Глава семнадцатая Секреты моджахеда Осень 2009 года

Когда тело Салеха Али Салеха Набхана опускали в Аденский залив, я собирался на новое рандеву с Авлаки — человеком, которого американцам выследить не удавалось. Прошел почти год с моей поездки к нему в глушь провинции Шабва. Мы постоянно переписывались, но он хотел встретиться, того же очень хотела и западная разведка.

И вновь, следуя пошаговым указаниям, я ехал в Шабву на встречу, с которой начал этот рассказ. Я не только нашел Авлаки (когда ЦРУ, казалось, понятия не имело, где он), но получил гораздо более четкое представление о его превращении из духовного вождя в организатора. Западным разведслужбам не удавалось оценить силы и проникнуть в намерения АКАП, а также понять роль, играемую Авлаки. Беспилотники могли показать движущиеся пикапы, лагеря и дома, но не тех, кто внутри. Агентурные разведданные — непосредственные, из первых рук донесения «с земли» — бесценны.

Встреча с Авлаки в ту сентябрьскую ночь не только позволила мне увидеть его превращение из мыслителя в планировщика, но и представила убедительные доказательства этой трансформации.

— Мне надо тебе кое-что показать, — проговорил он, доставая ноутбук и флэшку. — Впредь мы будем общаться так.

На флэшке было шифрующее программное обеспечение, названное — весьма уместно — «Секреты моджахеда 2.0». Авлаки уже начал пользоваться этим алгоритмом «расширенного стандарта шифрования» с 256-битным ключом для связи с последователями на Западе. Он считал, что наш метод почтового ящика больше небезопасен[135].

Я завороженно следил за его демонстрацией программного обеспечения. Программисты создали несколько ярких оболочек, пока программное обеспечение загружалось, AK-47 изрыгал огонь из дула в форме ключа.

Я принялся записывать.

— Ты сможешь найти программное обеспечение в Интернете. Не ставь программу на жесткий диск и никогда не устанавливай ее с включенным интернет-соединением, — сказал он мне. Он объяснил, что при запуске аутентичная копия программного обеспечения через экран запросит на проверку цифровой отпечаток пальца.

— Для связи со мной тебе нужно создать личный ключ, — сказал он, показывая мне, как его создать. Личный ключ, по сути уникальный секретный шифровальный код для шифровки своих и расшифровки присланных сообщений, хранился в программе на флэшке, защищенный персональным паролем. Похоже, Авлаки давал этот инструктаж не впервые.

— Теперь тебе нужно создать открытый шифровальный ключ, — сказал он, показывая мне, как работать в программе. — И мы можем обменяться открытыми шифровальными ключами по электронной почте и начать отправлять друг другу зашифрованные сообщения. Получив зашифрованное письмо, выдели и скопируй текст, потом открой программу. Она предложит ввести и наши открытые ключи, и пароль от личного ключа. Затем вставь текст в программу и нажми «расшифровать».

Меня поразило, как за пятнадцать секунд набор случайных букв, цифр и символов превратился в понятный текст. Для зашифровки сообщений те же шаги надо было выполнить в обратном порядке. Зашифровать можно было практически любой файл, в том числе изображения и видео. Анвар сказал, что зашифрованное сообщение можно отправлять по электронной почте, но позже я узнал, что их также можно скопировать на флэшку.

— Мы считаем, что этот метод безопасен, но все равно будь осторожен даже в зашифрованных письмах, — сказал он.

Авлаки был одержим безопасностью. Я уже собирался идти спать, измотанный после тяжелого дня, как он остановил меня.

— Еще кое-что. Ты знаешь Мохаммеда Усмана?

— Да, — сказал я. — Он останавливался у нас в Сане.

— Он приезжал сюда, — сказал он, — он тебя подозревает.

— Правда?

Я удивился и встревожился.

— Да, — сказал он, — он подозревает, что ты работаешь на британскую разведку. Разумеется, он никак не может подтвердить такое смешное обвинение. Думаю, он странный малый.

— Когда он здесь был? — спросил я.

— Пару недель назад. Я не знаю, куда он уехал.

— Ну, больше он у нас не остановится, — засмеялся я, пытаясь сгладить неловкость. Авлаки, казалось, внимательно смотрел мне в лицо.

С Усманом я познакомился случайно, или мне так показалось. При возвращении в Йемен из Европы меня вежливо, но твердо задержали два сотрудника службы безопасности и отвели в камеру. Отсканировали сетчатку, сняли отпечатки пальцев и продержали восемь часов. Вопросов задавали мало, документы и вещи проверили бегло. На следующее утро перед рассветом, сонного и злого, меня провели к рейсу йеменской авиакомпании в Сану. Зал был полупустой, но меня усадили рядом с мужчиной лет тридцати, с виду пакистанцем.

В полете он представился как Мохаммед Усман, он был из Лейтона в Восточном Лондоне. Он знал некоторых из «братьев» в Лутоне и хотел встретиться с единомышленниками в Йемене. Но у него не было въездной визы. Будет ли это проблемой?

Я предложил ему сказать йеменцам, что едет на свадьбу. Раньше это помогало, помогло и в его случае. И еще предложил переночевать у нас пару ночей, он начал спрашивать об Авлаки, ему хотелось с ним встретиться. Я не сказал ему, что знаю имама, но осторожно ответил, что это возможно.

— Но откуда я знаю, что ты не шпион? — спросил Усман.

Он улыбался, но ход его мысли мне не понравился.

— Тот же вопрос я могу задать тебе, — отрезал я.

Но я познакомил его кое с кем из джихадистов, и через них он добрался до Шабвы и Авлаки, но лишь для того, чтобы отплатить мне за гостеприимство гнусными обвинениями.

Я все время вспоминал, как Авлаки поднял, а потом снял вопрос. Я почти не сомневался, что он не поверил словам Усмана, и по возвращении в Сану с большим оптимизмом подумал о том, что поездка удалась, и в особенности о том, как ЦРУ обрадуется программному обеспечению «Секреты моджахеда».

Как только Фадия задремала у меня под боком, я послал Клангу кратчайшее СМС:

«Отлично»[136].

Едва на следующий день я приземлился в Лондоне, как был вызван для отчета. Присутствовали Энди и Кевин от МИ5, Джед от ЦРУ и два датских агента. МИб, британскую внешнюю разведку, представляла Эмма.

Я описал путешествие и встречу во всех подробностях — дороги, местность, поведение Анвара и его одержимость секретностью. На бис я показал шифрующее программное обеспечение.

В благодарность англичане договорились о продолжении моих тренировок под открытым небом в Восточном Суссексе. Проводила их компания «Вудлор» эксперта по выживанию Рэя Мирса, превратившего бушкрафтинг в телесериал и успешный бизнес[137].

Когда мы знакомились сидя у костра, я понял, что дюжина участников — банкиры, юристы и бухгалтеры известных лондонских фирм. Они самодовольно описывали свою работу.

— А где работаете вы? — спросил инструктор, когда подошла моя очередь.

— Я таксист в Бирмингеме, — ответил я.

Я поймал на себе снисходительные взгляды. Знали бы они, что на этой неделе я побывал в йеменской глуши по заданию западной разведки.

Едва я покинул сельскую глубинку Суссекса, как вызвали в Копенгаген. Джед показал мне спутниковые снимки деревни, где я встречался с Анваром и Абдуллой Мехдаром. Он попросил меня указать дом, где я останавливался. Больше трети фото были с разных ракурсов. Я спрашивал себя, как американцы узнали, что я был в этой деревне. Возможно, отслеживали купленный в Йемене мобильник, взятый с собой в Шабву. Номер я им дал.

Я четко видел участок и высокие стены и удивился, что спутниковая фотография может дать такое прекрасное разрешение.

— Это то самое место, — сказал я.

— Спасибо, — сказал Джед, взгляд ледяных глаз не выдал удовлетворения, но улыбка уголками губ адресовалась британцам.

Я наблюдал, как из-за меня росло напряжение между американцами и британцами. Я подумал, не был ли Усман креатурой MИ6. Возможно, они желали посеять недоверие между Авлаки и руководством АКАП. Или проверяли мою лояльность, или хотели внедрить своего человека поближе к центру событий? Вместо того чтобы плестись за шпрехшталмейстером Джедом со всеми его деньгами? Шпионаж насквозь соткан из таких «возможно».

Под конец встречи я отвел Эмму в сторонку и рассказал о таинственном Усмане.

— Очень интересно, — сказала она и задала о нем еще несколько вопросов.

Я пытался читать у нее по лицу. Подготовлена она была хорошо.

— Ну же, я знаю, что он работает на вас. Не играй со мной в игры, — сказал я.

— Нет, Мортен, ты ошибаешься. Нет.

Возможно, сказывалась усталость или неизбежно расцветающая при этой двойной жизни паранойя. Доподлинно я никогда не узнал, потому что Усмана больше не встретил. Но этот случай меня разозлил. С британскими кураторами я всегда прекрасно ладил, но стал бояться, что они могут использовать меня для разработки собственных источников.

Мою тревогу подпитывал другой эпизод, произошедший уже после возвращения в Бирмингем. Как-то утром сел я в свой почтенный «Ягуар» и заметил, что панели над бардачком болтаются. Я подумал, что под них пытались спрятать «жучок». Я тотчас сорвал панели, но ничего не нашел.

Я сказал Солнышку, что мне нужно встретиться с начальником бирмингемского подразделения MИ5. Встретились мы в заброшенной местной гостинице, в провонявшем сигаретным дымом номере. Начальник походил на великовозрастного футбольного хулигана.

Слушая меня, он закурил сигарету и, прежде чем ответить, сделал длинную затяжку.

— Мортен, мы тебе доверяем — мы никогда такого не отчебучим.

— Держите меня за дурака? — ответил я.

— Клянусь жизнью сына.

Я сомневался, что у него есть сын, но не стал развивать тему. Просто понял, что теперь МИ5 прослушивает мой автомобиль, телефон и дом.

Возможно, на мне начинало сказываться давление. Я понял, что в этом бизнесе лояльность и доверие явно не били через край, честно никто не выигрывал. Сменятся приоритеты или усилится конкуренция, и меня спишут или сдадут. Главное правило игры кураторов безжалостно примитивное: цель всегда оправдывает средства.

Даже если они со мной не играли, одна из спецслужб могла допустить утечку по беспечности или я сам ошибусь — и буду разоблачен группировкой, в которую внедрен. Первое задание в Найроби показалось таким легким, потому что мне некому было доверять, никто не мог проверить мои подозрения. Фадия все еще ничего не знала, и чем сильнее разрастался обман, тем немыслимее было ввести ее в этот темный мир. Мама догадывалась о моей деятельности, но никогда не проявляла сочувствия. Меня терзало одиночество шпиона.

Осенью 2009 года эволюция роли Авлаки ЦРУ беспокоила, но после произошедшего в Техасе он стал целью номер один.

5 ноября в 13.30 39-летний майор вооруженных сил США Нидал Хасан зашел на обширную военную базу Форт-Худ, примерно в шестидесяти милях от Остина. Психиатр Хасан служил в центре медицинской экспертизы военнослужащих.

Хасан достал мощный самозарядный пистолет бельгийского производства, который он оснастил двумя лазерными прицелами. С криком «Аллах акбар [Аллах велик]» открыл огонь и убил 30 и ранил еще 30 человек[138]. Крови было столько, что бросившиеся помогать раненым поскальзывались и падали.

Когда информационные агентства сообщили новость, в Бирмингеме был поздний вечер. Я был дома с Фадией и замер, услышав о бойне. Сначала я понятия не имел, что это теракт. Но услышав в ту ночь имя подозреваемого, я сел.

В ярости Хасан стрелял наугад во всех, кто в форме, когда его ранили за пределами медицинского центра. Его взяли под стражу и начали срочное расследование. Но еще до ужасной бойни ФБР знало, что Хасан переписывался с Анваром аль-Авлаки.

С декабря 2008 года по июнь 2009 года Хасан написал Авлаки около двадцати электронных писем, задавая вопросы о допустимости для мусульманина служить в иностранной армии и об условиях ведения джихада. Он стал радикалом, наслушавшись рассказов солдат, вернувшихся из Ирака и Афганистана. Имама он слышал в 2001 году в мечети в Фолс-Черч, Вирджиния, и явно был от него в восторге[139].

В одном из электронных писем он выражал надежду на встречу с Авлаки в раю, где они смогут побеседовать за бокалом безалкогольного вина. Перехваченные электронные письма изучали две опергруппы ФБР и не нашли оснований для предъявления обвинения Хасану, сочтя сообщения входящими в сферу законных интересов и исследований армейского психиатра[140].

Утром 6 ноября 2009 года эти письма предстали в совершенно ином свете. Федеральные агентства начали лихорадочный поиск других американцев, переписывавшихся с Авлаки, прочесывая базы данных перехватов.

В конце концов, меня не удивило, что кто-то из корреспондентов Авлаки совершил теракт. Этого следовало ожидать, поскольку взгляды имама становились все радикальнее. И Авлаки тотчас прославил атаку Хасана. Через четыре дня после теракта в Форт-Худ имам написал на своем сайте: «Нидал Хасан — герой. Он человек совестливый, не вынесший противоречия между исламским вероисповеданием и службой в армии, сражающейся против мусульман».

«США ведут войну против терроризма, но на самом деле эта война против ислама. В две мусульманские страны американская армия вторгалась напрямую, а в остальные косвенно, руками своих марионеток», — добавил Авлаки. И призвал других мусульман Америки следовать примеру Хасана.

«А еще подвиг брата Нидаля показывает дилемму американской мусульманской общины. Ее представителей все чаще загоняют в безвыходное положение, заставляя предавать или ислам, или страну»[141].

Я сам наблюдал, как Авлаки обхаживал западных последователей. В марте я организовал для сбора средств тайную конференцию по Skype с группой пакистанских сторонников в Рочдейле. Среди них было несколько врачей, желавших финансово помочь делу джихада. Они прислушивались к уверенным ответам Авлаки по различным религиозным вопросам. Ради укрепления моего авторитета в радикальной среде затею благословила английская контрразведка, но при условии, что средства до имама не дойдут.

Запись конференции у меня сохранилась. В сборе средств Авлаки не уступал американским политикам:

«Враг угнетает мусульман. Каждый брат и сестра должны поступать в соответствии Хак [истиной]… если Аллах благословил вас богатством, вы должны поддерживать борьбу ислама, независимо от того, говорим мы о Сомали, Афганистане или Ираке… а не просто сидеть на обочине и смотреть».

«Когда дело касается Йемена, о нем — поскольку он не в новостях — забывают, поэтому я настойчиво прошу каждого брата, кто может, помочь».

Однако теперь — превознося Нидала Хасана — Авлаки не мог не понимать, что перешел Рубикон. Я подозревал, что не пройдет и пары часов, как меня пригласят на новую встречу. И хотя я с нетерпением ждал выходных с детьми, пришлось смириться с неизбежным.

Я сказал Фадие, что мне может понадобиться съездить в Данию.

— Мама неважно себя чувствует, — сказал я, не придумав ничего лучше.

Когда я приехал в отель в Копенгагене, где была назначена встреча, Джед был просто комок нервной энергии.

— Авлаки пора устранять, — с порога заявил он.

— То есть арестовывать? — зная, что он имеет в виду противоположное.

— Ну, я не думаю.

ЦРУ хотело использовать собранную мной информацию для устранения человека, одобрившего и прославившего теракт против американских граждан. Перчатка брошена.

Я был не единственным подходом к имаму, разведка разрабатывала и другие источники, а правительство Йемена усилило давление на тех, кто сотрудничал с новым лидером боевиков. Однако мои контакты с Авлаки были иного рода. Я понял, что по мере активизации западной разведкой поисков имама круг его доверенных лиц будет сужаться. И, скорее всего, я — один из немногих, кто в нем останется.

Всего шесть недель спустя после Форт-Худа военные корабли ВМС США в Аденском заливе выпустили крылатые ракеты по предполагаемым тренировочным лагерям «Аль-Каиды» в Йемене. Своим заявлением власти Йемена попытались смягчить возмущение общественности американскими военными действиями на йеменской территории. В нем говорилось, что убиты 34 боевика «Аль-Каиды», в том числе командиры среднего звена[142].

Но удар стал провалом разведки, вновь продемонстрировав трудности точного наведения на цель без агентуры. Крылатые ракеты разрушили бедуинскую деревню[143], где остановились боевики «Аль-Каиды» и около дюжины других бойцов. Местные чиновники заявили, что среди почти 60 погибших в результате удара было много женщин и детей[144].

«Американцы только что забили потрясающий гол в свои ворота», — написал вскоре после атаки Авлаки[145].

Этот удар нанесли 17 декабря, а ровно неделю спустя была первая попытка устранить Авлаки еще одним ударом крылатых ракет.

Предполагалось, что он будет присутствовать на встрече руководства «Аль-Каиды», где обсуждался ответ на предыдущую атаку[146].

Сначала сообщили, что Авлаки убит[147]. На следующий день — на Рождество 2009 года — я на каникулах в Шотландии смотрел новости, когда получил от близкого к Авлаки боевика племени Абдуллы Мехдара СМС: «Высокий парень в порядке»[148].

28 декабря зашифрованное послание Авлаки подтвердило, что он жив.

«Уф. Черт, рвануло совсем рядом», — писал он мне. Он также предупредил меня не связываться с вождем племени Абдуллой Мехдаром, с которым я подружился три месяца назад, чтобы «не обжечься».

Когда я узнал, что «высокий парень в порядке», авиалайнер рейса 253 авиакомпании «Норт-Вест эйрлайнз» Амстердам — Детройт как раз подлетал к Восточному побережью США. Молодой нигериец — Умар Фарук Абдулмуталлаб — сидел в кресле 19А над крылом и рядом с топливными баками. В полете он минут на 20 ушел в туалет.

Вернувшись, накрылся с головой одеялом и попытался привести в действие взрывное устройство, спрятанное в нижнем белье. Оно не сработало, только загорелись трусы, поскольку некоторые из находившихся на борту[149], то ли вспомнив Ричарда Рида, то ли героизм пассажиров рейса 93 «Юнайтед эйрлайнз» 11 сентября, бросились на него и скрутили[150].

Миссия молодого нигерийца началась в Йемене пять месяцев назад. Туда с учебы в Дубае его заманили сладкие речи Авлаки и одержимость мученичеством. Летом 2009 года он прочесывал мечети Саны в поисках того, кто свел бы его с имамом. В конце концов, кто-то взял у него номер мобильного, и через несколько дней он получил СМС с номером телефона. Абдулмуталлаб удивился, услышав на другом конце голос своего героя, велевший ему для вступления в джихад привести — в письменной форме — доказательства необходимости священной войны.

После написания и отправки сочинения и просьбы о духовном руководстве Абдулмуталлаба привезли в Шабву на рандеву[151] с Авлаки — всего пару дней спустя после моей встречи с имамом.

Абдулмуталлаб сказал проповеднику, что он готов выполнить любое задание, в том числе стать шахидом. Авлаки помог Абдулмуталлабу записать шахидское видео[152]. И сказал ему не летать в Европу прямо из Йемена, чтоб не вызвать подозрений. А его последнее наставление испугало молодого нигерийца: «Не забудь подождать, пока самолет будет над Соединенными Штатами, а потом взорви его».

Лежа после ареста на больничной койке[153], обожженный Абдулмуталлаб подробно рассказал об этих инструкциях агентам ФБР. Полностью его признание стало мне известно позже, но кураторы ясно дали понять, что Авлаки знал о заговоре и принимал в нем участие. Американцам только что удалось избежать еще одной террористической атаки на свою страну, а влияние Авлаки почти сравнялось с авторитетом самого Усамы бен Ладена[154].

Еще тревожнее было утверждение Абдулмуталлаба о том, что Авлаки прямо советовался с мастером АКАП по изготовлению бомб — молодым саудовцем Ибрагимом аль-Асири. Бомбу изготовил аль-Асири. А парой месяцев ранее его же бомбу, содержащую около 100 г мощного взрывчатого вещества и трудно обнаруживаемого белого порошка ниперита, засунули в прямую кишку младшего брата Абдуллы. Мишенью Абдуллы был ответственный за борьбу с терроризмом принц Мухаммед ибн Наиф Аль Сауд, чьи службы безопасности за два года до того изгнали братьев из Саудовской Аравии.

Абдулла сказал саудовским властям, что хочет стать информатором, и ему предоставили аудиенцию с ибн Наифом. Он прошел проверку в аэропорту и все посты охраны. В кабинете взорвал бомбу. Части тела Абдуллы соскабливали с потолка, но самого принца лишь легко ранило. Несмотря на неудачу, брат аль-Асири и товарищи воодушевились. Никогда еще «Аль-Каида» не была так близка к убийству члена королевской семьи Саудовской Аравии[155].

Пока агенты ФБР продолжали интенсивно допрашивать Абдулмуталлаба в Детройте, в нескольких сотнях миль на юг в Вашингтоне, округ Колумбия, сотрудники разведки обратили внимание на спутниковые снимки той деревни, в которой я побывал.

12 января 2010 года коммандос йеменского контртеррористического подразделения тихо высадились в районе Аль-Хоты провинции Шабва[156], куда я приехал в ту ночь в сентябре. Вначале командиры пытались договориться с местными старейшинами о выдаче Авлаки, наверняка считая, что он все еще там, где я указал. Но между спецназовцами и местными произошла перестрелка. Неясно, удалось ли за это время Авлаки бежать.

Но Абдулла Мехдар, командир, в ту сентябрьскую ночь встретивший и проводивший меня до места, сражался до конца, хотя другие бойцы спаслись бегством.

Я получил эту новость через несколько дней от самого Авлаки в зашифрованном письме:

«Помнишь парня, с которым ты остался? Факт подтвержден. Он убит. Некоторое время назад я говорил с ним и просил в случае нападения правительственных войск уйти в горы. Он сказал, что не отступит и будет биться насмерть. Так он и поступил. Их было 20 человек, они сражались с правительственными войсками и уничтожили свыше 6 солдат, а затем отступили перед превосходящими силами. Он отказался и стрелял из своего дома, пока его не убили. Пусть Аллах проклинает их». В следующем письме он добавил, что был с Мехдаром всего за несколько дней до его гибели[157].

В тот же день Андерс — недавно вошедший в команду аналитик датской разведки — сказал мне, что американцы подтвердили, что операцию против Мехдара провели, пользуясь моей информацией[158].

Эта новость сильно расстроила меня. Меня не тронуло устранение Набхана, безжалостного террориста, причастного к убийству десятков мирных жителей. Другое дело Мехдар: уважаемый человек, сражавшийся за свои убеждения и защищавший свою территорию. Он не мечтал о глобальном джихаде, о развязывании бойни на улицах Европы или в небесах над Америкой.

Впервые моя работа двойного агента привела к смерти знакомого. Я вспомнил нашу последнюю встречу, когда шейх, помогая сменить шину на моей взятой напрокат машине, со слезами на глазах сказал мне: «Если мы не встретимся снова, увидимся в раю».

Несколько дней я, парализованный чувством вины, не мог выйти из дома в Бирмингеме. Фадия наверняка подумала, что у меня новый приступ депрессии. Я не мог даже элементарно сходить в магазин. Мрачные мысли преследовали меня, я проклинал себя за наивность и неготовность к подобному развитию событий. Моя работа осведомителем, говоря попросту, убивала людей. И кто должен быть мишенью, меня не спрашивали. Американцы с помощью правительства Йемена создали широкую сеть, и никакого различия между такими людьми, как Мехдар, и такими, как Набхан, не существовало.

Но теперь ставки для меня были слишком высоки, а срочность слишком велика, чтобы долго горевать. Я вспомнил, что один из бойцов отряда Мехдара взорвал себя и южнокорейских туристов в Йемене. Я не знал, какую роль сыграл в теракте Мехдар, но это меня немного утешило.

Через несколько недель после смерти Мехдара Авлаки в записанном видео объявил войну США[159]. «Мы не против американцев просто как американцев, мы против зла. А Америка в целом превратилась в страну зла», — спокойно и демонстративно заявил он.

«Джихад против Америки — мой религиозный долг, как и религиозный долг всех других истинных мусульман».