Я решил на коленях проситься обратно

В Ленинграде состоялось общее собрание работников Ленконцерта. Обсуждалось письмо, присланное руководителям Ленконцерта бывшим артистом Фридрихом Вишинским из Соединенных Штатов Америки. Это письмо, а также другие письма Вишинского его знакомым, переданные ими в общественные организации Ленконцерта, были зачитаны полиостью. Вот они.

«24 июня 1975 г.

Я совершил в ноябре 1974 года роковую ошибку. Оставил мать, жену, любимую работу и товарищей и под влиянием писем своего дальнего родственника, который проживает в Израиле, эмигрировал. Уже во время первой нашей встречи с родственником в Вене я понял, что ничего общего между сионистами и мной нет и не может быть. Я никогда не подвергался в СССР никаким ущемлениям как еврей, всегда пользовался правами и обязанностями, которыми пользуется любой гражданин СССР, кто бы он ни был по национальности. Об этом я прямо заявил моему родственнику, и мы разошлись. Я переехал в Италию, после пяти месяцев жизни там получил визу и теперь живу в США.

За долгие месяцы жизни на Западе я встречался со многими иммигрантами, жившими в Австрии, Италии, Америке. Я разговаривал с ними, анализировал, думал и осознал самую важную вещь — Родина, и не просто Родина, а СССР, это великая вещь, заменить которую не могут никакая экзотика и философия безыдейного, тусклого, несмотря на внешние эффекты, буржуазного общественного устройства. Понял я, что те газетные строчки, которые, будучи дома, я рассматривал как надоевшие прописи, полны глубокого смысла и правды.

Может быть, мои слова и кажутся громкими, но мне трудно найти другие… Невыносимо трудно мне, воспитанному на идеалах советского гуманизма, жить на чужбине, вдали от всего, что мне дорого и близко. Вдали от родного языка, близкого и человечного общества, вдали от Ленинграда. Долгими, бессонными ночами я обдумывал, что я натворил.

Я обращаюсь с просьбой понять меня, поверить мне и помочь вернуться на Родину…»

«23 июля 1975 г.

…Извини, что я не писал. На собственный страх и риск и на одолженные деньги переехал в пригород Вашингтона… Встал на учет по безработице. Работу найти почти невозможно. Нужны время, автомашина и телефон — на все это нужны деньги и, стало быть, работа — так что получается замкнутый круг…

Ты уже, наверное, знаешь, что я решил вернуться. Уже подал документы и ходатайство в посольство СССР.

Жизнь здесь, как в кошмарном сне. Все боятся. Масса безработных. Кругом блат и связи. Культуры, в нашем привычном понимании, почти нет… На сердце все время камень, и мысль только о Ленинграде и ребятах. Ты себе не представляешь, какое это счастье — жить в России. Поверьте мне, я ведь никем не подкуплен… Каждую ночь кошмары и бессонница. Никакой джаз не заменит Родину и товарищей. Мы вросли в Россию по самые уши, прожили 38 лет, все испытали, и там нам место. То, что происходит дома, — это жизнь, а здесь только прозябание…

Почти все музыканты работают по свадьбам, это еще хорошо. Люди в основном задерганы жизнью и кредитом. Все убоги и скучны. Система садистская, и если нет денег платить, часть вещей могут отобрать. Налоги с зарплаты — 30 %. Жилье — 25 %. Потом страховки — без них здесь пропадешь, так как один день в средней больнице стоит 100 долларов. Операция по удалению щитовидной железы — 6 000 долларов, аппендицита — 2 500 долларов. Расстояния громадные, и общественный транспорт — это миф. Интервалы между автобусами 40 минут и более, а цены 50 и 70 центов в один конец… Я уже должен кучу денег…

Масса музыкантов мотается по всему свету. Заветная мечта — попасть в шоу-оркестр… Но это очень трудно.

Очень трудно передать в письме те ощущения напряженности, неестественности и какой-то мертвящей «ненастоящности» этой жизни. Вдруг начинаешь понимать, что ты труп. В Ленинграде, в Союзе ты — личность, такая же, как все. Здесь нет личностей. И все это ощущают… Заботы, страх, страховки, взносы. Вечный ужас за сегодня, за завтра, за жизнь, за кредит…

Большинство мыслящих говорят с восторгом о социализме и СССР. Я разговаривал со многими, кто был в Европе и в Союзе помногу раз. Студенты и музыканты прямо говорят, что Америка — это страна без будущего. Жульничество и коррупция свели на нет всю жалкую демократию. Остались одни лозунги. Инфляция растет безостановочно. Прекратили даже строить метро, несмотря на праздники 1976 года (имеется в виду 200-летие независимости США. — Ред.). Ужасно, когда нет ничего государственного. Ничего, кроме армии и почты. Все остальное — частное. Не думал я, что это так ужасно, хотя и читал об этом. Все время казалось, что это пропаганда. А это оказалось чистой правдой, только еще хуже…»

«24 июля 1975 г.

Это письмо очень важное, можно сказать, жизненно важное. Я тут много обо всем думал, переживал, анализировал и — что самое главное чувствовал. Нечего здесь делать ни мне, ни другим порядочным людям. Я только сейчас понял, что такое ностальгия, про которую пишут в романах. Это страшная болезнь, и ее не вылечить ни автомобилями, ни сервисом ничем. Это чувство Родины существует, и, как бы ни казалось порой что-либо не так, все же только дома, где ты родился и прожил жизнь, жизнь может дать ощущение счастья. Все достижения в отрыве от России — это фикция. Удовлетворения и счастья жизнь никогда не дает на чужбине. Все отдашь за одну минуту прогулки по Неве, под дождем, за русскую речь. Одним словом, я решил проситься на коленях, чтобы пустили обратно…».