Идеи времени

Репрессивные меры Николая I сделали противниками его режима как «западников», так и «славянофилов». Первые в начале своей деятельности выражали приверженность к западной культуре и к личной свободе. Многие из них были масонами. Они всё больше обращались к идеям немецких философов Фихте и Гегеля, подтачивавшим основы религии. Подобная линия вместо просвещения должна была привести к хаосу и разрушению, а затем и к кровавой диктатуре. В противоположность такому развитию славянофилы требовали «возвращения к глубинам души нации». Радикальные западники становились фанатическими приверженцами философских теорий, не имевших никакого отношения к человеческой реальности, в то время как славянофилы осуждали западную культуру во всех её проявлениях и тем самым давали выход тёмным разрушительным силам.

Поэт Тютчев предвидел в будущем борьбу Бога с дьяволом, граф Лев Толстой своими собственными религиозными представлениями только ещё больше способствовал душевному смятению. Горький писал однажды, что в теологических воззрениях великого писателя «Бог и Толстой боролись как два медведя, находящиеся в одной и той же берлоге».

Влияние идей Гегеля распространялось день ото дня. Современный автор Биллингтон определил это следующим образом: «Семена этого учения взошли в новых философских кругах, в которых лишённые юмора молодые люди объединились вокруг мрачной магнетической личности». Однако русская душа имеет склонность не только к силе и крайности, она одновременно испытывает страстное стремление к внутренней уравновешенности и душевному миру. Как будто Бог и сатана борются за душу русских[51]. «Великолепная русская литература XIX века осталась бы непонятой без осознания этой глубины». Достоевский, например, изображает не жизнь в России, а многослойность русской души. Эта душа легко даёт себя прельстить надеждами, но постоянно оказывается глубоко обманутой. Основным признаком русского характера и социально-культурной жизни всегда было стремление к простору. В поисках большего пространства, как в буквальном, так и в духовном смысле, толпы странников ходили по стране. Многие из них преодолевали огромные расстояния, чтобы попасть к божьему человеку, к старцу или в какой-то известный монастырь. В своих «Записках охотника» Тургенев упоминает одного странника, который сказал: «Когда ты молча бредёшь или сядешь отдохнуть на землю, тебе кажется, что ты постоянно слышишь нежные шорохи. Вокруг тебя всё жужжит и гудит, щебечет и бормочет, как будто сам Господь говорит с тобой устами своих созданий».

В 1879 году Толстой собирался создать произведение, в котором он хотел представить русского человека как некоторую силу, которая чувствует, как что-то влечёт её в необъятные открытые дали. В противоположность этим миролюбивым исканиям такие писатели, как Герцен и Бакунин, думали, что ответ на требования времени можно найти в разнообразии новых социальных и революционных идей. В кругу таких людей, как Строгановы, подобные крайние воззрения расценивались как интеллектуальные забавы. Их собственное происхождение уходило корнями далеко в русское православное прошлое. Тем не менее они всегда ощущали свою тесную и дружескую связь с Западом. Будучи западноевропейцами и одновременно глубоко русскими людьми, они не придавали какого-либо серьёзного значения этим незрелым интеллектуальным теориям.

Сергей Григорьевич всегда придерживался той точки зрения, что за чрезмерную жестокость или применение силы со временем придётся расплачиваться. Несмотря на его доводы и возражения, после 1848 года стали прибегать к суровым мерам, чтобы предотвратить «процесс брожения»: студентам больше не разрешалось ездить на учёбу за границу, философия как учебная дисциплина была исключена из преподавания, цензура и некоторые другие ограничения были усилены.

Тем самым Николай I разрушил «возможность политических преобразований», которыми характеризовался период правления Александра[52]. Какими бы разумными ни казались некоторые из принятых им мер, господствовало чувство, что двери прогрессу отныне закрыты.

После подавления новых идей орудием мести для наиболее глубоко разочаровавшихся послужил тезис Гегеля о том, что «полное разрушение предшествует полной свободе».

Герцен отвергал в страстном памфлете господство Николая I. Модой того времени стало почти истерическое осмеяние всего русского, по примеру маркиза де Кюстин. Кюстин был выслан из России из-за гомосексуальных эксцессов и больше никогда не был допущен в высший свет. Однако предубеждение против России усиливалось и во Франции, и в Англии, а после Крымской войны и польского восстания прочно там укоренилось.

Оглядываясь назад, трудно найти оправдание Крымской войне. Россия и Турция зашли в тупик в процессе переговоров по поводу священных мест в Палестине. Чтобы оказать давление на султана, Николай ввёл войска в Молдавию, близлежащую турецкую провинцию; он намеревался использовать эту область как ручной заклад. Англия и Франция поддержали Турцию, которая в 1853 году объявила войну; британские и французские военные корабли направились в Чёрное море. Севастополь был осаждён с суши и с моря. В течение двух лет все участники несли большие потери. Русские войска были рассеяны по всей империи и не в состоянии были оказать достаточно сильное сопротивление в каком-либо одном месте. Несмотря на героическую защиту Севастополя, графиня Нессельроде очень метко заметила: «Наращивание русской мощи рассматривалось западными соседями России как непростительное отсутствие хороших манер. Они ей этого никогда не простили». Тот факт, что в период господства Николая I русская литература пережила новый расцвет, умышленно умалчивался, точно так же, как и глубокая озабоченность царя и его современников в связи с возникавшими задачами. Если они и не отваживались провести коренные реформы, то они их, во всяком случае, тщательно подготовили.

Ещё в 1843 году в Россию был приглашён барон Август фон Гакстхаузен, специалист по сельскому хозяйству Пруссии, чтобы составить обзор о состоянии сельского хозяйства и промышленности в России по сравнению с его собственной страной. Он предпринял, не встречая никакого противодействия со стороны официальных лиц, продолжительные поездки по стране и опубликовал позднее подробное исследование «Внутренняя обстановка, национальная жизнь и сельскохозяйственные учреждения в России». Он писал среди прочего: «В Сибири крепостное право запрещено, его там никогда не было… Россия продолжает оставаться патриархальной страной, её обычаи и нравы скромны и просты. Это старая Россия с её сердечным гостеприимством и готовностью оказать помощь соседу… Условия работы на вновь построенных фабриках повсеместно лучше, чем в Западной Европе. Поскольку основная масса рабочих из деревни, они проводят только часть своего рабочего времени на фабрике, так как работодатели берут на себя обязательство предоставлять им многонедельный отпуск для того, чтобы они, особенно на пасху и во время уборки урожая, могли возвращаться к своим семьям. Этим можно объяснить их здоровый вид и их жизнерадостность…»

Несмотря на то, что Николай I вошёл в историю как жестокий и беспощадный тиран с «оловянно-серыми глазами», все из близкостоящих к нему людей были его верными приверженцами. Он даже считался известной и широко популярной фигурой среди общественности, поскольку часто ездил, как это было заведено у его предков, в экипаже без охраны. После убийства Александра II этот обычай вряд ли ещё можно было сохранить. Цари всё больше уединялись и постепенно теряли личное общение со своими подданными.

Незадолго до смерти Николая I с Соединёнными Штатами была достигнута договорённость о продаже Аляски. Царь прекрасно понимал, какими богатствами обладает Аляска и какие возможности откроются перед ней в будущем, однако он считал, что Российская Империя, включая Сибирь, уже и так простирается достаточно далеко и что полуостров Аляска мог бы стать причиной войны с Америкой. И поэтому он благоразумно отказался от этой земли. Договорились о символической сумме в один миллион долларов, и, чтобы даже внешне показать, что это была не коммерческая сделка в полном смысле этого слова, на вырученные деньги был покрыт золотом купол Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге. В то время как западные державы с пристальным вниманием наблюдали за переговорами по поводу продажи Аляски, граф Муравьёв без лишней огласки присоединил к России пустынную местность северо-западнее Китая, по размеру равную Франции, с низовьем важнейшей в этом районе реки Амур. Затем Южный Сахалин был обменян с японцами на Курильские острова, Россия в результате получила незамерзающий порт (Порт-Артур). Это можно было в какой-то степени рассматривать как компенсацию за Парижский мир (1856), который означал окончание Крымской войны и конец союзнической интервенции в России, однако русский флот был заперт в Чёрном море. Англичане, хотя и попытались предотвратить нежелательный для себя ход событий, высадившись на полуострове Камчатка, тем не менее были разбиты, а британский адмирал покончил жизнь самоубийством.