Глава 9. Владислав Сурков. Взлет и падение кремлевского кардинала

Порывы ветра в сотни флейт, И дождь стучит в окно. Between the iron gates of fate, Другого не дано.

Б. Березовский

В этой книге представлены как минимум два больших поэта — Борис Абрамович Березовский и Владислав Юрьевич Сурков. Оба кардиналы русской политики, оба — злые гении Кремля. Когда указывают на обезличенную «кремлевскую башню», не верьте сказанному — лица есть, это лица Березовского и Суркова. Первый — воплощение демона, он уже давно не в политике, не в большом бизнесе и даже не жив. Со вторым сложнее — попавший в опалу, снятый с поста куратора внутренней политикой Сурков назначен модерировать рождение Империи — он технолог войны на Донбассе. Тут сразу приходит на ум гумилевская утопия, где поэты управляют государством. А поэт Владислав Юрьевич самый что ни на есть настоящий — нетривиальный, элегантный, склонный к декадентству фашиствующий эстет. Фашизм эстетический ему глубоко близок — его протеже Василий Якименко выпустил однажды брошюру «Гламурный фашизм», в которой поюродствовал на тему Эдуарда Лимонова, баркашовцев, присовокупив к ним и ультралибералов. Видел ли шеф эту работу? Я думаю, что если видел, то тайно завидовал — именно его, Суркова, так не хватает на глянцевых страницах рядом со скандальным, как принято говорить в прессе, писателем. А либералы? Ну какие они гламурные и тем более фашисты? Даже с большой натяжкой. Вася, ты не прав…

БУДЕМ КАК ВСЕ (Музыка и слова Владислава Суркова)

Наш хозяин — Денница, мы узнаем его стиль. К Рождеству вместо снега он посылает нам пыль. Мы плетемся в обозе его бесконечной орды. Я буду, как ты, ты будешь, как он, мы будем, как все.

Он всегда впереди — в алом шелке, на бледном коне, Мы за ним по колено в грязи и по горло в вине, И вдоль нашей дороги пылают дома и мосты. Я буду, как ты, ты будешь, как он, мы будем, как все.

Пусть тебя не смущает обещанный к завтраку суд. Бог простит и себя, и его, и сто тысяч Иуд. Так до встречи в раю, где цветут ледяные цветы. Я буду, как ты, ты будешь, как он, мы будем, как все[9].

Бледные кони, орда и ледяные цветы… Это могучая поэзия. А Денница — одно из имен падшего ангела, сатаны. Многие СМИ рискнули предположить, что Сурков имел в виду Владимира Путина. Так ли? И да и нет. Сурков, скорее, обращается к образам, что онтологичнее, чем действующий президент. Как в библейском Апокалипсисе: «Кто подобен зверю сему? И кто может сразиться с ним?» (Откр., 13: 3–4). Сурков сражается одновременно сам с собой — таким, какой он есть, и с той личиной, под которой ему приходится действовать.

Кремлевский царедворец, декадент, интриган и поэт Владислав Юрьевич родился 21 сентября 1964 года в Солнцеве, не в знаменитом, подмосковном, как иногда неверно утверждают, а в Солнцеве, что в Липецкой области. Да и то номинально — первые пять лет своей жизни Владислав Сурков прожил в Чечено-Ингушской АССР. В 1959 году его будущая мать, выпускница Тамбовского педагогического института Зоя Антоновна Суркова, по распределению была направлена на работу школьным учителем в село Дуба-Юрт Чечено-Ингушской АССР, где познакомилась с учителем младших классов Юрием… Данилбековичем Дудаевым, за которого вскоре и вышла замуж. Об отце, хотя вместе они прожили мало, стоит сказать отдельно — он тоже персонаж словно из приключенческого романа. Через три года после рождения Славика, в 1967 году, Юрий Дудаев получил работу на грозненском телевидении, и семья переехала из Дуба-Юрта в Грозный, но семейная идиллия продлилась не долго — вскоре отец уехал в Ленинград поступать в военное училище, попал служить в ГРУ, участвовал в ряде специальных операций во Вьетнаме. В семью Юрий Дудаев уже не вернулся. Ну, бывает, не вернулся и не вернулся, однако такой отец — мечта для многих мальчишек!

В 2005 году в газете «Жизнь» была опубликована статья «Чеченское детство Владислава Суркова», в которой приводились воспоминания якобы жителей села Дуба-Юрт и утверждалось, что первые пять лет жизни Владислава Суркова его имя было Асланбек Андарбекович Дудаев. В 2006 году в газете «Ведомости» был опубликован перевод статьи The Wall Street Journal, в которой утверждалось, что Асланбек Дудаев изменил свое имя на Владислав Сурков. Естественно, все это оказалось журналистской уткой. Вскоре в редакцию газеты пришли письма, в том числе коллективные, от педагогов школ города Скопина (Рязанская область), в которых учился Владислав Юрьевич. Учителя возмущались смелым утверждением о смене имени и фамилии и сообщали, что Сурков как поступил в 1971 году в школу № 62 Владиславом Юрьевичем Сурковым, так, под тем же именем, и окончил школу № 1 в 1981-м.

«В центральной скопинской школе достаточно скоро сложился настоящий культ Владислава Суркова — музей они открыть еще не успели, но красные уголки оформили, портреты на самых видных местах расклеили, создали должную атмосферу благостности и чинопочитания и всячески ее поддерживали, — рассказал писатель Захар Прилепин. — Руководитель аппарата правительства Российской Федерации, а именно эта должность стала высшей точкой карьеры Суркова — это вам не «Смуглянка-молдаванка» и «Солдат Иван Бровкин»! В нашем российском человеческом зверинце… ну, ладно — в нашем пантеоне такие регалии действуют просто завораживающе. И тут случилось непредвиденное. Пока еще не самое страшное, но… В общем, Владислав Сурков прилюдно, не стесняясь, начал спорить с самим президентом и в итоге был разом уволен со всех своих постов. У нас это называется «ушел по собственному желанию». С пронзительным лирическим чувством представляю я, как в самое ближайшее время наведаются в школу местные руководители — вполне возможно, что не только скопинские, но и повыше рангом, областные. Дети — наше будущее, сами понимаете, надо всесторонне способствовать и следить за их обучением, а то мало ли что. Пройдут они раз всей делегацией мимо красного уголка, пройдут два. Потом, наконец, самый главный, с самой крепкой и красной шеей, скажет:

— Что-то, кажется, краска немного облупилась тут, да? Да и полы поистерлись. Надо бы выделить средства на ремонт. Капитальный ремонт! Подготовьте бумаги, пожалуйста…

И, уже уходя, бросит:

— А экспозицию уберите, пожалуйста. Чтоб не запачкалась. Куда-нибудь подальше уберите.

Нисколько не удивлюсь, если нафантазированная мной картинка уже воплотилась в действительность, и на месте, где висели портреты Суркова, теперь большие, выцветшие квадратные пятна».

Возможно, и пятна, а вот в скопинской школе юный Владислав Юрьевич действительно учился. Кстати, Захар Прилепин шутит вот — а в родственники кремлевского демона его давно уж записали. Отнекивается, родства не признает…

Перебравшись из Скопина в Москву, Сурков поступает вначале в столичный Институт стали и сплавов, где промается пару лет и, не закончив, бросает. Его интересуют отнюдь не сплавы, а переплавка («переплавка человека» — формула Льва Троцкого). В этом смысле более полезным для себя Владислав находит обучение в Московском институте культуры на факультете режиссуры массовых театрализованных представлений. Здесь энергичный юноша сходится с литераторами с претензией на гениальность, столичной богемой, отпечаток которой запечатлен на сурковском декадентстве. Эту тусовку возглавлял литературовед Владимир Гусинский, тот самый, что станет телемагнатом, хозяином НТВ. Впрочем, Сурков воспримет демократию по-своему, мрачно, словно облаченную в саван. Что касается Института культуры, то он станет кузницей демократических кадров, отличившихся в разрушении Советского государства.

В то время студент Владислав будет зарабатывать на пошиве брюк, как когда-то молодой поэт Эдуард Лимонов. Для Суркова сравнение лестное, но актуальное: на борьбу с писателем он потратит лучшие годы своей жизни. Удивительная вещь — ревность к литературному гению. Однажды Лимонов рассказывал мне, что его роман «Анатомия героя» был настольной книгой толстого оперативника капитана Эдуарда Вадимовича, он сам признался, еще при аресте Лимонова на Алтае. В значительной степени они и арестовывали его за книги. «Сегодня счастливейший день моей жизни, — сказал Лимонову в самолете Эдуард Вадимович, — я вас арестовал!» Апофеоз жизни — арестовать любимого писателя! Прекрасный момент счастья и удовлетворения. С Сурковым история схожая: менее удачливый писатель — взял в главные враги писателя-гения.

Но одними штанами сыт не будешь, и Сурков начинает писать фиглярские романы для деляг-издателей, крутившихся вокруг Гусинского. Мне они в руки не попадались, но как рассказывали более погруженные люди — это были дамские сексуальные романы с элементами порно, исполненные вульгарных псевдоазиатских речевых оборотов о нефритовых жезлах и «…она обняла его за колени, его упругий член…». Почему бы и нет. Во всяком случае, молодой человек становится известным среди богемы, и у него даже появляются почитательницы. На одной из них — Юлии Вишневской — Сурков недолго думая женится и переезжает в престижный район Москвы, где постоянно проходят богемные вечеринки. Ну а теперь хук справа — по некоторым данным, Вишневская является дальней родственницей… Бориса Абрамовича Березовского. Так мистически состоялось кровное родство двух кремлевских демонов-поэтов!