Глава 8. В гостях у Иди Амина Дада

ЦРУ заинтересовалось Карлосом еще за год до впечатляющей операции в Вене. В 1974 году американская разведка начала получать скупые и разрозненные сведения о таинственном профессионале, который может вскоре стать звездой «международного терроризма». Уже в 1975 году ЦРУ всерьез задумалось о том, что следует взяться за этого своенравного венесуэльца. У управления был свой козырь — человек, который якобы был знаком с Карлосом.

В январе 1976 года в запыленном аэропорту в Афинах из самолета вышел заместитель директора ЦРУ Дуэйн Клэридж, в чью зону ответственности входила организация спецопераций в ближневосточных странах. Он должен был встретиться с агентом, который знал в лицо Карлоса. О нем было мало что известно: хорошо одетый белый мужчина с левыми взглядами, знавший несколько языков, в том числе бегло английский. И, в общем-то, все.

Он согласился на сотрудничество якобы из-за того, что «террористы были непредсказуемы и постоянно страдали манией преследования». Пока эта формулировка занимает первую строку в моем личном рейтинге шпионской идиотии. Конечно, как и в других подобных делах, информаторами вынуждали быть или за деньги, или шантажом. В его обязанности входило наблюдать за Карлосом и сообщить, если тот соберется в Европу. Также ему было предложено $10 000 за физическое устранение. Не самые большие деньги.

Но Карлос, чувствующий опасность, вдруг исчез… Не исчезал он только с обложек таблоидов и из ТВ-передач, которые с маниакальным упорством создавали образ неуловимого мстителя, циника и бесстрашного человека, способного принести любую жертву на алтарь ползучей революции. Отдельной темой была его счастливая звезда — умение уходить от любого преследования. Карлос наделялся чертами демоническими — казалось, обычный человек не способен на такое.

Карлос был способен: он действовал с оскорбительной для общественного вкуса наглостью, а список его вылазок исчислялся уже сотнями. Где именно был Карлос, а где нет — сложно понять: любую громкую акцию приписывали ему вне зависимости от его личного участия. Карлос Шакал становился брендом, таким как сейчас «Исламское государство», только с положительным робингудским акцентом.

На него охотились ЦРУ и «Моссад», а пресса запускала утки о его поимке то в Южной Америке, то на Мадагаскаре. Египетская газета «Аль-Муссавар» восторженно писала, что якобы он стал новым лидером вместо Муаммара Каддафи. Он взрывал себя вместе с агентами «Моссада» в израильском аэропорту, стрелял в британского посла во Франции, исчезал и снова появлялся на страницах сотен мировых изданий.

В газетах писали, что «застрельщиком» захвата ОПЕК мог быть Каддафи, другие предпочитали видеть в этой роли руководство Ирака, где к власти среди прочих пришел молодой и энергичный Саддам Хусейн. Действительно, мотив был у обоих: Хусейн был раздражен упрямством Саудов, не желавших повышать цены на нефть, а Муаммар просто боролся за лидерство в регионе. Интересно? Интересно. Однако доказательная база была такая же, как и у египетской газеты «Аль-Муссавар», сделавшей из Карлоса нового лидера Джамахирии. Лишь в беседе с автором этой книги Карлос рассказал, что «застрельщиком» операции был полковник Каддафи.

Пока все думали, куда запропастился Карлос, австрийцы запросили у Алжира его экстрадиции, на что такой же жизнерадостный посол, как и Бутефлика, известил их, что между Австрией и Алжиром отсутствует взаимный договор. Другими словами, австрийцам дали от ворот поворот. Французы, у которых, в отличие от Австрии, такой договор был, воздержались от давления, справедливо считая, что это все всколыхнет антифранцузские настроения в регионе, где Карлоса считали героем.

По факту он теперь был под личной защитой президента Хуари Бумедьена, героя освободительного движения Алжира. Он любил поговаривать:

— Алжир хочет быть просто Алжиром. Он не нуждается в поучениях, как ему строить социализм или новое общество.

И конечно, его не могли не раздражать бывшие колонисты, которые имели виды на его молодого гостя, успешно и бескровно провернувшего акцию захвата министров ОПЕК, доказав, что даже они уязвимы. Он предоставил Карлосу виллу с прекрасными видами, телохранителей и автомобили. В Алжире Карлос мог ни в чем себе не отказывать.

Известно, что он оставался там как минимум несколько недель, коротая время на встречах с высокопоставленными лицами из правительства Алжира — президентом Бумедьеном и министром Бутефликой. Французская разведка и тут уличила Карлоса в том, что все его расходы оплачивал полковник Каддафи. Наверное, он платил и за завтраки с президентом Алжира.

Как только Ганс-Йохим Кляйн поправился, они покинули приветливый Алжир и вылетели в Триполи, где в этот раз прием оказался радушным — у трапа ожидали телевизионные камеры и журналисты. Вероятно, Каддафи к тому времени вернулся из пустыни и спешил пополнить счета палестинскому сопротивлению.

Почти официальный визит Карлоса и его группы в Триполи, обеды с военно-политическим руководством Ливии и даже частный самолет, на котором они отправились на слет деятелей НФОП в Йемен, автоматически зарезервировали для Муаммара Каддафи место в черном списке стран — пособников терроризма Госдепа США. Интересно, что когда через полвека полковника будет свергать коалиция во главе с США, то они, не стесняясь, будут пользоваться услугами ваххабитских террористов. Позволю процитировать самого себя:

«Почти за десять лет до войны (имеется в виду интервенция сил НАТО против Ливийской Джамахирии), в 2002 году, бывший агент MI-6 Дэвид Шейлер обвинил британское шпионское агентство в сговоре с группой джихадистов перед неудавшейся попыткой 1996 года убить Каддафи. Тогда во время проезда кортежа Каддафи по улице города Сирт был взорван автомобиль. Ливийский лидер не пострадал, но в результате покушения погибли шесть человек. Обвинение Шейлера вызвало скандал, однако защищать Бешеного Пса — как звали Каддафи на Западе — никто не стал.

Наоборот, Великобритания оставалась оплотом для ливийских террористических групп, не согласных с политикой полковника. Называли и называют это все по-разному: умеренной оппозицией, диссидентами, правительством в изгнании, повстанцами, что совершенно не меняет характер этих сил. Во время начала сирийской кампании именно им следовало стать вооруженным десантом, который без каких-либо помех пересекал границу Туманного Альбиона и уходил на джихад.

Единственным условием для транзита было участие в войне против Каддафи. Ни одного задержания на границе, ни одного лишнего вопроса — эти парни путешествовали туда и обратно, как россияне путешествуют на курорты Турции. Билет, улыбка в окошко пограничнику — и вот ты уже на песочном пляже. Или на песчаном могильнике. Все в зависимости от интересов. Интересы убивать сторонников Каддафи удивительным образом совпали у британцев и “Аль-Каиды”.

Западные источники приводят анонимные свидетельства боевиков с британскими паспортами, которые бравируют тем, что спецслужбы давали им зеленый свет на военные преступления:

“Он повернулся и сказал мне, что у британского правительства нет проблем с людьми, которые борются против Каддафи”;

“Правительство не создавало препятствий на пути людей, отправляющихся в Ливию”;

“Подавляющему большинству британских ребят было 18 и 19 лет. Многие из них уехали из Манчестера. Никто их не останавливал”.

Но не только “не останавливал” — их называли «борцами за свободу Ливии», почти народовольцами, отличными парнями, которые борются с кровавым режимом. Пресса аплодировала бомбам, сбрасываемым союзниками на верные Каддафи города, злорадствовала по поводу его ужасного убийства. А потом началась Сирия — и все повторилось: группировки ливийских боевиков, называемые теперь “умеренной оппозицией”, потекли ручейками в иссушенные каналы Дамаска и Алеппо…»

Вот такое высокомерие. Пока же Муаммар Каддафи приглашал Карлоса в Триполи, и тот не отказывался: известно, что в 1976 году он в ливийской столице был несколько раз.

Февральская встреча в Южном Йемене разочаровала Карлоса: несколько дней, пока шло собрание политбюро Народного фронта, Вади Хаддад откладывал встречу с Карлосом и хранил молчание. Нервозная обстановка дошла до предела и взаимных обвинений. Крехер-Тидеман обвиняла Ганса-Йохима Кляйна в пацифизме и нерешительности. Она кричала, что Кляйн виноват в убийстве иракского офицера. Кляйна обвинили и в том, что он долго не мог утихомирить секретаршу, которой в конце концов удалось позвонить в полицию. Все это имело место быть. Потом Кляйн перевернет все с ног на голову, выдав сборник сказок под шапкой мемуаров.

Карлос пытался объясниться с Хаддадом, рассказав ему, что ближневосточное турне с казнью Ямани и Амузегара он отменил по объективным причинам. Хаддад консультируется с политбюро и отправляет Карлоса и его группу в тренировочный лагерь, где они осваивают премудрости взрывного ремесла вместе с белыми радикалами всех мастей.

Тут находились и фалангисты, и правые христиане, марксисты, члены ИРА и баски — все они были желанными гостями Народного фронта. Чтобы не допустить стычек между политическими оппонентами, Хаддад дал личное распоряжение, чтобы все контакты совершались только с его разрешения. Авторитарно? Да. Но людям лишь дай повод, чтобы перерезать друг другу глотку.

Карлос и Кляйн заскучали в лагере — мало интересного проводить время с совсем зелеными для этого бизнеса политическими. Чтобы как-то убить время, Карлос занимался спортом и читал книги днем, а по ночам они отправлялись в ночные клубы Адена, развлекаясь в компании молодых женщин. По некоторым сведениям, именно там он сошелся с представителями Штази, обосновавшимися в так называемом заливе дипломатов.

Наконец Карлос принял решение покинуть Народный фронт. Это было болезненно воспринято палестинцами. Отныне он был самостоятельной величиной в мире бескомпромиссной и кровавой борьбы. Он взял за принцип слова Хо Ши Мина: «Несите революцию во все страны». И понес.

— Я покинул НФОП 15 мая 1976 года, потому что был конфликт между Вади Хаддадом и политбюро, обе стороны были в чем-то правы, а в чем-то нет, но это было их видение, которое мне не нравилось. Итак, у меня остались некоторые контакты, но я не буду говорить о подробностях, и потом я вернулся в Алжир, где мы основали Организацию революционеров-интернационалистов. Шесть основателей организации, пять присутствовали, одного не было по причинам безопасности. И потом мы дружили с сопротивлением и были связаны с НФОП, и мы держали связь с Вади Хаддадом, но не оперативное сотрудничество, потому что у нас были различия, знаете? Но там были проблемы с безопасностью со стороны Вади Хаддада, и я очень четко сказал ему, почему я покинул НФОП, — потому, что нам нужно было очистить НФОП, и он не хотел этого. Так что было очень грустно все это. Ну ладно, мы хорошо держали связь, Вади Хаддад доверял мне в этом и знал, что я не буду раскрывать секреты. И даже сейчас есть вещи, о которых я не говорю, потому что люди все еще живы, и я не имею права давать информацию врагам палестинского народа, врагам арабского народа, врагам мусульман, врагам всех трудящихся в мире.

Операция в Энтеббе

Вскоре мировую общественность всколыхнула еще одна дерзкая акция: большой аэробус авиакомпании «Эйр Франс» был угнан и посажен в Уганде, где правил своенравный и жесткий президент Иди Амин Дада, «африканский Гитлер», как его обозвала западная пресса. Фигура более чем интересная, черный националист, боксер — ему приписывали массовые убийства и даже… каннибализм. Утверждают, что у угандийского богдыхана холодильник был забит человечиной. Конечно, чепуха. Однако каков размах. Но, как ни крути, Амин был одним из самых колоритных африканцев. Чего стоит только его официальный титул: «Его Превосходительство Пожизненный Президент, Фельдмаршал Аль-Хаджи Доктор Иди Амин, Повелитель всех зверей на земле и рыб в море, Завоеватель Британской империи в Африке вообще и в Уганде в частности, кавалер орденов “Крест Виктории”, “Военный крест” и ордена “За боевые заслуги”».

15 мая 1976 года Карлос спокойно вышел из Народного фронта освобождения Палестины и отказался участвовать в конфликте между командиром международных операций Абу Хани (он же доктор Вади Хаддад) и политическим бюро.

— Я не отказываюсь от ответственности за похищение самолета компании «Эйр Франс» и его управления, — говорит Карлос, перечисляя действующих лиц этой операции, которая на протяжении десятков лет была подвергнута самой лживой и дерзкой пропагандистской кампании Израиля: — командир капитан Махмуд, помощник командира Халима, два молодых палестинских бойца.

Эти палестинцы только два месяца как прошли специальное обучение в боевой группе; они из бедных и скромных семей, из лагерей беженцев Сирии и Ливана. И, учитывая их явные способности к ведению войны и дисциплине, их выносливый характер, порядочность и скромность, они были выбраны для этой операции. По этим же причинам Абу Хани их и выбрал среди множества желающих.

Имена же Махмуд и Халима были арабскими псевдонимами двух руководителей германских «Революционных ячеек» (RZ) — Уилфрида Безе и Бриджит Кульман.

— Эта трагическая ошибка, — говорит Карлос.

Дело в том, что в 1975–1976 годах Уилфрид занимал главное место в немецкой революции. Ему было поручено управление еще двумя военными организациями: «Движением 2-го июня «и Фракцией Красной армии, плюс ко всему он отвечал за логистику и международные отношения.

— Бриджит, — рассказывает Карлос, — была настоящей героиней романа: девочка из бедной семьи, которую бросил отец. Она работала с молодых лет и параллельно училась на педагога младших классов (она обожала детей), чтобы потом стать воспитателем в детском саду. Она была настоящей активисткой за права женщин, что редко можно было встретить у ее сверстниц. Она обладала одним качеством, которое я не нашел ни у одной немецкой революционерки, — она выражала мысли четко, здраво, без привычных жаргонных слов, как остальные 99 % интеллектуалов. Как никто другой, она умела грамотно подытоживать бесконечные собрания, которые затягивались на обсуждении «пола ангелов-марксистов». Она была простой и нехитрой; именно поэтому она не была адаптирована для политики на другом уровне, но Уилфрид и я, мы были здесь и знали наше дело.

Будучи транзитом в аэропорту в Афинах, Абу Хани обратил внимание на рейс авиакомпании «Эйр Франс», летевший из Тель-Авива в Париж. Он решил, что первый захват самолета будет в районе Могадишо. Карлос тогда подсчитал, что во время одной остановки в Бенгази (Ливия) они смогут при соблюдении условий безопасности сделать следующее:

• освободить пассажиров нескольких национальностей, раненых, больных, устранить опасных вражеских агентов;

• выставить требования нескольким европейским консулам и отправить первое коммюнике;

• запастись топливом, чтобы добраться без остановок до Могадишо.

Конгресс НФОП собрался на какое-то мероприятие в Сомали, поэтому Абу Хани выбрал именно Могадишо для операции «Энтеббе», где и установил свое новое оборудование, сделанное в Израиле.

— Эта обстановка мне абсолютно не нравилась, — говорит Карлос. — Как окажется позже, моя интуиция не подвела. На месте оказался израильский агент, который был одновременно начальником аэропорта гражданской авиации и командиром военно-воздушных сил в Энтеббе.

Самолет взлетел из израильского аэропорта Лод с 256 пассажирами на борту и экипажем из 12 человек под руководством капитана старой закалки Мишеля Бакоса. В Афинах на борт поднялись еще 58 пассажиров вместе с боевой группой Карлоса. Когда в 10 часов 10 минут погасла светящаяся надпись — это был сигнал. В первом классе подставная парочка южноамериканцев резко встала, угрожая гранатами и пистолетами. Им в помощь выступили еще двое палестинцев в красной и желтой футболках, которые достали оружие в конце самолета.

— Я только хотел начать писать сочинение на тему «радости туристического полета», — вспоминает один из участников. — Я говорил себе, что это шутка, пока не увидел двух раненых пассажиров. Было очень напряженное состояние. Взять контроль в свои руки было рискованно, потому что они могли выйти из себя в любой момент.

Внимание пассажиров было сосредоточено на сообщении пилота, который объявил, что самолет переименован в «Хайфа» и находится под контролем НФОП. Только тогда пассажиры поняли, что это дело серьезное и что захватчики — не простые любители. НФОП давно перешел к тактике показательных захватов самолетов (например, рейс Лос-Анджелес — Тель-Авив, который захватила Лейла Халед в 1969 году). Они хотели сразиться с Израилем на «нейтральной территории», как говорят СМИ, и таким образом обратить внимание мира на проблемы в Палестине.

Первую посадку самолет с 139 пассажирами совершил в ливийском Бенгази — городе, ставшем через десятки лет столицей антикаддафийского мятежа. Пока самолет наполняли горючим про запас, одной англичанке — Патрисии Мартэль — удалось сбежать. Она стала жаловаться на недомогание и притворилась беременной. Благодаря информации, которую она обнародовала по возвращении, Скотленд-Ярду и «Моссаду» удалось идентифицировать угонщиков и принять первые меры.

28 июня в понедельник в 7:40 утра самолет приземлился в аэропорту Энтеббе. Там на выжженной африканской земле его уже ждала пестрая делегация:

• Абу Хани и его секретарь;

• Эль Хаджи Фаез эль-Джаббер, руководитель военной организации «Движение арабских националистов» (MNA) в Западной Иордании, расположившейся в Хевроне с ноября 1967 года;

• Джаэль эль-Арджа, католик из Бейт-Джала (деревня рядом с Вифлеемом), ответственный за организацию MNA и за «революционный фронт национального освобождения Южного Йемена», который победил британский колониальный строй в 1972 году. Ему довелось быть главой FPLP в Южной Америке. В 1972 году он отправился в своих поношенных туфлях в горы Венесуэлы, чтобы встретиться с Дугласом Браво в поисках Карлоса;

• Латиф Абдел Раззак эль-Самарри — он же Абу Дардаа — ценный военный кадр Ирака в организации MNA. До того как его наделила властью партия Баас в 1968 году, ему было поручено убить Саддама Хусейна, у которого был с ним конфликт. Убийства не случилось, но Абу Дардаа заслужил репутацию жесткого человека;

• главный офицер и два бойца организации «Нусра Фатеха». Чудесным образом все трое спаслись. Никто не оказался во время перестрелки на территории старого аэровокзала. Тем не менее у них заслуг ничуть не меньше, чем у наших семи мучеников.

После приземления Уилфрид (говорящий на многих языках) зачитал манифест, закончив его ироничной фразой:

— Дамы и господа, спасибо, что выбрали компанию «Эйр Франс». Надеемся, вам понравился наш сервис, и мы скоро снова увидим вас на своих авиалиниях.

В сопровождении палестинцев заложники были доставлены в старый зал аэропорта — широкий пыльный холл, выходы которого охраняли вооруженные угандийские солдаты. Их накормили рагу с рисом, посадив на брошенные на пол матрасы. Вдалеке через грязные стекла они могли видеть озеро Виктория. В 15:00 в своем зеленом берете и полувоенной форме полковник Иди Амин Дада появился на месте происшествия с вооруженной охраной и помощниками.

Президент Уганды занимал свою должность с начала государственного переворота, когда он был еще во главе армии, — с 1971 года. Биография Амина имела выдающиеся взлеты: во время службы его героизм, проявленный в пиратском Сомали, высоко оценили английские военные, присвоив ему звание капрала и наградив королевскими наградами.

Не чужд он был и спорту. Он занимался боксом и регби, причем довольно успешно — в 1951–1960 годах Амин был чемпионом среди боксеров-тяжеловесов Уганды. Также Иди Амин входил в качестве игрока замены в сборную Восточной Африки по регби в матче против «Британских львов» в 1955 году.

В результате переворота Амин становится единоличным диктатором, который жесткой рукой наводит порядок в богом забытой африканской стране. Советский Союз снабжал его оружием, Ливия предоставляла финансовую помощь, а Народный фронт освобождения Палестины присылал своих советников. Но для африканцев президент был в первую очередь тем, кому удалось восстать против древних британских колоний, чтобы провозгласить «черное» государство; тем, кто прекратил отношения с Израилем, чтобы наладить общение с арабами и присоединиться к ним в национальном палестинском движении.

Он громко поприветствовал заложников и заявил:

— Я поддерживаю НФОП и думаю, что Израиль и сионисты несут ответственность за преступления против арабского народа. Мне известно, что вы невиновны, виновно ваше правительство. Мне не поступали пока что послания от Народного фронта, но я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы вас освободить как можно скорее!

29 июня было принято решение отделить заложников-израильтян от остальных, а уже на следующий день было освобождено 53 заложника из числа женщин, стариков, больных и детей.

— Их сразу отправили во французский аэропорт Орли, — говорит Карлос. — Француз, полномочный министр Марк Бонефу официально принимает наши требования и сообщает, что трое заключенных уже были выпущены (о чем адвокат нас не предупредил). Среди них колумбийка Нидия Тобон из Ромеро, Мария Анджелес из Англии и колумбийка Ампаро Сильва Масмела.

Как мы помним, все три — подруги Карлоса.

Вечером во время высадки в Орли пассажиров стали допрашивать два израильских агента. Информация, рассказанная заложниками, имела печальные коннотации для Ицхака Рабина и его министра безопасности Шимона Переса, которые разрабатывали втайне план штурма. Им требовалось время, чтобы доработать план, когда уже был выдвинут ультиматум. Шимон Перес вышел на связь с Амином Дада и сообщил, что Израиль готов к переговорам.

1 июля значилось как день выставления ультиматума. Два первых условия НФОП были выполнены, 104 человека (неграждане Израиля) были освобождены. Освободили и экипаж самолета после выплаты компанией «Эйр Франс» Алжиру суммы в $5 миллионов в качестве компенсации от действий Сопротивления. Капитан Бакос отказался уходить без остальных пассажиров и решил остаться с ними. Срок нового ультиматума заканчивался 4 июля в 13 часов дня.

— Выдержали достаточно большой срок, между прочим. Как раз в это время президент Иди Амин Дада должен был принимать участие в ежегодном саммите OUA (Организации Африканского союза) на острове Морис, чтобы передать президентский пост своему преемнику, — вспоминает Карлос.

В воскресенье 3 июля в 13:41 четыре «Геркулеса» поднялись над Синайской пустыней по направлению в Энтеббе. Первый самолет был заполнен сотнями солдат, которые должны были обезвредить семь офицеров НФОП, сотню угандских солдат и захватить старый терминал.

Ночью с 3 на 4 июля главная взлетная полоса и весь аэропорт были полностью освещены. Но вместо самолета с освобожденными федаинами приземлилось четыре военных транспортера «Геркулес С-130»; в этот момент погас весь свет по предварительному распоряжению предателя «полковника». Точно в эту минуту въехали грузовики подкрепления Уганды, которые были обстреляны израильтянами. За несколько секунд до этого из самолета выехали джип и «мерседес», а внутри оставались израильские солдаты. Оба транспортных средства направились к старому терминалу, выдавая себя за делегацию Амина Дада. Двух приблизившихся угандских солдат встретили тишиной, один из них встал и выстрелил из «калашникова». Он направился к старому аэровокзалу в сопровождении лендроверов с пулеметами 12,7 мм.

Джаэль эль-Арджа поставил охрану на входе, по одному бойцу с каждой стороны. Он встал и, только собравшись выстрелить из своего «калашникова», получил в грудь первую боевую пулю калибра 12,7. Один боец смог проползти под огнем до внешнего периметра аэропорта, перепрыгнуть через решетку и скрыться.

Бриджит контролировала первый этаж, находясь около двери, Уилфрид был внутри. Она обстреляла трех первых израильских солдат из своего пистолета «Скорпион», четвертая пуля попала в нее. Уилфрид через окно бросил оборонительную гранату в нападающих. Но он был убит еще до того, как смог бы воспользоваться своим калашниковым.

Абу Дардаа спустился со второго этажа и начал обстреливать нападавших, передвигаясь мимо заложников. Пытаясь попасть в него, израильтяне убили двух заложников и ранили 13 человек.

— Наши товарищи НЕ СТРЕЛЯЛИ в заложников, — настаивает Карлос.

На втором этаже Эль Хаджи Фаезу эль-Джабберу удалось опустошить свою обойму до того, как он упал. Два бойца-палестинца из НФОП позже умрут в своих же кроватях, без шанса на защиту. Второй боец из «Нусра Фатеха» находился за территорией аэропорта.

Абу Хани со своим секретарем покинули аэропорт за полчаса до полуночи вместе с президентом Иди Амином Дада. Электричество, телефон, коммерческое радиовещание и беспроводная связь были отключены в полночь абсолютно повсюду.

Солдаты Уганды оборонялись как тигры. Кенийский офицер из Сомали насчитал тогда 49 трупов израильских военных. Как бы то ни было, они все равно разрушат основную часть МиГов из Уганды и Палестины.

Мертвых и раненых просто забросили в лендроверы и джипы, а в соседнем ангаре израильтяне давали показательное представление на тему пропаганды для международной прессы и впервые заявили о смерти командира операции — лейтенанта Джонатана Нетаньяху, старшего сына Биби Нетаньяху. О других погибших не было сказано ни слова. Лишь во время нападения янки на Ирак в 1991 году правительство Израиля опубликовало скромное сообщение о потере 49 военных в Энтеббе, чтобы отдать их тела семьям и публично почтить их память.

— Семь наших мучеников вместе с сотнями угандийцев с честью похоронили на военном кладбище, которое специально построили в первом изгибе реки Белый Нил, берущей свое начало в озере Виктория. Из-за родственных и политических мотивов президент Иди Амин Дада вынужден был ждать год, чтобы застрелить полковника-предателя и его сообщников. В результате операции более 2000 федаинцев были освобождены в обмен на заложников, — заключает Карлос.

Получается, что все эти годы Израиль скрывал свои потери и потери среди заложников, выдавая убитых за жертв палестинцев. Подобная тактика имела место и во время печальных мюнхенских событий, когда агенты «Моссада» случайно убили заложников-спортсменов. Ни тогда, после Мюнхена, ни после Энтеббе израильтяне не понесли наказания. Наоборот, средства массовой информации сделали из палестинцев отпетых головорезов, а Иди Амина Дада записали в пособники терроризма, позже сместив с поста президента в ходе инспирированной «цветной» революции. Дада закончил жизнь в изгнании, как наш современник Виктор Янукович, выступая с горькими обвинениями в адрес западных «партнеров».

Саддам и смерть Абу Хани

После операции в Энтеббе Карлос появился в Белграде, где вовсю наслаждался югославским гостеприимством. В 1976 году он совместно с Кляйном провел там практически месяц, исколесив всю Югославию. Отдельный восторг у него вызвали острова Бриони, застроенные роскошными виллами по личному приказу еще одного священного монстра — генералиссимуса Иосипа Броза Тито, коммунистического вождя Югославии. Конечно, эта поездка не могла остаться незамеченной для спецслужб, активно работающих в Восточной Европе. Западная Германия узнала о вояже Карлоса и потребовала от Югославии в скорейшие сроки выдать его ФРГ.

До выяснения всех обстоятельств югославские власти решили передержать его в персональной тюрьме на выделенном под нее этаже здания полиции, которое располагалось на Сараевской улице, 34. Тюремщиком же оказался начальник корпуса федеральной полиции Павел Целик, молодой и простодушный офицер тридцати с лишним лет. Он даже не подозревал, какой ему достался «пассажир», — у Карлоса был дипломатический паспорт Республики Алжир. Новоиспеченный алжирец приехал в сопровождении телохранителей и своего старого товарища Ганса. Конечно, это была инсценированная тюрьма — по сути, Карлоса решили спрятать под охраной для общей безопасности.

Через несколько дней к нему в персональную тюрьму приехал министр внутренних дел Югославии Франьо Герлевич, чтобы передать привет от Тито. Также генералиссимус просил Карлоса покинуть территорию Югославии на период визита французского президента Валери Жискара д’Эстена, а что касается его визитов в Югославию, то отныне Карлос мог себя считать личным другом Иосипа Тито.

Вскоре ему и его товарищам был предоставлен самолет, который должен был доставить их в Багдад всего с одной пересадкой в Дамаске. Вроде бы ничего страшного, однако Карлос насторожился, и не зря — в Дамаске сразу начались проблемы. Вначале лайнеру запретили взлетать, потом в самолет пытались проникнуть под видом уборщиков агенты сирийской разведки, но, к счастью, пилот оказался храбрым человеком и заявил, что кабина самолета по всем без исключения международным правилам является неприкосновенной.

Кляйн в своих воспоминаниях писал, что в Сирии они попали в очень щекотливую ситуацию: Карлос тогда сказал, что если они сейчас покинут самолет, то их просто-напросто убьют. Он вооружился бортовым топором и стал ждать. В это время под самолетом началась необычная активность — оказалось, что агенты, выдававшие себя за уборщиков, успели разобрать шасси. Самолет стоял под палящим солнцем без возможности взлететь.

Только после вмешательства друга Тито сирийская сторона отступила. Шасси спешно прикрутили обратно, и лайнер покинул негостеприимную землю Сирии.

Когда самолет приземлился в Багдаде, Карлос понял, что Аллах по-настоящему велик: им дали телохранителей, бронированные лимузины, оружие на любой вкус и отвезли в роскошный отель с кондиционерами. Здесь они провели несколько недель, встречаясь с иракскими политиками и лидерами партии БААС. Известно, что Карлос встречался с Саддамом Хусейном.

— В НФОП я не отвечал за контакт с Саддамом Хусейном. Позже я узнал, что Саддам назвал мое присутствие большой честью для иракцев. Вади Хаддад делал все, чтобы я не встречался тогда с иракцами. Он был очень странным в этом смысле. После операции в Энтеббе, когда я вернулся в Багдад в 1976 году, Саддам встретился со мной. Он тогда еще раз сказал, что для него большая честь принимать Карлоса и его товарищей-интернационалистов. Иракский президент генерал Ахмед Хасан аль-Бакр распорядился тогда, чтобы мне дали великолепную, роскошную виллу — я никогда в жизни не жил так, и я жил хорошо, вы можете себе представить.

— Кто еще тогда был из тех, с кем вы встречались?

— У меня есть друзья повсюду, и у меня были контакты с интересными людьми в Ираке, я имею в виду Ибрагима ад-Дури. Я помню, как я видел его досье в первый раз в августе 1975 года, до того как я его встретил; и он был последним человеком, которого я видел в Ираке, когда я ехал в аэропорт в декабре 1985 года.

— Он же теперь возглавляет антиамериканское движение в Ираке?

— Все верно. Но я говорю о более старых временах. В 1980 году началась война против Ирана, мы не соглашались с этой войной, это была ошибка. Нам нравился Саддам, он был добр с нами, но он делал ошибки, нападение на Иран было ошибкой. Знаете, это проблема, которая доходит до сегодняшнего дня, этот вопрос является проблемой между арабами и персами, и она не новая, а затем, самое главное, это проблема между мусульманами-суннитами и мусульманами-шиитами. Я скажу только, что сегодня Иран — единственное государство, которое не управляется агентами США и Израиля.

— Что вы чувствовали, когда узнали о смерти Хусейна?

— Я испытал горечь. Саддам умер как мученик. Он там сражался, его предали, он был отравлен газами, но остался живым, и его судили и казнили. Прежде всего, Саддам вел себя очень мужественно, а те, кто совершил это преступление, — они были трусами, они плохо обращались с ним, они относились к нему очень плохо, и Саддам умер с большим достоинством. Он был хорошим арабским патриотом, он был мусульманином, мусульманином-суннитом, и один из его товарищей, Ибрагим ад-Дури, продолжает его дело. Мой привет ему.

На некоторое время Карлос улетел в Бейрут, где начал активную подготовку бойцов на одной из тренировочных баз, попутно формируя собственную организацию революционеров-интернационалистов. Он обратился к «Революционным ячейкам», которые были его сетью еще в бытность НФОП. Сильно поредевшие и обезглавленные (Уилфрид Безе был убит в Энтеббе), они являли собой сообщество преданных делу революции борцов, не стесняющихся контактов с «господином Тротилом». Они были ребята что надо. После Безе командовал сетью другой старый знакомый Карлоса — Йоханнес Вайнрих. Через два месяца после операции против израильского самолета в аэропорту Орли Вайнрих был схвачен полицией и провел в тюрьме восемь месяцев, после чего был отпущен на поруки. Как только он переступил ворота тюрьмы, так тут же скрылся в неизвестном направлении, после чего был объявлен в розыск. Предложение Карлоса он принял с большим удовольствием.

Первым делом Вайнрих попытался вернуть Ганса-Йохима Кляйна, который к тому времени отдалился от Карлоса и скрывался от посторонних глаз в лесной альпийской глуши. Встречу нельзя было назвать приятной. В беседе с Вайнрихом он срывался на крик, пытаясь убедить его, что вооруженная борьба — это всего лишь бизнес.

— Я не хочу иметь никакого отношения ни к Народному фронту, ни к Карлосу лично, — выпалил Кляйн.

— Ты понимаешь, Ганс, что просто так, не заплатив свою цену, из борьбы не выходят, — сухо сказал Вайнрих на прощание.

В этот же день Ганс-Йохим Кляйн сбежал в Милан. Весной 1977 года он отправил свой пистолет вместе с покаянным письмом в «Шпигель», где рассказал обо всем, что ему известно. В письме он сказал, что если его революционные друзья узнают, где он скрывается, то казнят его, поэтому он намерен пробыть в бегах до конца своих дней. Так как фактически он дал показания против своих товарищей, у него был определенный смысл опасаться возмездия.

Однако Карлос, успевший привязаться к нему за то время, что они пробыли во время и после операции в ОПЕК, не думал о мести: он был впечатлен этим предательством. Потом он мне как-то скажет:

— Он дезертировал в 1977 году, тщетно попытавшись воспользоваться «правом на возвращение в Израиль». Пробыв в течение 20 лет под защитой полиции, был арестован и экстрадирован в Германию (за ОПЕК), несмотря на его просьбу о высылке в Австрию. Был приговорен во Франкфурте к очень мягкому наказанию в девять лет лишения свободы после сфабрикованного судебного процесса, прошедшего за закрытыми дверьми. Он сделал свой выбор.

13 октября 1977 года Суахилия Андрос вместе с другими членами НФОП захватывает «Боинг-737», летевший из жуткой Сомали. 86 пассажиров тут же становятся заложниками с ценником в $15 миллионов долларов и требованием немедленного освобождения немки Ульрики Майнхоф и Андреаса Баадера — двух героев-немцев. А потом началась чехарда со взлетами и посадками: за пять дней «Боинг» садился в Италии, Бахрейне, Южном Йемене, Дубае и на Кипре. Кто-то сейчас подумает — вот это путешествие! После того как самолет совершил посадку в аэропорту Могадишо в Сомали, угонщики заявили, что до истечения ультиматума остается ровно полтора часа. Ожидающие их зеленые береты из Западной Германии начали штурм, забросав салон осветительными гранатами. Андрос укрылась в туалете и оттуда вела огонь по штурмующим. Ответной очередью ее вынесло в проход — врачи насчитали в ее теле семь пуль. Когда ее несли на носилках, вся пульсирующая от смертельных ран, молодая, в майке с портретом Че, она кричала, что Палестина будет свободной, а арабы победят. То ли случайно, то ли по воле провидения — только она одна из всей группы осталась жива.

Для Вади Хаддада эта акция в Сомали стала последним аккордом — он скончался 28 марта 1978 года в возрасте 51 года, оставшись в памяти арабов самым выдающимся палестинцем. Согласно официальной версии, он умер в ГДР, предположительно от лейкемии; по некоторым данным, его отравили сотрудники «Моссада», использовавшие для этого отравленные шоколадные конфеты.

После его смерти старинный приятель Джордж Хабаш заявил, что Вади был для палестинских борцов Че Геварой, гуманистом и революционером, который ненавидел зло. Подписался бы под этими словами Карлос? Безусловно.

Смерть учителя стала сильным ударом для него. При этом теперь он мог рассчитывать на полную благосклонность арабских правительств, ранее связанных с Хаддадом.

Карлос изменил и тактику: теперь он не зацикливался только на одном деле, а брал в разработку сразу несколько операций, причем иногда в разных странах. Для этого ему требовались все новые и новые люди. И не только солдаты вооруженной борьбы, но и попутчики, в обязанности которых входила слежка, наблюдение за объектом, переправка оружия и боеприпасов. Нужны были и «гражданские», не обладающие статусом члена организации, но зато обладающие мастерством изготовления фальшивых документов и другими не менее важными навыками.

Его первый боевой интернационал пополнили сирийцы, палестинцы, немцы и другие представители разных революционных групп. Костяк же организации был собран из разрозненных «Революционных ячеек», которые переориентировались с НФОП на Карлоса. Еще одним ценным и незаменимым приобретением оказался офицер сирийской разведки Абу Хакам (Али аль-Исса).

— В каком-то смысле мы сформировали часть современной истории, и я должен сказать, что мы совершили прорыв в арабском мире гораздо более масштабный, чем большинство других организаций, которые были там много лет до нас. И я очень горжусь этим. Американцы и саудиты охотились на нас, на меня, и я не знаю, сколько было заплачено Саудовской Аравией, но я уверен, что это было много миллионов долларов. Из-за беспрецедентной охоты на нас мы работали тайно, не выпускали коммюнике, делали свою работу и были лучшими во всем мире. И это не болтовня, это историческая правда, и они ничего не могут доказать против нас. У меня самого был личный рекорд по операциям, совершенным во имя палестинского сопротивления, и никто до сих пор не выполнял больше операций, чем я. И враг не мог бы знать точно, они могут подозревать, но они не могут знать, что я сделал.

Магдалена

В это же время в жизни Карлоса появилась Магдалена Копп, немецкая красотка и политический активист. С ним она по-настоящему познакомилась в Алжире, куда была откомандирована по поручению «Революционных ячеек». Почему по-настоящему? Магдалена утверждала, что впервые встретилась с Карлосом еще в Лондоне:

— Он тогда сказал, что хочет научиться проявлять снимки. Я быстро поняла, что это всего лишь предлог, неуклюжая попытка познакомиться со мной немного поближе. Кажется, тогда я испугалась его напора. Я открыла дверь, и он ушел. Тогда я и представить себе не могла, что мы поженимся и у нас будет ребенок. Я увидела его второй раз в тренировочном лагере палестинцев. Он был лидером, и мы, безусловно, им восхищались. Он выглядел не как тогда в Лондоне — он носил берет на манер Че Гевары, был таким крутым парнем. Он внезапно стал героем мировых СМИ, знаменитостью. Это наверняка на меня повлияло.

Рыжеволосая и хрупкая Магдалена закончила курсы фотографии и мечтала стать известным человеком в искусстве. Но в начале 1970-х она вступила в «Революционные ячейки», которые навсегда изменили ее жизнь.

— Я родом из швабской деревни, — вспоминала в последние годы жизни Копп, — мне хотелось всегда жить не так, как жили мои родители. Они не читали книг, не интересовались искусством или фотографией. Отец хотел, чтобы я пошла работать на почту, но я мечтала о карьере фотографа. Мне хотелось убежать от родителей, ведь они были такими ограниченными. Мне ни за что не хотелось оставаться в родном захолустном городке. Он был слишком тесен для меня.

В 1960-е в Германии вовсю кипели политические страсти: организовывались коммуны, в университетах читали лекции о борьбе рабочего класса, а на улицах то и дело проходили стихийные митинги и стачки.

— Это был целый мир, к которому я хотела принадлежать. Эти люди посвятили себя большим целям. Будучи фотографом, я посещала их мероприятия, узнавала, что происходит, и знакомилась с людьми. Вот так, незаметно, я стала одной из них и влилась в эту жизнь. Я чувствовала, что нахожусь среди единомышленников, что у меня с этими людьми одна цель. Но насколько далеко мы могли зайти в борьбе за идеалы, насколько далеко могла зайти я и какие у меня были идеалы?

В то бурное студенческое время во Франкфурте открылось издательство «Красная звезда», куда набирали сотрудников. Там Магдалена познакомилась с руководителем «Революционных ячеек» Йоханесом Вайнрихом и двумя коммунистами, симпатизирующими «Ячейкам» и Фракции Красной армии, — Бригиттой и Бони.

— С Бригиттой мы дружили, — говорит Магдалена. — Однажды она как-то пришла ко мне и спросила, могу ли я сделать печати для паспорта, — и отдала мне документы. Конечно, я испугалась, до этого я никогда не делала ничего противозаконного. Но тогда я не стала задавать глупых вопросов: для кого или для чего это. Для меня это было жестом революционной солидарности. В то время я считала, что не всегда нужно знать подробности.

С Михелем, рыжим пареньком, с которым у нее был роман до Вайнриха, Магдалена переехала ближе к «Красной звезде». Тогда она думала, что у них начнется новая жизнь, но оказалось, что между двумя людьми было все меньше и меньше общего. Порвав окончательно с отцом своего первого ребенка, Магдалена ушла к подвижному, горящему идеей Вайнриху, который и стал для нее связующей нитью с Карлосом. После того как молодая и красивая немка приехала в Алжир, он начал оказывать ей разные знаки внимания. Однажды Карлос пришел к ней в номер с бутылкой вина, и она не смогла устоять. Позднее Копп вспоминала, что он был безупречным джентльменом и завоевателем женских сердец.

— Я им безумно восхищалась. У меня не было никаких планов. Мы решили, что мне надо уйти в подполье. Но это тоже не просто: чтобы уйти в подполье, нужно много что подготовить, сказать близким, что ты едешь путешествовать, решить, с кем оставить ребенка. В какой-то момент я приняла решение. Я сказала Карлосу: я пойду за тобой. Оглядываясь назад, я бы не хотела ничего менять. Я оставила свой мир и растворилась в его.

Теперь влюбленные могли готовиться к свадьбе и подыскивать красивые наряды для Магдалены, но, кроме этого, Карлос был занят поиском новых союзников, без которых революционная организация не могла существовать. Французская секретная служба тоже не сидела без дела: получив санкции от президента д’Эстена, СДЕКЕ было приказано арестовать Карлоса, как только он окажется на территории западноевропейских стран. Важное и ответственное дело было поручено молодому и перспективному офицеру Сен-Сиру Филиппу Рондо. Прозванный за свои связи среди арабов новым Лоуренсом Аравийским, Рондо не гнушался использовать и их тактику, которая не исключала, а то и поощряла террор.

Карлоса решили ловить через его родителей в Южной Америке, куда сразу же были отправлены агенты. Как мы помним, письмо Карлоса Эльбе, переданное через венесуэльского министра ОПЕК, дало возможность установить настоящее имя Карлоса и узнать адрес его родителей. Помимо этого, письмо говорило о том, что он очень привязан к ним, если нашел время в такой нервозной и опасной ситуации его написать.

В Колумбию был отправлен полковник СДЕКЕ, которому даже удалось подружиться с Эльбой и приходить к ней домой, чтобы выпить чашечку-другую чая. Прогнозы секретной службы оправдали себя: Карлос объявился в ресторане гостиницы. На этом все и закончилось — он заподозрил что-то неладное и растворился.

Другой офицер в это время окучивал Рамиреса Наваса, который жил в Сан-Кристобале, прикидываясь фанатом велоспорта. В этот раз Карлосу помогла французская пресса, которая растиражировала сообщение о том, что Рондо собирается лично выехать в Сан-Кристобаль, чтобы… ввести инъекцию с вирусом гепатита отцу Карлоса. Согласно плану, любящий сын должен был прибежать к одру, а там его бы уже ожидали, потирая руки, сотрудники СДЕКЕ. Скрученного Карлоса с кляпом во рту переправляют на маленьком самолетике в Новую Гвиану — и вуаля. Но такому гуманистическому плану не удалось сбыться — после скандала в СМИ офицеров отзывают обратно.

— Я знаю, что президент Жискар д’Эстен остановил убийство моего отца, — рассказал мне Карлос. — Вместо этого расстроенные французские убийцы заразили моего брата Владимира вирусом гепатита, который почти убил его. Французские агенты преуспели в гнусных провокациях.

Бытует мнение, что яды и вирусы — это все инструменты КГБ, а западные разведки аки агнцы божьи. Ничего подобного. Сами офицеры СДЕКЕ признавались, что убийство является основной частью их работы. Они гордятся, если их крутизна стоит на уровне гитлеровского гестапо или советского КГБ. Да и сам Рондо говорил, что убийство является обычной работой и специальные операции — это продолжение дипломатии другими способами. Конечно, кто-то может посчитать, что такие «специальные операции» в странах западной демократии являются чем-то аморальным и недостойным.

Если приказ на отстрел «Шакала» и существовал, то он мог быть выдан только лично французским президентом д’Эстеном — этого не отрицал и президент, хотя и отвечал с долей лукавства:

— Если бы обстоятельства сложились иначе и Карлос был вооружен, исход мог бы быть другим.

Сегодня ветераны спецслужб отказываются от того, что участвовали в операциях по ликвидации легендарного революционера, — может быть, из-за служебной тайны, а может, по морально-этическим соображениям. Но доподлинно известен и доказан тот факт, что они действительно вовлекали в это дело его родителей — Рамиреса Наваса и Эльбу Санчес.

Граф де Мароль, шеф СДЕКЕ и автор покушения на полковника Муаммара Каддафи в конце 1980-х, назвал план заражения вирусом Рамиреса Наваса «фантастическим». По его словам, это противоречит этике спецслужб. Тут остается только расхохотаться. Правда состоит в том, что опытный революционер уходил от них вновь и вновь, где бы они ни пытались его настигнуть, а план операции с занесением в кровь старика страшного вируса сорвался лишь из-за того, что кто-то просто-напросто слил информацию в газеты.