Кибервойна: предыстория

Мы входим в эпоху кибер–войны. Основной вопрос — что же такое кибер–операция, гражданская или военная?

Вопрос этот возник не сегодня. На уровне фундаментальной науки он обсасывался давно. Кибернетика, не как наука, а как мем массовой культуры (если иметь в виду что сам термин стал популярен с появлением известной книжки Н. Винера) возникла в недрах военного ведомства. Книжка Винера обобщала его опыт работы на Пентагон во время Второй Мировой и после, то есть 70 лет назад. Этот 70–летний давности опыт Винер и обобщил книжкой «Кибернетика». По большинству своих представлений о реальности она уже давно устарела, потому что это была не столько теоретическая книжка, сколько манифест массовой культуры. Точнее даже не массовой, а просто культуры, ибо книжка сия — скорее культурный объект, чем научный.

Книга Винера задала определенную идеологию, определенный образ мыслей. Все 60–е годы прошли под лозунгом развития кибернетики. Никто тогда особо не понимал тему, обсасывали управление, процессы, как что–то оптимизировать. В американском военном ведомстве все понимали, что это важно, что надо внедрять управленческую технику. Возникла фирма IBM — филиал военного ведомства — которая 70 лет занимается пристройкой на гражданке результатов военных исследований, как позже и филиал IBM, фирма Microsoft, филиал АНБ фирма Google или филиал ФБР Facebook.

Понимание технической стороны дела было абсолютное. Но не было ясного понимания, к чему приведет внедрение всего этого счастья, к чему приведет вызванная этим перестройка общества. Но в 70–е годы прошлого века в России возникла концепция современного процесса управления, и соответственно современной войны. Она была основана на двух вещах.

С одной стороны, есть машины, в перспективе — роботы, которые решают все эти вопросы. Роботов тогда еще не было, поскольку не была создана эффективная элементная база. Но уже на той элементной базе создавались машины и вставал вопрос — как же они будут управлять ситуацией? Вся эта дурацкая концепция АСУ в стиле Побиска, строилась в расчёте на то, чтобы взять весь тот бардак, который есть в сфере управления, и все разом переведет на язык программирования, в результате получится АСУ.

В реальности же внедрение автоматизированного управления, я уже не говорю про автоматическое, требовало изменить характер бизнес–процессов, или, как тогда говорили, производственных процессов. Фундаментально менялось положение человека в управлении. Человек не способен сопровождать и обеспечивать процесс принятия решений в реальном времени. Становилось ясно, что меняется характер процесса управления, и характер процесса планирования, перехода к действию.

Эти вопросы поставил перед собой и активно исследовал профессор В.И.Варшавский. Я рекомендую для прочтения популярную книжку В.И.Варшавского и Д.А.Поспелова «Оркестр играет без дирижёра», отражающую их взгляды на вещи 70–х годов прошлого века. Авторы описывают ситуации и подходы, в рамках которых автоматика самоорганизуется.

В центре исследований В.И.Варшавского находился процесс самоорганизации автоматики. Рядом с ним во весь рост вставал главный вопрос – где тут место человека? Во что превращается управленческий цикл, точнее сам бизнес–процесс, военный процесс, производственный процесс? Во что превращается процесс в мире, где автоматика нашла свое место?

Варшавский тогда никак не мог это всё вписать в те государственные программы, которые были в СССР. Маразма в СССР хватало. Глушкову нужно было внедрять американскую технику под АСУ, которые просто отражали советский бардак, который уже был, и не пытались ничего перестроить. В гражданский сектор было не вписаться, в Госплане к тому времени господствовал маразм в чистом виде. Косыгин уже был при смерти, и ни о каких нововведениях не мечтал. Варшавскому стало ясно, что если он и может где–то это внедрить, то только в военном ведомстве, и он стал разрабатывать концепцию современной войны. Дальше я расскажу, что из этого получилось.