. Нанкин же, занятый экспедицией против Гоминь-цзюня (Национальной армии) Фэн Юйсяна, так и не отправил в Маньчжурию обещанное подкрепление и не прислал несколько миллионов долларов на военные нужды. Между тем нанкинское правительство рекомендовало Мукдену организовать вооруженное сопротивление СССР и ожидать помощи от национального правительства, чтобы после ликвидации гражданской войны в Китае передать вопрос в Лигу Наций.

Чжан Сюэлян, войска которого понесли большие потери, вынужден был в одиночку искать пути для мирных переговоров. 3 декабря 1929 г., несмотря на все ухищрения противников переговоров, стремившихся к дальнейшему затягиванию конфликта, в Никольск-Уссурийске был подписан представителями мукденского и советского правительств протокол о восстановлении статус-кво на КВЖД. Этот протокол был предельно лаконичен и состоял всего из двух пунктов. Первый содержал положение о смене руководящего состава КВЖД. (Куда делась былая принципиальность по вопросу восстановления в должностях бывших управляющего и его помощника?) Согласно второму пункту, стороны обязались строго соблюдать Мукденское и Пекинское соглашения 1924 года. (И ни слова об освобождении арестованных.)

Нанкинское правительство, явно растерявшись в первые дни после подписания протокола в Никольск-Уссурийске, вынуждено было примириться с совершившимся фактом. Пытаясь выйти из создавшегося положения с наименьшим уроном, Нанкин сначала заявил, что советско-мукденские переговоры велись с его ведома, а затем выступил с заявлением, что одобряет подписанный протокол и назначает Цай Юньшэна (подписавшего протокол от имени мукденского правительства) своим представителем для проведения последующих переговоров, но уже от имени национального правительства.

22 декабря 1929 г. в Хабаровске был подписан протокол, основные положения которого сводились к восстановлению положения на КВЖД, существовавшего до конфликта и основывавшегося на советско-китайских соглашениях 1924 г. Одновременно был определен круг вопросов, решение которых предполагалось осуществить незамедлительно. Вот перечень этих вопросов:

– все без исключения советские граждане, арестованные китайскими властями после 1 мая 1929 г. и в связи с конфликтом, подлежали немедленному освобождению. Такой же подход был объявлен и по отношению к арестованным в связи с конфликтом китайским гражданам и интернированным китайским солдатам и офицерам;

– всем рабочим и служащим КВЖД – гражданам СССР, уволенным или самоуволившимся начиная с 10 июля 1929 г., предоставлялись право и возможность немедленно вернуться на занимавшиеся ими до увольнения должности;

– китайские власти обязались немедленно разоружить русские белогвардейские отряды и выслать из пределов «…Трех Восточных Провинцийих организаторов и вдохновителей» военной провокации;

– оставляя открытым вопрос о возобновлении в полном объеме дипломатических и консульских отношений между СССР и Китаем, обе стороны сочли «…возможным и необходимым немедленное восстановление советских консульств на территории Трех Восточных Провинций и китайских консульств в соответствующих пунктах советского Дальнего Востока».

Все спорные вопросы, возникшие в период совместного управления дорогой, должны были быть разрешены на предстоящей советско-китайской конференции, которая созывалась в Москве 25 января 1930 г.

В дополнение к подписанному документу стороны «…условились в том, что пункт 4 означенного протокола предполагает немедленную высылку из пределов «Трех Восточных Провинций» в числе организаторов белогвардейских отрядов следующих лиц: Макаренко, Пешкова, Сахарова, Нечаева, Назарова, Шильникова, Плотникова, а также Хорвата и Остроумова. Отсутствие инициалов вышеперечисленных белогвардейцев было использовано в последующем как предлог для саботирования выполнения принятого протокола.

Советско-китайская конференция была открыта в 1930 г. с большим опозданием. Переговоры с центральным правительством носили фармальный характер, ибо Нанкин в русле своей политики ликвидации неравноправных договоров настаивал на возвращении КВЖД Китаю в той или иной форме, включая выкуп железной дороги.

Урегулирование конфликта на КВЖД не привело к восстановлению советско-китайских дипломатических отношений. Однако в начале января 1930 г. Чжан Сюэлян уведомил нанкинское правительство о восстановлении деятельности советских консульств в Харбине и Мукдене и о возвращении китайского консула в Читу. В последующем было открыто советское консульство на пограничной станции Маньчжурия.

Тяжелая и кровопролитная война между армиями Фэн Юйсяна и Чан Кайши закончилась в конце ноября 1929 г. перемирием, которое было вызвано чрезвычайным истощением обеих сторон в борьбе, не давшей ни одной из них решающего перевеса. Этот военный конфликт стал еще одним подтверждением продолжавшегося процесса разложения китайской государственности и необоснованности претензий Нанкина на объединение страны.

Не успел, однако, Нанкин заключить это малопочетное перемирие, как он оказался перед лицом новых, еще более опасных врагов. Против него открыто выступил бывший фэнюйсяновский генерал Ши Юсань, получивший незадолго до этого назначение на пост председателя провинциального правительства в Аньхой. Восстание Ши Юсаня на северном берегу Янцзы, напротив Нанкина, создало непосредственную угрозу столице нанкинского правительства. Восстание охватило значительную часть провинции Аньхой. Общая численность войск, выступавших против Нанкина на этом участке фронта, составляла, по данным иностранных источников, от 30 до 50 тыс. человек.

Примеру Ши Юйсяня последовал недавний союзник Чан Кайши генерал Тан Шэнчжи (в 1929 г. – командующий 5-й армией НРА), ставший после отступления фэнюйсяновских войск одной из главных сил в провинции Хэнань. Пока шла война между Фэн Юйсяном и Чан Кайши, Тан Шэнчжи оставался на стороне Нанкина, рассчитывая использовать общую победу для того, чтобы утвердиться самому в Центральном Китае. Дождавшись своего часа, Тан Шэнчжи объявил о своем отходе от Нанкина и начал самостоятельные боевые действия. Хэнань, большая часть Шаньдуна, северная часть провинции Аньхой были заняты новоиспеченными врагами центрального правительства. Фактически весь Китай к северу от Янцзы не был подчинен центральному, нанкинскому правительству. Что касается Южного Китая, то Кантон по-прежнему оставался под угрозой захвата гуаньсийцами и Чжан Ф акуем, войска которых находились у самых подступов к этому городу.

Янь Сишань тоже играл важную роль в этом противостоянии, поскольку его «нетронутая» армия находилась в тылу у всех остальных противников нанкинского правительства. Он укрепил свое положение в районе Пекина и Тяньцзина, назначил своих людей на посты, занимавшиеся до этого ставленниками центрального правительства. Однако избегал открытого выступления и предпочитал дожидаться, пока Нанкин и его противники в достаточной мере ослабят друг друга, чтобы затем выступить в качестве решающей силы и получить на свою долю как можно больше от нанкинского правительства.

Янь Сишаню, как и многим другим милитаристам, предстояло разрешить еще и политическую проблему, так как каждый генерал, желавший играть заметную роль на китайской сцене, обязан был иметь свою политическую платформу, которую должны были венчать соответствующие лозунги. Правда, они никоим образом не отражали социальной сущности милитаристской клики. Проблема состояла в том, чтобы политические лозунги были понятны и привлекательны.

Нанкинское правительство выступало под лозунгами: «За единство Китая, долой империализм, долой милитаризм». Лозунги гуансийской группировки были значительно слабее и были направлены в основном против Чан Кайши. Отсюда и формулировка этих лозунгов: «Против диктатуры Чан Кайши, против использования III съезда Гоминьдана как оружия Чан Кайши». Агитация и пропаганда группировки Чан Кайши, разумеется, была более успешна. При этом и нанкинское правительство, и гуансийцы обвиняли друг друга в том, что они способствуют развитию коммунизма.

Следует отметить, что лозунг национального правительства, призывавший к борьбе против империализма и милитаризма, был весьма сомнительным. Все антиимпериалистические лозунги как при Сунь Ятсене, так и после него имели некий виртуальный характер, так как они ни в коем случае не были обращены против конкретных империалистических держав. Предполагалось лишь, что за каждой милитаристской кликой стоит та или иная держава, интересам которой наносился ущерб при поражении поддерживаемой ею группировки. А все бесконечные войны между враждующими группировками никогда не переносились на территории международных сеттльментов и концессий в китайских городах, которые, в свою очередь, служили убежищем для разбитых генералов. Армии милитаристов являлись не только противниками, но и союзниками, поэтому вторая часть лозунга – «долой милитаризм» – вообще не имела никакого смысла.

В начале 1929 г. Ван Цзинвэем была создана «Партия реорганизации Гоминьдана». Сам Ван Цзинвэй прибыл в Китай в конце 1929 г. из Франции, где находился в эмиграции. «Реорганизационисты» распространяли свое влияние на значительные слои землевладельцев, главным образом мелких и средних, на слои мелкой буржуазии города, на часть интеллигенции, а также и на какую-то часть рабочих. В аграрном вопросе «реорганизационисты» выдвинули программу конфискации крупного землевладения с выкупом этой земли государством и продажей или сдачей в аренду крестьянам; предполагалась также реформа налогов и арендной платы. В этом требовании «реорганизационисты» не были новаторами, они повторяли положение по земельному вопросу Сунь Ятсена.

Это был сильный и опасный враг не только для Чан Кайши, но и для китайских коммунистов. Ван Цзинвэй считал, что китайские крестьяне не отличаются от русских. Последние же, утверждал он, перешли на сторону большевиков только потому, что Деникин отказался признать вызванные революцией изменения в отношениях собственности.

В рабочем вопросе «реорганизационисты» выступали в поддержку свободы организации профсоюзов, социального страхования и сокращения рабочего дня.

Призывы «реорганизационистов» оказались услышанными, в том числе и гоминьдановцами Чан Кайши. Активная политика Гоминьдана в области нового фабричного законодательства в сочетании с жестким полицейским контролем привела к ликвидации практически всех профсоюзных и других массовых организаций, связанных ранее с КПК. Большинство работавших на крупных предприятиях в основных промышленных центрах оказались втянутыми в профсоюзы, создававшиеся гоминьдановскими властями и партией «реорганизационистов» (в переписке и в выступлениях деятелей Коминтерна и КПК эти профсоюзы в отличие от тех, что контролировались властями, получили название «желтых»).

«Реорганизационисты» выступали за подчинение военной власти партийной, за введение принципа демократического централизма. В начале декабря партия «реорганизационистов» объявила о создании на севере страны «Армии спасения нации и защиты партии» под руководством Янь Сишаня, Чжан Сюэляна, Хань Фуцзюя и Тан Шэнчжи. Чжан Сюэлян был включен в руководство для придания веса этой разношерстной компании и без его на то согласия.

В своих политических выступлениях «реорганизационисты» были марионетками милитаристов, боровшихся против Чан Кайши (в 1929 г. – Чжан Факуя; в 1930 г. – Янь Сишаня и Фэн Юйсяна; в 1931 г. – кантонских и гуансийских генералов), а сам Ван Цзинвэй в очередной раз становился одной из главных фигур, выдвигаемых оппозиционными силами.

12 декабря 1929 г. ЦИК Гоминьдана исключил Ван Цзинвэя из рядов партии. Издан был также приказ о его аресте. Принятые решения окончательно похоронили надежду на консолидацию гоминьдановских лидеров для борьбы с северными генералами.

События, происшедшее в Китае во второй половине 1929 г., свидетельствовали о катастрофе и провале объединительных планов и претензий Нанкина. Насильственное устранение национального правительства не состоялось лишь потому, что противники Нанкина представляли собой не какую-либо организованную силу, а совершенно разномастный и, по существу, случайный блок враждебных и Нанкину, и друг другу элементов. Война, которую этот конгломерат несовместимых между собой сил вел против Нанкина, не разрешала проблемы борьбы за власть и не завершала собой период гражданской войны в Китае, а, напротив, развязывала и делала неизбежными длинную серию новых милитаристских столкновений.

Авантюра в отношении КВЖД способствовала напряжению всех внутриполитических отношений и, в частности, обострила противоречия между Нанкином и Мукденом.

В конце 1929 г. были проведены переговоры о создании античанкайшистского блока между Янь Сишанем, Фэн Юйсяном и «реорганизационистами» во главе с Ван Цзинвэем.

Декларация нанкинского правительства от 31 декабря 1929 г. о предстоящей с 1 января 1930 г. отмене прав экстерриториальности иностранцев в Китае носила чисто формальный характер и не изменила в целом сложившуюся ситуацию. Англия на определенных условиях лишь отказалась от своих концессий и военных баз в Вэйхайвэе, Сямэне, Чжэньцзяне и Тяньцзине. Формально к середине 1931 г. из 33 прежних концессий иностранные державы сохранили в Китае только 13 территорий. Англия по-прежнему удерживала Гонконг и концессию в Кантоне, контролировала международный сеттльмент в Шанхае. Япония сохраняла за собой Порт-Артур и Дальний, а также контроль над Циндао.

Во всех провинциях, особенно в районах, ставших ареной милитаристских войн, с конца 1928 г. нарастала стихийная борьба против милитаристского гнета, налогов и поборов, сливавшаяся с выступлениями крестьянства из-за неурожая и голода. Организаторами и участниками этой борьбы выступали самые различные слои деревни, активную роль повсеместно играли тайные общества.

В 1928–1930 гг. произошло самое крупное движение различных ответвлений уже упоминавшихся «Красных пик» Хэнани, вызванное сначала войнами Нанкина с северными милитаристами, а затем голодом и серией войн между Фэн Юйсяном и Нанкином. В 1929 г. отряды «Красных пик», объединяясь в армии по 20 и 40 тыс. человек, совместно с войсками различных милитаристских группировок захватывали и месяцами удерживали уездные центры. На периферии крупных крестьянских армий действовали более мелкие отряды, часто насчитывавшие 1–2 тыс. человек.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 28 мая 1927 г. коренным образом изменило работу не только разведки, но и Коминтерна, Профинтерна, МОПР и других организаций, связанных с Коминтерном или примыкавших к нему. Представительства этих организаций были выделены из состава полпредств и торгпредств СССР. Приходилось в срочном порядке переходить на работу в нелегальных условиях, в своей деятельности опираться на новые методы работы, основанные на конспиративных началах.

Один из руководящих сотрудников Отдела международной связи писал: «До 1927 г. в страны, где имелись дипломатические представительства, работники ОМСа посылались легально с дипломатическими и служебными паспортами, то есть для властей и остальных сотрудников учреждения они числились обыкновенными сотрудниками, на деле же вели работы исключительно для ОМСа. Вся связь с Москвой – деньги, телеграммы, посылка почты и печатного дела – производилась через аппараты НКИД, и часть своей работы сотрудники ОМСа выполняли в стенах посольства. После обыска помещений Аркоса в Англии, советского посольства в Пекине в 1927 г. решено было реорганизовать работу ОМСа во всех странах на новых, более конспиративных началах». Работникам ОМСа было запрещено встречаться с иностранными коммунистами в советских учреждениях, держать там нелегальные архивы или фальшивые паспорта. Диппочтой можно было пользоваться только для получения денег и посылки шифрованных денежных отчетов, а также по вопросам въездных виз в СССР для иностранцев по линии Коммунистического интернационала.

Местом пребывания представительств Коминтерна в Китае был избран Шанхай, чему благоприятствовала обстановка в городе, к тому же это было местонахождение подпольного ЦК КПК, что было обусловлено теми же причинами.

Пункт Отдела международной связи ИККИ в Шанхае был развернут в декабре 1927 г. – начале 1928 г. Его сотрудники должны были находиться на нелегальном положении. Первым представителем ОМС в Шанхае, действовавшего в новых условиях, стал уже упоминаемый А. Е. Абрамович (псевдонимы – «Альбрехт», «Макс», «Арно»). Через него должны были осуществляться все финансовые операции, обеспечиваться связь – курьерская и по радио – с китайской компартией и Коминтерном. Все должно было функционировать с соблюдением требований конспирации. Пункт связи ОМС в Шанхае должен был являться независимой инстанцией от любой другой структуры Исполкома Коминтерна и вообще от иных представителей ИККИ, находившихся в этом городе и стране. Однако следовать этому правилу удавалось далеко не каждому представителю ОМС. И далеко не всегда.

Абрамович, находившийся в Китае под фамилией Макс Хабер, действовал под прикрытием экспортно-импортной фирмы «Чайна Трейдинг Ко» («China Trading Co»), одним из руководителей которой являлся он сам.

Изначально фирма была оформлена из Берлина на «Анри» – Я. М. Рудника²¹², сотрудника пункта связи ОМС в Шанхае. Рудник прибыл в Китай вслед за Абрамовичем в 1928 г. Компания «Чайна Трейдинг Ко» была тесно связана с берлинской «Метрополитен Трейдинг Ко» («Metropolitan Trading Co») с советско-германским капиталом (возможно, была ее филиалом), которая являлась прикрытием для пункта связи ОМС Исполкома Коминтерна в германской столице.

«У нас здесь имеется довольно солидное предприятие, – писал 14 августа 1928 г. Абрамович члену Исполкома Коминтерна и Политсекретариата ИККИ Пятницкому, имея в виду «Чайна Трейдинг Ко», – которое мы используем для получения средств и некоторых материалов. Это предприятие нам уже сейчас ничего не стоит или стоит очень мало». На основании образцов, которые поступали от европейских фирм, сотрудниками предприятия формировались заказы от местных китайских компаний и передавались в Берлин в «Метрополитен Трейдинг Ко» для их исполнения. Готовность довольствоваться «не особенно большими доходами» давала основание рассчитывать на то, что «заказы наши будут все расти, и дело наше обязательно будет процветать».

Фирма, по утверждению представителя ОМС в Шанхае, фактически работала не со своим капиталом, а с залогом, который вносили заказчики в счет гарантии своих заказов и за счет банковских кредитов, «который всегда к услугам, когда имеешь хорошие контракты».

Абрамович добивался от Пятницкого, «…чтобы фирма, которая работает в Берлине, не работала с другими нам аналогичными учреждениями», а также «…чтобы за этой фирмой был поставлен хороший надзор, чтобы она не делала слишком больших расходов и регулярно передавала бы нам все те скидки, которые ей даются от фирм, у которых мы заказываем».

Одновременно Абрамович просил провести в жизнь следующие директивы: «…принять меры, чтобы соблюдалась сугубая осторожность в корреспондировании с нами», устранить всех лишних людей, «…которые почему-то считают вправе руководить нами». Все эти вмешательства, излишние телеграммы и т. д., по мнению представителя ОМС в Шанхае, могли оказать плохую услугу.

Эти совершенно понятные требования, вытекавшие из принципов конспирации и коммерческой выгоды, так и не были удовлетворены.

Абрамович подошел к пониманию сути бесперебойного и надежного функционирования «крышевого» предприятия и наметил пути решения этой сложнейшей проблемы, с которой сталкивались не только представители Коминтерна при своей легализации, но и сотрудники военной разведки.

«Вообще, здесь возможно двояко организовать наше учреждение, – сообщал Абрамович Пятницкому. – Или мы все получаем наличными не через банки, и нам остается поддерживать лишь маленькое коммерческое предприятие – проформа для того, чтобы иметь некоторое оправдание для своего жительства здесь, или же мы солидно торгуем, и тогда можно все деньги переводить через банки. Первый путь, конечно, очень опасен, и, кроме того, неизвестно как долго мы сможем пользоваться проездом через Маньчжурию. Второй путь, если его юридически очень хорошо обставить, может быть почти на все 100 % безопасным».

Для претворения в жизнь второго пути, по мнению Абрамовича, требовалось выполнение следующих условий: прислать в Шанхай «…очень солидного европейца (неподмоченного) со знанием торгового дела и который мог бы юридически в качестве одного из совладельцев зарегистрировать это предприятие»; «установить, сколько будет ежемесячно тратиться на наши непосредственные цели»; «дать в Европе несколько солидных торговых референций»; «найти в какой угодно стране – Германии, Франции, Англии или Америке, в Швеции и Голландии – дружественного человека, имеющего солидный коммерческий стаж»; «через третьих людей передать представительство некоторых наших фирм, как, например, Текстильсиндиката или Совторгфлота».

Все то, что предлагал представитель ОМС в Шанхае для создания «солидного» предприятия, требовало больших вложений и поддержки государства и было частично реализовано в случае с берлинской «Метрополитен Трейдинг Ко» и в полной мере реализовано с «Воствагом».

Деньги на развитие фирмы Абрамович, выступавший за создание полнокровного прибыльного предприятия с целью обеспечения финансирования китайских коммунистов и комсомольцев, получил и достаточно преуспел в этой сфере деятельности.

Представителем же «Метрополитен Трейдинг Ко» в Шанхае являлся сотрудник ОМС ИККИ Фридрих Карлович Фейергерд²¹³, который под фамилей «Шнейдер» бывал в Китае наездами. Насколько он являлся специалистом с «солидным коммерческим стажем», сказать трудно. Фейергерд отвечал сугубо за вопросы финансирования китайских (и не только) коммунистов и комсомольцев и вместе со своей женой нередко использовался в качестве курьеа по доставке денег. Иных задач перед Фейергердом в Китае не стояло.

А революционное движение на Востоке стоило Москве немалых денег. Так, 12 июня 1928 г. член Исполкома Коминтерна и Политсекретариата ИККИ И. А. Пятницкий направил Абрамовичу телеграмму с указанием выделить ЦК КПК «в счет их сметы на второе полугодие» 46 000 американских долларов. Через полгода от Пятницкого поступило новое распоряжение: выдать «…на первую четверть 1929 года взрослым китайцам 49 743 и взрослым японцам 7307, молодым китайцам 4120 и молодым японцам 256 ам[ериканских] долларов». Под «взрослыми» китайцами и японцами понимались ЦК соответствующих компартий, а под «молодыми» – ЦК комсомольских организаций.

В своей переписке с Пятницким Абрамович сформулировал также практические рекомендации по подбору и направлению сотрудников на нелегальную работу в Китай. По его мнению, в Китай следовало присылать только людей, которые могли сойти за европейцев (немцев, французов, англичан и т. д.), но ни в коем случае не чехов, болгар, югославян и т. д.

Сотрудников, направлявшихся в Китай на нелегальную работу, следовало инструктировать, чтобы они «подальше» держались от всех «соседей» и не вмешивались ни в какие денежные дела.

Однако ни самому Абрамовичу, ни тем, кто сменил его на посту представителя ОМС в Шанхае, никак не удавалось следовать рекомендации «держаться» подальше от «соседей» – сотрудников военной разведки, что представляло собой постоянную угрозу провала для тех самых «соседей».

Обусловил Абрамович и первичные условия связи: «Всякий приезжий должен сначала останавливаться в отеле «Палас» или «Плаца». Может также остановиться в «Барлингтон отеле». Затем по телефону 188-24 в течение дня позвонить и справиться о каком-нибудь товаре, но только у Хабера (Абрамовича. – Авт), и, между прочим, должен сказать, что он [от] Мишеля из Парижа или что-либо вроде этого. Ни в коем случае не нужно, чтоб он прямо пошел на предприятие или на квартиру».

В марте 1929 г. Дальневосточное бюро Исполнительного комитета Коминтерна после двухлетнего перерыва вновь возобновило работу. В состав опорного пункта Коминтерна на Дальнем Востоке вошли И. А. Рыльский²¹⁴ (руководитель) и Г. Эйслер²¹⁵, являвшиеся представителями (делегацией) ИККИ при КПК, Дж. Харди²¹⁶ – представитель Профинтерна и секретарь Тихоокеанского секретариата профсоюзов и А. Масси²¹⁷ – представитель КИМ, а также ряд представителей зарубежных компартий. В целом эта группа представителей занималась вопросами организации работы компартий Китая, Кореи, Японии, Индокитая и Филиппин. Предполагалось, что Дальбюро будет действовать с нелегальных позиций. К заседаниям Дальбюро привлекался и представитель ОМС в Шанхае А. Е. Альбрехт (Абрамович).

В июне 1929 г. был арестован и выслан в Японию член Дальневосточного бюро ИККИ Като²¹⁸. После ареста Като китайская полиция и полиция сеттльментов в Шанхае стали уделять пристальное внимание коммунистическим нелегальным организациям. И сразу же в ежедневной газете «Форвертс» (орган СДПГ, издававшийся в Берлине) была напечатана заметка, что «Герхард» (партийный псевдоним Г. Эйслера) находится в Китае.

В этой связи на заседании Дальбюро 12 июля И. А. Рыльский и Дж. Харди приняли резолюцию с требованием немедленного отзыва Коминтерном Эйслера из Китая, а до его отъезда – «полного отстранения от работы ответственного члена Бюро».

Эйслер признал справедливость принятого решения. Однако до приезда из Москвы своей замены посчитал возможным «продолжать работу, но с величайшими мерами предосторожности» – не встречаться больше с китайцами; участвовать лишь в особо важных заседаниях Бюро, прибегать к тщательной организации необходимых встреч с остальными членами Бюро.

При этом Эйслер отметил, что эта заметка в «Форвертс», если вообще на нее обратили внимание, вряд ли способна оказать быстрое действие. «Об этом говорит и тот факт, что около 3,5 месяца тому назад мы в телеграмме Коминтерна получили сообщение, что брандлеровская пресса пишет о моей посылке в Китай, – настаивал представитель ИККИ при КПК. – Это то же самое, как если бы это было напечатано в «Форвертс», ибо социал-демократы и полиция читают бранд-леровскую прессу, чтобы черпать в ней материал для борьбы против партии и Коминтерна. Несмотря на это, Коминтерн в вышеупомянутой телеграмме выразил мнение, что я могу продолжать работу, и протекшие с тех пор месяцы доказали правильность этого взгляда».

23 декабря 1929 г. Политкомиссия Политсекретариата ИККИ приняла решение: «Отложить рассмотрение этого вопроса до выяснения его с приехавшим из Китая товарищем (возможно, А. Масси. – Авт.)».

1929 г. был ознаменован нарастанием левацкой тенденции в китайской политике ВКП(б) и Коминтерна. Нарастанию левизны в немалой степени способствовал проходивший 3-19 июля 1929 г. Х Пленум ИККИ, в материалах и решениях которого появились выводы о «международном характере нового революционного подъема» и «правой опасности» как главной во всех партиях Коминтерна. В «Политической резолюции» пленума при анализе факторов, способствующих развертыванию революции в Китае, выделялось «нарастание угрозы войны империализма и китайской реакции против СССР» – тезис, занявший позднее важное место в левацкой платформе члена Политбюро ЦК КПК Ли Лисаня.

Начиная с июля в связи с конфликтом на КВЖД установку на пропаганду лозунга «защиты СССР» руководство КПК рассматривало как призыв к практическому осуществлению вооруженной защиты СССР. Вплоть до декабря 1929 г. оно исключало возможность мирного разрешения конфликта. В документах ЦК КПК получил хождение тезис о том, что «…война империализма против СССР станет моментом взрыва мировой революции, будет способствовать еще более быстрому наступлению революционного подъема в масштабах всей страны».

Под воздействием решений Х Пленума ИККИ, октябрьских установок Коминтерна в обстановке междоусобной войны и прямых вооруженных столкновений между частями китайской Красной армии и войсками Чжан Сюэляна на территории Маньчжурии в руководстве КПК в ноябре 1929 г. сформировалась концепция, включавшая в той или иной форме практически все основные элементы платформы, получившей в 1930 г. название «лилисаневщины». В выступлениях Ли Лисаня были обозначены основные моменты его концепции (о взаимосвязи мировой войны, мировой и китайской революции, о роли Китая и китайской революции в развязывании всемирной революции и т. п.), тезисы об объективном характере наступления революционного подъема и прямой революционной ситуации, о возможности и необходимости в условиях Китая ускорить приход революции активными действиями немногочисленного авангарда путем организации политических стачек, солдатских бунтов и наступления частей Красной армии. По оценке Ли Лисаня, в Китае уже возник революционный подъем, между которым и прямой революционной ситуацией не было принципиальных различий.

Фактическая раздробленность страны, отсутствие сильной центральной власти, войны со старыми и новыми милитаристами, раскол внутри самого Гоминьдана, а с сентября 1931 г. жизнь в условиях нарастающей японской агрессии создавали ситуацию политического хаоса в центре и политического вакуума – на периферии страны. Вот этот вакуум и стремилась заполнить КПК, создавая революционные базы и Красную армию, с которыми и было связано развитие гражданской войны на новом этапе.

Пример и опыт Наньчанского восстания – откол от НРА частей, находившихся под влиянием коммунистов, – оказали решающее воздействие на методы организации Красной армии. Именно отколовшиеся от НРА части делались ядром новых революционных сил, именно они могли оказать помощь и крестьянскому движению в создании вооруженных сил и революционных баз.

Уже в начале 1928 г. остатки войск Кантонского восстания под руководством Чжу Дэ²¹⁹ вышли из Гуандуна в Южную Хунань. В ходе партизанских действий отряд Чжу Дэ значительно пополнился за счет крестьянских отрядов и превратился в значительную военную силу. Приход сильного и хорошо организованного отряда Чжу Дэ позволил создать на стыке провинций Хунань и Цзянси первую революционную базу. Объединенные партизанские части получили наименование 4-го корпуса Красной армии (командующий – Чжу Дэ, комиссар – Мао Цзэдун).

Советский район Китая образовался летом 1928 г. на стыке провинций Хунань – Хубэй – Цзянси после восстания в гоминьдановских войсках, посланных на подавление крестьянского мятежа. Командир полка Пэн Дэхуай возглавил это восстание и стал командиром 5-го корпуса Красной армии, образованного из восставших солдат и крестьян. В конце 1929 г. революционная база возникла в провинции Гуанси после организованного Чжан Юньи и Дэн Сяопином восстания в местных милитаристских войсках. Восставшие создали 7-й корпус Красной армии. Другое восстание в гуансийских войсках позволило в феврале 1930 г. создать 8-й корпус Красной армии.

Революционные базы были созданы и на стыке провинций Хунань и Хубэй, а также Цзянси и Фуцзяни.

Однако при количественном росте Красной армии КПК столкнулась со значительными трудностями при попытке обеспечить надежный социальный состав – привлечь в ее ряды рабочих и трудовое крестьянство, как того требовали решения VI съезда КПК. Разгром рабочих организаций в городах, формирование частей Красной армии в отдаленных сельских районах практически лишили ее рабочего пополнения. Но и трудовые слои деревни оказались весьма пассивными по отношению к лозунгам советской власти и не спешили пополнять ряды Красной армии.

Красная армия состояла в основном из бывших солдат наемных милитаристских армий, давно, как правило, порвавших связи с крестьянством. Это были солдаты, а не «крестьяне, одетые в солдатские шинели». Пополнялась армия и выходцами из самых низов деревни, т. е. именно теми пауперско-люмпенскими элементами, которые лишились всех трудовых средств заработка и окончательно опустились до положения деклассированных людей. Такие люди шли в отряды крестьянской самообороны, тайные союзы, бандитские отряды и т. п.

В командном составе (особенно высшем) преобладали выходцы из привилегированных слоев деревни, бывшие гоминьдановские офицеры. Такой социальный состав Красной армии создавал определенные препятствия для реализации лозунгов советской власти.