Глава 2 НАДЕНЬКА ПРИШЛА!

Имя, отчество и фамилия начальника мартеновского цеха укладывались в стихотворную строчку: Зот Филиппович Красилов.

Цех, а особенно шихтарник, заполненный металлическим ломом, не отличались особой чистотой. Но Зот Филиппович всегда одевался так, как будто сразу после работы ему надо было идти на именины. Его худенькую невысокую фигуру аккуратно облегал черный тонкого сукна костюм. Пиджак всегда был расстегнут и обнажал жилетку с толстой золотой цепочкой. Морщинистую шею стягивал темный одноцветный галстук. В складчатый крутой затылок и дряблую кожу подбородка круглым ножом врезался ослепительно белый накрахмаленный воротник. Носил Зот Филиппович старомодную шляпу и вышедшее из моды пенсне с черным шнурочком. Чуть ли не половину его лица занимали пушистые с проседью усы.

Как будто со страниц старинных журналов сошел этот человек и прижился здесь, в мартеновском цехе.

Вдобавок ко всему, он с большим и как будто даже вызывающим достоинством носил массивную трость с увесистым набалдашником. Тростью он касался всего, что обращало на себя его внимание. Зачастую она заменяла ему язык: давал тростью указания. Однажды он было хотел коснуться этим руководящим инструментом Трубникова — только коснуться. И тут произошла история, прояснившая, во-первых, характер начальника и доказавшая, во-вторых, какое щепетильное самолюбие у Сережки Трубникова.

Дело было так.

Обязанности Сережки по работе были довольно несложными. Он вручную загружал мульды — чугунные коробки — стальным ломом. Лом был заранее рассортирован более опытными рабочими. Нагрузив мульды, Сережка доставлял их к подъемнику, а тот уже — на площадку к мартеновским печам. Дело нехитрое. От Трубникова требовалась быстрота и разворотливость. Мартеновские печи были страшно прожорливыми существами. Сверху, с гордого поднебесья то и дело раздавались сердитые голоса:

— Эй вы, черти! Пошевеливайся!

И однажды, как раз именно после такого «благословения», в шихтарнике появился незнакомый Сережке человек. У него было веселое, улыбающееся лицо, измазанное машинным маслом. Лицо было окружено ореолом беленьких, как будто светящихся кудряшек. Грубые штаны и тужурка из «чертовой кожи» не могли до конца исказить это хорошенькое произведение природы. «Произведение» громко поздоровалось:

— Привет, работнички!

Сережка обомлел: Наденька Красилова! Та самая Наденька, которую видел он в доме Гриньки Вохминцева — веселая подруга строгой Анны Васильевны.

— Наденька! Как ты попала сюда? — растерянно спросил Сережка.

— Через форточку, — отрезала Надя и вдруг удивленно замигала: — Сергей? А ты почему здесь?

— Я-то? Да я, знаешь… — но досказать не успел, потому что сверху грозно прогремело:

— Эй, шихтари! Дрыхнете, черти?

Перед глазами Сережки вдруг вырос Зот Филиппович, прицелился ему в грудь своей роскошной тростью и гневно спросил:

— Эт-то что такое?

Сережку оскорбил начальнический выпад, да и хотелось доказать девушке, что он не из трусливого десятка.

— Уберите вашу отвратительную палку! — вскипел он. — Не имеете права тыкать этим деревом!

— Я тебе покажу право! Брагин, почему в бригаде нет дисциплины?

— Будет дисциплина, Зот Филиппович! — ответил Санька и погрозил Сережке кулаком.

Потом Зот Филиппович глянул на девушку:

— А ты что здесь делаешь, Надежда?

В ответ она рассыпала бойкую скороговорку:

— Понимаешь, папочка, у нас авария. Вышла из строя главная трансмиссия. Все станки на простое. Я решила проведать тебя.

— Можешь проведывать сколько угодно, но не отрывай людей от работы, — уже мягче сказал начальник цеха, а в сторону Сережки стрельнул сердитым взглядом.

Сконфуженный Сережка не заметил этого. Вот тебе и раз! Надя — дочь грозного начальства! Он торопливо стал кидать в мульду стальные обломки. А сам размышлял. Первое: никак не верилось, что у сварливого старикашки могла быть такая прекрасная дочь. Второе: почему у такого интеллигентного папаши дочь на грязной работе?

Красилов увел Наденьку в свою конторку. Уходя, девушка подмигнула Трубникову. Тот в ответ помахал рукой. Когда они удалились, Сережка укоризненно покачал головой:

— Какой серьезный папаша!

Санька Брагин сказал строго:

— Ты на работе, Трубников. Понял? И про все постороннее забудь.

— А любовь — это постороннее?

— И про нее забудь!

— Не могу.

— Он тебе покажет — не могу!

— Ну, зачем такие строгости, Саня? Я же отлично знаю, что ты бригадир, — примирительно проговорил Сережка и с таким рвением принялся за работу, что только звон поднялся в шихтарнике.