Из писем родным и знакомым

«Мама, я не могу тебе описать, как мне тяжело и плохо. Я много работаю, но мне не хватает на жизнь, кое-как концы с концами свожу».

Израиль, Шрейтель Аврум

«Живу я сейчас в общежитии. Родителей вижу очень редко. После занятий хожу подрабатывать — нужны деньги, чтобы жить. Только, пожалуйста, не смейся — я мою посуду и полы в ресторане. Я не вижу никаких перспектив. Если устроюсь на работу, буду работать только для того, чтобы снова приехать в Черновцы».

Израиль, г. Беер-Шева, Шикун «Эй» Маон Хастудентам, Бэйт Рэмет, 3/106, Горовиц Яков

«Я больше не могу, целыми днями хожу голодный. Если б вы знали, сколько людей хотят назад. Я хочу назад, только в Россию, где я родился и учился. Хотел удрать еще из Чопа, но не смог».

Израиль, Лейдерман Марик

«В автобусах здесь курят, плюют на пол, лущат семечки. В кино после сеанса всюду валяется апельсиновая кожура, бутылки из-под кока-колы.

На прилавках книжных магазинов, газетных киосков полно порнографических журналов, изданных не только на английском языке, но и на иврите, на том языке, который считается государственным и на котором написаны все священные книги. Раввинат запрещает в субботу движение городского транспорта, оставляет людей, которые единственный день в неделю хотят и могут навестить родных, без возможности доехать, но зато разрешает издание на священном языке всяческих пасквилей, растлевающих души людей.

В кинотеатрах много фильмов-боевиков, где смакуют убийства и показывают без конца любовные мелодрамы. Но самое нетерпимое, когда в автобусе и в кино подымают ноги на соседнее сиденье и упираются в сидящего впереди грязными ботинками или же занимают в автобусе два места на сиденье, усаживаясь с ногами. Говорят — это свобода! Говорят, что раз есть налоги за уборку мусора, можно сорить. Возможно! Но такая свобода — сорить, плевать и растлевать подростков — мне не нравится.

Ни разу не была еще в филармонии или в театре. Билеты в филармонию стоят 15 — 20 лир, а если иностранные гастроли, — еще выше. Библиотеки все платные, надо оставлять залог, плата за каждую взятую книгу отдельно.

Пособие старым людям мизерное: папа с мамой получают 220 лир, тетя Хана — 120, ей очень несладко…»

Израиль, Бней-Брак, Меламуд Софья

«Знаешь только работу и дом — вот это все развлечения. В пятницу перед выходным никуда не пойдешь и не поедешь — страна очень религиозная, и все здесь закрыто… Оставаться в этой стране я не могу…»

Израиль, Сарвер Яков

«Здесь все жалеют о том, что приехали сюда. Яша хочет устроиться на работу где-нибудь, но никакой работы нет. За два месяца мы еще ни одного рубля[9] не заработали. Женщины убирают квартиры у людей, работают уборщицами в гостиницах. Другой работы для них нет.

В детском саду кормят только два раза: утром — кусочек хлеба с маргарином и кофе, днем — овощной или вермишелевый суп, а на второе рожки или лапша, причем мясное не дают и молочное тоже… Игрушек нет. Дети играют коробочками из-под сигарет, из-под сметаны, бедность ужасная.

Вообще мы возвратились на 50 лет назад».

Израиль, Вольдман Рахиль Ицковна

«С каждым днем все становится дороже: продукты, транспорт, связь, квартплата и т. д. Вообще здесь жизнь не для нас. Нет ничего постоянного сегодня человек работает, а завтра ему скажут, что он не нужен, и жаловаться некому».

Израиль, Вольдман Яков

«Здесь рабовладельческий строй. Человек не имеет никакого значения: когда ты работаешь — ты им нужна, кончила работу — и тебя уже не знают. Доченька, поверь, что я ни одного слова не преувеличиваю, пишу чистую правду… Я не знаю, как я еще живу на свете. Утром, больная, должна подняться и идти на работу, потому что страшно: каждый день дрожишь, чтобы хозяин не сказал: «Больше вы мне не нужны», — тогда хоть веревку на шею…»

Израиль, Килимник Хая