Глава 7. Подвиг длиною в жизнь

— Все хорошо, что хорошо кончается.

Карлос о захвате ОПЕК

Казнь Мишеля Мухарбала, не санкционированная НФОП, вызвала у Хаддада ряд вопросов к Карлосу. Однако его репутация профессионального бойца и организатора сделала свое дело: Хаддад снял все свои претензии. В начале сентября состоялась их встреча в Бейруте, где лидер Народного фронта и Карлос обсудили большое дело, ставшее впоследствии самой нашумевшей зарубежной операцией палестинского движения в мире.

В операции по захвату нефтяных министров ОПЕК Карлос был единственным, кто принял участие на всех уровнях: организаторском, логистическом, политическом и дипломатическом — от и до, начиная с разработки и подготовки и заканчивая исполнением и всем, что происходило в дальнейшем.

Он был и составителем плана, и военачальником. До сегодняшнего момента эта операция имела множество трактовок, составленных из предположений, а также допущений недобросовестных рассказчиков. В этой книге впервые представлены факты и подробности дерзкого захвата министров, осуществленного Карлосом. Итак, действующие лица:

• «застрельщик» — полковник Муаммар Каддафи;

• стратегическая координация — Камал Хейр-Беик;

• разработка — доктор Вади Хаддад;

• планирование — Ильич Рамирес Санчес;

• координация (неарабская часть) — Уилфрид Безе;

• координация (арабская часть) — Анис Наккаш.

Операция в ОПЕК была начата совместно с Камалом Хейр-Беиком — членом верховного совета Сирийской национальной партии и одним из основателей организации «Черный сентябрь», покойными Фуадом аль-Шемали, Фуадом Авадоми и мучеником Али Хассаном Самамехом благодаря миллиону долларов, внесенному Ясиром Арафатом.

Покойный Камал Хейр-Беик был алавитом из Кардахи, жившим по соседству с семьей аль-Уах, позднее именуемой аль-Асад, в школе он сидел рядом с Рифатом аль-Асадом. Камал был заочно приговорен к смертной казни после убийства подполковника Аднана аль-Малики на стадионе в Дамаске в 1955 году. Убитый подполковник, командующий штабом сирийской армии, выходец из известной семьи дамасских суннитов, был убит группой из трех алавитов-смертников из ССНП, среди которых был двоюродный брат будущей супруги Хафеза аль-Асада. Самого Камала убьют в 1979 году в перестрелке.

В конце октября 1975 года Камал был принят в Триполи братским вождем ливийской революции, полковником Муаммаром Каддафи, спросившим, может ли он организовать операцию на сессии ОПЕК, которая должна была пройти 20 декабря, при условии, что будут предоставлены сведения, оружие и средства. Главная мотивация Каддафи заключалась в том, что Саудовская Аравия сбивала цены на нефть.

Камал тогда ответил:

— Это невозможно, слишком мало времени. Только Карлос, возможно, мог бы подготовить подобную операцию в столь короткие сроки.

Также он встретил там командующего генштабом полковника Абу Бакра Юнеса Джабера и Рамадана, руководителя по международным отношениям Арабского социалистического союза (единой партии), который был назначен куратором и передал ему $30 000 на начальные расходы и поездку в Аден, столицу Народно-Демократической Йеменской Республики, сегодня объединенной с Северным Йеменом.

— В начале ноября, — рассказал Карлос, — Камал приземлился на авиабазе в Хоре Максаре и сразу же встретился со мной. Я дал свое согласие при условии, что он получит добро от Вади Хаддада Абу Хани, который, в свою очередь, сказал: «Это несерьезные люди», и спросил, достаточно ли у нас времени. Обсудив вопрос между делом с Уилфридом Безе, я ответил: «Да, если мы приступим прямо сейчас».

Карлос вспоминает, что тогда Абу Хани поставил условие: пусть ливийцы предоставят информацию и оружие, но от их участия в финансировании операции он отказался, опасаясь проблем из-за валютных махинаций: расходы должен был покрыть Народный фронт освобождения Палестины.

— Он дал мне все полномочия, и я отправился в Бейрут с письмом для Абу Мохаммеда, руководителя НФОП по зарубежным операциям, члена центрального комитета. Я прибыл с Уилфридом в аэропорт Бейрута, где была в разгаре гражданская война, мы сразу направились к Камалу, затем Уилфрид встретился с нашими товарищами из РАФ, которым покровительствовал Абул Хассан. Абу Мохаммед дал мне $23 000 из 50 000, которые я просил. Я распорядился найти Юсефа из Багдада, палестинского подрывника, которому я полностью доверял.

Камал приехал в Дамаск инкогнито для того, чтобы встретиться в ливийском посольстве с Хассуной Шауишем, заместителем Рамадана и действующим заместителем министра иностранных дел Ливии. Он подтвердил, что оружие и информация будут в скором времени отправлены в Вену, и дал ему $100 000 на расходы по операции.

Насторожившись, Абу Мохаммед, который в боевой части операции участия не принимал, прекратил финансирование, так как ливийцы не предоставили сведений.

Камал, Фуад Авад, Уилфрид и Карлос решили воспользоваться этим историческим шансом.

— Я попросил Камала дать Уилфриду $40 000, с которыми он отправился в Цюрих. Молодой ливанец европейской внешности, отобранный Камалом в вооруженную группу, был уничтожен со всем своим взводом засадой, устроенной ливанской армией; Камал заменил его на Жозефа, своего верного телохранителя, унтер-офицера морской пехоты. Камал также подключил к операции Аниса Наккаша, который стал моим заместителем, — рассказал Карлос.

Анис Наккаш, ливанский архитектор, коренастый, рыжий, с веснушчатым лицом, носил очки с толстыми линзами. Он не имел грозного вида члена диверсионной группы, хотя это был бесстрашный человек, который впоследствии отбыл 10 лет тюремного заключения во Франции за неудавшийся теракт против Шапура Бахтияра, последнего премьер-министра монархического Ирана. Младший лейтенант египетской академии «Мухабарат» (разведка) в составе контингента ФАТХ, он был награжден за героизм, который проявил, будучи во главе своего отряда в бою против израильтян на юге Ливана. Службу в звании лейтенанта ФАТХ он совмещал с руководством «Ансар Ат Таура» («Партизаны революции») — организацией студентов ФАТХ в Арабском университете Бейрута.

— Я был счастлив, что такой ценный политический и военный кадр был моим заместителем, — вспоминает Карлос. — Мы знали его как человека, близкого к Ясиру Арафату, и хотели вовлечь в нашу операцию максимально возможное количество членов различных организаций в кратчайший срок.

Несмотря на боевые качества Уилфрида Безе, Карлос не хотел подвергать его опасности, так как на тот момент он фактически был руководителем всего немецкого партизанского движения: Уилфрид контролировал коммуникации, логистику и внешние связи трех организаций: первыми по хронологии были «Революционные ячейки», «Движение 2-го июня» и Фракция Красной армии (РАФ).

— Я видел в нем своего преемника в борьбе на случай, если со мной что-либо произойдет, — говорил Карлос.

Поэтому было принято решение заменить его другим членом «Революционных ячеек» — Гансом-Йохимом Кляйном. Кляйн — личность сама по себе интересная: сын пьяницы офицера СС и еврейки, личный водитель великолепного философа Жана-Поля Сартра, он долгие годы переживал травму пикантной семейной ситуации, где вечно пьяный отец эсэсовец избивал мать, после чего отправил ее умирать в концлагерь. Кляйн, по его собственному признанию, вместе с Карлосом покушались на посла Эмиратов в Лондоне, поэтому обоим было что вспомнить.

Промозглой осенью Безе нашел Кляйна в лесу под Франкфуртом. Глава Уилфрид буквально насел на него:

— Теперь тебе предстоит стать кулаком освобождения Палестины!

Дело в том, что федаинам в Бейруте угрожала опасность, а денежные мешки Персидского залива отказывались как-то помочь палестинским народовольцам. В этой ситуации НФОП должен был заставить нефтяные монархии, которые и раньше не были особо замечены в деле освобождения Палестины, прекратить выступать за мирные переговоры между Израилем и Египтом, не сулившие ничего хорошего палестинцам.

Кляйн переспросил у Безе, каким образом можно помешать им продолжать такую политику, если нефтяные шейхи даже гипотетически не допускали возможности стать на сторону палестинского движения. Безе на голубом глазу ответил:

— Ерунда. Мы похитим министров нефти стран — участниц ОПЕК на очередной сессии, которая должна пройти через месяц в Вене.

Тут уж Кляйн выпалил, что вся эта идея от начала до конца — безумие, поскольку не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться о серьезной охране этого мероприятия:

— Это же ОПЕК!

Но Уилфрид его успокоил: внутри ОПЕК у Карлоса будет свой человек, который скоординирует операцию. В общих чертах это все выглядело так: Карлос войдет с группой вооруженных людей в здание, захватит нефтяных министров и потребует выполнять его распоряжения. Потом самолет, предоставленный Австрией, будет совершать посадку в каждой стране, и по одному они будут отпускать министров, зачитывая на местном телевидении коммюнике от Народного фронта. Согласно плану операции, самолет не полетит только в Иран и Саудовскую Аравию. Двоих министров они казнят.

Кляйн согласился, и потом он с юмором будет вспоминать:

— Я думал: мы утром захватим министров, а уже в обед я буду есть сосиски во Франкфурте. Все оказалось гораздо сложнее.

Вторым человеком, которого ввели в дело «Революционные ячейки», была Габриэле Крехер-Тидеман — вздорная и взрывоопасная девица, отсидевшая два года за ранение полицейского при задержании, — она выстрелила в него из пистолета. Даже внешность выдавала в ней неуравновешенную натуру: плоская как доска грудь, бледное лицо, водянистые серые глаза и копна каштановых волос, которые она иногда красила в огненно-рыжий. Также в эту группу входили палестинец Халид и два ливанца — Юсеф и Джозеф.

Уже зимой, после встречи с Хаддадом, Карлос прибыл в Вену и поселился в роскошном отеле «Хилтон». Безе и Кляйн остановились в бюджетной гостинице и шутливо порицали Карлоса за сибаритские замашки. Кляйн говорил, что Карлос шикарно одевался и останавливался в самых фешенебельных отелях, чтобы возникало как можно меньше подозрений: разве такой элегантный джентльмен может быть офицером международного сопротивления? Конечно нет! Да и им было нечего жаловаться — их довольствие каждый день составляло почти $100, что считалось большими деньгами.

К этой операции он готовился не только физически, но и внешне — теперь Карлос отпустил бородку а-ля Троцкий и отрастил бакенбарды. Для завершения образа революционера он купил себе черный берет «как у Че Гевары». На выходе из магазина в новом революционном стиле он встретил и Уилфрида Безе, и Кляйна, которые набросились на него с вопросами о грядущей операции. В результате Карлосу пришлось отбиваться от назойливых товарищей в ресторане. Интересно, что, будучи полиглотом (как шутил в беседе со мной его адвокат Гювен Иылмаз: «Карлос знает все языки, кроме того, который требуется в данный момент», — имелся в виду турецкий), он не знал немецкого языка, поэтому роль переводчика взял на себе Безе.

Итак, согласно выложенным им подробностям, начало операции было запланировано на 20 декабря. Крехер-Тидеман должна была объявиться уже сегодня; трое других бойцов вместе с оружием приедут чуть позднее. Члены «Революционных ячеек», не участвующие в проведении самой операции, помогали в подготовке — они наблюдали за штаб-квартирой ОПЕК, мониторили подходящие статьи о предыдущих сессиях и фотографии, касающиеся работы министров в Вене. В завершение разговора Карлос сообщил, что Безе также не будет участвовать в операции. Анис отправился в Берн к своему дяде, послу Ливана. Он присоединился к Карлосу в Вене, оставив своего личного заместителя (гениального подрывника) в Женеве в качестве связующего звена.

— В Вене, — вспоминает Карлос, — Анис Наккаш встретился с послом Ливии майором Эззедином аль-Гадамси (в дальнейшем он совершит предательство и доложит обо всем в ЦРУ), который абсолютно не был в курсе о соглашении с полковником Каддафи. Затем он незамедлительно вернулся в Бейрут. Камал же вернулся в Дамаск, где Хассуна Шауиш обещал ему, что оружие и информация скоро будут доставлены в Вену. Рифат аль-Асад оказывал протекцию Камалу по дружбе и тщетно пытался уговорить его объединиться с сирийским правительством, но он ничего не знал об этой операции.

Карлос был в приподнятом расположении духа: он раскрыл подробности развоза министров — местное телевидение должно было не только прочитать коммюнике, подготовленное НФОП, но и от имени правительства поддержать палестинцев в деле борьбы за независимость. Министр нефти Саудовской Араваии шейх Ямани и министр Ирана Амузегар будут казнены в любом случае, как только они вылетят из Вены. Об этом, конечно, нельзя было распространяться раньше времени, чтобы министры не сболтнули чего лишнего. Ответственность за саму казнь и ее исполнение взял на себя сам Карлос.

Следующим пунктом, вызвавшим решительный протест Кляйна, была обязательная казнь любого, кто захочет сопротивляться. Карлос говорил, что если кто-нибудь захочет оказать сопротивление, то будет казнен; попытка бегства — казнен; истерика и паника — казнен; если член группы откажется выполнить любой его приказ или проигнорирует утвержденные ранее инструкции — он будет казнен. Карлос знал, что успех операции зависит только от того, как будет вести себя группа в стрессовой ситуации. Ему был нужен слаженный, не дающий сбоя механизм. Кляйн начал протестовать, аргументируя тем, что если кто и захочет сбежать, то убивать его не имеет никакого смысла. Карлос взглянул на него исподлобья и твердо сказал, что Кляйн может покинуть группу, если ему так захочется. В воздухе повисла тишина:

— Ты хочешь, чтобы какая-то чертова секретарша своей паникой поставила под угрозу срыва нашу операцию? — взорвался Карлос. — Ты в своем уме, Кляйн?

Тем не менее Кляйн продолжил атаковать его вопросами. Неизвестно, что бы произошло, если бы не Уилфрид Безе, который старался максимально смягчить жесткие формулировки спорщиков, выступая в роли переводчика с немецкого. Скорее всего, Кляйн остался в его группе только по причине того, что у Карлоса не было времени подготовить к операции еще одного дополнительного человека на замену. К тому же нельзя было сказать, что все шло так гладко: Крехер-Тидеман еще не приехала в Вену, а оружие, обещанное Карлосу, так и не поступило. Больше того, на этот момент никакой обещанной информации от своего человека в ОПЕК он не получил. И тут еще этот упертый и вздорный Ганс-Йохим Кляйн! Поскольку ждать Карлос уже не мог, он обратился к Безе, чтобы тот убедил «Революционные ячейки» выдать оружие на операцию; аналогичную просьбу, по словам Кляйна, Карлос адресовал и тому таинственному агенту в ОПЕК.

Пока же ситуация зависла в воздухе. Он съехал из фешенебельного отеля «Хилтон» в потрепанную съемную квартиру вместе с другими членами группы. А 19 декабря в полночь рядом с Венской оперой им был передан груз, доставленный на машине посла и на еще одной посольской машине. Наконец вышла на связь и потерявшаяся немка: Нада (Габриэле Крехер-Тидеман), международная активистка «Движения 2-го июня», прибыла с письмом Абу Хани, в котором был приказ все прекратить в связи с опасением, что операция будет провалена из-за ливийцев.

Информация же, переданная в Вену Хассуной Шауишем, была неполной и неточной, за исключением новости о том, что конференция продлится до воскресенья 21 декабря, дня зимнего солнцестояния.

Днем 19 декабря, за несколько дней до операции, Карлос пришел в квартиру, довольный собой после встречи с таинственным осведомителем. Пришел не с пустыми руками: в пухлых черных сумках лежали пистолеты «Беретта», браунинги, советские пистолеты ТТ, револьверы и десятки килограммов смертоносной взрывчатки. Гранаты были оборонительными, осколочными, советского производства. Все последующие часы бойцы-интернационалисты аккуратно смазывали и раскладывали оружие по комнате. Операция начиналась.

Карлос разбил диверсионную группу на пары:

1) Карлос, командир (пистолет-пулемет «Беретта» + пистолет браунинг Hi Power + две гранаты); Анис, заместитель командира (два браунинга HP + две гранаты);

2) Нада (пистолет ТТ + одна граната); Юсеф (пистолет ТТ + одна граната + взрывчатка + детонаторы);

3) Кляйн (браунинг HP + револьвер Смита-Вессона + две гранаты); Жозеф (пистолет-пулемет «Беретта» + браунинг HP + две гранаты).

В городе логистика, разведка, безопасность и резерв (из двух бойцов) обеспечивались группой международных активистов разных национальностей под командованием Уилфрида Безе.

— Всю подготовку, не считая ливийской помощи, мы провели самостоятельно: за собственные средства закупили оружие на 12 бойцов, спланировали операции по поддержке и путь к отступлению в Чехословакию, — вспоминает Карлос. — Объект был постоянно под наблюдением, до самого последнего дня, нам удалось проникнуть (и мне в том числе) в штаб-квартиру ОПЕК несколько раз. Мы были готовы приступить к операции уже 20 декабря без ливийской поддержки.

В холодное утро воскресенья 21 декабря Карлос аккуратно подстриг бородку и бакенбарды и сдвинул на затылок черный берет. Он был одет в армейские брюки и темно-коричневый кожаный пиджак от Пьера Кардена. Оружие, взрывчатка и сопутствующие аксессуары, включая запалы, детонаторы и часовые механизмы, были упакованы в сумки «Адидас», которые бойцы закинули себе за плечи.

Не спеша вооруженная группа села на трамвай и поехала к Christkindlmarkt, где по вечерам был настоящий пир из знаменитых венских сосисок, сладостей, пива и глинтвейна под какофонию зазывал и громкой музыки. Но утром там царила гнетущая тишина: шестерка вышла на заснеженную мостовую и направилась в сторону штаб-квартиры ОПЕК. Они дошли до большого 17-этажного здания ровно в 11. Кляйн услужливо поздоровался с полицейскими, которые никак не отреагировали на молодых людей с тяжелыми сумками — уже с утра тут ходили толпы народа. Единственной открытой дверью (под охраной полицейского) был главный вход здания, в котором на втором этаже располагалась штаб-квартира ОПЕК; два других полицейских находились в фойе с журналистами, напротив лестниц и двух лифтов.

У стойки приема посетителей на втором этаже среди дюжины людей было двое австрийских полицейских в штатском и иракский лейтенант Алаа Хассан, телохранитель иракского министра нефтедобычи Таеха Абдель Карима; другие же телохранители и агенты иранской разведки САВАК толпились около лимузинов, припаркованных у заасфальтированного в форме полумесяца подъезда к главному входу.

Внутри здания околачивалось почти три десятка журналистов, аккредитованных на мероприятие. К одной группе подошел Карлос и уточнил, когда заканчивается сессия. Журналисты даже приняли их за отставшую делегацию из Анголы, о чем вслух себе позволила сказать корреспондент Associated Press. Мрачные «делегаты» никак не отреагировали на шутку, молча поднялись, достали оружие и побежали в сторону входа в зал заседаний.

Охрану на первом этаже обеспечивало всего двое полицейских — тех, с кем вежливо поздоровался Ганс-Йохим Кляйн. Именно они — Антон Тишлер и Йосеф Янда — увидели, как люди с автоматами прорывались через дверь между центральным холлом и лестницей. В этот момент началась шквальная стрельба.

— Мы зашли по одному, — говорит Карлос. — Шедшие за мной соратники разговаривали по-английски, делая вид, что мы журналисты. Мы поднялись по лестнице на второй этаж, где я начал атаку под прикрытием Аниса, бесшумно нейтрализовав всех, кто мог оказать сопротивление в приемной.

В задачу Кляйна входила нейтрализация обслуживающего персонала и поиск телефонной сети. С последним произошел инцидент: секретарша Эдит Хэллер успела позвонить в полицию и прокричать, что в здании штаб-квартиры ОПЕК стрельба. Она спряталась за стойку регистрации с телефоном, как вдруг в голову ей уперся холодный тяжелый предмет.

Кляйн видел, что она начала звонить полицейским, и приставил к ее голове пистолет, а другой рукой вынул из ее ладони трубку. Но неожиданно она бросилась к другому аппарату, и Кляйн был вынужден в него стрелять — как только телефон разлетался, она бросалась к следующему. Ему потребовалось израсходовать всю обойму «Беретты», чтобы успокоить упертую блондинку.

Нада и Юсеф, занявшие позицию в приемной, заметили попытку побега полицейского в штатском и местной служащей. После предупреждения Нада ранила полицейского в спину. Служащая вернулась на место. Жозеф и Кляйн остались в арьергарде, прикрывая лифты и лестницу. Тогда Кляйн разоружил полицейского, упавшего на пол, вместе с Надой затащил его в лифт и отправил на первый этаж. Он скончался в больнице.

Лейтенант Алаа Хассан, который был на 30 сантиметров выше Нады, схватил ее сзади за руку, чтобы разоружить. Он был ранен пулей в руку, но продолжил держать ее. Кляйн, который только что пустил несколько пуль в телефонный коммутатор (одна из которых попала в динамик, поднесенный к уху секретаря), повернулся и выстрелил иракцу в лоб. Алаа Хассан отпустил Наду, медленно сделал несколько шагов и рухнул у входа. Кляйн вытащил еще один пистолет, оставшийся в кобуре.

В своих показаниях Кляйн обвинил в первом и втором убийствах Наду: якобы именно она догнала Алаа Хассана и приставила пистолет к груди. По его словам, иракец обхватил ее и потащил в направлении к лестнице… Кляйн видел только, как они растворяются за углом. Когда он второй раз увидел иракца, его голова была размозжена выстрелами. Якобы девушке удалось достать второй пистолет и выстрелить ему несколько раз в голову. Однако 12 австрийцев были свидетелями, что именно Кляйн застрелил иракского офицера.

Еще одной ненужной трагедией стало убийство помощника ливийского министра майора Юсефа Исмирли. Как рассказал Карлос, дело обстояло следующим образом:

— Вместо того чтобы подождать меня, Анис повернул направо и первым проник в конференц-зал в глубине коридора, где был атакован. Я подтянулся и, дав пулеметную очередь, убившую капитана Юсефа Исмирли, помощника ливийского министра, и ранившую в руку делегата из Кувейта, восстановил контроль над ситуацией.

В то время как Карлос и его боевая группа были заняты на подступах к конференц-залу, там шла жаркая полемика относительно документа, регулирующего цены на нефть. Обсуждения прервали выстрелы из автомата в потолок зала. Люди в масках приказали высокопоставленным министрам лечь на пол и не показывать ни носов, ни толстых шей. Шейх Ямани догадывался, что пришли именно за ним, — тут не нужно быть гадалкой: нефтяная политика Саудов вызывала возмущение у многих групп — от европейских леваков до Союза исламского джихада. Забившись под стол, он начал завывать суру из Корана, которую читают перед смертью:

— И прозвучит трубный глас, объявляя воскрешение, и вот мертвые выходят из могил своих и устремляются на встречу с Аллахом. А когда раздастся трубный глас и каков он будет — об этом знает только Аллах! Ва нуфиха фи ссури фа иза hум мин аль-адждаси иля раббиhим йансилюн».

Сура «Йа Син» не несла успокоения, наоборот: все больше министров и их помощников погружались в мрачное уныние… «Ва нуфиха фи ссури фа иза hум мин аль-адждаси иля раббиhим йансилюн…» Из-под столов они пытались рассмотреть дирижера это адского оркестра — он быстрыми шагами пересекал помещение, словно кого-то пытаясь найти. Бледное лицо, орлиный профиль — Карлос был мистически неотразим.

— Где шейх Ямани? — прорычал он. — Живо!

Надо сказать, что Ямани уже успел примириться со своей участью, да и спрятаться в закрытом помещении как-то не выходило. Он поднялся из-под стола:

— Я здесь…

Карлос улыбнулся, и тут же шейх чуть не рухнул от ужаса, сковавшего его, — это был тот знаменитый Карлос «Шакал», о котором вовсю трубила пресса. Теперь он стоял вот так напротив него и улыбался.

— Нам будет еще о чем поговорить, — весело сказал Карлос.

— Я оставил Аниса присмотреть за делегатами, которые лежали на земле, пока прочесывал кабинеты и сгонял всех в конференц-зал — всего более сотни человек, — рассказал Карлос. — Затем я перегруппировал отряд вдоль коридора, идущего к залу: Анис и я — в центре, где в углу Юсеф установил мощный заряд, который следовало взорвать в трех случаях: если я отдам приказ, если он увидит, что меня убили, и если штурмующие ворвутся в зал. Я освободил кувейтца, который сделал себе жгут из ремня для остановки крови, вместе с ним — британского переводчика для передачи наших требований.

В конце коридора находились Жозеф (справа) и Кляйн (слева). Им помогала Нада, которая курсировала до конференц-зала и обратно. На этаже повисла гнетущая тишина. Но внешнее спокойствие — только видимость: один из полицейских все-таки успел вызвать спецподразделение, которое поднималось вверх по лестнице, вооруженное израильскими «Узи». Когда стальные шлемы мелькнули в проеме коридора, из глубины раздались выстрелы.

Открыв ответный огонь, спецназовцы смогли оттеснить боевиков вниз по коридору, а вот Кляйн словил пулю в живот. Еще несколько пуль прошли в опасной близости от него. По приказу Карлоса он швырнул в их сторону гранату, которая ударилась о стену и сумела оглушить как боевиков, так и полицейских. Последние были вынуждены отступить.

— Вскоре мы были атакованы штурмовой группой полицейских, — вспоминает Карлос. — Ее командиру, ветерану вермахта, удалось прорваться в приемную. Он не попал в Жозефа очередью из трех пуль, которые, срикошетив, зацепили Кляйна. Одна из пуль ранила его в низ живота, две другие лишь пробили куртку и штанину. Кляйн, в свою очередь, ранил полицейского пулей в ягодицу. Позже они оба оказались в одной палате больницы.

После этого Карлос освободил помощницу генерального секретаря ОПЕК, очень красивую девушку высокого роста, чтобы помочь при необходимости выбраться раненому полицейскому и передать властям, что в случае новых попыток штурма они будут убивать по одному делегату, и первым будет саудовский заместитель министра.

Раненый полицейский, подпрыгивая, вышел с улыбкой во все лицо, держа свой «Узи» за конец ствола большим и указательным пальцами левой руки. Карлос присматривал за ним, держа в руке гранату с выдернутой чекой.

Несмотря на незапланированную атаку, ему было чему радоваться — за менее чем полчаса он выполнил первую часть операции. Конечно, если бы не дырка в животе Кляйна… Ну ничего, выздоровеет, вон румянец какой на щеках. Зато в своих руках он уже имел 62 заложника — и каких! Таких, что вокруг здания стояло оцепление из представителей всех возможных силовых ведомств. Но ни один из них не мог сдвинуться с места.

После эмоций началась рутина. Сообщение, переведенное Камалом на французский, регулярно передавалось по радио. Послы и поверенные Ирака, Алжира, Саудовской Аравии, Ирана, Венесуэлы и Ливии (ливийский вернулся из своей неуклюжей вылазки в Будапешт, где он также был аккредитован) приходили общаться со своими министрами в коридор.

Смелый иракский поверенный в делах Риад аль-Аззави стал по указаниям из Багдада посредником в общении с канцлером Бруно Крайским.

Пришло время заняться селекцией. Карлос посерьезнел и приказал заложникам встать и разбиться на группы: союзники, куда вошли Алжир, Ирак, Ливия и Кувейт; нейтральные — Эквадор, Габон, Индонезия, Нигерия и Венесуэла; преступники — Иран, Саудовская Аравия, Катар и Объединенные Арабские Эмираты; и последняя группа — местные служащие.

— Я провел переговоры с 11 действующими министрами; министры Катара и Эмиратов покинули конференц-зал до захвата по причине саудовской заморозки, — пояснил Карлос.

Заложники ждали объяснений. Перейдя с французского на арабский, Карлос заявил, что является командиром коммандос Палестины и этот акт направлен против КСА и Ирана. Он также сказал, что если все проявят благоразумие, то никто здесь не пострадает.

После объяснений с нефтяными министрами он надиктовал секретарше Гризельде Кери коммюнике, в котором объяснял австрийским властям цели своей спецоперации против ОПЕК. В книге «Тайная война Карлоса Шакала» оно приведено полностью. Цитирую:

«Мы удерживаем в заложниках нефтяных министров членов сессии ОПЕК. Мы требуем, чтобы наше обращение передавалось по австрийскому радио и телевидению каждые два часа, с тем чтобы выход в эфир был осуществлен по прошествии двух часов от настоящего времени.

Завтра в семь утра должен быть предоставлен большой автобус с завешенными окнами, который доставит нас в аэропорт, где нас должен ждать самолет ДС-9 с заправленными баками и экипажем из трех человек.

Любая задержка, провокация или попытка проникновения в здание ставят под угрозу жизнь заложников.

Вооруженное крыло арабской революции

Вена. 21.12.75».

После этого Карлос начал надиктовывать по-французски второе коммюнике, которое предназначалось для прочтения в эфире. Вкратце там говорилось о том, что арабская нация является жертвой сионистского заговора, призванного содействовать победе мирового империализма. Среди заговорщиков — израильское правительство, американские сионисты, некоторые реакционные арабские режимы, которые выступают против палестинского движения и стараются стравить между собой арабские народы. Отдельной строкой шла фраза о том, что Израиль не имеет субъектности, а значит, никакие переговоры с ним невозможны и будут считаться капитуляцией перед Израилем. Также в своем манифесте Карлос требовал скорейшего вступления Египта в войну для окончательной победы над сионизмом и его приспешниками. По его утверждению, такой исход событий будет возможен, если появится единый для арабов палестинский фронт, а арабская нефть должна быть кровью в жилах нового справедливого мира, где не будет Израиля и постоянной гегемонии США.

После того как последняя клавиша ударила по листу, Карлос махнул рукой секретарю и сказал ей отправлять послание на улицу, чтобы скорее передать его заждавшимся полицейским. Как только они вышли на порог здания, она услышала десятки маленьких молоточков — это были передернутые затворы. Истошно крича: «Не стрелять!», она размахивала листом бумаги от Карлоса.

Он себя чувствовал вполне самоуверенно: оставлял без опаски оружие, вел светскую беседу с министром Венесуэлы Эрнандесом Акостой. А чего ему, собственно, было бояться? Того, что один из послов схватит пистолет? Ну, разве только для того, чтобы выстрелить себе в голову. Австрийцы, стянутые к штаб-квартире, тоже были податливы и в меру послушны — слишком большие рыбы плавали в этом начиненном взрывчаткой аквариуме. Его немного беспокоил Кляйн, однако, к его счастью, среди министров оказался врач — это был нефтяной министр дружественной Нигерии. Он осмотрел раненого и сказал, что если не принять меры, то он умрет. После этого министр Алжира Белаид Абдессалам лично сопроводил Кляйна вниз и передал в руки полиции и медиков, после чего вернулся обратно в штаб-квартиру.

Уже в карете скорой помощи полицейский спросил у тяжелораненого Кляйна:

— Вы заложник?

На что тот ответил:

— Нет, я исполняю волю палестинского освободительного движения. Меня зовут Энджи.

Боевика доставили в больницу, где тут же прооперировали: пуля разорвала толстую кишку, поджелудочную железу и важные артерии.

В качестве посредника на переговорах Карлосом был выбран ливийский посол, однако тот отбыл с визитом в Венгрию. Другим он не доверял. За исключением разве что иракского поверенного в делах Риада аль-Аззави, которому Карлос сразу заявил:

— Они, возможно, еще не знают, кто осуществляет эту операцию. Так вот. Передайте им, что я из Венесуэлы и меня зовут Карлос. Тот самый знаменитый Карлос.

С этого момента все переговоры проходили через поверенного. К требованиям Карлоса предоставить самолет добавилось еще одно: вернуть раненого Ганса-Йохима Кляйна, который пока даже не приходил в сознание.

Встретившись с представителями власти, аль-Аззави пересказал Карлосу, что раненому товарищу следует пробыть в больнице как минимум месяц. Отчасти это была действительно необходимость — Кляйн был подключен к аппарату искусственного дыхания. Но, конечно, это была одна сторона медали, другая — им нужен был хоть один участник захвата, который мог бы все рассказать. Это было настолько очевидно, что Карлос без раздумий бросил, что если Кляйну суждено умереть, то пусть он это делает в самолете.

Рассматривал его требования не кто иной, как австрийский канцлер, социалист Бруно Крайский, который прервал свои рождественские каникулы с семьей и экстренно прилетел в Вену. Доподлинно известно, что сам Крайский сочувствовал делу палестинцев.

В три часа дня шейх Ямани был вызван на разговор в отдельную комнату: то ли из сентиментальности, то ли из любопытства Карлос решил лично говорить с саудовским министром. Взлет карьеры Ямани пришелся на правление короля Фейсала, когда он в возрасте 32 лет стал министром нефтяной промышленности Саудовской Аравии. Для монстров нефтянки, мировой политики и всего мира Ямани был лицом, пускай и отвратительным, новой нефтяной эры, которая теперь диктовала свои правила. Его силу укрепляло и время, и тот простой факт, что он находился у истоков власти более длительный период, чем кто-либо другой.

По происхождению Ямани был хиджази из района более светского торгового побережья Красного моря. Северная часть Саудовской Аравии, провинция Неджд, в отличие от Хиджаза, была более изолированной от мира и состояла из разбросанных в пустыне княжеств, которые в свое время обеспечили поддержку Ибн Сауду и которые считали своим центром Эр-Рияд. Ямани родился в Мекке в 1930 году — в том самом, когда Сент-Джон Филби убедил короля Ибн Сауда, что единственный выход из тяжелейшего финансового положения королевства — дать разрешение на разведку нефти и других полезных ископаемых.

И его дед, и его отец были проповедниками и исламскими учеными. Одно время отец Ямани был муфтием в Голландской Ост-Индии и Малайе. Это все и заложило мировоззрение Ямани и его интеллектуальное развитие. После возвращения отца в Саудовскую Аравию дом семьи в Мекке стал местом сбора его учеников.

— Это были в основном известные правоведы, они обсуждали с отцом законы и различные случаи в юридической практике, — позднее говорил Ямани. — Я начал прислушиваться к их спорам, и после того, как они уходили, мы с отцом часто засиживались допоздна — он наставлял меня и критиковал мои высказывания.

Он уехал учиться в Каирский университет, а затем поступил на юридический факультет Нью-Йоркского университета. Окончив его, он провел год, изучая международное право в Гарвардской школе права. Вернувшись в Саудовскую Аравию, он основал первую в ультраконсервативной Саудии юридическую контору. Выполняя обязанности советника в различных правительственных учреждениях, он подготовил контракт на предоставление в 1957 году концессии японскому консорциуму «Арабиан ойл», который вклинился в ряды нефтяных монополий, действующих в Саудовской Аравии.

Ямани тяготел к популярности: он выступал с комментариями по юридическим и околополитическим вопросам в различных газетах. Именно это и привлекло к нему внимание молодого принца Фейсала, любимого сына короля Ибн Сауда. Фейсал предложил Ямани стать его советником по юридическим вопросам. В 1962 году, когда Фейсал обставил своего брата Сауда в борьбе за королевский трон, одним из его первых действий было увольнение нефтяного министра, арабского националиста Абдуллы Тарики, и назначение на этот пост 32-летнего западника Ямани.

Личность шейха Ямани вызывала неоднозначную реакцию — именно его считали ответственным за закулисную антиарабскую политику. Киссинджер, который также часто встречался с Ямани, однажды сказал:

— Он казался мне исключительно сообразительным и знающим; он мог говорить со знанием дела на многие темы, в том числе и из области социологии и психологии. По своему происхождению он не мог в то время занять в своей стране место политического лидера — это была прерогатива принцев, — а по своему таланту — вести жизнь рядового чиновника. Он выдвинулся на посту настолько существенном, насколько он был периферийным в осуществлении реальной политической власти в самом королевстве. Он стал преимущественно техническим исполнителем.

Ямани был во всем человеком Фейсала, который вытащил его на вершину большой политики. Король в свою очередь награждал его огромными земельными владениями, стоимость которых во время нефтяного бума колоссально возросла и которые являлись основой личного состояния Ямани. Близкие и доверительные отношения с королем обеспечивали Ямани полную свободу действий, что он использовал для продвижения антиарабской политики своего королевства, которому он был безгранично предан.

Оказавшись с Карлосом в одной комнате, он спросил, что с ним произойдет. Карлос ответил, что его судьба уже предопределена политикой Саудов, в которой он занимает одно из центральных мест. Если австрийские власти не зачтут его обращение и не предоставят самолет, к шести часам вечера он будет казнен. Но человек такого мужества, как достопочтенный шейх, не может держать зла за это на Карлоса.

— Вы сошли с ума, вы заявили, что убьете меня, а теперь еще хотите, чтобы я не держал зла на вас, — взорвался министр. — Что вам от меня нужно?!

— От вас? Вы серьезно? — брезгливо парировал Карлос. — Мне незачем давить на вас. Я хочу оказать давление на правительство Австрии, чтобы выбраться отсюда. А вас я просто хотел поставить в известность о дальнейшей судьбе.

Карлос пояснил мне суть разговора:

— В ходе моих двух встреч в кабинете генерального секретаря с шейхом Ахмедом Заки Ямани я задал ему вопросы, которые нас интересовали; он был красноречив, но старался как можно меньше сказать по существу. Он даже ловко пытался купить меня.

К вечеру обстановка полностью разрядилась: министры могли без особого на то разрешения покидать конференц-зал; Карлос щеголял знанием языков, болтая с министрами на арабском, французском, испанском и английском; другие боевики полулежа слушали радио, ожидая выступления президента с их коммюнике; а веревки для того, чтобы связывать министров, без дела валялись грудой в углу. Карлос сообщил министрам нефти, что он и его товарищи ведут борьбу с капитализмом и империализмом, не щадя ни чужих, ни своих жизней. Он же — Карлос — лидер революционного международного авангарда, который ведет эти силы к неминуемой победе.

— Что касается меня, то я солдат и мне хватает довольствоваться палаткой, — уж очень скромно заявил Карлос.

Отдельно он успокоил министра Габона, которому сказал, что ему нечего беспокоиться, поскольку он защищает страны третьего мира.

— Очень приятный министр из Габона разделял пропалестинские взгляды. Он передал мне приглашение в свою страну от президента Омара Бонго.

Тайеху Абдель Кариму он сказал, что у них есть общий друг Вади Хаддад. Кувейтец же был на седьмом небе после того, как его приняли за революционера.

Индонезийского и эквадорского министров сопровождали два генерала-путчиста-антикоммуниста, общение было сердечным, но совсем уж до теплоты не дошло.

Время отдыха Карлос проводил в компании трех венесуэльцев, которые томительно и боязливо дожидались окончания всей этой авантюры.

Очень молодые делегаты из Катара и Эмиратов были полностью потеряны без своих министров.

— Последним я позвал Джамшида Амузегара, который с самого начала пребывал в оцепенении, — говорит Карлос. — Он подошел к столу, который я поставил около Юсефа, с видом человека, всходящего на эшафот. Я протянул ему ладонь, он взял ее двумя руками и попытался поцеловать ее. Смущенный, я отнял руку, приказал ему вернуться на место и не издавать ни звука. Он был единственным продемонстрировавшим отсутствие достоинства из более чем ста человек.

Время шло, стрелки часов двигались к пяти, однако обращение по радио до сих не было оглашено. Карлос повернул голову к Ямани и улыбнулся. От этой беззаботной улыбки шейх пришел в ужас — она означала только одно: время ожидания казни подходило к концу. Он взял лист бумаги и начал писать прощальное письмо, адресованное семье.

Только в 6:22 канцлер Австрии дал согласие зачитать коммюнике «Вооруженного крыла арабской революции». Выполнив первую часть требований, канцлер потребовал провести консультации с заложниками, перед тем как Карлосу будет (или не будет) предоставлен самолет. По предложению канцлера Крайского все 13 министров написали письма, в которых должны были высказать свои соображения по поводу дальнейших действий австрийских властей. Надо отдать должное и министрам, и Карлосу: Карлос передал письмо запечатанным, а министры просили выполнять его распоряжения и не пытаться препятствовать тому, что они покинут Австрию под охраной вооруженных бойцов «арабской революции».

— Канцлер Бруно Крайский попросил всех глав делегаций написать письма, подтверждающие то, что они отправляются с нами добровольно, — говорит Карлос. — Все министры принялись за дело, кроме делегатов из Эмиратов и Катара, пребывавших в оцепенении, — потребовалась гневная тирада от шейха Ямани, произнесенная с моей подачи, чтобы заставить их писать. Мы передали 13 писем Риаду аль-Аззави, который отнес их канцлеру. Мы разрешили делегатам отправить послания своим правительствам и семьям без какой-либо цензуры, в запечатанных конвертах.

После этого Карлос заказал еду для своих солдат и министров, но то ли по оплошности, то ли чтобы щелкнуть его по носу, в штаб-квартиру доставили бутерброды со свиной ветчиной. Карлос сам принял ислам незадолго до операции, и большинство министров были мусульманами, поэтому все бутерброды были отправлены обратно. Вместо них он попросил привезти что-нибудь из курицы. Конфликт решился очень просто: отель «Хилтон» готовился к приему высокопоставленных гостей, а поскольку они задержались в компании Карлоса, то вся еда была отправлена в штаб-квартиру. Надо сказать, что ужин был не хуже, чем в ресторане отеля, — из-за перебитых в пылу лампочек министры и революционеры ужинали за сдвинутыми столами при свечах.

После ночного заседания с министрами Крайский заявил, что наконец между правительством и Карлосом достигнуто соглашение. Чтобы не допустить дальнейшего кровопролития, министры ОПЕК полетят вместе с группой Карлоса под его же честное слово. Это была победа! Не тайна, что силовики настаивали на штурме штаб-квартиры, однако риски были слишком высокими — пойти на уступки революционерам их вынудил статус заложников.

Страной, которая согласилась принять опасный во всех отношениях самолет, был Алжир. Лишь за 16 лет до этого правительство Франции признало право алжирцев на самоопределение, однако этот ход был встречен французскими колонистами и «правыми» в штыки — дважды устраивались крупные антиправительственные мятежи с целью пресечь процесс передачи политической власти местному населению. По итогам кровопролитной войны против французских колониальных войск в 1962 году Алжир стал независимым социалистическим государством. Кроме того, Алжир считался одним из союзников СССР, идущих по «некапиталистическому пути развития». Это все вполне устраивало Карлоса.

Без четверти семь утра к заднему входу штаб-квартиры подъехал большой почтовый автобус с занавешенными окнами. Тут настал звездный час Карлоса — он вышел к телекамерам, начал раздавать интервью и, картинно пожимая руки, отпускать служащих ОПЕК. При нем оставалось 42 человека.

Почти час он находился вне здания, что делало его отличной мишенью для австрийских снайперов, однако никто не рискнул повторить олимпийскую бойню. Вскоре автобус тронулся в сопровождении кареты скорой помощи и двух полицейских машин. Карлос стоял рядом с шофером и махал рукой прохожим, которые встречались по пути следования. Я видел «Шпигель» того года — там есть этот кадр, где Карлос о чем-то дружелюбно беседует с водителем автобуса в своем знаменитом черном берете.

— На улице я два раза обсудил детали нашего отбытия с министром внутренних дел и третий раз уже на трапе самолета «Дуглас» ДС-9 австрийских авиалиний. Мы сели в автобус, следовавший в аэропорт, оставив в конференц-зале чиновников ОПЕК всех национальностей, а также местных служащих, большая часть которых были австрийцами, поскольку наша операция не была направлена против этой организации и Австрия поддерживала палестинское сопротивление, а также поскольку штаб-квартира ОПЕК имела экстерриториальный статус. Некоторые делегаты из нейтральных стран также не были посажены в автобус для сокращения количества пассажиров.

В это время в аэропорту ожидал уже готовый к вылету борт ДС-9 и находилась машина скорой, в которой доставили Кляйна. Министр внутренних дел Австрии Отто Реш с интересом посмотрел на Карлоса и протянул ему руку в знак уважения. Карлос ее пожал. На следующий день все газеты облетела фотография с подписью «Рукопожатие позора». Для Карлоса это было признанием.

Рассаживая по самолету пассажиров, он замешкался с министрами Ирана и КСА, отсадив их от основной группы. Для убедительности под их кресла была заложена взрывчатка. Три главные стороны — Ливия и две организации палестинского сопротивления — решили казнить саудовского министра по различным причинам, частично противоречившим друг другу:

1. За то, что он свел Ясира Арафата с королем Фейсалом ибн Абдель Азизом аль Саудом, что позволило ФАТХ за счет нефтедолларов переманить Организацию освобождения Палестины в антинасеристский лагерь.

2. За то, что тот сопроводил принца Фейсала аль Шаммари в королевский кабинет, где он убил своего дядю короля Фейсала.

3. За остановку антисионистской политики королевства после убийства короля Фейсала, который был изобретателем «нефтяного оружия».

4. За то, что тот прислуживал саудовским принцам, подчинявшимся США, в качестве предостережения для них.

— Камал предложил попросить выкуп, но Абу Хани разумно посоветовал отказаться от всяческих денежных транзакций во время операции, чтобы не подвергать ее риску провала; заинтересованные страны должны были заплатить после ее окончания — так и случилось, — вспоминает Карлос. — Я отказался от $50 миллионов, предложенных саудовским наследным принцем (будущим королем Фахдом) и Калатбари, иранским министром иностранных дел, который вел телефонные переговоры вместо премьер-министра Аббаса Амира Ховейда, вызванного на ковер шейхом; таким образом они хотели спасти жизнь двух министров. $50 миллионов, обещанные принцем Фахдом, не поступили на счета Палестинского движения сопротивления: шейх не дал ему свою долю в $25 миллионов. Обнаружив в Вене, что несчастный Амузегар был во главе иранской делегации, я также решил его казнить, в чем меня поддержали Уилфрид и Анис.

В 1971 году Амузегар вместе с саудовским министром Ахмедом Ямани принимал участие в практической реализации ряда мер по повышению мировых цен на нефть, которые в итоге увеличились в четыре раза, что обеспечило Иран ресурсами для модернизации своей инфраструктуры, сельского хозяйства и обороны. За это достижение Амузегар был награжден орденом Тадж-е Иран первой степени, который вручался исключительно действующему или бывшим премьер-министрам. По другим сведениям, Амузегар возглавлял тайную полицию САВАК («Сазман-е Эттелаат ва Амният-е Кешвар» — служба информации и безопасности страны), которая снискала дурную славу не только при шахе в Иране, но и по всему Ближнему Востоку. Созданная при активной поддержке американского ЦРУ и сионистского «Моссада», САВАК обладала обширной агентурной сетью (по разным оценкам, от 20 до 30 тысяч человек). Согласно энциклопедии Iranica:

«США в курсе работы новой разведывательной организации, проводя курсы по профессиональной подготовке ее членов в основах разведывательных методов, таких как наблюдение и ведение допроса, использование разведывательных сетей и обеспечение безопасности. Эта организация была первой современной эффективной разведывательной службой, работавшей в Персии. Ее главным достижением на начальном этапе было обнаружение и разгром в сентябре 1954 года большой группы коммунистической сети партии Туде, которая была создана в вооруженных силах Персии».

В США были заинтересованы в создании в Иране такого агентства, которое в своей деятельности стало бы уделять основное внимание проведению контрразведывательных операций против советской агентуры.

«…Новобранцы, которые были назначены в эту новую службу, проходили подготовку в Соединенных Штатах, позднее в Израиле, где они изучали методику разведки и контрразведки».

За короткий срок САВАК заработала себе дурную славу. В ее застенках к заключенным применялись самые изощренные пытки. Американский автор Б. Рубин не исключает того, что «технике пыток» сотрудники САВАК были обучены специалистами из ЦРУ. В основном САВАК действовала против левых и антисионистских организаций. Лицом этой службы, по сведению НФОП, как раз являлся Амузегар.

В девять утра самолет с Амузегаром, Ямани и другими министрами покинул землю Австрии и устремился на север Африки. Ямани вспоминает, что, как только они взлетели, Карлос подсел к ним и, положив автомат на колени, начал вести светскую беседу, рассказывая про девушек и вечеринки, на которые он ходил раньше. Из рассказа шейха получается портрет джентльмена, который очень любил жизнь. Однако принимать его слова за чистую монету я бы все-таки не стал: шейх — заинтересованное лицо в возвеличивании себя и унижении своего похитителя.

Окончательно освоившись, он спросил у Карлоса, куда летит этот самолет. Карлос посчитал, почему бы и не рассказать, что сейчас путь лежит в Алжир, но затем они все отправятся в Ливию.

— Ливия? — переспросил Ямани. — А вы не думаете, что полковник Каддафи будет не очень гостеприимен к вам?

— С чего бы? — улыбнулся Карлос. — У нас будет встреча с премьер-министром, а потом мы полетим в Багдад.

— Но вы убили их человека!

Карлос удивленно посмотрел на своего собеседника. Он погладил оружие и медленно пошел по салону, раздавая автографы всем желающим. Министру Нигерии, например, он написал: «В память о полете Вена — Алжир. 22.12.75».

— Он выглядел настоящей кинозвездой! — вспоминал Акоста. А Амузегар был уверен, что Карлос был похож на Робин Гуда, защищавшего бедняков от угнетателей-капиталистов.

Во время полета Крехер-Тидеман, наоборот, впала в депрессию: то с деланой веселостью в голосе рассказывала заложникам о том, как прострелила череп полицейскому, то рыдала и кричала в хвосте самолета, вселяя ужас в пассажиров.

Наконец, примерно через два с половиной часа самолет приземлился в Дар-эль-Бейда — аэропорту, расположенном в пригороде Алжира. Карлос спустился с трапа в своем черном берете и солнцезащитных очках. Его встречал улыбающийся министр иностранных дел Абдель Азиз Бутефлика. Он обнял его как брата и проводил в зал для особо важных делегаций. В течение пяти часов Карлос и Бутефлика вели переговоры, в результате которых удалось договориться, что он отпустит заложников неарабского происхождения — всего около 30 человек (министров и членов их делегаций).

— После срочной высадки Кляйна и доктора Равендузи я был принят вторым, третьим и четвертым лицами революционного совета: Бутефликой, полковником Ахмедом Драя (директором по общей безопасности) и полковником Мохаммедом Бенахмедом Абдельгани (министром внутренних дел). Затем мы отпустили нейтральных делегатов и одного чрезвычайно полного саудита.

Несмотря на шикарный прием, Бутефлика отказался предоставлять другой самолет, сославшись на то, что лайнеров, способных проделать длительный перелет в Багдад, у них попросту нет. Он посоветовал Карлосу принять деньги от Саудовской Аравии и расстаться миром, иначе саудиты сделают все, чтобы уничтожить Карлоса и его товарищей.

— Зачем рисковать собой? — спросил он Карлоса.

Карлос молчал. Замолчал и Бутефлика, человек мудрый и прагматичный. Хотя он искренне сочувствовал делу Карлоса: еще в 1956 году он был одним из главных организаторов забастовки алжирских студентов против колониальных властей. Он являлся участником антиколониального восстания и одним из организаторов алжирской народно-освободительной армии (АНО); участвуя в переговорах с Францией, конференциях Движения неприсоединения, ОАЕ и ЛАГ, добился международного признания (в кулуарах его часто называли рупором Движения неприсоединения). Человек в высшей степени порядочный и честный.

Интересно, что уже в 1999 году он был избран президентом с результатом в 74 % голосов при поддержке вооруженных сил. И с этого момента он уже не покидал президентский пост — 28 апреля 2014 года Бутефлика, сидя в инвалидном кресле, принес присягу, став в четвертый раз президентом Алжира.

Но это мы забежали вперед. Пока же Карлос, распрощавшись с улыбчивым премьером, вернулся в самолет. Операция должна была продолжаться 7–10 дней, вплоть до завершения внеочередного собрания министров иностранных дел Арабской лиги в Каире для отмены «соглашения на 101-м километре Синая» между Египтом и Израилем, которое спровоцировало предательство.

— Все это время, — вспоминает Карлос, — нам пришлось прыгать по «дружественным» аэропортам на саудовском «Боинге-707»; его дальность была больше «нашего» ДС-9, на который нам нужно было пересесть в Триполи. После каждого приземления мы отпускали часть делегатов, передавая в эфир длинное обращение на арабском, записанное Камалом от имени «Опоры арабской революции» — так окрестил нашу боевую структуру Абу Хани.

Неприятности начались в Ливии, куда самолет с заложниками отправился из Алжира. Ливийский премьер-министр майор Абдель Салам Жаллуд, только проснувшись, поднялся в самолет. Он вел себя так, как будто ни о чем не знал, и он, возможно, действительно ничего не знал, даже того, кто такой Карлос.

— Я отчитал его после того, как он закончил приветствовать министров, и отправил вместе с Анисом прояснить ситуацию в аэропорту, — говорит Карлос. — В здании терминала Анис встретил полковника Абу Бакр Бнес Жабера. Он не торопился возвращаться — полковник Каддафи исчез где-то в ливийской пустыне. Я спустился в терминал и констатировал, что ливийцы не были сильно готовы к сотрудничеству. Оценив ситуацию, Анис подошел ко мне и, вернувшись в самолет, сказал, что что-то идет не так. Внезапно в радиоэфире мы услышали оскорбления в свой адрес с аэропортовой вышки, и от нас потребовали покинуть страну!

Карлос был в ярости! Ливийцы же делали вид, что им нет никакого дела ни до Карлоса, ни до заложников. Судя по всему, они оставили их умирать на раскаленном асфальте. Все бы могло закончиться кровью, если бы в дело не вмешался австрийский посол, выступивший посредником между группой Карлоса и Джамахирией.

В результате довольно нервозных переговоров Карлос согласился отпустить ливанского и алжирского министров, последний отказался остаться в Алжире с остальными членами делегации. Ночью самолет все-таки покинул Триполи. Не имея в самолете программы для приземления в Тобруке и взятия курса на Багдад, борт был вынужден развернуться. Карлос решил подождать саудовский «Боинг-707» в аэропорту Картажа, в Тунисе, но им отказали в ночной посадке, отключив электричество во всем регионе. Карлос чуть ли не взвыл от злости. Вот какой была арабская солидарность — и это те люди, которые выдавали себя за союзников палестинской борьбы! Он выругался:

— Как это глупо со стороны тунисцев! Мы не спали четверо суток, не было никакого нормального отдыха, и нервы были натянуты так, что грозили вскоре лопнуть.

И он махнул рукой:

— Летите в Алжир.

В 3:40 авиалайнер приземлился в Дар-эль-Бейда, где его уже ждал Абдель Азиз Бутефлика. После часа разговора Карлос вернулся в самолет и уединился с другими членами группы у кабины пилота. Ямани вспоминал, что Халид и Крехер-Тидеман были раздражены этим разговором:

— Перед разговором со своей командой он сказал нам с Амузегаром, что он демократ и будет решать нашу учесть демократическим путем.

Вероятно, по-демократически этот вопрос не решался, и он взял всю ответственность на себя. Карлос вернулся и сказал:

— Мы решили отпустить вас в полдень — вам ничего больше не угрожает. Мы выключим свет и закроем иллюминаторы. Зная, что вашей жизни ничего не угрожает, вы можете спать спокойно.

Вдруг к Карлосу фурией подлетела Крехер-Тидеман, которая что-то закричала ему в лицо и зарыдала, опустившись на пол. Операция завершилась.

Карлос снова покинул самолет и отправился в зал для особо важных делегаций, где его ожидал Бутефлика и другие представители власти. Неизвестно, о чем они там говорили, но через два часа он вернулся и сказал шейху Ямани, что он покидает самолет, а они могут сделать это через пять минут. Комок ужаса снова подошел к горлу саудовского шейха — слова Карлоса могли означать, что самолет будет взорван. Но через пять минут взрыв так и не случился, и заложники начали покидать самолет. Всех их сопроводили в тот же самый зал делегаций, где с их бывшими «тюремщиками» мирно беседовали высокопоставленные алжирские чиновники.

— Одолеваемые усталостью после дней и ночей без сна, — подводит итог Карлос, — мы похоронили наши первоначальные планы после того, как алжирцы заявили об отказе в политическом убежище в случае, если мы казним двух осужденных на их территории. Изнуренные австрийские пилоты больше не могли поднять самолет в воздух, и мы также были на исходе сил. Неожиданный провал был неизбежен. Это был конец. Мы оставили наших «гостей» на борту самолета, мы показали и передали наше оружие министру внутренних дел, который проворно вернул мой пистолет мне за пояс. Мы добились благоприятных политических и финансовых результатов для всего сопротивления, укротив высокомерие деспотов на пять лет.

Но это был конец еще не для всех: когда Ямани и Амузегар сели за столик вместе с Бутефликой, к ним с совершенно диким видом подошел Халид, начавший нести бессмысленную околесицу. Ловкий министр Алжира как бы невзначай сунул ему в руки стакан сока, и пока тот в изумлении смотрел на этот стакан, охрана быстро его скрутила и ткнула лицом в ковер. Оказалось, что при себе он имел оружие, с помощью которого хотел казнить министров.

Теперь уж точно всё — наступил звездный час Карлоса: кортеж из черных «мерседесов» медленно двинулся из аэропорта под овации журналистов и просто сочувствующих. Карлос с удовольствием улыбался фотовспышкам и показывал пальцами знак победы. Теперь все знали, что венский командир коммандос и знаменитый Карлос «Шакал» — это одно лицо.

Это же подтвердил венесуэльский министр нефти Эрнандес Акоста, которому Карлос передал письмо для своей матери, проживающей по адресу: дом 2В, резиденция Лас Америкас, Каракас, Венесуэла.

Французское министерство внутренних дел очень заинтересовалось письмом — по нему можно было официально идентифицировать Карлоса, — но Акоста, человек благородный и мужественный, считал, что нужно с уважением относиться к личной жизни автора, и наотрез отказался дать полиции даже сфотографировать конверт, не говоря уже о каких-либо серьезных экспертизах. Самого Карлоса он охарактеризовал как «смелого, порывистого молодого человека, склонного к идеализму».

Поэтому официально снова никаких доказательств у Франции не было. Сама же передача письма показывала широкую натуру Карлоса — он не мог не понимать, что это письмо может его выдать с потрохами. Но ведь он был народным героем, а народные герои не прячут лица под балаклавами. Не положено так, не принято. Герои должны быть лицом к лицу и с врагом, и с угнетенным. Таким он и был, в своем знаменитом берете, с бородкой и большими пронзительными глазами.