3.1. Боевые действия 5 июля

В 5.30 5 июля, после часовой артиллерийской подготовки, организованной на фронте протяженностью 50 километров, от Красной Слободки до Измайлова, орловская группировка немецких войск силами десяти дивизий перешла в наступление в секторе обороны 13-й и на правом фланге 70-й армий в полосе шириной 35–40 километров. В первый день проведения операции генерал Модель задействовал семь пехотных и одну танковую дивизии, усиленные танковой бригадой, танкоистребительным полком и отдельными батальонами штурмовых орудий[866] (по некоторым данным[867], количество введенной в бой бронетехники составляло 542 танка и САУ).

Их наступление поддерживалось авиацией – до 300 бомбардировщиков и пикирующих бомбардировщиков, действуя большими группами по 50–100 самолетов, беспрепятственно наносили удары по всей тактической зоне обороны советских войск, главным образом против позиций артиллерии[868]. При этом германская авиация образовывала сложный многоярусный боевой порядок. Двухмоторные бомбардировщики типа Ju-88 и He-111 шли c аэродромов северо-западнее Орла в район западнее полосы наступления своих наземных войск, где перестраивались с южного курса на восточный, чтобы бомбардировать цели с горизонтального полета на высоте от 2500 до 3 тысяч метров, проходя вдоль советских оборонительных рубежей. Пикирующие бомбардировщики Ju-87 поднимались с аэродромов южнее Орла и атаковали цели по кратчайшему расстоянию с высоты 1500 метров. Истребители всех типов работали на высоте от 1500 до 2500 метров, прикрывая бомбардировщики, или более 3 тысяч метров, куда парами поднимались «эксперты» для ведения «свободной охоты». Менее опытные пилоты истребительной авиации использовали тактический боевой порядок, получивший название «четыре пальца» – первый и второй ведущие самолеты и два ведомых двигались вместе, эшелонируясь по высоте двумя парами, чтобы одновременно атаковать групповые цели и прикрывать обоих ведущих в случае воздушного боя.

В условиях массированного применения авиационной группировки противника истребительная авиация 16-й воздушной армии, насчитывавшая, по разным оценкам, от 455 до 511 самолетов, не смогла очистить воздушное пространство в борьбе против 150 истребителей немецкой 1-й авиационной дивизии, поскольку командование армии (командующий армии генерал Сергей Руденко, начальник штаба генерал Петр Брайко) распылило свои силы, заставив самолеты-истребители прикрывать второстепенные направления.

По информации В. Горбача[869], в 2.30 (по московскому времени) 5 июля начальник штаба 16-й воздушной армии Центрального фронта генерал Брайко направил в корпуса и дивизии директиву, согласно которой треть истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков должна быть готова к вступлению в бой с рассветом, тогда как остальные экипажи и самолеты находятся в тридцатиминутной готовности к выполнению особого распоряжения по боевому приказу № 0048. Этой директивой командующий 16-й воздушной армии генерал Сергей Руденко фактически нарушил установленный приказом № 0048 график боевой работы частей и соединений армии, предусматривавший завоевание господства в воздухе с самого начала сражения путем обеспечения постоянного патрулирования не менее 30 самолетов-истребителей, и дезорганизовал действия командования 6-го истребительного авиационного корпуса и 1-й гвардейской истребительной авиационной дивизии.

Генерал Руденко позднее констатировал, что первый день борьбы с авиацией противника вскрыл недостатки в использовании имевшихся сил (первый день борьбы на третьем году войны. – П.Б.), поскольку вначале было принято ошибочное решение осуществлять прикрытие и поддержку своих войск эшелонированными действиями мелких групп, однако впоследствии эти недочеты были устранены[870] (интересно, что генерал Руденко командовал 16-й воздушной армией с 28 сентября 1942 по май 1945 года, а генерал Вальтер Швабедиссен (Walter Schwabedissen), который с октября 1942 по сентябрь 1943 года был командиром 2-й истребительной дивизии 12-го авиационного корпуса командования ВВС «Центр», упоминает о захваченном в 1942 или 1943 году секретном приказе по 16-й воздушной армии, согласно которому истребителям эскорта предписывалось в случае невыполнения штурмовиками боевого задания открывать по ним огонь и принуждать к повторным атакам по наземным целям[871]). Однако последующие разъяснения Руденко по поводу устранения недостатков показывают, что решение о патрулировании, приводящее к рассредоточению сил и пассивному прикрытию обширных районов, которым никто не угрожал, не отменялось. Просто зоны патрулирования были расширены в воздушное пространство противника, а патрулирующие группы стали эшелонироваться по высотам.

Как отмечено в исследовании, посвященном действиям советских ВВС на советско-германском фронте, в связи с плохой организацией оповещения о приближении воздушного противника командование 16-й воздушной армии было вынуждено прикрывать войска непрерывным патрулированием в воздухе, что приводило к большому расходу сил[872].

Около 4.40 утра (по московскому времени) 5 июля до 25 пикирующих бомбардировщиков 1-й авиационной дивизии генерала Дойчмана нанесли удары по позициям советской пехоты и артиллерии в районе Малоархангельска; прикрывающие их истребители FW-190 из состава JG-51 связали боем подошедшие в этот район 18 самолетов-истребителей 6-го истребительного авиационного корпуса 16-й воздушной армии[873]. Здесь, на участке обороны 15-го стрелкового корпуса 13-й армии Центрального фронта, наносили вспомогательный удар 383-я, 216-я пехотные и 78-я штурмовая дивизии 23-го армейского корпуса немцев (78-я дивизия именовалась «штурмовой» с 1 января 1943 года, и к началу наступления в ее составе числился один танк[874]), действовавшие из района Глазуновки в направлении на Малоархангельск при поддержке двух батальонов штурмовых орудий.

Генерал Клесс указывает[875], что германская штурмовая авиация применила новую тактику продолжительных ударов, наносившихся с промежутком в десять – двадцать минут, и успешно нейтрализовала множество значительных сосредоточений советской артиллерии, представлявших наибольшую угрозу для успешного прорыва вражеской обороны (согласно советским данным[876], артиллерия 13-й армии Центрального фронта сохранила всю свою боевую мощь, так что только за один день 5 июля израсходовала 280 вагонов боеприпасов). Командующий 16-й воздушной армией вовремя не получил сведения о сосредоточении вражеской авиации (хотя представители воздушной армии находились при всех дивизионных штабах 48, 13 и 70-й армий, а при штабе 13-й армии генерала Пухова постоянно находилась группа офицеров ВВС во главе с заместителем генерала Руденко, которые участвовали в рекогносцировках и учениях на этапе подготовки к обороне и имели заранее составленный план взаимодействия по всем вариантам действий войск Центрального фронта[877]), опоздал отдать приказ о переходе к действиям по особому распоряжению, объявленному приказом № 0048, поэтому командование 6-го истребительного корпуса (фактически штаб корпуса, так как командующий корпусом не был назначен до 10 июля) следовало первоначальной директиве и вводило в бой истребители мелкими группами от 6–8 до 16–18 машин. Эти группы немедленно становились объектами атак превосходящих сил вражеских истребителей.

Только советская зенитная артиллерия встретила германские самолеты ураганным огнем, и, как уже отмечалось выше, вскоре это вынудило командование немецкой ударной авиации применять специальные меры подавления зенитно-артиллерийских средств противовоздушной обороны противника.

В 5.20 (по московскому времени), за 10 минут до начала получасовой артиллерийской подготовки и ударов авиации, сконцентрированных на артиллерийских позициях советских войск в районе Малоархангельска, штурмовые группы пехотных дивизий атаковали боевое охранение противника на участке около 10 километров восточнее железной дороги Орел – Курск.

Ударные группы, заранее выдвинувшиеся на дистанцию до тысячи метров от главной линии обороны противника, поднялись в атаку с началом артиллерийской подготовки. Части 383-й и 216-й дивизий наступали на стыке 13-й и 48-й советских армий, против 8-й и 148-й стрелковых дивизий 15-го стрелкового корпуса, а также левого фланга 16-й стрелковой дивизии 42-го стрелкового корпуса, однако успеха практически не имели. Развитие событий показало, что рядовой и командный состав немецких частей не имел подготовки и боевого опыта, необходимых для организации наступательных боевых действий. Так, по донесению командира 396-го гренадерского полка 216-й дивизии, направленного командиру дивизии генералу Фридриху Шаку (Friedrich-August Schack), приданная полку батарея из состава 185-го батальона штурмовых орудий перешла в наступление развернутым строем, командир батареи оставил без внимания проходы в минных полях, обозначенные белым цветом, которые саперы проделали в ночь накануне наступления, в результате чего пять из десяти орудий оказались повреждены еще до начала боя (по результатам боев летом 1943 года была произведена смена командования батальона)[878]. При этом немецкие войска были накрыты мощным огнем советской артиллерии, но не сумели быстро рассредоточиться и укрыться на местности, так что только штурмовые группы и некоторые передовые отряды избежали тяжелых потерь.

В итоге к 8 часам передовые подразделения 216-й дивизии – 1-й батальон 396-го гренадерского полка майора Германа Шпандау (Hermann Spandau) и уцелевшие штурмовые орудия – продвинулись всего на один километр западнее села Похвального на участке 8-й стрелковой дивизии полковника Порфирия Гудзя и заняли высоты, на которых до этого располагались советские артиллерийские наблюдатели. Части 383-й дивизии генерала Эдмунда Хоффмейстера (Хоффмайстер, Edmund Hoffmeister) вообще существенного продвижения не имели. С советской стороны для отражения удара на правом фланге 13-й армии были задействованы части 12-й артиллерийской дивизии прорыва из состава 4-го артиллерийского корпуса, которой командовал полковник Моисей Курковский, – два легких артиллерийских полка, части 11-й минометной бригады, гаубичный артиллерийский полк. Два легких артиллерийских полка, вооруженных 76-мм пушками, развернулись на позициях стрелковых частей первого эшелона для ведения огня прямой наводкой в качестве полковой и противотанковой артиллерии; батареи 122-мм гаубиц встали на стыке 148-й и 8-й дивизий; полк реактивных минометов и приданный 15-му корпусу армейский минометный полк вели сосредоточенный огонь по местам скопления пехоты противника.

В то же время боевым группам немецкой 78-й штурмовой дивизии, атаковавшей на 4-километровом фронте, все-таки удалось вклиниться восточнее Александровки между смежными флангами 148-й и 81-й дивизий 15-го и 29-го стрелковых корпусов русских и к 9 часам выйти на подходы к населенным пунктам Согласный и Тросна[879]. Это было единственное соединение 23-го армейского корпуса, которое в первый день операции существенно продвинулось в глубь советской обороны, поскольку в распоряжение командира дивизии генерала Ганса Траута (Hans Traut) дополнительно предоставили 87-й гренадерский полк 36-й пехотной дивизии, а также приданные корпусу 185-й и 189-й батальоны штурмовых орудий, исключая две батареи штурмовых орудий в распоряжении 216-й и 383-й пехотных дивизий.

По штатному расписанию января 1943 года в каждом батальоне штурмовых орудий было по три роты/батареи из 10 машин типа самоходных 75-мм пушек StuG III, IV и 105-мм гаубиц StuH 42 (нем. Sturmgeschutze и Sturmhaubitze или Sonder Kraftfahrzeug 142, 142/1, 142/2) плюс командирская машина аналогичного типа. Оснащение батальонов новыми типами штурмовых орудий растянулось по времени вплоть до конца 1943 года, однако третья рота 185-го батальона была перевооружена 105-мм штурмовыми гаубицами еще в октябре 1942 года[880], что дополнительно усилило огневую мощь и расширило возможности тактического применения полковой группы самоходной артиллерии, оказавшейся в подчинении генерала Траута. Причем 189-м батальоном штурмовых орудий командовал опытный офицер майор Вильгельм Малаховски (Wilhelm Malachowski), а сам батальон находился в подчинении 78-й штурмовой дивизии на постоянной основе с декабря 1942 года (впоследствии батальон был уничтожен вместе с дивизией в июне – июле 1944 года в ходе оборонительных боев на реке Березине в Белоруссии, где русские взяли в плен и генерала Траута). Согласно советской оценке[881], наступление 78-й штурмовой дивизии поддерживало от 50 до 68 боевых машин. Кроме этого, по некоторым сведениям, штурмовой дивизии были также приданы две роты самоходных установок «Фердинанд» из состава 653-го батальона 656-го танкоистребительного полка[882] (14 установок в роте – три взвода по 4 машины и 2 машины управления роты). В связи с таким поротным разделением 653-го батальона его командиру – майору Генриху Штейнвахсу (Heinrich Steinwachs), по-видимому, ничего не оставалось, кроме как возглавить одну из тактических групп, созданных на основе его подразделения.

Сосредоточив на участке атаки 78-й дивизии до 70 штурмовых орудий и самоходных установок, немцам удалось подавить огневые точки противника и обеспечить продвижение вперед своих штурмовых групп. Два полка первого эшелона 148-й стрелковой дивизии, которой командовал генерал Андрей Мищенко, начали отступать ко второй полосе обороны.

По распоряжению командующего 15-м стрелковым корпусом генерала Ивана Людникова в район поселка Тросна были выдвинуты истребительно-противотанковый артиллерийский полк и подвижный отряд заграждения, прикрывшие стык двух дивизий. Однако 78-я штурмовая дивизия продолжала атаковать, и к 15 часам ее штурмовые группы достигли восточной окраины села Протасова, окружив во взаимодействии с частями 216-й пехотной дивизии несколько советских подразделений в районе поселка Согласный (в том числе батарею 11-й минометной бригады).

Характерной для боевых действий стала повсеместная ситуация, когда советские артиллерийские части и подразделения вынуждены были вести бой совершенно самостоятельно, без пехоты, в полном отрыве от нее и бронетехники, а порой и в окружении противника[883]. Так, в критическом положении оказался 872-й гаубичный артиллерийский полк 12-й артиллерийской дивизии, который занимал боевые позиции в Протасове. Вооруженный 122-мм и 152-мм гаубицами, полк предназначался для уничтожения дальних целей, однако под сильным натиском противника – подразделений 87-го гренадерского моторизованного полка 36-й пехотной дивизии пехота 148-й стрелковой дивизии отошла из данного населенного пункта. Тогда командир гаубичного полка майор Николай Иванов приказал командирам дивизионов лично отправиться на огневые позиции и руководить там отражением атаки наступавшей на Протасово боевой группы 87-го гренадерского полка, – 2-й батальон полка под командованием капитана Фридриха Кригера (Friedrich-Wilhelm Krieger, погиб в бою 1 сентября 1943 года в районе северо-западнее Орла), усиленный батальоном штурмовых орудий (до 25 боевых машин). Сам Иванов собрал все взводы управления полка и подготовил их к отражению пехоты противника огнем из личного оружия и гранатами. Шесть часов 872-й артиллерийский полк вел огневой бой прямой наводкой, что позволило частям 148-й дивизии закрепиться на рубеже Тросна, Протасово, Семеновка.

За этот бой майор Иванов был награжден званием Героя Советского Союза, однако на следующий день его артиллерийский полк все-таки вынужден был оставить Протасово, и эта ситуация также стала характерной для оборонительных боев Красной армии на Курском плацдарме. Артиллерия не могла одна удерживать позиции против вражеской пехоты и танков, поэтому артиллерийским частям приходилось маневрировать и отходить на новые оборонительные рубежи. В случае со средними минометами калибром 82 мм, полковой и противотанковой артиллерией бойцы зачастую тащили и буксировали свои орудия вручную, поскольку количество тягловых лошадей, автомашин и тягачей в транспортном парке постоянно сокращалось в ходе вражеских артиллерийских и авиационных налетов. Другое дело тяжелые орудия и минометы – при отсутствии автомашин и тягачей их приходилось уничтожать или бросать наряду с поврежденной и уничтоженной в бою техникой. В связи с этим Курская оборонительная операция Красной армии стала последней на советско-германском фронте, в ходе которой советские войска теряли более 200 орудий и минометов в сутки (во всех дальнейших операциях, за исключением одной, суточные потери были менее 100 стволов)[884].

Для укрепления обороны в полосе 15-го стрелкового корпуса Рокоссовский передал командующему 13-й армией генералу Николаю Пухову 1-ю и 13-ю истребительно-противотанковые артиллерийские и 21-ю отдельную минометную бригады из фронтового резерва (всего 6 истребительно-противотанковых артиллерийских и 4 минометных полка), которые были немедленно направлены на участок прорыва с задачей дополнительно прикрыть районы стыков между 15-м и 29-м корпусами 13-й армии, а также 13-й и 48-й армиями[885]. 1-я истребительно-противотанковая бригада прикрыла стык корпусов в районе Семеновки, а 13-я бригада – стык между армиями в районе Верхней Гнилуши.

В свою очередь, Пухов приказал генералу Людникову контратакой 74-й стрелковой дивизии второго эшелона восстановить положение на своем участке и одновременно начал выдвижение в район Малоархангельска соединений 18-го гвардейского стрелкового корпуса (2-я, 3-я и 4-я гвардейские воздушно-десантные стрелковые дивизии), поставив командующему корпусом генералу Ивану Афонину задачу подготовиться к нанесению контрудара утром 6 июля в направлении Протасово, станция Малоархангельск.

Около 19.30 15-й стрелковый корпус контратаковал силами 74-й стрелковой дивизии генерала Андроника Казаряна (Казарьяна), действовавшей при поддержке одного полка из состава 148-й дивизии, отдельного танкового полка армейского резерва и пятнадцати корпусных, дивизионных и приданных артиллерийских и минометных полков, которые полностью остановили противника. Как видно, отвлекающий удар немцев достиг своей цели, и часть сил из второго эшелона и армейских резервов советское командование временно оттянуло на второстепенное направление. Маршал Казаков свидетельствует[886], что только к вечеру 5 июля командованию Центрального фронта стало ясно, что удар на правом фланге 13-й армии на Малоархангельск являлся вспомогательным. В свою очередь, германское командование установило, что стык 13-й и 48-й армий неприятеля надежно прикрыт крупной артиллерийской группировкой.

Главные удары командование 9-й армии планировало нанести в центре и на левом фланге 13-й армии Центрального фронта, в полосе, ограниченной с востока железнодорожной магистралью, а с запада – шоссейной дорогой Курск – Орел.

В этом районе протекали реки Ока, Свапа, Снова, Полевая Снова, а также находились их притоки и мелкие ручьи, создавшие многочисленные впадины и овраги, причем по мере снижения уклона местности с севера на юг ручьи и овраги образовывали коридоры шириной 3–4 километра. Пересеченная местность облегчала организацию и ведение оборонительного боя, одновременно в значительной степени стесняя свободу маневра танковых соединений. К западу от реки Снова, которая была непроходима для танков и тяжелой техники, лежал возвышенный участок местности, служивший водоразделом между реками Снова и Усожа с их многочисленными притоками. Эта полоса являлась наиболее удобной для действий танков, и здесь же располагались господствующие высоты, захват которых был выгоден для развития прорыва на Курск. Гряда холмов вокруг села Ольховатка (так называемый Ольховатский хребет) представляет собой центральную часть Среднерусской возвышенности между Орлом и Белгородом, на восточных склонах которой находятся истоки многочисленных рек, включая реку Оку. Южной оконечностью Ольховатского хребта является господствующая высота 274,5, откуда открывается вид на Курск, который находится на 125 метров ниже и на 65 километров южнее Ольховатки, причем сама гряда холмов расположена примерно посередине между двумя магистралями – Симферопольской автотрассой и железной дорогой Орел – Курск. Далее к югу лежат уже более низкие Молотычевские холмы (между селами Молотычи и Теплым). Таким образом, со стратегической точки зрения овладение Ольховатскими высотами являлось одним из условий успешного продвижения войск на пространство между Окой и Сеймом.

На главном направлении немцы перешли в наступление позже, около 8.30 (по московскому времени), чтобы противник успел отвлечь силы для отражения вспомогательного удара на Малоархангельск. Благодаря этому атаку предваряла усиленная авиационная подготовка, которая частично компенсировала недостаток полевой артиллерии на участке прорыва. В течение двух часов до 300 самолетов-бомбардировщиков типа Ju-88 и He-111 большими группами в 50–100 машин бомбардировали главную и вторую оборонительные полосы советских войск на глубину до 10–12 километров, тогда как авиация 16-й воздушной армии практически бездействовала, в том числе и потому, что для командования Центрального фронта оставалось неясным направление главного удара противника[887].

Кроме авиационных налетов, в 7.30 немцы произвели повторную часовую артиллерийскую подготовку, по-видимому выполнив маневр артиллерийскими частями для поражения целей в глубине советской обороны, выявленных в ходе первых налетов авиации, а также уничтожения вражеских огневых позиций, демаскированных благодаря артиллерийской контрподготовке Центрального фронта[888]. В результате артиллерийской подготовки и авиационных ударов на главной полосе обороны 15-й и 81-й стрелковых дивизий 29-го стрелкового корпуса оказалась нарушена связь, было выведено из строя или уничтожено до двух третей огневых точек и противотанковых средств[889] (к вопросу о целесообразности и эффективности предварительной артиллерийской контрподготовки Центрального фронта. – П.Б.).

Около 8 часов утра, под завесой огня артиллерии, 86-я и 292-я пехотные дивизии 41-го танкового корпуса, усиленные 216-м батальоном штурмовых танков «Медведь» и 654-м батальоном истребителей танков «Фердинанд» из состава 656-го танкоистребительного полка, а также 177-м и 244-м батальонами штурмовых орудий (около 150 самоходных установок и штурмовых орудий), атаковали центр советской 13-й армии, стремясь прорваться на стыке 15-го и 29-го стрелковых корпусов в направлении на Поныри. Во втором эшелоне 41-го корпуса оставалась 18-я танковая дивизия (75 танков[890]). По оценке С. Ньютона[891], плотность бронетехники с немецкой стороны составляла на данном участке около 25 танков и САУ на километр фронта.

Главный удар пришелся на участок 81-й стрелковой дивизии 29-го стрелкового корпуса, которой командовал генерал Александр Баринов (Александр Борисович Баринов). Это было как раз то направление, на котором советские войска построили наиболее прочную оборону[892]. Дивизия генерала Баринова оборонялась в полосе протяженностью 10 километров, построившись в два эшелона – два стрелковых полка в первом эшелоне и один полк во втором, получив в качестве средств усиления легкий и гаубичный артиллерийские полки, занявшие позиции в районе железнодорожной станции Малоархангельск, где также были развернуты части 1-й зенитно-артиллерийской дивизии.

86-я пехотная дивизия немцев атаковала при поддержке 244-го батальона штурмовых орудий, которым командовал майор Фридрих Гросскройц (Friedrich-Karl Grosskreutz, вернулся в строй после ампутации руки из-за ранения в сентябре 1942 года в боях под Сталинградом), а также 216-го батальона штурмовых танков «Медведь» (три роты по 14 боевых машин и три машины управления батальона) и роты установок «Фердинанд» из 653-го батальона 656-го танкоистребительного полка (14 машин), что позволило к 10.30 преодолеть три линии траншей главной полосы обороны 81-й стрелковой дивизии, прорваться на глубину до 1,5–2 километров и овладеть опорными пунктами русских на высоте 254 (западнее Согласного) и в деревне 1-я Никольская, выйдя на подступы к станции Малоархангельск.

В это же время части 292-й дивизии, усиленные батальоном установок «Фердинанд» и штурмовыми орудиями 177-го батальона, вначале совершили прорыв на левом фланге 81-й стрелковой дивизии. По информации В. Давыдкова[893], который собрал и проанализировал в своей работе большое количество воспоминаний очевидцев и участников событий с советской стороны, а также доступные германские источники, в ночь с 4 на 5 июля группа саперов 292-й дивизии проделала проход в минных полях в районе хутора Веселый Бережок (2 километра западнее села Архангельского). Проход был сделан незаметно для противника, в отличие от соседнего участка 6-й пехотной дивизии. Воспользовавшись им, передовые отряды 292-й дивизии под прикрытием первого этапа артиллерийской подготовки уже к 6 часам уничтожили боевое охранение противника и завязали бой за первую траншею на участке одного из ротных опорных пунктов. После артиллерийской подготовки на главной полосе обороны 81-й стрелковой дивизии было убито и ранено до трети личного состава. В 8.30 командир 292-й пехотной дивизии генерал Вольфганг Клюге (Wolfgang Kluge) ввел в бой боевую группу 508-го гренадерского полка, усиленную штурмовыми орудиями, которая прорвала главную полосу обороны русских на всю глубину, и к 10 часам немцы вышли западнее деревни 1-й Никольской. Здесь их остановили контратаки подразделений 81-й дивизии и ранее не обнаруженное минное поле. Тем не менее к 11 часам на смежных флангах 6-й и 292-й дивизий был окружен левофланговый 467-й стрелковый полк 81-й дивизии под командованием полковника Алексея Рыбченко. Правофланговый 410-й полк отступал на вторую полосу обороны.

Для того чтобы проложить штурмовым орудиям и «Фердинандам» путь через минные поля, саперные части 41-го корпуса использовали новейшее оружие – бронированную боевую машину (в советских войсках ее называли танкеткой) типа В-IV, которая несла 450-килограммовый кумулятивный заряд дистанционного управления (всего в двух отдельных ротах радиоуправляемого вооружения было 72 установки В-IV[894]).

Дистанционно управляемая по радио машина типа B-IV (нем. Sonder Kraftfahrzeug 301 Borgward-IVA, B, C, по названию фирмы-производителя Borgward) представляла собой гусеничную машину малых габаритов (в разных модификациях ширина 1,8, высота 1,18–1,25, длина 3,7–4,1 метра), управляемую на расстоянии до 1,5–2 тысяч метров оператором по радио из обычного танка, штурмового орудия, бронетранспортера или укрытия, которая несла на борту сбрасываемый контейнер с зарядом взрывчатого вещества весом 450–500 килограммов. В случае движения машины в ходе перемещений (на марше) было предусмотрено ручное управление, которое осуществлял механик-водитель. Машина предназначалась для решения таких типовых задач по обеспечению действий бронетанковых войск, как разведка обороны противника перед первым танковым эшелоном в полосе наступления танковых соединений, путем выявления минных полей и вызова на себя огня противотанковых средств; разведка местности с целью определения ее проходимости (болота, крутые скаты, ложбины, противотанковые рвы, непросматриваемые овраги); разрушение долговременных оборонительных сооружений и сооружений полевого типа; уничтожение (подрыв) тяжелых танков противника; подрыв мостов и других сооружений при невозможности использовать для этого саперов; уничтожение живой силы противника в плотных боевых порядках; дегазация местности и ослепление противника путем постановки дымовых завес (для этого на танкетку устанавливались дегазационное оборудование или устройства дымопуска). При весе от 3,6 до 4,8 тонны танкетка имела хорошую проходимость по местности, равную проходимости среднего танка, и скорость 38–40 км/ч, но ее бронирование было крайне незначительным (в среднем до 20 мм, причем модификации, использовавшиеся летом 1943 года, имели только лобовое бронирование). Поэтому основным средством борьбы с танкеткой оказались противотанковые ружья с дистанции прямого выстрела, бронебойные пули стрелкового оружия (пулемет, винтовка) с дистанции 75–50 метров, а также артиллерия всех калибров. В связи с этим в ходе наступления 5 июля восемь машин В-IV проделали на минном поле проход глубиной до полукилометра[895], однако из-за мощного артиллерийского обстрела применение легкобронированных танкеток было серьезно затруднено. В результате прямых и осколочных попаданий орудий полевой и противотанковой артиллерии и минометов противника танкетки В-IV легко выходили из строя и даже взрывались, едва начав движение, практически на исходных позициях, убивая саперов, обслуживающий персонал и наступающих в непосредственной близости немецких солдат (убойное действие в радиусе до 40 метров, поражение живой силы в радиусе до 80 метров). С другой стороны, необходимость подавлять вражеские долговременные укрепленные точки привела к тому, что эти машины стали преимущественно использоваться не для разминирования, а для уничтожения подрывом вражеских позиций.

Овладев 1-м Никольским, командование 41-го танкового корпуса попыталось развить наступление в направлении на станцию Малоархангельск, Бузулук (для 86-й пехотной дивизии) и 1-е Поныри, Широкое Болото (для 292-й пехотной дивизии). Командир 41-го танкового корпуса генерал Гарпе и начальник штаба корпуса полковник Клаус Бергер (Claus Berger) по собственной инициативе решили задействовать в бою единственный танковый батальон 18-го танкового полка 18-й танковой дивизии, что впоследствии получило одобрение Моделя[896]. Танковый батальон к 14 часам выдвинулся в полосу 292-й пехотной дивизии и при поддержке пехотных частей атаковал из района 1-я Никольская в направлении 1-е Поныри. По информации Г. Колтунова и Б. Соловьева[897], до 60 танков «просочились» на юг, то есть эти танки практически не встретили сопротивления дезорганизованных частей 81-й стрелковой дивизии. Не выдержав новых атак противника, поддержанных массированными ударами немецкой авиации, 81-я стрелковая дивизия, один полк которой находился в окружении, стала отходить по всему фронту и оставила станцию Малоархангельск. Генерал Баринов отказался от намерения контратаковать полком второго эшелона и запросил помощи у командования 13-й армии.

С целью усиления угрожаемого направления генерал Пухов оперативно вывел в полосу 81-й стрелковой дивизии части армейского резерва: 129-ю отдельную танковую бригаду (10 танков типа KB, 18 Т-34, 11 Т-70 и 11 Т-60[898]), 27-й гвардейский танковый полк прорыва и самоходный артиллерийский полк[899]. Части 81-й дивизии, отходившие на промежуточные позиции и вторую полосу обороны, были прикрыты огнем 9-й гаубичной бригады из состава 5-й артиллерийской дивизии прорыва 4-го артиллерийского корпуса. Танковый полк (24 танка КВ-1С[900]) выдвинулся в район хутор Ржавец, северовосточные окраины поселка 1-е Поныри, где занял оборону и совместными усилиями с пехотой около 18 часов остановил немецкое продвижение. Танковые батальоны 129-й бригады под командованием полковника Николая Петрушина (Николай Васильевич Петрушин) в 18.20 предприняли ряд коротких контратак, чтобы при поддержке огня 152-мм самоходных артиллерийских установок помочь своим стрелкам выйти из окружения, – Рыбченко начал выводить свой полк из окружения в 17 часов. Благодаря помощи тяжелой бронетехники пехоте 81-й стрелковой дивизии удалось закрепиться на рубеже Семеновка (исключительно), Бузулук, 1-е Поныри. Однако на участке наступления немецкой 292-й пехотной дивизии командир 654-го танкоистребительного батальона майор Карл Ноак (Karl Noak), встретив упорное сопротивление противника, решил обойти минные поля и повернул две роты установок «Фердинанд» в западном направлении. Это соответствовало задаче командования прикрыть с фланга наступление 47-го танкового корпуса. Сопровождаемые пехотой, боевые машины прорвались на 3 километра вдоль линии вражеской обороны и вышли к селу Александровка в километре восточнее поселка Бутырки, на соединение с 6-й пехотной дивизией 47-го корпуса. В Александровке находился сильный опорный пункт, занимаемый частями советской 15-й стрелковой дивизии, поэтому здесь завязались тяжелые бои.

Против левого фланга 13-й армии в двухэшелонном построении развернулись 6-я пехотная и 20-я танковые (86 танков) дивизии (первый эшелон), а также 2-я и 9-я танковые (136 и 115 танков соответственно) дивизии (второй эшелон) 47-го танкового корпуса, усиленные двумя ротами танков «Тигр» из 505-го тяжело-танкового батальона (31 машина – 28 боевых машин в двух ротах и 3 танка во взводе управления батальона), а также 245-м и 904-м батальонами штурмовых орудий – всего около 500 танков, самоходных установок и штурмовых орудий (по советской оценке), которые наносили главный удар в полосе обороны 15-й стрелковой дивизии в общем направлении на Ольховатку[901]. По оценке С. Ньютона[902], плотность немецкой бронетехники составила здесь около 18 танков и САУ на километр фронта.

Необходимо заметить, что если связать по карте города Орел и Курск прямой линией, то на этой же прямой окажется и село Ольховатка, то есть данный опорный пункт с окружающими его высотами блокировал наступление на Курск по кратчайшему направлению. Причем само село вытянулось к юго-востоку еще на 6 километров, представляя идеальный рубеж обороны. В начале XX века с западной стороны Ольховатки проходила Кромская дорога, соединявшая Орел с Курском через Кромы, Ольховатку и Фатеж. Однако в 20–30-х годах XX века в ходе строительства Симферопольской автострады этот участок был заменен пролегающим западнее участком дороги Кромы, Тросна, Верхний Любаж, Фатеж. Старый участок Кромской дороги (Пахнуцкого шляха), проходивший у Ольховатки, остался функционировать только в качестве дороги местного значения. Поэтому, как уже отмечалось, для осуществления глубокого прорыва к Курску немцам выгоднее всего было наносить удар вдоль Симферопольской трассы, в полосе 70-й армии Центрального фронта, в обход сильно укрепленного ольховатского опорного узла обороны советской 13-й армии. Тем не менее командование германской 9-й армии решило иначе, по-видимому, в связи с тем, что к западу от Самодуровки вплоть до самой автотрассы местность вдоль берегов реки Свапа была очень болотистой (цепь пересыхающих озер), так что даже старая Кромская дорога шла в обход нее через Саборовку (Соборовку), Подсоборовку, Курган. Соответственно бронетехнике трудно было бы действовать в узкой и хорошо укрепленной полосе вдоль Симферопольского шоссе, где немцев ожидали основные силы советской 70-й армии. В результате ближайшей задачей 47-го танкового корпуса стало преодолеть оборонительные позиции 15-й стрелковой дивизии русских на пути к Ольховатке.

15-я Сивашская (впоследствии 15-я Сивашско-Штетинская) стрелковая дивизия 29-го корпуса 13-й армии занимала полосу протяженностью 9 километров по фронту и 5–8 километров в глубину, расположив боевые порядки в два эшелона – два стрелковых полка в первом эшелоне, один стрелковый полк со средствами усиления – во втором эшелоне. Участок обороны дивизии характеризовался открытой местностью без каких-либо пригодных для длительной обороны высот и естественных рубежей, за исключением того, что параллельно переднему краю через каждые 3–4 километра в глубину пролегали овраги, которые были удобными для размещения артиллерийских и минометных подразделений и укрытия личного состава[903]. Однако в этих же целях овраги мог использовать и наступающий противник. Первую полосу обороны дивизии образовали три параллельные непрерывные линии траншей, связанные ходами сообщения. Расстояние между линиями было рассчитано так, чтобы определенные огневые средства, расположенные в каждой следующей траншее, повышали огневую мощь первой. Такие же траншеи, только не сплошные, а примененные к местности, были сооружены на второй полосе обороны и заняты частями второго эшелона. В эшелоне 15-й стрелковой дивизии находились мощные средства усиления: четыре легких артиллерийских полка (вооруженных 76-мм орудиями), два дивизиона тяжелой артиллерии и части 25-й зенитно-артиллерийской дивизии, что позволило создать плотность дивизионной и приданной артиллерии в количестве свыше 25 стволов на километр фронта, а противотанковой – свыше 18 орудий (с учетом частей армейского и фронтового подчинения, в полосе 15-й дивизии было сосредоточено 110–120 орудий и минометов и 10 танков на километр)[904]. Всего на участке Сивашской дивизии было создано 13 противотанковых районов и 44 опорных пункта, так что вся полковая и часть дивизионной артиллерии была подготовлена к ведению огня по танкам прямой наводкой[905].

С октября 1941 вплоть до 25 июня 1943 года 15-й дивизией командовал генерал Афанасий Слышкин, назначенный затем на должность командующего 29-м стрелковым корпусом, спешно сформированным в составе 13-й армии Центрального фронта по указанию Ставки Верховного главнокомандования. Вместо Слышкина на должность командира 15-й дивизии также спешно был назначен полковник Владимир Джанджгава (начальник штаба 15-й дивизии), который в результате не успел полностью освоиться с руководством данным соединением, тогда как генерал Слышкин, в свою очередь, не имел времени организовать работу корпусного управления. В итоге командующий 13-й армией генерал Пухов непосредственно руководил действиями всех трех соединений 29-го корпуса (15, 81, 307-я стрелковые дивизии), хотя директивой от 18 мая Ставка потребовала не подменять нижестоящих начальников, в первую очередь командиров корпусов. В директиве подчеркивалось, что командир корпуса и его штаб обязаны на основе полученной от командарма задачи и в соответствии с принятым решением непосредственно на поле боя организовать бой корпуса и руководить им, объединяя действия входящих в состав корпуса соединений[906]. Тем не менее, когда 15-я стрелковая дивизия в первый же день боя потеряла управление, то не генерал Слышкин, а Пухов направил на командный пункт дивизии своего заместителя, управлявшего соединением, пока полковник Джанджгава под огнем выходил с окруженного немцами командно-наблюдательного пункта.

Вместе с тем, как отмечает сам генерал Пухов[907], за несколько дней до начала сражения генерал Рокоссовский проверял состояние обороны 15-й Сивашской дивизии и вскрыл серьезные недочеты в инженерном оборудовании главной оборонительной полосы, но времени для их устранения до начала наступления противника почти не оставалось, и за это дивизия поплатилась потом, не выдержав первого же сильного удара врага.

Вероятно, аналогичные недостатки в инженерной подготовке позиций были во всех соединениях 13-й армии, на что указывает пример соседней 81-й дивизии генерала Баринова, но только дивизия генерала Джанджгавы приняла первый сильнейший удар противника, поэтому и «поплатилась».

Действия передовых отрядов 20-й танковой и 6-й пехотной дивизий немцев начались сразу же после окончания первого этапа артиллерийской подготовки – около 6 часов утра (по московскому времени) – с целью выявления системы минных полей и огневых точек русских. После этого бомбардировщики подвергли прицельному удару минные поля, а также овраги, в которых располагалась полковая артиллерия и минометы. Около 8.30, развертываясь в боевые порядки под прикрытием повторной артиллерийской подготовки, ударные группы соединений первого эшелона 47-го корпуса атаковали позиции дивизии полковника Джанджгавы по всему фронту. На левом фланге, где перед позициями 47-го стрелкового полка не имелось каких-либо естественных препятствий, действовали части 20-й танковой дивизии – до 100 танков и приданных штурмовых орудий в линейных боевых порядках наступали с юго-восточной окраины совхозного поселка Верхнее Тагино в направлении на Ясную Поляну. В первой линии шла рота самоходных установок «Фердинанд». Вслед за танками вперед выдвинулось до двух-трех батальонов пехоты 59-го и 112-го панцер-гренадерских полков 20-й танковой дивизии на бронетранспортерах. Однако, попытавшись приблизиться к позициям советских войск и атаковать передний край их обороны, немецкие средние и легкие танки и бронетранспортеры начали подрываться на минах. Боевые машины, следовавшие позади, оттаскивали поврежденную бронетехнику назад и по проложенным следам продолжали преодолевать заминированные участки, находясь под прикрытием огня штурмовых орудий и самоходных установок «Фердинанд». В то же время замедлившие скорость движения и пытавшиеся маневрировать на минных полях танки становились хорошей мишенью для противотанковых орудий, которые поражали их в уязвимые борта корпуса. В связи с приостановкой танков пехота и саперы стали рассредоточиваться в глубине боевых порядков и искать укрытия, оставляя бронетранспортеры, которые не защищали от мин, а также артиллерийского огня советских противотанковых и полевых орудий и тяжелых минометов.

Для преодоления мощной системы вражеских минных полей 47-й корпус получил роту малых радиоуправляемых машин «Голиаф» (нем. Sonder Kraftfahrzeug 302, 303a, 303b Goliath E, V, также производства фирмы Borgward), использовавшихся для дистанционного подрыва установленных мин кумулятивным зарядом. Эта гусеничная машина сверхмалых габаритов (ширина 0,85, высота 0,56, длина 1,5 метра) телеуправлялась при помощи проводной связи и несла 75–100 килограммов взрывчатых веществ, предназначаясь для уничтожения танковых и пехотных формирований в плотных боевых порядках, а также разрушения зданий и сооружений путем самоподрыва. Однако данное оружие не считалось в войсках успешным из-за высокой стоимости, низкой скорости (9,5 км/ч), низкой проходимости этого изделия (для разных моделей – 8–25 % от стоимости 75-мм противотанкового орудия), уязвимости провода телеуправления и тонкой брони (10 мм), которая была не в состоянии защитить самоходную мину от любого вида тяжелого оружия. Указанные недостатки в полной мере проявились в ходе боев на северном фасе Курского выступа.

Только к 9.30, после четырех атак, одна боевая группа 20-й танковой дивизии (до 60 танков и САУ) прорвала оборону русских на левом фланге 15-й стрелковой дивизии, а другая (около 40 танков и САУ) захватила опорный пункт в поселке Ясная Поляна. Немецкие танки ворвались в расположение 47-го стрелкового полка и стали «утюжить» его траншеи, а когда вслед за танками подтянулась мотопехота 59-го панцер-гренадерского полка полковника Рудольфа Демме (Rudolf Demme), наступавшим удалось выйти на вторую линию траншей главной полосы обороны. Командир 47-го стрелкового полка подполковник Иван Карташов решил контратаковать противника силами батальона второго эшелона, однако контратака оказалась безуспешной. Роты полка стали отходить в южном направлении, оголяя стык с соседней 132-й стрелковой дивизией 70-й армии. Воспользовавшись этим, в стык между дивизиями прорвалась пехота противника на бронетранспортерах и часть танков. К 10.30 боевые группы 20-й танковой дивизии вышли к Подоляни и Бобрику (3 километра южнее Подоляни), вследствие чего были окружены те советские подразделения, которые продолжали удерживать позиции на смежных флангах 20-й танковой и 6-й пехотной немецких дивизий: стрелковый батальон 15-й Сивашской дивизии и два дивизиона 540-го легкого артиллерийского полка (командир полковник Михаил Соболев) из состава 16-й легкой бригады 5-й артиллерийской дивизии прорыва. Артиллеристы в окружении два часа отражали атаки 30 танков и автоматчиков противника, так что в двух дивизионах осталось всего двенадцать 76-мм орудий.

В полосе наступления 6-й пехотной дивизии немцев позиции правофлангового 676-го полка советской 15-й дивизии пролегали по труднопроходимой местности – оврагам и заболоченным участкам поймы речки Очка (приток Оки). Поэтому здесь немцы не могли сразу же эффективно использовать бронетехнику и начали атаку пехотными частями с задачей навести переправу и овладеть сильным опорным пунктом в селе Озерки. Две роты «Тигров» 505-го батальона под командованием майора Бернгарда Зауванта (Сауван, Bernhard Sauvant) вышли на сухой северный берег речки Очка и с места начали обстрел вражеских позиций[908]. Под их прикрытием 18-й и 58-й гренадерские полки 6-й пехотной дивизии форсировали реку и завязали бои за Новый Хутор и Озерки. Вслед за пехотой на участке 6-й дивизии выдвинулись вперед и «Тигры», которые поддержали атаку на Новый Хутор. В этом бою отличился командир огневого взвода 45-мм противотанковых орудий типа М-42 из состава 15-й стрелковой дивизии младший лейтенант Иван Борисюк, который, по советским данным, лично уничтожил два танка «Тигр», за что был удостоен звания Героя Советского Союза[909].

Тем не менее к 11 часам 6-й пехотной дивизии удалось овладеть опорными пунктами и в Озерках (18-й гренадерский полк подполковника Стефана Хоке), и в Новом Хуторе (58-й гренадерский полк полковника Гейнца Фурбаха (Heinz Furbach), а «Тигры» продолжили наступление вместе с пехотой на опорный пункт противника в поселке Бутырки (дорогу через минные поля «Тиграм» проложили телеуправляемые машины «Голиаф»). С востока к Бутыркам около 14 часов подошли «Фердинанды» батальона майора Ноака и пехотные части 292-й немецкой пехотной дивизии. В результате в районе Архангельское, Бутырки остался в окружении весь 676-й стрелковый полк 15-й дивизии, которым командовал тридцатидвухлетний подполковник Николай Оноприенко. Полк со средствами усиления занял круговую оборону на площади около четырех квадратных километров и продолжал бой.

В связи с прорывом фронта на обоих флангах и отходом соседа справа – 81-й стрелковой дивизии – части 15-й Сивашской дивизии начали неорганизованное отступление. В этот момент с командного пункта Сивашской дивизии позвонил начальник штаба полковник Вениамин Шмыглев и доложил о прибытии туда заместителя командующего 13-й армией генерала Михаила Глухова. Глухов сообщил Джанджгаве, что на помощь дивизии направлены два дивизиона реактивных установок, танковый и самоходно-артиллерийский полки, которые необходимо использовать, чтобы задержать противника хотя бы до исхода первого дня битвы[910]. Однако командир 15-й стрелковой дивизии уже не располагал информацией о ходе боя – связь с обоими стрелковыми полками первого эшелона была прервана. Через некоторое время Джанджгава запросил у Глухова разрешения оставить наблюдательный пункт в районе села Степь, поскольку сюда подходила неприятельская пехота (передовые отряды 6-й пехотной дивизии). Глухов разрешил, и оперативная группа управления 15-й дивизии попыталась отступить в тыл по глубокой траншее, однако траншею уже занял противник, так что пришлось двигаться через ржаное поле под охраной дивизионных разведчиков. Появление немцев поблизости от села Степь означало, что противник подходит к позиционному району советской полевой дивизионной и корпусной артиллерии.

Таким образом, 81-я и 15-я стрелковые дивизии 29-го корпуса 13-й армии, подвергаясь сильным ударам больших групп танков и пехоты противника, не смогли долго продержаться на главном оборонительном рубеже, были выбиты со своих позиций и разъединены. Управление частями 15-й дивизии нарушилось. Около 14 часов командир 20-й танковой дивизии генерал Мортимер Кессель (Mortimer Kessel) перегруппировал силы на рубеже Бобрик – Подолянь – высота 194,2–высота 244 и попытался развить первоначальный успех прорыва: свыше 70 танков и САУ наступали на Саборовку; около 40 танков с моторизованной пехотой двинулись на юго-запад через Подолянь и Бобрик, угрожая обходом правого фланга 70-й армии[911].

6-я пехотная дивизия развивала успех в направлении Дружовецкий (Дружковецкий), Степь и далее с задачей выйти к Снове.

Тем временем около 8.30, то есть только через три с половиной часа после начала боев в воздухе, генерал Руденко получил специальное указание от Рокоссовского (командующий Центральным фронтом велел Руденко «…расправить плечи») и все-таки отдал приказ о переходе с 9.30 к действиям по особому распоряжению, что устранило неопределенность, довлевшую над командованием корпусов и дивизий 16-й воздушной армии[912]. Командование истребительной авиации начало сосредоточение истребительных частей для ответных ударов по немецким бомбардировщикам и прикрытия своих войск – для первого удара было собрано 200 самолетов-истребителей четырех истребительных авиационных дивизий[913]. Поражение пехоты и танков противника должны были обеспечить две бомбардировочные и две штурмовые авиационные дивизии. Однако слепое следование заранее составленному приказу, когда работа авиационного командования сводилась всего лишь к выпуску самолетов по графику, не привело к изменению обстановки в воздухе.

Во-первых, этот график заранее предусматривал более низкий объем боевой работы авиации 16-й воздушной армии по сравнению с противником, поскольку в течение пяти суток оборонительной операции командованием армии планировалось произвести 6130 самолето-вылетов при среднем боевом напряжении для дневной бомбардировочной авиации 2 самолето-вылета, штурмовой – 2,5, истребительной и ночной бомбардировочной – 3 самолето-вылета[914]. Такой объем боевой работы был объективно обусловлен как уровнем подготовки советских пилотов и экипажей, так и состоянием ремонтно-технической базы предполетной и послеполетной подготовки боевых машин, а также удаленным расположением аэродромов. В отличие от немцев, которые настолько приблизили свои взлетно-посадочные площадки «подскока» к переднему краю, что с некоторых советских наблюдательных пунктов были заметны облака пыли при взлете и посадке самолетов, аэродромы 2-й и 16-й воздушной армий находились на большой глубине. Ближайшие аэродромы для истребителей находились на удалении 35 километров, ночных бомбардировщиков – 35–40 километров, штурмовиков – 60–70 километров, дневных бомбардировщиков – 120–130 километров от линии фронта[915].

Во-вторых, потери, понесенные в первые часы истребительной авиацией 16-й воздушной армии, уже не позволяли выдерживать даже такой график боевых вылетов (например, в 279-й дивизии 6-го истребительного авиационного корпуса в итоге первых трех вылетов группами по 16–18 машин безвозвратные потери составили 15 самолетов[916]), так что 5 июля немецкие истребители прочно удерживали господство в воздухе.

По мнению генерала Клесса[917], ответные действия советской авиации оказались «совсем не впечатляющими», ограничившись по преимуществу вылетами самолетов-истребителей на прикрытие наземных войск, тогда как штурмовая авиация появилась только около полудня, а бомбардировщики вообще приняли участие в сражении всего несколько раз. При этом самолеты-штурмовики действовали группами по 6–8 машин, что затрудняло их прикрытие истребителями и не позволяло эффективно поражать большие массы пехоты и бронетехники противника, а на долю бомбардировочной авиации 16-й воздушной армии действительно пришлось немногим более 100 из 1147 дневных самолето-вылетов, совершенных в течение 5 июля[918]. Напротив, германская бомбардировочная авиация совершила за день 1229 самолето-вылетов из 2088, заслужив высокую оценку командования 9-й немецкой армии и командования 6-го воздушного флота, по мнению которого именно бомбардировочные удары оказали решающее влияние на достигнутые успехи наступления (истребители из состава двух групп эскадр JG-54 и JG-51 совершили 533 самолето-вылета, в результате которых, по немецким оценкам, было повреждено и уничтожено 158 советских самолетов)[919].

По просьбе генерала Пухова около 10 часов большая часть авиации 16-й воздушной армии – 200 истребителей и 150 бомбардировщиков[920] – была нацелена на участок 15-й стрелковой дивизии. Бомбардировщики нанесли удары по скоплениям танков и пехоты противника, чтобы ограничить их активность на поле боя, однако немцы продолжали развивать наступление и к 15 часам силами 20-й танковой и 6-й пехотной дивизий заняли Подолянь, Бобрик и Бутырки, окружили ряд подразделений 15-й стрелковой дивизии севернее Сновы (в районе Бутырки, Степь, Дружовецкий), а затем двинулись на Саборовку. Этот населенный пункт располагался по обоим берегам реки Свапа, что позволило отходившим сюда разрозненным частям 47-го стрелкового полка 15-й Сивашской дивизии закрепиться на южном берегу реки и взорвать за собой мост, задержав дальнейшее продвижение немцев. Сюда же был направлен третий стрелковый полк 15-й дивизии из второго эшелона. По распоряжению генерала Глухова эти стрелковые части 15-й дивизии были по ходу боя усилены полком реактивных минометов, а также 237-м танковым и самоходно-артиллерийским полками из армейского резерва (39 танков типа Т-34 и Т-70 и 14 САУ типа СУ-122), подошедшими к Саборовке и встретившими здесь немцев огнем из засад; на левый фланг 15-й дивизии также выдвинулись два армейских подвижных отряда противотанкового заграждения и саперные подразделения, начавшие установку мин внаброс[921]. Дивизионная и зенитная артиллерия крупных калибров вступила в борьбу с вражескими боевыми машинами с открытых позиций.

В итоге к 16 часам боевой группе 20-й танковой дивизии генерала Кесселя так и не удалось продвинуться дальше западных окраин Саборовки. Используя сильную артиллерийскую поддержку 4-го артиллерийского корпуса прорыва и прибывшие резервы, полковник Джанджгава, добравшийся до командного пункта дивизии, принял решение контратаковать немцев силами 237-го отдельного танкового полка под командованием подполковника Ивана Ивлиева при поддержке боеготовых подразделений стрелкового полка второго эшелона.

Завязались тяжелые бои за контроль над Саборовкой и переправой через Свапу, окончившиеся без решительного успеха для каждой из сторон.

Части 18-го гренадерского полка 6-й пехотной дивизии под командованием подполковника Стефана Хоке вышли на рубеж Степь – Дружовецкий. Тем не менее, по утверждению полковника Джанджгавы[922], в 21.30 5 июля полк Николая Оноприенко прорвал кольцо окружения севернее населенного пункта Дружовецкий и с боем отошел на второй рубеж обороны, где вплоть до ночи 6 июля удерживал село Степь вместе с подразделениями артиллерийского полка дивизии.

Таким образом, к 23 часам все уцелевшие части 15-й стрелковой дивизии, понеся большие потери, отошли на юг и юго-восток ко второму оборонительному рубежу, занятому 6-й гвардейской стрелковой дивизией 17-го гвардейского стрелкового корпуса, где и закрепились на участке Саборовка, Степь, Дружовецкий. С наступлением ночи Сивашская дивизия была выведена во второй армейский эшелон.

После десяти часов ожесточенного сражения, в ходе которого советская сторона ввела в бой крупные резервы танков и артиллерии, в условиях все усиливавшегося артиллерийского огня и разветвленных минных полей, до 40 % прорвавшихся немецких танков было повреждено или уничтожено (по советским данным[923]). На следующее утро, во время телефонного разговора с генералом Моделем, генерал Лемельзен выразил обеспокоенность большими потерями бронетехники в 20-й танковой дивизии[924]. Поэтому, достигнув второго армейского оборонительного рубежа противника, боевые группы 20-й танковой, 6, 292 и 86-й пехотных дивизий были уже не в состоянии продолжать наступление, замедлили темп и перешли к уничтожению окруженного противника и оборудованию временных позиций. Для развития успеха прорыва, осуществленного в полосе обороны 29-го стрелкового корпуса 13-й армии русских, теперь требовалось немедленно ввести в бой второй эшелон 47-го танкового корпуса, однако 2-я и 9-я танковые дивизии оставались на исходных рубежах сосредоточения до наступления ночи[925].

Это расценивается как одна из наиболее серьезных ошибок командующего 9-й армией генерала Моделя, которая была допущена в том числе из-за недостатка опыта проведения крупных наступательных операций. В связи с отсутствием в распоряжении германского командования тех мощных артиллерийских групп, которые создавались для осуществления прорыва эшелонированной обороны противника Красной армией, единственным средством прорыва у немецких войск оставался массированный удар бронетехники при поддержке штурмовой и бомбардировочной авиации.

Сосредоточив на узком участке свыше 500 единиц бронетехники, ударная группировка 9-й армии в течение 5 июля добилась первоначального успеха прорыва, но он не получил немедленного развития за счет ввода танковых соединений второго эшелона. В итоге генерал Модель упустил возможность навязать свою волю вражескому командованию, быстрыми и инициативными действиями ограничить противнику свободу маневра силами и средствами вдоль фронта, а также упредить подход и развертывание его резервов на запасных оборонительных позициях.

Командир 6-й пехотной дивизии генерал Хорст Гроссманн (Horst Grossmann) впоследствии утверждал, что ввод в бой еще одной танковой дивизии в тот момент мог обеспечить глубокий прорыв, поскольку противник был захвачен врасплох, оказывал слабое сопротивление и не успевал осуществить маневр резервами[926]. После войны эту точку зрения поддержал и другой участник Курской битвы – генерал танковых войск Вальтер Неринг. Тем не менее генерал Модель единолично принял решение до наступления темноты не вводить в бой 2-ю и 9-ю танковые дивизии, когда около 17 часов 5 июля выяснилось, что проходы в минных полях, необходимые для движения колонн танковых батальонов, еще не готовы[927]. В первой половине дня 5 июля Модель успел побывать в штабах 41-го и 47-го танковых корпусов, после чего отдал распоряжение изменить план артиллерийской поддержки наступления – вся корпусная и армейская артиллерия должна была быть сосредоточена в полосе двух указанных оперативно-тактических объединений[928]. Это означало, что в распоряжении командования 23-го армейского и 46-го танкового корпусов остается только дивизионная и полковая артиллерия. Для обеспечения перегруппировки артиллерии и выдвижения танков на участок 6-й пехотной дивизии были направлены дополнительные группы саперов.

Как показало дальнейшее развитие ситуации, перегруппировка артиллерии фактически означала, что ударная группировка 9-й армии переходит к изолированному наступлению на узком фронте, практически без поддержки вспомогательными ударами на флангах. Это предоставляло противнику полную свободу маневрировать резервами и сосредоточивать на внешних флангах двух немецких танковых корпусов собственные контрударные группировки.

На правом фланге 47-го корпуса действовали 258-я, 7-я и 31-я пехотные дивизии 46-го танкового корпуса при поддержке всего одного батальона штурмовых орудий (909-й), а также группа егерских частей полковника Гюнтера Мантойфеля. Егеря находились именно на этом участке, поскольку местность в полосе наступления 46-го танкового корпуса, в районе Измайлово, Обыденки, Пробуждение, Гнилец, характеризовалась наличием довольно густой лесополосы и многочисленных оврагов. Поэтому командование 9-й армии рассчитывало вначале использовать егерские батальоны для очищения лесов от закрепившегося там противника, а затем для обороны данного участка и прикрытия западного фланга 47-го танкового корпуса, что позволяло высвободить пехотные соединения.

В первый день операции 31-я пехотная дивизия совместно с боевой группой Мантойфеля должны были находиться во втором эшелоне, а части 258-й и 7-й пехотных дивизий наступали восточнее Кромско-Курского шоссе с целью прорыва на стыке 29-го и 28-го стрелковых корпусов 13-й и 70-й армий Центрального фронта соответственно. На этом направлении немцы атаковали еще позже, около 9.30 утра (по московскому времени), проведя мощную артиллерийскую подготовку, поскольку в ней была задействована значительная часть всей полевой артиллерии 9-й армии. С целью отвлечения внимания около 7.30 командир 46-го танкового корпуса генерал Ганс Цорн организовал артиллерийский налет на левый фланг 70-й армии – по позициям левофланговой 102-й стрелковой дивизии под командованием генерала Андрея Андреева. В ответ в 7.40 в соответствии с приказом командующего 70-й армией генерала Галанина открыла огонь артиллерия 28-го стрелкового корпуса и приданной армии 1-й гвардейской артиллерийской дивизии (с плотностью огня до 27 орудий и минометов на километр фронта[929]). Подавление батарей противника производилось в течение 20 минут двумя огневыми налетами с расходом боеприпасов в 0,25 боекомплекта. Когда немцы начали атаку, артиллерия 70-й армии перенесла огонь на вражескую пехоту и штурмовые орудия поддержки.

Пехотные части 258-й и 7-й дивизий – до четырех пехотных полков, поддерживаемые огнем батальона штурмовых орудий, наступали на узком участке Турейки, Красная Заря, Красный Уголок в полосе 280-й и 132-й стрелковых дивизий 28-го корпуса 70-й армии и первоначально успеха не добились, задержанные артиллерийским огнем и минными полями. Три атаки против советских позиций остались безуспешными. После этого наступление 258-й пехотной дивизии приостановилось, однако 7-й (Мюнхенской) пехотной дивизии удалось продвинуться вперед благодаря тому, что 15-я стрелковая дивизия советской 13-й армии отошла на юг, открыв тем самым правый фланг 70-й армии. Стремясь ликвидировать возможность обхода правого фланга 70-й армии с востока, командир 132-й дивизии генерал Тимофей Шкрылев выдвинул на позиции восточнее села Гнилец один стрелковый полк. В то же время боевая группа немецкой 20-й танковой дивизии – до полка пехоты и 40 танков – повернула из района Подолянь, Бобрик на запад и юго-запад с целью расширить прорыв обороны русских в сторону Гнильца (8 километров западнее Подоляни) и атаковала этот стрелковый полк 132-й дивизии, уже понесший некоторые потери в боях против частей 7-й пехотной дивизии немцев. Полк стал отходить в направлении на Гнилец и к 12.30 часам занял позиции на рубеже восточная окраина Гнилец – Красный Уголок. Отступление пехоты прикрывала артиллерия с высоты 232. Когда кончились снаряды, а все товарищи были убиты и ранены в результате бомбардировки, наводчик орудия истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона 132-й стрелковой дивизии рядовой Илья Усанин бросился с противотанковой гранатой под танк и за этот подвиг был одним из первых во время Курской битвы удостоен звания Героя Советского Союза.

Немецкая авиация, обеспечивая продвижение своих войск, нанесла массированные удары по правому флангу 70-й армии.

До 80 пикирующих бомбардировщиков (фактически вся 1-я эскадра пикирующих бомбардировщиков StG-1 (нем. Stuka Geschwader), которой командовал майор Густав Пресслер (Gustav Pressler) атаковали позиции 132-й стрелковой дивизии в районе Гнилец, Красный Уголок[930]. После этого 7-я пехотная дивизия, спешно усиленная частями 31-й дивизии, вновь перешла в атаку с фронта – 61-й и 62-й гренадерские полки, которыми командовали полковники Гуго Лауберау (Hugo Laubereau) и Йоханнес Липарт (Johannes Liphart), прорвали оборону 132-й стрелковой дивизии, заняли опорные пункты в селах Красная Заря и Красный Уголок, а затем стали быстро наступать на Гнилец с севера, угрожая отрезать все находившиеся восточнее части 70-й армии. В связи с этим во второй половине дня 5 июля 132-я стрелковая дивизия начала отход по всему фронту в район Гнильца и леса западнее Гнильца, оставив в качестве заслона один стрелковый батальон на позициях в районе поселка Пробуждение (севернее села Гнилец), вынужденный вести бои в окружении.

Для того чтобы не допустить дальнейшее распространение противника в глубину обороны, генерал Галанин передал в распоряжение командующего 28-го стрелкового корпуса генерала Александра Нечаева два легких гвардейских артиллерийских полка 1-й гвардейской артиллерийской дивизии, а также отдельный 378-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк. Полки выдвинулись в боевые порядки частей 132-й стрелковой дивизии в районе восточнее села Гнилец, поставили орудия на прямую наводку и стали на картечь расстреливать наступающую пехоту противника, ведя бой до 20 часов вечера. На это же направление в район Новоселки, Никольское командующий 70-й армией выдвинул 3-ю истребительную бригаду.

Тем не менее отход 132-й дивизии повлек за собой отступление и соседней 280-й стрелковой дивизии под командованием генерала Дмитрия Голосова, чтобы избежать удара по ее правому флангу. Части 258-й немецкой дивизии заметили отход противника, начали преследование и овладели Турейками, выйдя на линию оврага, прикрывавшего северные окраины населенных пунктов Обыденка и Измайлово. В итоге к 19–20 часам 132-я стрелковая дивизия закрепилась на рубеже южная окраина Бобрик, северо-восточная окраина Гнилец, лес южнее Пробуждение; 280-я стрелковая дивизия – южная окраина Пробуждение, Обыденки, северная окраина Измайлово, так что левый фланг 280-й дивизии оставался на прежнем рубеже[931]. Таким образом, умело использовав развитие успеха 47-го танкового корпуса на участке прорыва обороны советской 13-й армии, а также активную поддержку своей авиации, командир 7-й пехотной дивизии генерал Фриц Раппард (Fritz-Georg Rappard) сумел добиться продвижения на 5–6 километров, благодаря чему дивизия вышла на ближние подступы к селу Гнилец и высотам юго-западнее Подоляни[932] (генерал Раппард командовал 7-й пехотной дивизией вплоть до января 1945 года, когда был взят русскими в плен в ходе боев между Вислой и Одером, осужден судом Военного трибунала и публично казнен в январе 1946 года в Бресте. – П.Б.).

В целом за первый день германцы максимально продвинулись на 6–7 километров, достигли рубежа Тросна – Протасово – западнее Семеновки – Широкое Болото – Степь – Саборовка – Бобрик – Подолянь – Гнилец – Обыденки – Измайлово и при этом нанесли противнику значительные потери. На участке главного удара они прорвались через позиции 15-й и 81-й стрелковых дивизий 13-й армии на 15-километровом фронте от Бобрика до пункта Широкое Болото и, окружив ряд частей и подразделений двух указанных соединений противника, вышли на подходы ко второй полосе армейской зоны обороны Центрального фронта. Однако это продвижение было оплачено дорогой ценой. По советским данным[933], хотя и преувеличенным, общие потери 9-й армии за 5 июля составили свыше 15 тысяч солдат и офицеров, более 100 танков и САУ и 106 самолетов. Относительно потерь бронетехники эти сведения, по-видимому, соответствуют действительности, если учитывать не только уничтоженные, но и поврежденные машины. Общие потери пехоты, учитывая их итоговую величину за операцию, вероятнее всего, достигли 5–6 тысяч, то есть трети от указанной оценки советского командования, но эти потери приходились, прежде всего, на немногочисленные боевые части 9-й армии. По информации С. Ньютона[934], общие потери 9-й армии 5 июля составили 7223 солдата и офицера. Общие потери самолетов (учитывая незначительно поврежденные), по немецким данным, оказались равны 33 машинам, примерно половина из которых были бомбардировщики (тогда как 16-я воздушная армия Центрального фронта доложила об утрате 98 самолетов, до 75 % из которых были истребители)[935].

Тем не менее, как отмечает Вернер Хаупт[936], командование 9-й армии вынуждено было признать, что задачи первого дня операции не достигнуты, поэтому генерал Модель с опозданием приказал ввести в бой 6 июля второй эшелон 47-го танкового корпуса – 2-ю и 9-ю танковые дивизии, а также вторые эшелоны 41-го и 46-го танковых корпусов – 18-ю танковую и 31-ю пехотную дивизии соответственно. Максимальное продвижение – до 7 километров – было достигнуто в первый день операции на стыке 13-й и 70-й армий, что уже указывало на кромско-фатежское направление в качестве «шверпункта» для приложения основных усилий и развития успеха. Однако Модель придерживался первоначального плана нанесения главных ударов на ольховатском и поныревском направлениях. По-видимому, командование 9-й армии стремилось надежно обеспечить свое продвижение к югу предварительным захватом господствующих высот в районе Понырей и Ольховатки.